Методология и методика юридического исследования
 Скачать 1 Mb.
|
|
1.2. Методы изучения государства и права Методы, как и предмет науки, имеют сложную объект-субъектную структуру. Они объективны, так как обусловлены предметом и контекстом познания. Но в то же время в данном конкретном исследовании они выбираются конкретным субъектом (хотя выбор как таковой не является произвольным, но его результат, в свою очередь, не может быть заранее предопределен). Так, сторонник юридического позитивизма и представитель социологии права скорее всего изберут разные методы исследования права. Методы науки, в том числе и юридической75, обусловлены историческим и социокультурным контекстом76. Они предопределены господствующим в данную эпоху в конкретной культуре-цивилизации мировоззрением77. Структурно универсалии культуры (мировоззрение) можно представить в виде эпистемы (если использовать в несколько видоизмененной интерпретации термин М. Фуко78), т. е. господствующих представлений о мире и человеке в нем. Именно они задают соответствующую картину мира и специфику методов его (мира) восприятия — описания, объяснения и интерпретации. Так, для античности характерно целостное восприятие мира, вытекающее из постулата предзаданной гармонии (отсюда античный юснатурализм, в котором право воспринимается буквально как право природы, природы вещей). То же самое, в принципе, свойственно и средневековоу мировоззрению: это та же целостность, но являющаяся божественным творением. Новое время в западной культуре-цивилизации отличается атомистической картиной мира, обусловливающей метод индукции, конкретизируемый количественным измерением реальности. Эпистема нового времени задает господствующий индивидуалистический тип правопонимания, четко согласующийся с атомистической картиной социального мира. Новейшее время сохраняет атомизм как тип мировоззрения и радикализирует его в основной научно-исследовательской программе79 — позитивизме. Позитивизм, сыгравший принципиально важную роль в деле становления и институционализации теории права, исходил из наиболее радикальной версии сциентизма. Сторонники этого направления, начиная от О. Конта, проводили резкое противопоставление науки и ненаучных форм восприятия мира. Это отличие для позитивистов касается, прежде всего, метода научного познания (не случайно сам термин «позитивизм» впервые был предложен К. А. де Сен-Симоном именно для обозначения метода науки). Суть позитивистского метода состоит в требовании подтверждения научных суждений фактами — эмпирическими данными. Так как последние выражают внешние признаки изучаемого объекта, то исследовать что-либо (например, государство или право) необходимо именно по его внешним проявлениям80. Эта программа способствовала бурному росту наук, в том числе и общественных, которые строились по образу и подобию естественных, прежде всего физики. Однако в начале ХХ в. позитивистская программа (методология) столкнулась с целым рядом серьезных проблем, поставивших под сомнение ее эвристическую ценность. Главной из них можно считать недостаточность фактического подтверждения как единственного (и единственно возможного для позитивистов) критерия научности. Проникновение физики в микромир (мир элементарных частиц) поставило под сомнение возможность описать любое явление (как, например, электрон, так и более сложный объект) одним единственным (единственно верным) способом. Другими словами, любое описание (и объяснение, а также интерпретация) всегда неполно и избирательно. В этом суть принципа неопределенности, сформулированного В. Гейзенбергом81 и имеющего значение не только для физики, но и для науки как таковой. Столкнувшись с проблемами квантовой механики (прежде всего, с корпускулярно-волновым дуализмом электрона), Н. Бор выдвинул знаменитый принцип дополнительности, утверждая, что понятия частицы и волны, используемые для описания электрона, не противоречат одно другому, а дополняют друг друга. Этот принцип также утверждает зависимость результата исследования от избираемых средств и методов82. Поэтому ни одна научная теория не может считаться окончательной, непогрешимой, аподиктичной. А научные факты, с одной стороны, всегда частично подтверждают научную теорию, а с другой — зависят, в свою очередь, от интерпретации с точки зрения той или иной теории83. Все это заставило позитивистов пересмотреть основные положения своей программы. В результате в начале ХХ в. формулируется неопозитивистская научно-исследовательская программа с соответствующей методологией. Взяв за основной критерий научности формальную логику и проводя на ее основе демаркацию науки и метафизики (последняя использует псевдопонятия, не поддающиеся проверке логическими нормами языка), представители неопозитивизма сформулировали в качестве основы своей методологии принцип верификации. Принцип верификации — это требование сведения теоретических суждений к совокупности протокольных предложений, фиксирующих опытные эмпирические данные. При этом верификация бывает прямой, под которой понимается проверка утверждений, формулирующих данные наблюдения, и косвенной, предполагающей установление теоретических (логических) отношений между несколькими верифицируемыми утверждениями. Верифицированные суждения (утверждения) являются основой для построения логически истинной, непротиворечивой теории. Именно так — на основе логической непротиворечивости — пытался построить «чистую» (основанную исключительно на логике) систему права Г. Кельзен84. Однако претензии неопозитивистов на обнаружение единственно истинного метода научного исследования оказались тщетными. Наиболее серьезная критика, которая, по сути, развенчала неопозитивистскую методологию, была высказана К. Геделем, являвшимся участником Венского кружка и сформулировавшим неопозитивистскую программу. В 1931—1932 гг. им были доказаны знаменитые теоремы неполноты и непротиворечивости формальных систем. Согласно первой из них, если арифметическая формальная система непротиворечива, то она неполна. Если же она полна — то она противоречива85. Вторая теорема гласит, что если формальная система непротиворечива, то невозможно доказать ее непротиворечивость средствами, формализуемыми в этой системе. Все это свидетельствует о том, что право не может быть замкнутой непротиворечивой формальной системой. Другим вариантом развития позитивизма в ХХ в. выступил структурализм как еще одна авторитетная научно-исследовательская программа. Его становление приходится на 30—50 гг. прежде всего в лингвистике. В 50—60 гг. структуралистская методология распространяется на другие области знаний, в частности на антропологию86. Суть структурализма состоит в поиске инвариантной универсальной структуры, которая выражается во внешней форме объекта. В связи с этим может создасться впечатление, что структуралистская методология является разновидностью диалектики, напоминающей, например, поиск эйдосов Платона или знаменитый тезис Парменида. Однако структура структурализма рассматривается как статичное образование, представляющее собой внутреннюю форму объекта. Поэтому можно обнаружить схожесть исходных установок структурализма и позитивизма87. Структура — это целое, образованное взаимосвязанными элементами таким образом, что каждый зависит от других и целого как такового; именно целое определяет место, роль, значение и основные характеристики отдельного элемента. Структура выступает формообразующим механизмом, порождающим внешний символический уровень объекта. «Структура — это инвариантно-статичное, замкнутое в себе абстрактное и императивное по отношению к своим пользователям целое, обладающее уровневой организацией и образованное конечным числом составляющих и правил их комбинирования, поддающихся систематизации и инвентаризации»88. Тем самым обнаруживается, несомненно, сходство структурализма и неопозитивизма, представленного, например, «чистой» системой права Г. Кельзена, так как обе они ориентированы на текст как главный объект анализа. В структурализме (прежде всего, в структуралистской лингвистике) под текстом понимается связная и полная последовательность знаков. При этом в структурализме акцент делается именно на внешней связанности знаков, в результате чего происходит обособление языка в систему, существующую «в себе и для себя». В «позднем» структурализме текст понимается несколько шире: как культурный код, в соответствии с которым организуется знаковое многообразие культуры89. Наиболее существенным в структурализме представляется идея Ф. Соссюра, восходящая к классическому разграничению в картезиантстве субъекта и объекта, т. е. установка на однозначную номинативность или референцию языка (и любую другую знаковую систему, например право) и его упорядоченность — включение в систему отношений с другими элементами. При этом акцент делается на синхронном аспекте языка (структуры), а не на диахронном. Из связи означающего и означаемого вытекают смысл и значение текста (через анализ смысла и значения знака), рассматриваемые в структурализме исключительно формально: отношение знака (означающего) и означаемого выступает значением знака (шире — текста), а отношение знака и контекста или объема понятия, включающего совокупность означаемых, отнесенных к одному классу, выступает смыслом знака (текста)90. Иногда значение обозначается термином десигнат, а смысл — денотат. Главной проблемой, с которой сталкивается структурализм в этом аспекте, является конвенциональный характер знаков, из которых состоит текст. Если означающее условно, то его связь с означаемым также является условной91. Отсюда проблематизируется существование универсальной и замкнутой структуры, репрезентируемой в «план выражения». Письменная фиксация права создает «возможность расхождения действительного права и его официальной формы», — справедливо утверждает И. Грязин92. Это же свидетельствует о невозможности однозначного толкования (интерпретации) знака (текста), что доказывается полисемией многих знаков93 и открытостью текстов. Ко всему прочему следует добавить, что семантическая концепция текста, его смысла и значения в праве должна быть дополнена прагматическим его (текста) аспектом94. А это доказывает контекстуальность и смысла и значения текста95. По мнению У. Куайна, смысл языкового выражения нельзя рассматривать вне определенной аналитической гипотезы, как и истинность положений научной теории — вне самой теории, вне определенной концептуальной системы. В этом состоит суть его теории онтологической относительности96. Все вышеизложенное свидетельствует о явной недостаточности структуралистской методологической программы и претензиях аналитической юриспруденции, сформированной на ее основе97. Структурализм в конце 60-х годов ХХ в. вытесняется постструктурализмом. Пытаясь освободиться от тотальной власти абсолютного логоса — центра, сторонники этого направления (из которого во многом вырос постмодернизм) занимаются преимущественно деконструкцией98, разоблачением веры в существование трансцендентного начала — упорядочивающего и управляющего центра. Однако постструктурализм (может быть, имплицитно) содержит и некоторые «положительные» моменты. К таковым следует отнести утверждаемую ими диалогичную природу текста. Диалогичность текста, по мнению постструктуралистов, состоит во взаимообусловленности автора, получателя текста (или персонажа), читателя и письма, образованного культурным контекстом. Тем самым текст рассматривается как переплетение множества разнородных кодов, дискурсов99. Он приобретает диахронную глубину, недоступную структуралистскому анализу, выступает памятью кодов культуры и является принципиально открытым, безграничным и постоянно обновляемым пространством, так как допускает добавление новых элементов и переструктурирование старых. Все это предполагает вариативность и множественность прочтений (интерпретаций) текста. Вышеизложенное имеет прямое касательство к анализу права, понимаемого как текст100. Метод деконструкции предполага-ет соотнесение намерения автора правового текста (его индивидуальный «голос») с кодом (кодами) культуры, выступающим синхронным и диахронным контекстом, во многом обусловливающим намерение автора и «голос» читателя, т. е. способ его прочтения. Особую важность в современных условиях представляет задача выявления заимствований чужой, преимущественно западной, правовой культуры (институтов, норм и т. д.) и ее преломление (аккультурацию) в правовой культуре реципиента. Однако это уже другая — антропологическая — научно-исследовательская программа. «Вызов» постмодерна актуализировал потребность в поиске новых, непозитивистских101 методологических направлений. Среди них наиболее перспективными представляются социальная феноменология права, герменевтика, синергетика права и юридическая антропология. Феноменология как метод ее основоположником Э. Гуссерлем представлена в основном редукцией, которая состоит в отстранении (заключении в скобки) всего внешнего, несущественного. Делается это для представления неискаженной природы вещей. Эти идеи, наиболее активно разрабатывавшиеся А. Райнахом102, были восприняты такими юристами, как Г. Радбрух, Г. Коинг, Г. Фехнер, В. Майхоффер и некоторыми другими, предложившими достаточно оригинальные варианты концепции естественного права. Однако существенных результатов получено не было. Главная проблема так называемой «трансцендентальной» феноменологии права заключается в том, что поиск эйдоса права (правовой «природы вещей») основывается на интуитивизме, а потому лишен даже той объективности, на которую претендовала позитивистская юридическая наука. Во второй половине XX в. наибольшее влияние получила не философская феноменология, а социологическая, воспринявшая идею позднего Э. Гуссерля о том, что первопричина социального коренится в «жизненном мире». Поэтому современная социальная феноменология пытается прояснить (понять, а не объяснить) мир социальной обыденности. Для этого предполагается необходимым выявить значения, которыми простой, средний человек наделяет типичные жизненные ситуации. Для этого используется диалог, соучаствующее (включенное) наблюдение, вживание в роль, ассоциативный эксперимент, этнометодологические методики и другие нетрадиционные методы103. Выявлением смысла и значения действий индивидов, а не количественной объективацией социального занимается герменевтика, продолжающая линию феноменологии. Герменев-тика — это наука об интерпретации текста (а все в мире может быть представлено как текст). При этом широко используются методы лингвистики, двойной или тройной рефлексии (когда интерпретируется не только текст, но и его автор, а также конкретно-историческая ситуация), помещения в контекст и др. Перспектива этих методов особо очевидна как для выработки нового типа правопонимания, так и толкования законодательства. Наиболее интересную методологию герменевтического анализа правовых текстов разработал еще в 50-е годы ХХ в. итальянский философ и юрист Э. Бетти. Он сформулировал четыре герменевтических канона, активно используемых в юриспруденции: 1) канон имманентности герменевтического масштаба — это требование соответствия герменевтической реконструкции точке зрения автора — автор должен исходить из духа, объективированного в соответствующем источнике, а не привносить его туда; 2) канон тотальности и смысловой связанности герменевтического исследования, суть которого — зависимость целого от частей, а частей от целого (это так называемый герменевтический круг, который разрешается постулируемым «предзнанием» о целом до его расчленения на части); 3) канон актуальности понимания — это требование соотнесения интерпретируемого объекта (явления) с его духовным горизонтом; 4) канон смысловой адекватности понимания или смыслового соотвествия позиции интерпретатора с импульсами, исходящими от интерпретируемого объекта104. Несмотря на несомненную эвристическую ценность методов феноменологии и герменевтики, необходимо отметить, что эти методы далеки (возможно, пока) от того, чтобы претендовать на аподиктичность. Главная проблема, которая ими пока не может быть решена, состоит в отсутствии возможности верифицировать идеи трансцендентальной феноменологии (Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Шелера) или герменевтики (Г.-Г. Гадамера), с одной стороны, и в отсутствии надежных критериев успешной коммуникации (интеракции) — критериев права — у представителей социологической феноменологии (П. Бергера, Т. Лукмана) и инструментальной герменевтики (Э. Бетти), с другой стороны. Синергетика — это активно развивающаяся комплексная наука о самоорганизующихся, стохастических (неравновесных, слабо детерминированных) системах, поведение которых крайне затруднительно предсказывать. Такими характеристиками, по мнению многих исследователей, обладают все сложные социальные системы, в том числе и право. Этот метод достаточно активно разрабатывался применительно к правовым явлениям А. Б. Венгеровым, однако сколько-нибудь серьезных достижений на пути построения «синергетической теории права», претендующей на новую правовую онтологию и гносеологию, пока не видно105. На роль квинтэссенции методологии современной юриспруденции, как представляется, может претендовать антропологическая научно-исследовательская программа. В общем и целом106 ее суть сводится к «человеческому измерению» правовых явлений. Антрополого-правовая методология на сегодняшний день не является однородной научно-исследовательской программой. В зависимости от используемой методологии антропология права (как и культурная антропология вообще) может быть классифицирована на структуралистскую и рефлексивную, характерную для состояния этой дисциплины в ситуации пост-модерна. Если первая ориентирована на выявление смысловой структуры репрезентируемой культуры (в том числе правовых феноменов), то вторая предполагает диалогический анализ отношения Я (исследователь) —Другой (исследуемый) для прояснения не только последнего, но и самого себя. Иными словами, понять специфику чужой правовой системы важно, прежде всего, для того, чтобы лучше выяснить специфику своей собственной107. Как видим, антропологико-правовой подход является имманентно диалогичным. Суть диалога в данном случае — изучение взаимодействия, взаимообусловленности и взаимоперехода противоположных сторон явления (например, должного и сущего, единичного, группового и общественного, материального и идеального, статики и динамики, трансцендентного и имманентного применительно к праву), а также аналогичных диалогических отношений изучаемого явления и однопорядковых ему явлений (права и экономики, политики и т. д.) и во взаимоотношении с метасистемой относительно данного явления (с обществом)108. Наиболее существенной проблемой, стоящей перед антрополого-диалогической методологией, является уяснение такой взаимообусловленности человека и социальных институтов, при которой человек сохраняет свою идентичность и при этом сохраняется целостность института. Ее решение — дело будущего. В завершение данного вопроса заметим, что мы не вдавались в подробности конкретных методов и методик юридического исследования, так как о них пойдет речь ниже. |