Главная страница
Навигация по странице:

  • Санкт-Петербург 2004

  • МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Учебное пособие Санкт-Петербург2004ББК 67.0Честнов И. Л.

  • ПОСТКЛАССИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ В ЮРИСПРУДЕНЦИИ

  • Методология и методика юридического исследования


    Скачать 1 Mb.
    НазваниеМетодология и методика юридического исследования
    АнкорChestnov.posobie (1).doc
    Дата16.01.2018
    Размер1 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаChestnov.posobie (1).doc
    ТипУчебное пособие
    #14178
    страница1 из 12
      1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12

    САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

    ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

    И. Л. ЧЕСТНОВ




    МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

    Учебное пособие





    Санкт-Петербург

    2004

    САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

    ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

    И. Л. ЧЕСТНОВ




    МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

    Учебное пособие


    Санкт-Петербург

    2004

    ББК 67.0

    Честнов И. Л. Методология и методика юридического исследования: Учебное пособие. СПб., 2004. 128 с.

    Р е ц е н з е н т ы


    С. А. СИДОРОВ, д-р филос. наук, профессор, зав. кафедрой СПб института внешнеэкономических связей, экономики и права.

    А. Э. ЧЕРНОКОВ, канд. юрид. наук, доцент РГПУ им. А. И. Герцена.

    В учебном пособии анализируется содержание современной методологии научного исследования и ее применение к юриспруденции. Основное внимание уделяется рассмотрению тех изменений, которые внесло в вопросы предмета и объекта научного исследования, структуры науки, методов научного познания постклассическое науковедение. На основе нового представления о методологии науки строится программа конкретного юридического исследования.

    Учебное пособие предназначено студентам старших курсов юридических вузов и аспирантам. Может быть полезно при подготовке дипломных работ, а также к выпускному государственному экзамену по теории государства и права.


    Санкт-

    Петербургский

    юридический

    институт

    Генеральной

    прокуратуры

    Российской

    Федерации,

    2004

    ©

    Илья Львович ЧЕСТНОВ,

    доктор юридических наук

    МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДИКА ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
    Учебное пособие

    Редактор О. Е. Тимощук

    Компьютерная правка

    и верстка Т. И. Сюльгиной

    Подписано к печати 29.04.2004 г. Бум. тип. ¹ 1.
    Гарнитура “Times New Roman Cyr”. Ризография. Печ. л. 8,0.
    Уч.-изд. л. 9,0. Тираж 500 экз. (1-й завод 1300). Заказ 1694.

    Редакционно-издательский отдел

    Санкт-Петербургского юридического института

    Генеральной прокуратуры РФ

    191104, Санкт-Петербург, Литейный пр., 44

    Отпечатано с оригинал-макета в печатно-множительной лаборатории

    Санкт-Петербургского юридического института

    Генеральной прокуратуры РФ
    ПОСТКЛАССИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

    В ЮРИСПРУДЕНЦИИ
    (Вместо введения)
    Современное общество переживает серьезные изменения, которые порой сравнивают с «неолитической революцией»1. Современный социальный перелом по утверждению А. А. Зиновьева не имеет равных в истории. Его суть — возникновение «качественно иной формы социальной материи»2.

    Эти изменения многие исследователи пытаются обнаружить прежде всего в сфере экономики. Действительно, в области производства, обмена, распределения и потребления материальных благ произошли серьезные изменения. Главное из них — беспрецедентное влияние науки на производство. Такое общество в экономической теории и социологии именуют постиндустриальным3, или информационным4.

    В связи с отмеченной тенденцией резко возрастает производство информации и сфера услуг. Все это изменяет социальную структуру общества: среди социальных страт количественно и качественно начинают доминировать представители именно этих сфер. Основным критерием социальной идентификации становится образование5.

    Достаточно интересную картину постэкономического общества рисует В. Л. Иноземцев. По его мнению, в эпоху экономического общества доминировали материальные интересы; важнейшим видом деятельности являлся труд; все это предполагает возможность эксплуатации человека человеком, а также возмездный обмен продуктами и деятельностью6. Постэкономическое общество характеризуется тем, что изменяется главная характеристика человеческой деятельности: труд превращается в творчество. Основным стимулом становится развитие личности. Информация (знание) выступает определяющим критерием не только социальной дифференциации, но и геополитической, а также новым способом господства. Поэтому современное неравенство, по его мнению, порождено не политическими или экономическими факторами, а интеллектуальными7.

    Высказанное положение наглядно свидетельствует о том, что главная характеристика постсовременности лежит не в сфере экономики, а в области культуры. Изменения в современном мире, по справедливому утверждению Р. Инглхарта, невозможно объяснить без учета культуры8. Он считает, что приход «зрелого индустриального общества» символизируют прежде всего нематериальные ценности, которые постепенно становятся доминирующими в системе ценностной ориентации большинства (или, по крайней мере, значительной части) населения западных стран. На первое место выходит не заработок, а интерес в той или иной работе, ее качество, престиж, а также свободное время9. Культура, по мнению маститого американского социолога, не только обеспечивает связь между всеми сферами общества, выступая субъективной стороной социальных институтов, но и легитимирует весь социальный строй. Тем самым она демонстрирует удивительную устойчивость к социальным изменениям, сохраняя традиционное ядро общества10.

    Все это заставляет отказаться от экономического детерминизма и, соответственно, от теории постиндустриального общества. Гораздо более предпочтительна в этой связи концепция постмодерна. По мнению исследователя генеалогии этого термина В. Вельша, первым употребил прилагательное «постмодерный» применительно к человеку немецкий философ Рудольф Паннвиц в 1917 г. в книге «Кризис европейской культуры». Такой человек — что-то вроде «сверхчеловека» Ф. Ницше, призванный историей преодолеть декаданс и нигилизм — язвы модерна. Позже, в 1934 г., этот термин использовал испанский литературовед Федерико де Онис применительно к последнему периоду развития испанской и латиноамериканской словесности. Этот же термин встречается в однотомном изложении Д. Сомервиллом, вышедшем в свет в 1947 г., первых шести частей знаменитого «Исследования истории» А. Тойнби и означает современную фазу западноевропейской культуры (точка отсчета — 1875 г., признак — переход от мышления в категориях национальных государств к политике, учитывающей глобальный характер международных отношений)11.

    В научный оборот этот термин, долгое время ассоциировавшийся исключительно с определенным стилем в искусстве (например, романы Джойса, смешение стилей в музыке и архитектуре), проник лишь в середине 50-х годов. В 80-х годах завершилась относительным успехом попытка объединить в единое целое разнообразные явления культуры, найти единую методологическую основу, комплекс общих представлений и установок, выражающих «дух времени» во всех сферах жизнедеятельности12.

    Сегодня о постмодерне не пишет только ленивый. Однако в нашей стране этой теме уделяется наредкость мало внимания13. При этом необходимо отметить, что отношение к данному явлению противоречиво: от апологизации и восторженного принятия — до полного отрицания. Тем не менее отрицать его значимость, являющуюся симптомом изменения социальной реальности, невозможно14.

    Главными проявлениями (символами) постмодерна, на наш взгляд, являются критика общества эпохи модерна и, прежде всего, развенчание логоцентризма — матафизической картины мира, постулирующей рационализм как онтологическое основание общества (структурированность и разумность мира), и научного мышления, которое в состоянии единственно истинным образом описать внешнюю реальность, т. е. западноевропейского типа мышления, основанного на логосе15, релятивизм как своеобразный взгляд на мир (и метод его восприятия)16, отказ от истины как в научном познании, так и в практической сфере17, а также новое представление о социальной реальности18.

    Не все из перечисленного может быть безоговорочно принято. Однако не обращать внимание на вызов постмодерна современной науке вообще и теории познания в частности невозможно. В любом случае следует констатировать, что в конце ХХ в. сформировалась постклассическая эпистемология, многие положения которой не столь радикальны, как идеи постмодерна, но в общем и целом созвучны последним. Поскольку все это имеет прямое отношение к теории познания государства и права, обратимся к рассмотрению особенностей тех изменений, которые привели к появлению постклассической эпистемологии19.

    Классическая теория познания исходит, как уже отмечалось, из наивного реализма и не менее наивного репрезентатизма: веры в объективность существования внешнего мира, естественного порядка (предустановленной гармонии) в нем и возможности полного и точного его воспроизведения в сознании. Такое субъект-объектное отношение, получив религиозное (позднее — мифо-идеологическое) обоснование20, трансформируется в одну из центральных универсалий западноевропейской культуры — активистский антропоцентризм. Суть последнего — возможность и необходимость контроля над природой, окружающим миром, а также над нерациональными аспектами человеческой психики21. Отсюда проистекает уверенность в существовании вечных и неизменных (универсальных) законов природы, которые отражаются сознанием и используются в практико-преобразовательной деятельности человеком.

    Эти постулаты классической теории познания экстраполируются в юридическую науку. При этом необходимо заметить, что современная теория и философия права уделяют непозволительно мало внимания юридико-эпистемологической проблематике22. Так, в работе В. С. Нерсесянца одна из глав (6 с половиной страниц из 647) посвящена правовой гносеологии. Однако ничего кроме утверждения, что концепция различения права и закона «выражает процесс познавательного перехода (как совершаемого? — И. Ч.) от простого мнения о праве... к истинному знанию — к знанию истины о праве, к понятию права, т. е. к теоретическому (понятийному) знанию об объективных (не зависящих от воли и произвола властей) свойствах природы, сущности права и формах (адекватных и неадекватных) ее проявления»23, в ней, по сути, не содержится. В фундаментальной работе Д. А. Керимова «Методология права» гносеологическая проблематика исследуется преимущественно сквозь призму анализа методологических функций философии права, раскрываемого через изложение основных противоречий правовой реальности (историческое и логическое, конкретное и абстрактное, явление и сущность и т. д.). Однако сам механизм научного познания, структура юридического знания, критерии научности юриспруденции, перспектива новых методов юридического исследования в ней не содержатся. Этой проблематики нет, к сожалению, и в интересных работах В. П. Малахова и А. Ф. Закомлистова. При этом складывается впечатление, что оба философа (по базовому образованию) не проводят различия между научным мышлением (и, соответственно, уровнем правосознания) и профессиональным, рассуждая, например, о логике правосознания, свойствах правовых понятий24 или нормативном мышлении в юриспруденции (объявленном как «юридическая эпистемология»)25. В весьма нетривиальном сочинении В. А. Бачинина провозглашается философский (метафизический) подход к анализу права, противопоставляемый социологическому и, надо полагать, научному26.

    Исследование В. М. Сырых, подробно и обстоятельно раскрывающее эпистемологическую проблематику юриспруденции, построено на марксистско-ленинских постулатах (чего не скрывает сам автор). В работе с позиций диалектической логики провозглашается существование объективных законов правовой материи и их истинностное познание через знание юридической практики, выступающей критерием истины и основанием юридической науки (началом познания). О том, насколько такого рода заявления адекватны современной постклассической эпистемологии, будет сказано ниже.

    Если суммировать многочисленные высказывания современ-ных мыслителей о том, чем сегодняшняя эпистемологическая ситуация отличается от классической, то можно выделить следующие ее характеристики27. Во-первых, наука уже не занимает того положения, которое ей приписывалось в «эпоху сциентизма». После работ постпозитивистов (прежде всего, «методологического анархиста» П. Фейерабенда), социологов знания, социальной феноменологии и исследований Римского клуба стало очевидно, что наука не обладает привилегированным эпистемологическим статусом, не является основной формой знания, а наоборот, ответственна за многие (если не за все) глобальные проблемы современности. Во-вторых, «антропологический поворот»28, произошедший во второй половине ХХ в., привел к важнейшему (и до конца не осознанному в науковедении) изменению основного эпистемологического отношения: от субъект-объектного к субъект-субъектному, включающему в себя субъект-объектное. Это говорит о том, что научное познание является социокультурно и исторически обусловленным, как сам процесс познания, так и использование знания (все элементы воспроизведения научного знания)29. Отсюда перенос интереса современных исследователей от знания как такового к процессу его воспроизводства и к научному сообществу — главному субъекту производства знания, а также опосредующим его социокультурным и историческим условиям (контексту).

    Для постклассической эпистемологии характерна также проблематизация познаваемости мира, шире — референтности (отношения знака и означаемого)30. Отсюда вытекает знаменитый тезис Ж.-Ф. Лиотара о том, что современность (постмодерн) — это недоверие к метанарративам31, которые сегодня утратили свое легитимирующее значение. На вопрос о том, существует ли объективный мир, «природа вещей», с которой должно быть соотнесено научное знание, представители постклассической эпистемологии отвечают в большинстве своем отрицательно. Образ мира для них — это скорее конвенции, соглашения научного сообщества, хотя и не произвольные, а такие, которые демонстрируют большую познавательную эффективность.

    Постклассическая эпистемология акцентирует внимание на росте знаний и предлагает некумулятивную концепцию его приращения. Одним из первых такую точку зрения высказал Т. Кун в знаменитой работе «Структура научных революций», в которой показал, что нет поступательного (кумулятивного) развития научного знания, оно растет (изменяется) «революционно», в силу наукой не эксплицируемой креативности. Между научными революциями осуществляется всего лишь «подгонка» новых фактов под парадигму — образец. К. Поппер, выдвинув принцип фаллибилизма (опровержимости) в качестве критерия научности, утверждал тем самым, что наука — это собрание заблуждений, так как каждое научное открытие неизбежно когда-нибудь будет опровергнуто. Это заставляет критически относиться к самым, казалось бы, очевидным истинам.

    Постклассическая эпистемология также развенчала догму эмпиризма, т. е. требование верификации (подтверждаемости теории опытом). Ни одна теория не является полностью верифицируемой, как и невозможна ее окончательная фальсификация, — утверждает У. Куайн32. Активное развитие синергетики привело к тому, что современное науковедение отказалось от краеугольного принципа классической науки — принципа причинности. Все это, как будет показано ниже, имеет самое непосредственное отношение и к познанию государства и права.

    И еще одно различие постклассической эпистемологии и классической. Последняя основывалась на дихотомических антиномиях индивидуализм — холизм, идеализм — материализм (реализм), сущее — должное и т. д. При этом все классические теории познания исходили из принятия в качестве основания какого-либо одного из двух полюсов антиномий, доказывая недостаточность противоположной точки зрения. Современная (постклассическая) теория познания в качестве своего основания берет не одну из двух противоположностей, а процесс их снятия, то, что, условно говоря, располагается между ними, демонстрируя их взаимообусловленность. Такая эпистемология может быть названа диалогической33, и ее интенции применительно к юриспруденции будут раскрыты ниже.

    В общем и целом постмодернистская эпистемология34 предполагает «переоценку фундаментализма, признание многомерного образа реальности, а также неустранимой множественности описаний и «точек зрения», отношения дополнительности и взаимодействия между ними. Преодоление тотального господства одной (любой) доктрины — это, по существу, не только идеологическое, но и методологическое требование для философии познания ХХI в. Мы уже работаем в контексте многих постмодернистских принципов, не всегда осознавая, как известный герой Мольера, что «говорим прозой»»35.

    Теперь, завершив обзор основных положений постклассической эпистемологии, рассмотрим как они преломляются в «юридической гносеологии», а затем — как трансформируются в конкретное юридическое исследование.

      1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12


    написать администратору сайта