Работа. Маленький незнакомец Моим родителям, Мэри и Рону, и сестре Деборе
 Скачать 0.6 Mb.
|
|
Бетти уверяет, что на остановке ждала автобуса, когда две приличные дамы — одна пожилая, миссис Шарп, и другая помоложе, ее дочь, старая дева Мэрион, — предложили ее подвезти. Они привезли ее в свой дом, накормили едой, в которую было подсыпано снотворное, и стали уговаривать поступить к ним служанкой. Бетти отказалась, и тогда женщины заперли ее в мансарде, где продолжали улещивать, запугивать и бить, но в один прекрасный день ей, вконец измученной, удалось бежать. Поскольку она слыла девушкой честной и, главное, подкрепляла свой рассказ детальным знанием планировки уединенной усадьбы Франчайз, полиция серьезно отнеслась к ее заявлению: мать и дочь Шарп обвинили в похищении человека. Обескураженные женщины обратились за помощью к местному адвокату — тихоне Роберту Блэру. В романе повествование ведется от его лица, сюжет следует за его неустанными попытками обелить семейство Шарп. Как и дело Каннинг, история Бетти Кейн становится всенародной сенсацией. Ее подхватывает злобная утренняя газетенка, общественное мнение непоколебимо на стороне пострадавшей девицы, обедневших аристократок Шарп величают не иначе как зарвавшейся знатью. Стены усадьбы испещрены надписями «фашистки», оголтелая толпа бьет камнями окна. Роберт пытается опровергнуть показания девушки, чья репутация неуязвима. Лишь в самый последний момент, когда дело доходит до суда, мы узнаем правду о ее исчезновении. Военная сирота, Бетти взревновала горячо любимого сводного брата, объявившего о своей помолвке. История о похищении и заточении была чистой воды выдумкой, предназначенной скрыть то, что в кафе Бетти «подцепила» коммивояжера, с которым под видом его жены укатила в Копенгаген. Отлупила девицу подлинная жена торговца, застукав ее в постели собственного мужа. Невероятно точное знание планировки Франчайза было почерпнуто весьма прозаическим способом: с верхней площадки омнибуса открывался великолепный обзор дома. Что ж, пересказ истории Элизабет Каннинг кое в чем просто восхитителен. «Франчайзское дело» — изобретательный детективный роман, где есть преступление без трупа, где жертва — само правосудие, а главное оружие — невежество, предвзятость и легкомысленная журналистика. В книге великолепно создана необходимая загадочность, дело против Шарпов выстроено так, что не подкопаешься, а сами они вместе с их спасителем Робертом — любопытные, отделанные персонажи. Все это позволило роману завоевать популярность среди читателей детективной литературы и любовь ее авторов. Он неизменно появляется в списке лучших детективных историй (скажем, в 1990 году роман занял одиннадцатое место среди ста лучших детективных произведений всех времен по версии Ассоциации писателей детективов, а первое место было отдано «Дочери времени»), его неоднократно экранизировали в кино и на телевидении, инсценировали для радио. Впервые я столкнулась с «Франчайзским делом» еще в детстве, когда в субботней телепрограмме увидела фильм, снятый в 1951 году. Много позже, когда память об этой истории поистерлась, моя приятельница, поклонница детективной литературы, дала мне прочесть книгу, которая была частью ее старинной коллекции: издания «Пингвина» с зелеными корешками и «Пана» в старинных суперобложках. Приятельница уверяла, что это лучший из когда-либо написанных детективов. Книга, захватившая меня с первых страниц, понудила к размышлениям. Затворницы мать и дочь, девушка с невинным личиком и ее странная, но убедительная история о том, как ее заманили в уединенный дом, раздели до исподнего, заперли в мансарде, а потом высекли арапником, — в этом есть что-то весьма необычное, думала я, некий психологический выверт, который до последней страницы заставит теряться в догадках. В романе почти сразу возникают странности. Шарпы — тяжелые, «неудобные» личности, которых в общине не очень-то любят. Мэрион обратилась за помощью к Роберту именно потому, что ей нужен совет, как она выражается, «человека нашего сорта», — и впрямь, адвокат быстро и уверенно принимает ее сторону благодаря проявлениям светскости, подмеченным в этих женщинах: невзирая на стесненность в средствах (обстановка в доме изящная, но потрепанная), они потчуют его «восхитительным» хересом. И наоборот, Бетти не получает ни единого шанса завоевать адвокатские или наши симпатии. Ее появление в романе в школьной накидке и туфельках на низком каблуке поначалу выглядит интригующим: «обычная девочка, какую не приметишь в строю учеников». Но далее с каждым абзацем возникают сомнения в ее характере. «Она девственница?» — в присутствии пятнадцатилетней героини прямо спрашивает миссис Шарп. А чуть позже нас вместе с Робертом встревожит «безудержное ликование», промелькнувшее на лице Бетти после того, как подтвердилась какая-то мелочь в ее показаниях: «жестокая первобытная радость исказила лицо скромной школьницы, составлявшей гордость учителей и наставников». Иными словами, если загадка истории восемнадцатого века лишь в том, кто говорит правду — Элизабет Каннинг или ее предполагаемые похитители, — то во «Франчайзском деле» сомнения рассказчика моментально рассеиваются. Здесь загадкой становится сама Бетти, а главными вопросами — зачем ей понадобились ложные обвинения и как она сумела их обосновать. Усилия Роберта добыть факты, скрытые за месячным отсутствием девушки, по мере расширения контекста лишь укрепляют уверенность в ее вине. Скажем, адвокат отправляется на родину Бетти, чтобы больше узнать о ее покойных родителях, и выясняет, что миссис Кейн слыла «плохой матерью и женой», любила «пошалить» с солдатами и в принудительную эвакуацию охотно сбыла дочку с рук. Он посещает дом в «захолустье» грязных улочек, где Бетти скрывалась во время своего исчезновения, и от ее тетки, шумно прихлебывающей чай, узнает, что на летних каникулах развлечения девочки состояли в катанье на автобусе и одиноких походах в кино. Такие детали, как непутевая мать, нечистота, чай, автобусы, столь же определенно помещают Бетти в ряды рабочего класса, сколь обшарпанная мебель стиля хепплуайт и великолепный херес относят Шарпов к категории обедневшего дворянства. Пожалуй, это неудивительно для произведения того времени и подобного жанра. В классических британских детективах сильна консервативная жилка, и во «Франчайзском деле» Тей ничуть не скрывает свою нелюбовь к целям, по которым ведет прицельный огонь: французские фильмы, беженцы, профсоюзы, либеральные газеты, ирландские республиканцы, беспечные собачники… Но от враждебности к Бетти, какой проникнут роман, даже оторопь берет. Первоначальная неприязнь Роберта переходит в затаенную ненависть, которую разделяют сочувствующие персонажи, и вскоре авторское отношение к героине приближается к садизму. Мэрион «смакует» мысль о том, что Бетти «измордовали до полусмерти». Невил, младший партнер Роберта, желает «поистязать» ее или хотя бы «раскровянить ей рожу». Сам Роберт намерен «в суде публично ее оголить, сорвав с нее тряпье притворства». Безусловно, это ему по силам. Развязка романа подтверждает циничную правоту среднего класса: с Бетти сорвана личина школьницы, и она предстает маленькой злобной нимфоманкой, под стать своей матери. В финале она получает заслуженную порку, и даже исполнительница наказания инстинктивно чувствует к ней неприязнь: «от этой шлюшки прям с души воротит». После первого прочтения книга смутила и озадачила. И вновь потрясла меня через несколько лет, когда я собирала материалы сороковых годов для своего романа «Ночной дозор». Однако теперь в жестокости книги замаячил какой-то смысл, она уже казалась менее странной и шальной, и я положила ее в стопку отобранных документов того времени. Я начала понимать, насколько точно Тей приспособила историю Каннинг к послевоенным тревогам консервативного среднего класса, как густо роман пропитан особым страхом перед «проблемой детской и подростковой преступности». Мало кто из его первых читателей слышал о деле Элизабет Каннинг. Однако история Бетти Кейн наверняка напомнила им о другой Элизабет — восемнадцатилетней официантке закусочной Элизабет Джонс, мечтавшей стать стриптизершей. В октябре 1944 года она познакомилась с американским дезертиром; шесть дней они куролесили, воровали и грабили, а закончилось все убийством таксиста. Над этим делом, которое получило известность как «Убийство с ямочкой на подбородке» (у таксиста была такая ямочка), Джордж Оруэлл размышляет в эссе «Упадок английского убийства», написанном в 1946 году. На его взгляд, данное дело ясно отражает тенденцию к тому, что ныне убийство становится результатом морального распада и духовного убожества, тогда как в процветающие времена отравителей вроде доктора Криппена и миссис Мэйбрик оно было частью рассчитанного движения к респектабельности. «Да, — пишет Оруэлл, — вся эта бессмысленная история с ее атмосферой танцзалов, кинотеатров, дешевых духов, вымышленных имен и угнанных машин весьма типична для военного времени». Он также подмечает, что «оскотинивание как результат войны», видимо, добавило ярости в общественное негодование, выплеснувшееся после того, как Джонс получила тюремный срок, а ее подельника повесили. (Стены ее дома в Ните пестрели надписями «Вздернуть ее!» и рисунками виселицы с болтающейся человеческой фигурой.) Мне кажется, распаленная войной жестокость в преступлениях Джонс и общественном отклике на них нашла свое отражение во «Франчайзском деле». Подобно Элизабет Джонс, Бетти Кейн пребывает в лихорадочном возбуждении, ибо воплощает собой средоточие гендерных, сексуальных и классовых проблем, сильно взбаламученных войной. В романе пятнадцатилетняя Бетти представлена опасной пороговой личностью, способной сойти за школьницу, если на ней ученическая форма, и за шлюху, если подкрасится помадой. (Джонс производила подобное впечатление: «Она миловидна и в школе пользовалась успехом» — записала в своем дневнике удивленная Вера Ходжсон, после того как в газетах появилась статья о преступнице и ее фото.) Для Бетти время ее исчезновения тоже пороговое: она избавилась от надзора школы, но еще не подчинилась установлениям работы. Ее свобода чрезвычайно вредна хотя бы потому, что пока она бесцельно тратит время, катаясь в автобусах и шляясь по киношкам; отчаянно нуждающийся в слугах Франчайз буквально разваливается на части, а Мэрион недопустимо гробится в домашней работе. «Постыдно, когда такая женщина расходует свою жизненную энергию на рутину», — цедит Невил. Автор подразумевает, что рутина — полноправный удел Бетти, и лихо это использует в ее выдумке: дескать, Шарпы улещивали ее на службу у них. В мнимом заточении в мансарде девица получает «кучу простыней», которые нужно подшить. «Нет работы — нет еды», — уведомляет злобная миссис Шарп. Но для этой послевоенной девицы служба домработницей сродни ужасу из сказки братьев Гримм и отвратительна ей, как целомудренной Элизабет Каннинг из восемнадцатого века мерзка проституция. В сороковые годы внезапно возникла реальная проблема с наймом служанок: военные тяготы и общие перемены в женской занятости увели работниц из домов знати, ибо служба от сих до сих на фабриках и в конторах сулила большее жалованье и независимость. Франчайз являет собой макет обветшалых особняков вроде Аппарка в Суссексе, о котором в своих дневниках пишет историк архитектуры Джеймс Лиз-Милн: после войны там «не имелось слуг вообще» и его аристократические владельцы потчевали гостей обедами в цокольном этаже, а семидесятипятилетняя леди Мэссингберд, хозяйка Ганби-Холла в Линкольншире, по утрам, «стоя на четвереньках», собственноручно драила лестницу. Думаю, трудно недооценить воздействие подобного на людей, которые воспринимали слуг как должное и чье ощущение собственного «я» было неразрывно связано с возможностью приказывать. Им, еще не оправившимся от послевоенных выборов, в результате которых правительство Черчилля было сброшено, а к власти пришли социалисты, Британия конца сороковых казалась непостижимой и враждебной. Лиз-Милн цитирует Иэна Анструтера, который в августе 1947 года вернулся из Вашингтона и был поражен тем, что «впервые в истории Британии высший класс никому не нужен»: «Нынче аристократом быть невыгодно». Популярные писатели, похоже, с ним согласились. В романе Барбары Нобл «Дорин» (1946) представитель среднего класса Джеффри Осборн говорит своей бездетной жене Хелен: «Наш вид вымирает, мы стерилизованные особи»; в «Частном предприятии» (1947) Анджелы Тиркелл некогда милые обитатели Барсетшира превращаются в «самодовольных невежественных уродов», новое лейбористское правительство замышляет «уморить верхушку среднего класса», а обнищавшие помещики с тоской вспоминают об утраченных былых удобствах. Вот на такой почти апокалипсической смеси из утрат, неистовой злобы и опасностей покоится консервативная программа «Франчайзского дела». Для Тей Бетти Кейн воплощает все самое плохое в послевоенной жизни, и неудивительно, что страсти, разожженные ею в романе, несоразмерны с ее авторским присутствием. Наверное, нет ничего странного и в том, что после прочтения книги Тей надолго засела в моей голове. Я поймала себя на том, что все еще думаю о ней, даже закончив «Ночной дозор», в котором затронула влияние войны на сексуальность и отношения полов. Я задумывала еще один роман о сороковых годах, в котором собиралась исследовать трансформацию классовых отношений за десять лет, и мне казалось, что история Бетти Кейн может послужить отправной точкой. Ведь если взглянуть беспристрастно, ее жизнь достойна сожаления: равнодушная мать, сиротское детство, «невероятный красавчик» сводный брат Лесли, чья помолвка ее так огорчает, а вдобавок ко всему раннее созревание, благодаря которому в пятнадцать лет она «снимает» женатого мужчину и выдает себя за его жену. Желчный взгляд нетерпимой Тей не желает признать эти горькие факты, но мне всегда было интересно, что сказала бы сама Бетти, если б ей позволили заговорить своим голосом. В какой-то момент я серьезно подумывала о том, чтобы написать книгу, которая переплелась бы с «Франчайзским делом» и рассказала его предысторию. Потом я решила наново переписать этот роман. В конце концов, он и сам — пересказ древней истории, в которой автор весьма своевольно обошелся с прототипом из восемнадцатого века. Что, если Мэрион с матерью вправду похитили Бетти, раздели до исподнего и отходили арапником? — слегка неуемно фантазировала я. Какая книга из этого выйдет? Однако я думала не столько о самой Бетти, сколько об угрозе, какую она, по воле Тей, олицетворяет. Роман «Франчайзское дело» являет собой сгусток фобий, в чем-то он даже истерическое произведение. Сейчас мне кажется, что где-то в этой истерии и скрывался зародыш моей очередной книги. Я бесконечно прокручивала в голове эту историю, и наконец в ее ткани протерлась дырочка, сквозь которую просочился новый, совершенно самостоятельный текст. Я увидела обветшалый сельский дом, роскошнее Франчайза, но такой же уединенный. В моем воображении возникло увядающее знатное семейство, которое в конце сороковых могло бы жить в таком доме: стареющая миссис Айрес, пленница ускользающего былого стиля жизни, ее почти безнадежно незамужняя дочь и израненный на войне сын. Озорно подмигнув Тей, я снабдила их юной служанкой по имени Бетти и мягким другом — доктором Фарадеем, который запутается в хитросплетениях их истории, набравшей жути и преобразившей его. В довершение я подселила к ним нечто вроде призрака. Его присутствие в доме сомнений не вызывало, хоть я и сама еще не знала, как он себя проявит. Мне казалось, что лишь некое сверхъестественное существо сумеет нагнать такого же страху, каким пропитан роман Тей, и посеять панику в представителях среднего класса послевоенной Британии. В результате «Маленький незнакомец» получился не таким, как я его задумывала, — это совсем иной роман, по-своему напряженный и будоражащий. Но мне кажется, что под гладью его слов всегда будет проскальзывать легкая тень «Франчайзского дела», как сквозь текст романа Тей маячит история Элизабет Каннинг. «Гардиан» 30 мая 2009 Примечания 1 День империи — национальный праздник, отмечавшийся с 1903-го по 1958 г. в день рождения королевы Виктории (1819–1901) 24 мая. В 1958 г. его заменил День Содружества; с 1966 г. в первой половине июня отмечается официальный (не совпадающий с фактическим) День рождения монарха. (Здесь и далее примеч. перев.) 2 Мочальная ярмарка — семисотлетняя английская традиция, до сей поры сохранившаяся в некоторых городах (Банбери, Стратфорд-на-Эйвоне, Уорик и других). Первоначально ярмарка была биржей по найму работников, которая ежегодно проводилась в октябре в День святого Михаила. Работники держали в руках символ своего ремесла, а те, кто не обладал специальными навыками, надевали шляпу из мочала — отсюда и название ярмарки. Нанятые работники прятали свои символы, украшали себя цветными лентами — знак, что они получили работу, — и отправлялись в съестные и питейные ряды гулять на задаток, выданный новым хозяином. 3 Дик Уиттингтон — герой английской сказки. Оказавшись в Лондоне без гроша в кармане, он чуть не умер с голода, но его взял в услужение богатый купец, в доме которого водились крысы и мыши. Дик купил кошку. Вскоре купец отправил корабль к берегам Африки. Слуги могли попытать счастья в торговых делах и тоже послать что-нибудь на продажу. Дик отдал кошку. В Африке ее выгодно продали маврам, страдавшим от засилья крыс. Дик разбогател, женился на дочке купца и стал мэром Лондона. 4 Patient (англ.) — 1) пациент; 2) терпеливый. 5 Королева Александра (1844–1925) — датская принцесса, ставшая королевой Великобритании (1901–1910) и императрицей Индии; с 1910 г. — вдовствующая королева. 6 Джорджетт Хейер (1902–1974) — английская писательница, автор детективных и исторических любовных романов. 7 Карточная система в Великобритании, введенная в начале Второй мировой войны и полностью отмененная в 1954 г., предусматривала набор баллов для покупки продуктов и вещей. 8 Браммаджем — Бирмингем в произношении местных жителей. 9 «Москито» — скоростной высотный истребитель-бомбардировщик британской фирмы «Де Хэвиленд», выпускался в 1940–1950 гг. 10 Baker (англ.) — пекарь. 11 Роберт Геррик (1591–1674) — английский поэт, представитель группы «поэтов-кавалеров». Строфа из его стихотворения «К Филлис, люби меня и будь со мной» (перевод А. Лукьянова). 12 Строчка из шуточного стихотворения-страшилки «История про Августа, который не хотел есть суп» Генриха Гофмана (1809–1894). Крепыш Август отказался от супа; на другой день он сильно побледнел, но снова отказался. На третий день он захворал, но суп не ел. На четвертый день он исхудал как нитка и весил не больше кусочка сахара, но продолжал упрямиться. На пятый день Август умер. Серия стихов-страшилок детского врача Генриха Гофмана объединена в сборник «Штрувельпетер» (Лохматый Петер — немецкий аналог русского Степки-растрепки). 13 Клемент Ричард Эттли (1883–1967) — английский государственный деятель, в 1945–1951 гг. премьер-министр Великобритании. 14 Гай Фокс (1570–1606) — наиболее активный участник неудавшегося Порохового заговора (5 ноября 1605 г.) против короля Якова I и парламента; ему было поручено зажечь фитиль, ведущий к набитому порохом помещению под Палатой лордов. До сих пор в годовщину заговора сжигают его чучело. 15 «Пол Джонс» — общий танец с переменой музыки (вальс, фокстрот и другие) и партнера. Основное правило — нельзя отказываться от приглашения, цель — потанцевать с наибольшим числом партнеров. В центре зала оставляют пятачок для «потерявшихся» — танцоров, не нашедших себе пару. 16 Битва при Эджхилле (23 октября 1642 г.) — первое сражение английской Гражданской войны между «круглоголовыми» (граф Эссекс) и «кавалерами» (принц Руперт) за контроль над Оксфордом — резиденцией короля Карла I. Несмотря на чудовищные потери, ни одна из сторон решительного успеха не добилась. Существует легенда: осенним днем 1643 г. три пастуха погнали овечью отару к Эджхиллу. На вершине холма они услышали бой барабанов, крики и звон стали. В воздухе разразилась ожесточенная битва. Сотни всадников пронзали друг друга клинками, пушки изрыгали клубы густого черного дыма, стреляли мушкеты. То были призраки, сквозь их тела светило солнце. Мертвые вернулись, чтобы снова сражаться. 17 Элизабет Барретт Браунинг, урожденная Моултон (1806–1861) — английская поэтесса, мастер интимной лирики, жена поэта Роберта Браунинга. 18 Шарлотта Мью (1869–1928) — английская поэтесса, в чьем творчестве нашли отражение викторианский и модернистский стили. 19 Эмили Элизабет Дикинсон (1830–1886) — американская поэтесса, при жизни опубликовала менее десяти стихотворений из тысячи восьмисот написанных. Ее стихи не имеют аналогов в современной ей поэзии: короткие строчки, названия, как правило, отсутствуют, необычная пунктуация, использование заглавных букв. Многие ее стихи пронизаны мотивом смерти и бессмертия. 20 Альфред Теннисон (1809–1892) — знаменитый английский поэт, носивший титул поэта-лауреата. Его творчеству свойственны глубокий лиризм, умение воссоздать красоты английского пейзажа, стих его мелодичен и колоритен. 21 Веста Тилли — сценический псевдоним популярной эстрадной актрисы Матильды Элис Паулс (1864–1952), часто выступавшей в мужском образе. 22 Эдмонд Гёрни (1847–1888) — английский психолог, один из основателей Общества психических исследований (ОПИ) и авторов книги «Фантомы сущего». 23 Фредерик У. Майерс (1843–1901) — британский поэт, эссеист, филолог и философ; активист первой волны спиритуализма и один из основателей ОПИ, членом которого был Артур Конан Дойль. Книга Майерса «Человеческая личность и ее жизнь после смерти тела» (1903) считается классикой спиритуалистской литературы. 24 Начальная строчка стихотворения «Полуночный мороз» Сэмюэла Кольриджа (1772–1834), английского поэта-романтика. Перевод М. Лозинского. 25 Самоубийство (лат.). |