Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [.. Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела

• Название: Матиас Хирш Это мое тело и я могу делать с ним что хочу. Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела
• Дата: 09.08.2022
• Размер: 1.55 Mb.
• Имя файла: Хирш Матиас - «Это моё тело… и я могу делать с ним что хочу». [..rtf
• Тип: Документы; #642926
• страница: 20 из 38

Расстройства пищевого поведения

Скарлетт Йоханссон, 21, голливудская звезда, крайне раздражена тем, насколько Голливуд помешан на худобе. Она считает, что массе тела актрис придают слишком большое значение, а бесконечный список предписываемых им диет очень утомителен, сообщает портал Femalefirst. В конце концов, есть гораздо более важные вещи, действительно заслуживающие внимания. Люди хотят говорить не о проблемах геноцида, голода и болезней, а о том, «кто что ест на обед». И все же прекрасная Скарлетт продемонстрировала, как внимательно она следит за своей внешностью – красивые зубы она считает обязательной частью имиджа (Süddeutsche Zeitung, 15–16 июля 2006).
Сегодня люди, которые обращаются за терапевтической помощью, меньше страдают от последствий определенных нерешенных конфликтов (как это было во времена Фрейда), чем от неопределенности касательно широких областей их идентичности, в конечном счете, от базальной тревоги идентичности. С ней можно совладать, проецируя ее на некое место, с которым можно что‑либо сделать, когда уже ничего нельзя поделать с тем, что есть. Что может быть ближе, чем тело, с которым «можно делать что хочешь», после того как в результате диссоциации оно стало своего рода визави, контейнером, куда можно проецировать все пугающее, дурное и неправильное. Но в то время как при истерии, психосоматических и соматоформных расстройствах «Я» становится жертвой тела, тело «действует», как об этом говорит Ференци (Ferenczi, 1985) или «думает», как это сформулировали Бион (цит. по: Meltzer, 1984, S. 79) и Макдугалл (McDougall, 1978, S. 336), сегодня, во времена «осуществимости всего», «Я» делает тело жертвой. Было бы интересно посмотреть, снизилась ли частота обсессивно‑компульсивных расстройств по сравнению с временами Фрейда, ведь так называемое приучение к туалету играет сегодня гораздо меньшую роль, чем это было два поколения назад (сегодня в распоряжении молодых родителей есть такое замечательное американское изобретение, как памперсы), и, возможно, на место озабоченности «чистотой» пришла материнская озабоченность едой, питанием ребенка. Сегодня и она уже не так сильна, как во времена едва переживших голод («Доешь свою тарелку до конца»). Теперь это скорее: «Ешь здоровую пищу, соблюдай режим питания, не будешь сидеть на диете?!» Удивительно, как часто матери повзрослевших детей с расстройствами пищевого поведения по‑прежнему пытаются открыто и прямо вмешиваться в пищевые привычки своих дочерей, особенно упорно навязывая им пищу.

Таким образом, страдающая расстройством пищевого поведения также совершает нечто со своим телом, но особым способом. Анорексичка становится его повелительницей. Она имеет абсолютную власть над своим весом, и, пока она его контролирует, она ощущает себя самодостаточной и сильной. Булимичка ничего не делает непосредственно с телом, но она постоянно держит его и его массу в поле зрения, когда придерживается системы питания, с помощью которой она в высшей степени манипулятивно создает объект, над которым у нее есть абсолютная власть. Страдающая ожирением, с другой стороны, выглядит на фоне того количества власти, которое есть у анорексичек, будто бы лишенной всяческого контроля над питанием и массой тела: все диеты, как правило, рано или поздно оказываются неэффективными. Но все же она делает что‑то, она ест («Человек – это то, что он ест» – Böhme‑Bloem, 2000), и это и есть ее средство контролировать неуверенность в себе, страх идентичности и депрессию, не выпуская их на уровень сознания.

Ожирение

Есть два варианта: либо переедание и наличие избыточного веса достаточны для того, чтобы подавить беспокойство и депрессию, либо же сила опасных чувств и состояний настолько велика, что принимаемые меры оказываются недостаточными. В первом случае настроение и степень уверенность в себе остаются завидно положительными, а изменение образа тела, т. е. ментальной репрезентации собственного тела, не позволяет человеку понять, насколько избыточен его вес. Такие уверенные в себе люди не находят ничего особенного в том, чтобы запихивать свое пышное тело в тесный, вызывающе пестрый свитер и узкие брюки, они не чувствуют, что привлекают особое внимание. Другим недостаточно мощного тела, они страдают от низкой самооценки, стыда и сомнения, но у них теперь есть возможность винить ожирение во всех этих изнурительных чувствах, подменяя причину следствием. Конечно, к терапии прибегают не удовлетворенные, а несчастные.
Госпожа Флиге жалуется на сильные колебания массы тела. Раньше она весила на 10 кг больше, тогда под грудью у нее была мощная жировая складка, а потом уже шел живот. Она фантазировала о том, что в складке была ее мать, она чувствовала отвращение и к матери, и к себе. Потом она сбросила эти 10 кг, затем вес вернулся, но, как ни странно, больше нет ни складки, ни отвращения. Кто знает, куда делся жир, если складка (а точнее – утолщение) не вернулась, во всяком случае, госпожа Флиге за это время достаточно осознала свою мать, чтобы больше не видеть ее лишь в одной части собственного тела, с помощью которой она, замещая этой частью мать, сдерживала чувство отвращения. «Мать», т. е. материнский объект, образ матери, был в теле пациента, это была отнюдь не хорошая мать, но теперь ее сила уменьшилась.
В случае с другой пациенткой, госпожой Зельбах, все иначе.
Она чувствует себя маленькой, маленькой, маленькой, бессильной и потому должна есть. Она совсем не контролирует процесс: когда она ест – она ест. Еда для нее – защита от исчезновения, т. е. нечто положительное, но она чувствует себя плохо из‑за еды и после еды. Ее гложет чувство вины, она ругает себя за вновь проявленную слабость. Она боится, что это чувство бессилия, это состояние окажется безграничным, если она ничего с этим не сделает. С ее отцом в детстве произошел несчастный случай во время верховой езды, он многие годы провел в постели, и процесс роста нарушился, он остался низкорослым, с непропорционально большой головой. С большой энергией и упорством он пробивался в жизни и дослужился до начальника отдела крупной компании. Мать была его сотрудницей, «сельской красавицей», он принудил ее к соитию, практически изнасиловал, после чего они поженились и родилась старшая сестра пациентки. Мать отвергала его, а он не давал ей денег месяцами, пока она не впустила его в свою спальню, в результате чего родился еще один нежеланный ребенок, собственно пациентка. Мать была в отчаянии, но, оставаясь ревностной католичкой, не могла и помыслить о разводе. Десять лет подряд она пыталась аннулировать брак. Снова и снова она заставила детей выступать в качестве свидетелей, доказывая, как неудачен этот брак для матери. Все дети были на стороне матери, но госпожа Зельбах отказывалась свидетельствовать вместе с ними. Тем не менее, она чувствует себя виноватой, она по‑прежнему чувствует себя ответственной за родительский брак.
Пища призвана заполнить пустоту, помочь побороть или изменить невыносимое состояние. Таким образом, в определенном смысле пациентка становится матерью собой себе. Но эта мать не может быть хорошей, т. е. она сама плоха, поэтому после еды (если бы она была булимичкой, ее бы рвало), она дает себе повод испытывать чувство вины. Вина, однако, есть с самого начала: она повинна в собственном существовании, из‑за которого неблагоприятный брак сохранился («Базовое чувство вины» / Basisschuldgefhl, Hirsch, 1997).

В конце концов мне пришла в голову идея попросить госпожу Зельбах записать для меня свои переживания лишнего веса, его положительные и отрицательные стороны, что она и сделала.
Плюсы

– я избегаю неблагоприятных профессиональных контактов;

– я позволяю себе безрассудство и своенравие, нарушаю правила;

– утешение чувства, что меня не любят;

– делать что‑нибудь только для меня, что принадлежит только мне;

– могу наслаждаться едой только в одиночку (есть вместе с семьей раньше было большим стрессом, я чувствовала дискомфорт);

– я не соперничаю с привлекательными женщинами;

– непринужденное поведение на публике, особенно в отношении мужчин;

– меньше нервозность, пустота заполняется, меньше ощущение того, что надо что‑то делать (меньше недовольства моей ситуацией);

– спокойствие, больше равновесия, можно спокойно чувствовать себя в одиночестве;

– нет интереса к мужчинам, так что никаких разочарований и стресса;

– приятные воспоминания детства (есть в одиночестве, быть одной дома, отдыхать).
Минусы

– низкая самооценка/неуверенность в себе;

– слабость, отсутствие контроля;

– много денег уходит на продукты;

– равнодушие, черствость, вялость, безразличие;

– пассивность (не занимаюсь спортом, никаких контактов, квартира в беспорядке);

– физический дискомфорт (все сложно для меня);

– уродливая – одежда не подходит;

– депрессивно, грустно.

Удивительно, как эта пациентка умудряется посредством отрицания выявить так много положительных аспектов своего ожирения, которые другие оценили бы скорее как негативные: профессиональных контактов не стоило бы избегать, ведь они могут стать конструктивными, безрассудство и упрямство также не всегда благоприятны (например, для общественных отношений), есть и другие вещи, которые можно делать для себя, почему бы не конкурировать с другими женщинами и не интересоваться мужчинами, пусть даже разочарований нельзя полностью исключить. (Взгляды мужчин, однако, нередко переживаются как нечто угрожающее. Другая пациентка, страдающая ожирением, однажды сказала: «Сколько еще я должна набрать, чтобы на меня никто больше не пялился?!») Можно наслаждаться едой в веселой компании и уединяться для отдыха, когда в этом есть необходимость. Что касается недостатков, то, конечно, госпожа Зельбах перечисляет все негативные аспекты, которые связывает с ожирением, ведь об этом ее также попросили, но большинство действительно изнурительных симптомов не должны были быть вызваны ожирением, в той или иной мере, в явной или скрытой форме они, по всей вероятности, существовали вне зависимости от него.

В то время как для госпожи Флиге жировая складка, в которой сидела мать, словно инкуб, злой дух, вселившийся в тело, была однозначно негативно коннотирована, госпожа Зельбах видит положительные и отрицательные стороны ожирения: тело дает отдых, защищает от пугающих сексуальных контактов, уменьшает стресс и, прежде всего, заполняет пустоту. С другой стороны, на него возлагается ответственность за пассивность, уродство и неуверенность в себе.

Участник моего семинара, посвященного телу (Зальцбург, 27–28 июня 2008, Ханс‑Юрген Ферхер) поднял следующий вопрос: если для анорексички изнуренное тело воспринимается как «хорошее», могут ли люди, страдающие ожирением, также воспринимать избыточный вес тела как «хороший». Он рассказал о трехлетнем ребенке в США, из семьи мексиканских иммигрантов, который весил 52 кг. Родители также были очень тучными: в упитанном теле они видели символ процветания, в худом – признак бедности. В связи с этим я думаю о помешательстве матери другого младенца, рожденного недоношенным, с очень низкой массой тела, из‑за чего он мог и не выжить. Врачи и медсестры с тревогой следили за тем, чтобы новорожденный набирал вес, и в конце концов мать зациклилась на этом, хотя впоследствии у ребенка был вполне нормальный для его возраста, а потом и довольно избыточный вес. На видео, фиксирующем взаимодействие матери и ребенка (Карл‑Хайнц Дриш, Дни психотерапии в Лангеоге / Karl‑Heinz Drisch, Psychotherapietage Langeoog, 2007), можно наблюдать, как мать несколько раз пытается накормить ребенка из бутылочки, несмотря на его явное сопротивление. Ребенок извивается на коленях у матери, чтобы увернуться от бутылки. Этот пример насильственного вторжения вызвал у зрителей трудно выносимые контрпереносные чувства. Я также подумал о страшной сцене, в которой ипохондрическая мать, которая родила ребенка в 1945 году, в бегах, и насильно заставляла его, пятилетнего сиблинга, сосать грудь, опасаясь, что ребенок получает слишком мало витаминов.

Кажется, что для родителей, а посредством идентификации с ними и для ребенка, лишний вес переживается как позитивный, но, как в случае госпожи Зельбах, представления о собственном теле часто не совпадают с тем, что видят беспристрастные наблюдатели (например, в терапевтической группе). Еда также воспринимается амбивалентно: она заполняет пустоту как хорошая материнская субстанция, но в то же время наносит вред, действует как яд. Следующие примеры продемонстрируют, как «добро», что содержится в инкорпорируемой пище, может обернуться «злом».
Япония: удушение традиционными рисовыми шариками

По древней японской традиции, каждый Новый год совершается жертвоприношение. Традиционно, японцы готовят к Новому году рисовые клецки, моти, чтобы задобрить богов. Согласно поверью, благосклонность богов будет всасываться в организм при употреблении в пищу моти. Тем временем, липкие рисовые шарики из года в год оказываются смертельной ловушкой. Только в Токио на Новый год четверо мужчин в возрасте от 59 до 83 лет погибли, подавившись моти. Несколько человек были госпитализированы из‑за рисового шарика, застрявшего в горле. Хотя японцы в курсе грозящей опасности, никто не отказывается от своего моти. Каждый год специалисты рекомендуют не есть моти целиком, а разделить на кусочки и обильно запивать их²⁷.