Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [.. Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела

• Название: Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела
• Дата: 09.08.2022
• Размер: 1.55 Mb.
• Имя файла: Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [..rtf
• Тип: Документы; #642926
• страница: 21 из 38

Анорексия

Паула Хеттхен

Дюссельдорф, 8 октября 1997

Паулу Хеттхен, которой сейчас 23 года, судят за убийство в окружном суде Дюссельдорфа. 20 октября 1995 года она застрелила своего 37‑летнего любовника Джузеппе Палатини из арбалета, купленного задолго до этого. Это не подлежит сомнению. Тем не менее вопрос о высшей мере наказания обвиняемой далеко не решен, суд разбирается, вменяема ли Паула Хеттхен и насколько ее вменяемость была ограниченна в тот день. <…> Более часа эксперт описывал Паулу Хеттхен как человека, раздираемого противоречиями: с одной стороны, интеллектуальные способности молодой женщины выше среднего, она усердно училась и стремилась к совершенству даже в мелочах, с другой стороны – это наивная девушка, крайне незрелая, иногда даже останавливались на стадии развития предпубертатного ребенка. Это особенно касается сексуальности, сказал психолог: Пауле Хеттхен никогда не разъясняли этот вопрос дома, даже девушкой она отличалось крайней сексуальной необразованностью.

Когда девушка вступила в отношения со своим женатым начальником, который искал у нее телесного удовлетворения с иногда девиантными практиками, по мнению психолога, у Паулы Хеттхен возникла огромная напряженность, вызванная потребностью в отцовской любви, с одной стороны, и нечистой совестью – с другой. Муки совести были вызваны тем, что Палатини был намного старше и женат и у нее были хорошие отношения с женой любовника, сказал психолог. К этому прибавились религиозные чувства. Все вместе это привело к ощущению глубокой безысходности, от которой Паула освободилась, только когда убила подавляющего ее Палатини. Исходя из результатов различных тестов, эксперт не исключает «серьезную психическую аномалию» у ответчика на момент совершения преступления. Эта оценка Паулы Хеттхен стала логическим продолжением описания врача, который лечил ее в 1979 году в возрасте 15 лет ввиду ее психологических проблем. В то время она была в опасном для жизни состоянии в клинике с анорексией, весила всего 34 кг при росте 1,70 м. Когда ее собирались насильно кормить, девочка воткнула себе в грудь маникюрные ножницы, и они прошли всего в двух сантиметрах от сердца. Несмотря на тревожное состояние, 15‑летнюю девочку вскоре отпустили домой: ее родители, оба врачи, хотели отправить дочь на амбулаторную терапию.
Нельзя забывать, какая серьезная агрессия содержится в анорексических расстройствах пищевого поведения. В этом впечатляющем случае собственное тело и материнский объект совпадают в лице любовника, с которым ее связывает незрелая зависимость: так же, как целью агрессии подростка стала собственная грудь подростка, она нацелила оружие на грудь объекта своей любви. Подросток с анорексией направляет свою убийственную агрессию против своего собственного тела, фактически приближаясь к пределу его – и, следовательно, своей смерти, и, как я сказал, в 10–20 случаев анорексии среди подростков они добиваются‑таки летального исхода. Булимичка символически убивает «мать» каждый день, иногда несколько раз в день, когда в панике избавляется от еды в своем теле, материнского субстрата, который превращается в опасного для жизни преследователя.

Подростковый возраст

Расстройства пищевого поведения анорексического типа кажутся мне именно юношеской болезнью. Если предполагать началом этого периода половое созревание, то в первое время у подростка совсем нет нужды в активной диссоциации тела, поскольку тело становится самостоятельным, единолично превращает себя и «Я» в существо сексуальное, не спрашивая «Я» и не нуждаясь в его согласии. Эти изменения, на которые нельзя повлиять, вызывают страх у каждого подростка, и нет человека, который бы в этом возрасте не смотрел на свое меняющееся тело без тревожно‑ипохондрических, дисморфофобных, переживаний. Однако развитая дисморфофобия означает мощный бунт против новой сексуальной идентичности, диктуемой телом, становящегося властным, преследующим, интрузивным объектом, на который человек реагирует параноидной тревогой. По сути, анорексия является дисморфофобическим расстройством, но страх в данном случае вызывает не то, что тело или его части могут быть деформированы или неразвиты, а исключительно масса тела. Девушка словно начинает борьбу с телом, а именно борьбу за власть: в докладе о так называемых «профессиональных» «ана» – сайтах, где молодые женщины с расстройствами пищевого поведения поддерживают друг друга в опасном для жизни голодании²⁸, пострадавшая рассказывает о своем отношении к собственному телу.

Голодать до конца

Бьянка, 20‑летняя девушка, пользователь сайта для анорексичек, поясняет: «Я хочу быть хозяином своего тела. Если я хочу, чтобы после припадка обжорства меня вырвало, а мое тело не позволяет мне, тогда я говорю: «Я контролирую ситуацию, а не мое чертово тело. Я определяю, как хочу выглядеть».
Перед нами очередной вариант поведения «это мое тело!». Можно было бы добавить: «Я хочу, а тело не хочет?! Это мы еще посмотрим!» Это как если бы молодые люди говорили: «Ну, тело, ты хочешь обрести самостоятельность, тогда я отщеплю тебя и предприму встречные меры со своей стороны!» Но что же это за экзистенциальная угроза, вызывающая столь сильный страх? Это как если бы тело очевидным образом сообщало (т. е. ничего не отрицая): «Ребенок теперь – взрослая женщина, хотя у него есть пространство для развития в (для нашего общества) десять лет, скажем, с 14 до 24 лет, но потом все должно свершиться: она должна знать, кто она, чего она хочет в том мире, к которому принадлежит или хочет принадлежать, в котором ее принимают или даже любят, и как она собирается и как сможет сформировать свою идентичность – как женщина, партнер, специалист, а когда‑нибудь и как мать, т. е. как социальное существо с надежным самоощущением!» Это означает отделение от детства, от родителей, от родительского дома и движение в (пока) неизвестную сторону.

Помимо того, что этот важнейший и деликатнейший этап развития всегда содержит определенное количество страха, конечно, возникает вопрос, чем объясняется такая мощная тревога идентичности, настолько огромная, что при определенных обстоятельствах она становится смертельной. Достаточно стабильная девушка, уверенная в себе и сознательная, способна преодолеть страх новой идентичности и пути к ней благодаря здоровому любопытству и исполняющейся потребности в свободе.

Поэтому можно предположить, что развитие ребенка должно быть нарушено в мере, соответствующей тому, насколько сильно проявляется страх идентичности. Конечно, непросто сложить ясное представление о травматизации, депривации и вторжении в доречевой период. В конечном счете остается только наблюдать за текущим поведением реальных матерей пациенток и руководствоваться их воспоминаниями об опыте в семье, чтобы сделать определенные выводы об отношениях в раннем детстве. Поразительно часто матери больных анорексией девушек в ходе семейной терапии или диагностических интервью признаются, что не хотели ребенка, некоторые признаются, что собирались прервать беременность (Willenberg, 1989, S. 178). В важной работе «Нежеланный ребенок и его инстинкт смерти» Ференци (Ferenczi, 1929, S. 252) обнаружил в «анатомически необъяснимых случаях полной потери аппетита и резкого снижения веса» скрытые суицидальные наклонности как «общую психическую тенденцию этих пациентов». Они, как и другие суицидальные пациенты, появились на свет как «нежеланные гости семьи», нелюбовь их матерей «сломала их волю к жизни»²⁹. В терапии и семейных обсуждениях больных анорексией подростков часто обнаруживают себя травмирующие отношения.
Вилленберг обнаружил «82 ясных указаний на раннее нарушение первичных отношений. Об этом говорило открытое неприятие со стороны матери, воспоминание о ранних физических наказаниях, а также тяжелых психических и физических заболеваниях матери в первые годы жизни пациенток, что привело к ранней депривации. Это поддерживает нашу гипотезу о том, что ребенок должен был чувствовать себя в глубочайшей степени неуверенно в «воплощенном», физическом мире и что как можно более скорый выход из этого мира был жизненно необходимым стимулом для развития» (Willenberg, 1989, S. 178 и далее).