Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [.. Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела

• Название: Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела
• Дата: 09.08.2022
• Размер: 1.55 Mb.
• Имя файла: Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [..rtf
• Тип: Документы; #642926
• страница: 13 из 38

Тело и идентичность

Тело часто является индикатором прогресса в развитии личности: подросший младенец говорит (человек говорит и при помощи тела) и умеет ходить, пубертат заявляет о себе сексуальными изменениями тела, менопауза и мужской климакс вынуждают к тому, чтобы принять наступающую старость и, в конечном счете, принять смерть. Телесное агирование, инсценировки тела и сами по себе действия тела, проявляющиеся, например, в виде болезней, имеющих психологические причины, часто встречаются в эти кризисные фазы жизни. Неопределенность идентичности, особенно в подростковом возрасте (но и в любом другом «пороговом возрасте»), устраняется с помощью конструирования или изменения определенных качеств тела и его атрибутов. Если они будут «в порядке», будут идеальными или будут соответствовать представлениям человека, тогда все в порядке будет и с ощущением собственной ценности. Принцип заключается в том, что агирование, а значит, изменение тела, должно замещающим образом символически преодолеть кризис, на который человек не может оказывать влияния. Страдающая анорексией девушка‑подросток держит под контролем свой вес и поэтому чувствует себя сильной, несмотря на то, что перед лицом предстоящей ей жизни, с которой она не знает, как справиться, она должна томиться от страха, стыда и чувства вины. И 50‑летняя женщина, которая занимается подтяжкой кожи на своем лице, обретает чувство юношеской свежести, с которым она может отставить в сторону мысли о старости и смерти. Если человек не в состоянии принять свое бытие таким, какое оно есть в следующих один за другим периодах жизни, то посредством манипуляций с телом он обретает иллюзию, будто он преодолел чувство бессилия и страха стать ничем и необходимостью однажды умереть. И это происходит особенно тогда, когда ему не хватает естественной принадлежности к обществу, которое преобразовывает его индивидуальные страхи и амбивалентности в общественные коллективные ритуалы и которое его принимает, и когда у него вдобавок нет больше того бога, чьей воле он может перепоручить свою жизнь. При этом человек преобразовывал свое тело с незапамятных времен и всегда делал это с целью обретения надежной идентичности, чтобы утвердиться в том, кем он является: мужчиной или женщиной, воином или шаманом, к какой группе принадлежит. Модификации и манипуляции с телом относятся к таким аспектам человеческого бытия, как вина, стыд, необходимость работать и знание о смерти. Но контекст телесного агирования может быть разным:

1. У «примитивных народов» это входит в традиции той группы, к которой человек принадлежит, т. е. требуется обществом или конформно ему.

2. Агирование может быть бунтом против общественных традиций и норм, при помощи которых большинство подгрупп воинственно устанавливают свои границы: вспомните длинные волосы «поколения 68‑го» или прически панков. Тело бунтующего подростка – носитель знака, оно сообщает протест против конвенций родительского поколения. Как правило, артефакты тела обеспечивают только временную идентичность посредством протеста и утрачивают эту функцию во взрослой жизни.

3. При помощи патологического, деструктивного агирования «Я» делает собственное тело объектом своего стремления к власти и своей агрессии. Агирование навязчиво, это не игра и не эксперимент. Оно имеет суррогатный характер и не достигает своей цели (в отличие от первых двух типов). Как и в случае с зависимостями, эти действия необходимо постоянно повторять, они не приводят к новой идентичности в своем спиралевидном развитии.
Я вижу здесь отчетливую параллель с употреблением галлюциногенных препаратов: его можно дифференцировать как часть религиозного ритуала коллектива в шаманских культурах, как подростковый бунт в нашем обществе и как патологическую зависимость.

В дальнейшем я обращусь к различным областям тела и попытаюсь сравнить их функции – социальные и индивидуальные, подобно тому как Фрейд писал о «некоторых сходствах в психической жизни дикарей и невротиков» (Freud, 1912–1913, подзаголовок «Тотема и табу»).

Ритуалы инициации

Эти ритуалы также называются ритуалами перехода, rites de passage, как их обозначил ван Геннеп (van Gennep, 1909), и это очень меткое выражение, так как всякий раз речь идет о переходе с одной жизненной стадии на следующую. В представлении многих культур человек до своего рождения находился вне жизни, например, в земле (в землю он и вернется) или в других сферах. У первобытных народов центральное значение имеет подростковый возраст, порог взросления, поэтому инициация в узком смысле – принятие в социальную группу взрослых, связанное с отделением и новым определением. Ван Геннеп описал трехфазное течение ритуала: отделение от старой идентичности, переход и, наконец, присоединение к группе. Каждый шаг связан с определенными действиями в отношении тела. Другие ступени развития – свадьба, рождение ребенка и, в конце концов, смерть, которая в западной мифологии давно воспринимается как переход границы из царства жизни в царство теней или рай. Возвратимся к моменту начала жизни: многие первобытные народы воспринимают ребенка как «чужого» (там же, S. 56 и далее), который «не может родиться, не получив прежде одобрения всех присутствующих». Как чужак, он должен сначала отделиться от своего прежнего мифического окружения, поэтому разрезание пуповины часто сопровождается продолжительными празднованиями. Высушенная пуповина сохраняется кем‑то из членов семьи на память или закапывается в тайном месте, как будто это может воспрепятствовать возможному вмешательству злых сил из прошлого. Все ритуалы, в которых что‑то отрезается, – это ритуалы отделения (там же, S. 60). Впрочем, и Фрейд (Freud, 1926d) со временем стал объяснять страх кастрации (в реальности – обрезания) страхом перед отделением, страхом быть оставленным. Первая стрижка имеет то же значение отделения, однако, согласно одному индуистскому обычаю, это и ритуал присоединения, как пишет ван Геннеп (van Gennep, 1909, S. 60), каждая индуистская семья обладает определенным видом стрижки, по которому ее можно узнать и распознать новых членов этой семьи. Кровь, которая течет при обрезании, Вурмсер (Wurmser,2001) объяснил амбивалентностью рождения и смерти, и я к этому вернусь. Наконец, христианское крещение также имеет двойной смысл: омовение тела водой символизирует умывание, т. е. смывание старого, отделение от него, а поскольку вода святая, ребенок получает что‑то новое, обретает новую идентичность в качестве части общества.