Михаил Булгаков
 Скачать 0.72 Mb.
|
|
Кто был заинтересован в гибели Иуды Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не было никаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этом деле, прокуратор. Более того скажу, такое толкование убийства может только сбивать со следу, мешать следствию и путать меня – Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, – говорил Пилат, – и я лишь позволил себе высказать свое предположение – Оно, увы, ошибочно, прокуратор – Но что же, что же тогда – воскликнул прокуратор, с жадным любопытством всматриваясь в лицо Афрания. – Я полагаю, что это все те же деньги – Замечательная мысль Но кто и за что мог предложить ему деньги ночью за городом – О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственное предположение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду, – Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил – Иуда хотел спрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте – Очень тонкое объяснение. Так, по-видимому, дело и обстояло. Теперь я вас понимаю его выманили нелюди, а его собственная мысль. Да, да, это так – Так. Иуда был недоверчив. Он прятал деньги от людей – Да, высказали, в Гефсимании. А почему именно там вы намерены искать его – этого я, признаюсь, не пойму – О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятать деньги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на дороге в Хеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защищенном, укромном месте с деревьями. Это так просто. А таких других мест, кроме Гефсимании, под Ершалаимом нету. Далеко он уйти не мог – Вы совершенно убедили меня. Итак, что же делать теперь – Яне медля начну искать убийц, которые выследили Иуду за городом, асам тем временем, как я уж докладывал вам, пойду под суд – За что – Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, как он покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого еще не было в моей жизни. Он был взят под наблюдение тотчас же после нашего разговора. Но в районе базара он переложился куда-то, сделал такую странную петлю, что бесследно ушел – Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас под суд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире, – тут прокуратор улыбнулся, – не сумел бы сделать больше вашего. Взыщите с сыщиков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этом негодяе Да, забыл вас спросить, – прокуратор потер лоб, – как же они ухитрились подбросить деньги Каифе? – Видите ли, прокуратор. Это не особенно сложно. Мстители прошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над задним двором. Они перебросили пакет через забор – С запиской – Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор. Да, впрочем, – тут Афраний сорвал печать с пакета и показал его внутренность Пилату – То, помилуйте, что выделаете, Афраний, ведь печати-то, наверное, храмовые – Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, – ответил Афраний, закрывая пакет – Неужели все печати есть у вас – рассмеявшись, спросил Пилат – Иначе быть не может, прокуратор, – без всякого смеха, очень сурово ответил Афраний. – Воображаю, что было у Каифы! – Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня они приглашали немедленно Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата – Это интересно, интересно – Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно. Скучнейшее и утомительнейшее дело. Намой вопрос, не выплачивались ли кому деньги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было – Ах так Ну, что жене выплачивались, стало быть, не выплачивались. Тем труднее будет найти убийц – Совершенно верно, прокуратор – Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову не покончил ли он сам с собой – О нет, прокуратор, – даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, – простите меня, но это совершенно невероятно – Ах, в этом городе все вероятно Я готов спорить, что через самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумали ответил – Это может быть, прокуратор Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом об убийстве человека из Кириафа, хотя итак уж все было ясно, испросил даже с некоторой мечтательностью – А я желал бы видеть, как они убивали его – Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор, – ответил Афраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора – Откуда же вы это-то знаете – Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор, – ответил Афраний, – я вам ручаюсь зато, что кровь Иуды хлынула волной. Мне приходилось видеть убитых, прокуратор, на своем веку – Так что он, конечно, не встанет – Нет, прокуратор, он встанет, – ответил, улыбаясь философски, Афраний, – когда труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет – Довольно, Афраний. Этот вопрос ясен. Перейдем к погребению – Казненные погребены, прокуратор – О Афраний, отдать вас под суд было бы преступлением. Вы достойны высочайшей награды. Как было Афраний начал рассказывать и рассказал, что в то время, как он занимался делом Иуды, команда тайной стражи, руководимая его помощником, достигла холма, когда наступил вечер. Одного тела на верхушке она не обнаружила. Пилат вздрогнул, сказал хрипло – Ах, как же я этого не предвидел – Не стоит беспокоиться, прокуратор, – сказал Афраний и продолжал повествовать – Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глазами подняли и тотчас же бросились на поиски третьего тела. Его обнаружили в очень скором времени. Некий человек – Левий Матвей, – не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Пилат – Да, прокуратор Левий Матвей прятался в пещере на северном склоне Лысого Черепа, дожидаясь тьмы. Голое тело Иешуа Га-Ноцри было с ним. Когда стража вошла в пещеру с факелом, Левий впал в отчаяние и злобу. Он кричало том, что не совершил никакого преступления и что всякий человек, согласно закону, имеет право похоронить казненного преступника, если пожелает. Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден, выкрикивал что-то бессвязное, то просил, то угрожали проклинал – Его пришлось схватить – мрачно спросил Пилат – Нет, прокуратор, нет, – очень успокоительно ответил Афраний, – дерзкого безумца удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено Левий, осмыслив сказанное, утих, но заявил, что он никуда не уйдет и желает участвовать в погребении. Он сказал, что не уйдет, даже если его начнут убивать, и даже предлагал для этой цели хлебный нож, который был с ним – Его прогнали – сдавленным голосом спросил Пилат – Нет, прокуратор, нет. Мой помощник разрешил ему участвовать в погребении – Кто из ваших помощников руководил этим – спросил Пилат – Толмай, – ответил Афраний и прибавил в тревоге – Может быть, он допустил ошибку – Продолжайте, – ответил Пилат, – ошибки не было. Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек – вы Левия Матвея взяли в повозку вместе стелами казненных и часа через два достигли пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа выкопала глубокую яму ив ней похоронила всех трех казненных – Обнаженными – Нет, прокуратор, – команда взяла с собой для этой цели хитоны. На пальцы погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной нарезкой, Дисмасу с двумя и Гестасу стремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен – Ах, если б я мог предвидеть – морщась, заговорил Пилат. – Ведь мне нужно было бы повидать этого Левия Матвея... – Он здесь, прокуратор Пилат, широко расширив глаза, глядел некоторое время на Афрания, а потом сказал так – Благодарю вас за все, что сделано поэтому делу. Прошу вас завтра прислать ко мне Толмая, объявив ему заранее, что я доволен им, а вас, Афраний, – тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, – прошу принять это на память Афраний поклонился, молвив – Большая честь, прокуратор – Команде, производившей погребение, прошу выдать награды. Сыщикам, упустившим Иуду, выговор. А Левия Матвея сейчас ко мне. Мне нужны подробности по делу Иешуа. – Слушаю, прокуратор, – ответил Афраний и стал отступать и кланяться, а прокуратор хлопнул в ладоши и закричал – Ко мне, сюда Светильник в колоннаду Афраний уже уходил в сада за спиною Пилата в руках слуг уже мелькали огни. Три светильника на столе оказались перед прокуратором, и лунная ночь тотчас отступила в сад, как будто Афраний увел ее с собою. Вместо Афрания на балкон вступил неизвестный маленький и тощий человек рядом с гигантом кентурионом. Этот второй, поймав взгляд прокуратора, тотчас отступил всади скрылся Прокуратор изучал пришедшего человека жадными и немного испуганными глазами. Так смотрят на того, оком слышали много, оком и сами думали и кто наконец появился Пришедший человек, лет под сорок, был черен, оборван, покрыт засохшей грязью, смотрел по-волчьи, исподлобья. Словом, он был очень непригляден и скорее всего походил на городского нищего, каких много толчется на террасах храма или на базарах шумного и грязного Нижнего Города Молчание продолжалось долго, и нарушено оно было странным поведением приведенного к Пилату. Он изменился в лице, шатнулся и, если бы не ухватился грязной рукой за край стола, упал бы – Что с тобой – спросил его Пилат – Ничего, – ответил Левий Матвей и сделал такое движение, как будто что-то проглотил. Тощая, голая, грязная шея его взбухла и опять опала – Что с тобою, отвечай, – повторил Пилат – Я устал, – ответил Левий и мрачно поглядел в пол – Сядь, – молвил Пилат и указал на кресло Левий недоверчиво поглядел на прокуратора, двинулся к креслу, испуганно покосился на золотые ручки и сел не в кресло, а рядом с ним, на пол – Объясни, почему не сел в кресло – спросил Пилат – Я грязный, я его запачкаю, – сказал Левий, глядя в землю – Сейчас тебе дадут поесть – Яне хочу есть, – ответил Левий. – Зачем же лгать – спросил тихо Пилат, – ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо, не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя – Солдаты отняли его у меня, когда вводили сюда, – сказал Левий и добавил мрачно – Вы мне его верните, мне его надо отдать хозяину, я его украл – Зачем – Чтобы веревки перерезать, – ответил Левий. – Марк – крикнул прокуратор, и кентурион вступил под колонны. – Нож его мне дайте Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлебный ножи подал его прокуратору, асам удалился – Ау кого взял нож – В хлебной лавке у Хевронских ворот, как войдешь в город, сейчас же налево Пилат поглядел на широкое лезвие, попробовал пальцем остер ли нож зачем-то и сказал – Насчет ножа не беспокойся, нож вернут в лавку. А теперь мне нужно второе покажи хартию, которую ты носишь с собой и где записаны слова Иешуа. Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недоброй улыбкой, что лицо его обезобразилось совершенно – Все хотите отнять И последнее, что имею – спросил он – Яне сказал тебе – отдай, – ответил Пилат, – я сказал – покажи Левий порылся за пазухой и вынул свиток пергамента. Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать малоразборчивые чернильные знаки. Трудно было понять эти корявые строчки, и Пилат морщился и склонялся к самому пергаменту, водил пальцем по строчкам. Ему удалось все-таки разобрать, что записанное представляет собой несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и поэтических отрывков. Кое-что Пилат прочел Смерти нет. Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты...» Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал Мы увидим чистую реку воды жизни. Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова большего порока. трусость Пилат свернул пергамент и резким движением подал его Левию. – Возьми, – сказал они, помолчав, прибавил – Ты, как я вижу, книжный человек, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без пристанища. У меня в Кесарии есть большая библиотека, я очень богат и хочу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыти одет Левий встали ответил – Нет, я не хочу – Почему – темнея лицом, спросил прокуратор, – я тебе неприятен, ты меня боишься Та же плохая улыбка исказила лицо Левия, ион сказал – Нет, потому что ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то легко будет смотреть мне в лицо после того, как ты его убил – Молчи, – ответил Пилат, – возьми денег Левий отрицательно покачал головой, а прокуратор продолжал – Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, ноя тебе скажу, что тыне усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо, если бы это было такты обязательно взял бы у меня что-нибудь. Имей ввиду, что он перед смертью сказал, что он никого не винит, – Пилат значительно поднял палец, лицо Пилата дергалось. – И сам он непременно взял бы что-нибудь. Ты жестока тот жестоким не был. Куда ты пойдешь Левий вдруг приблизился к столу, уперся в него обеими руками и, глядя горящими глазами на прокуратора, зашептал ему – Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека. Мне хочется тебе это сказать, чтобы ты знал, что крови еще будет – Я тоже знаю, что она еще будет, – ответил Пилат, – своими словами ты меня не удивил. Ты, конечно, хочешь зарезать меня – Тебя зарезать мне не удастся, – ответил Левий, оскалившись и улыбаясь, – я не такой глупый человек, чтобы на это рассчитывать, ноя зарежу Иуду из Кириафа, я этому посвящу остаток жизни Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, ион, поманив к себе пальцем поближе Левия Матвея, сказал: – Это тебе сделать не удастся, ты себя не беспокой. Иуду этой ночью уже зарезали Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул – Кто это сделал – Не будь ревнив, – оскалясь, ответил Пилат и потер руки, – я боюсь, что были поклонники у него и кроме тебя – Кто это сделал – шепотом повторил Левий. Пилат ответил ему – Это сделал я Левий открыл рот, дико поглядел на прокуратора, а тот сказал – Этого, конечно, маловато, сделанного, но все-таки это сделал я. – И прибавил – Ну, а теперь возьмешь что-нибудь? Левий подумал, стал смягчаться и, наконец, сказал – Вели мне дать кусочек чистого пергамента Прошел час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спали дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга. Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат Глава 27 Конец квартиры N 50 Когда Маргарита дошла до последних слов главы Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат, – наступило утро Слышно было, как во дворике в ветвях ветлы и липы вели веселый, возбужденный утренний разговор воробьи Маргарита поднялась с кресла, потянулась и только теперь ощутила, как изломано ее тело и как хочет она спать. Интересно отметить, что душа Маргариты находилась в полном порядке. Мысли ее небыли в разброде, ее совершенно не потрясало то, что она провела ночь сверхъестественно. Ее не волновали воспоминания о том, что она была на балу у сатаны, что каким-то чудом мастер был возвращен к ней, что из пепла возник роман, что опять все оказалось на своем месте в подвале в переулке, откуда был изгнан ябедник Алоизий Могарыч. Словом, знакомство с Воландом не принесло ей никакого психического ущерба. Все было так, как будто таки должно быть. Она пошла в соседнюю комнату, убедилась в том, что мастер спит крепкими спокойным сном, погасила ненужную настольную лампу и сама протянулась под противоположной стеной на диванчике, покрытом старой разорванной простыней. Через минуту она спала, и никаких снов в то утро она не видела. Молчали комнаты в подвале, молчал весь маленький домишко застройщика, и тихо было в глухом переулке Нов это время, то есть на рассвете субботы, не спал целый этаж водном из московских учреждений, и окна в нем, выходящие на залитую асфальтом большую площадь, которую специальные машины, медленно разъезжая с гудением, чистили щетками, светились полным светом, прорезавшим свет восходящего солнца Весь этаж был занят следствием по делу Воланда, и лампы всю ночь горели в десяти кабинетах Собственно говоря, дело стало ясно уже со вчерашнего дня, пятницы, когда пришлось закрыть Варьете вследствие исчезновения его администрации и всяких безобразий, происшедших накануне вовремя знаменитого сеанса черной магии. Но дело в том, что все время и непрерывно поступал в бессонный этаж все новый и новый материал Теперь следствию поэтому странному делу, отдающему совершенно явственной чертовщиной, да еще с примесью каких-то гипнотических фокусов и совершенно отчетливой уголовщины, надлежало все разносторонние и путанные события, происшедшие в разных местах Москвы, слепить в единый ком Первый, кому пришлось побывать в светящемся электричеством бессонном этаже, был Аркадий Аполлонович Семплеяров, председатель акустической комиссии После обеда в пятницу в квартире его, помещающейся в доме у каменного моста, раздался звонок, и мужской голос попросил к телефону Аркадия Аполлоновича. Подошедшая к телефону супруга Аркадия Аполлоновича ответила мрачно, что Аркадий Аполлонович нездоров, лег почивать, и подойти к аппарату не может. Однако Аркадию Аполлоновичу подойти к аппарату все-таки пришлось. На вопрос о том, откуда спрашивают Аркадия Аполлоновича, голос в телефоне очень коротко ответил откуда – Сию секунду. сейчас. сию минуту. – пролепетала обычно очень надменная супруга председателя акустической комиссии и как стрела полетела в спальню подымать Аркадия Аполлоновича сложа, на котором тот лежал, испытывая адские терзания при воспоминании о вчерашнем сеансе и ночном скандале, сопровождавшем изгнание из квартиры саратовской его племянницы Правда, не через секунду, но даже и не через минуту, а через четверть минуты Аркадий Аполлонович водной туфле на левой ноге, водном белье, уже был у аппарата, лепеча в него – Да, это я. Слушаю, слушаю Супруга его, на эти мгновения забывшая все омерзительные преступления против верности, в которых несчастный Аркадий Аполлонович был уличен, с испуганным лицом высовывалась в дверь коридора, тыкала туфлей в воздух и шептала – Туфлю надень, туфлю. Ноги простудишь, – на что Аркадий Аполлонович, отмахиваясь от жены босой ногой и делая ей зверские глаза, бормотал в телефон – Да, да, да, как же, я понимаю. Сейчас выезжаю Весь вечер Аркадий Аполлонович провел в том самом этаже, где велось следствие. Разговор был тягостный, |