Монография под ред. В. М. Кружинова тюмень, 1994. Оглавление введение Глава I. Древние и средние века
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
Глава I . ДРЕВНИЕ И СРЕДНИЕ ВЕКА § 1. Начало истории края Западная Сибирь - колыбель богатых и самобытных культур, родина некогда живших и ныне существующих народов. Следы их пребывания хранит и тюменская земля. В лесостепи, тайге и тундре по берегам многочисленных рек и озер археологи находят остатки сезонных стоянок и долговременных поселений людей каменного, бронзового и железного веков, руины древних городищ. Западно-Сибирская равнина стала осваиваться человеком в конце палеолита - древнего каменного века, примерно 15-20 тысяч лет назад на исходе ледникового периода. Отголосками той эпохи являются рассеянные по всей территории Тюменской области кости мамонтов, шерстистых носорогов и других обитавших в приледниковых степях животных. Более редкие находки - грубые каменные орудия, изготовленные первыми сибиряками. В разных местах Тюменской области обнаружены памятники мезолитической эпохи - среднего каменного века, уходящего от наших дней на 8-10 тысяч лет назад ко времени грандиозной перестройки природного окружения древнего человека, связанной с началом послеледниковья. В этот период ландшафты края приобрели знакомый нам облик, сформировалась современная речная сеть, на смену холодолюбивому животному миру пришли сообщества животных, до настоящего времени обитающие в лесостепной, таежной и тундровой зонах. Первое, открытое недавно мезолитическое поселение на юге области - стоянка Катенька на оз. Мергень вблизи г. Ишима. Обитатели поселения уже владели техникой расщепления камня на узкие и тонкие ножевидные пластины, которые могли служить для разделки мяса, раскроя шкур, а при использовании их как вкладышей образовывать острую режущую кромку значительно более крупных составных орудий из дерева или кости. В бассейне Конды на поселениях Леушинского Тумана исследовано несколько круглых и прямоугольных землянок, наземных мезолитических построек, обитатели которых с луками, дротиками и копьями охотились на лося, северного оленя, пушного зверя и птицу, а также, по-видимому, ловили рыбу. Минимально обработанные ножевидные пластины, отколотые от предварительно подготовленного куска камня-нуклеуса (ядрища), превращали в миниатюрные резцы, проколки, сверла. Из расколотых галек делали и более крупные орудия - топоры, долота и тесла, предназначавшиеся для работы по дереву. Вероятно, в это же время таежные охотники и рыболовы начали освоение районов Нижнего Приобья и даже Приполярья, о чем свидетельствуют мезолитические по облику находки каменных орудий и их заготовок на местонахождении Корчаги вблизи Салехарда. Ведущее место в производстве орудий труда на протяжении всего этого периода по-прежнему занимал камень. По сравнению с предшествующей эпохой в энеолите не произошло сколь-нибудь заметных перемен и в занятиях зауральского населения. Неолитическая революция, как иногда называют переход от присваивающих отраслей хозяйства (охота, собирательство, рыболовство) к производящим (земледелие и скотоводство), в Тюменском регионе явно запаздывала. Энеолитические памятники Тюменской области относятся к нескольким археологическим культурам. На Андреевском озере, в тюменском парке им. Ю. Гагарина, на оз. Ипкуль и Мал. Тарманы в Нижнетавдинском районе, а также в других пунктах открыты поселения липчинской культуры. Отличающиеся местным своеобразием липчинские памятники выявлены и значительно севернее - в бассейне Конды. На острове оз. Андреевское обнаружены относящиеся к данной культуре остатки могильников, куда в качестве погребального инвентаря помещали кремневые наконечники стрел, дротиков, шлифованные сланцевые кинжалы. Одежда покойных иногда расшивалась просверленными каменными подвесками, из которых в других случаях набирались ожерелья. Близ с. Велижаны на берегу р. Иски исследовано липчинское святилище. Его центральную часть занимала постройка с засыпанным охрой полом, внутри которой хранились нарядно орнаментированные сосуды. Это святилище было опоясано рвом, соединявшим несколько ям со следами костриц и охры, которые и явились местами культовых церемоний. Возле ям, по-видимому, стояли вкопанные в землю идолы, находились использовавшиеся в ритуалах сосуды. В бассейне Тобола известны и памятники других энеолитических культур - шапкульской и андреевской. Открытие шапкульских древностей не только в южной зоне области, но и в низовьях Оби, в черте Салехарда, существенно расширяет ареал данной культуры и свидетельствует о начавшемся освоении энеолитическим населением арктических территорий. § 2. Эпоха первых металлургов В начале II тыс. до н. э. население Западной Сибири вступило в эпоху бронзы. Быстрое внедрение в производство металла, утверждение скотоводства и земледелия совершили настоящий переворот в жизни лесостепных и южнотаежных племен. Ускорившиеся темпы их социально-экономического прогресса определялись не только благоприятным природным окружением, но и широкими межплеменными связями. Их поддержанию способствовали распространение колесных повозок, верховой езды, а также очевидные выгоды обмена, без которого лишенное месторождений меди и олова население Западно-Сибирской равнины было не в состоянии развивать собственное бронзолитейное производство. Группы, обитавшие в глубинах тайги и тундры, не имели возможности перейти к производящим видам экономики. Однако приметы новой эпохи ощущались и здесь. Обломки тиглей для плавки металла, первые изделия из меди и бронзы того времени встречаются археологам в разных районах Тюменского Севера. Наиболее полно изучены в настоящее время памятники эпохи бронзы на юге области. Одна из наиболее ярких раннебронзовых культур этого района, существовавшая в первой трети II тыс. до н. э. в Нижнем Притоболье, получила название ташковской. Поселки ташковцев необычны своей планировкой. Небольшие и слабо углубленные в землю деревянные дома размещались по кругу входами к центру, а здание стены соседних жилищ, соединенные бревенчатыми заборами, превращали поселения в своеобразные деревянные крепости. Остатки таких комплексов открыты на Андреевском озере, около Заводоуковска, в других пунктах. Любопытно, что на разных памятниках устойчиво повторяется одна деталь - круг состоит из нечетного количества домов (9, 11, 17), а их общее число всегда оказывается четным за счет еще одной постройки, размещавшейся на внутренней площадке. Что закодировано в этой символике? Один из возможных ответов на этот вопрос ученые нашли на Ташково 2 - полностью раскопанном поселении, давшем свое название культуре. Среди 11 построек его «жилой стены» удалось выделить две цепочки противостоявших домов: одну из жилищ, обитатели которых использовали наконечники стрел, копий и охотничьи ножи, и другую, включавшую дома, где ни одного подобного орудия не найдено. Обособление двух проживавших в поселке групп, занимавших соответственно шесть построек в одной его части и пять — в другой, может свидетельствовать о том, что поселенческая община делилась на две экзогамные части, союз и извечная противоположность которых нашли отражение в бинарной оппозиции «чет-нечет». При раскопках ташковских поселков обнаружены первые свидетельства появления в Притоболье металлургического производства. Бронза - сплав меди с оловом - использовалась еще редко, а основная часть предметов отливалась из чистой меди. Отсутствие шлаков и сырья указывает на то, что на поселениях выплавка металла из руды не производилась. По-видимому, он доставлялся на них в виде слитков или медного лома. Плавление металла в небольших тиглях - обычных горшечных черепках с налепными глиняными бортиками засвидетельствовано в очаге чуть ли не каждого из исследованных домов. Наверное, в каждой семье были и свои гончары, изготовлявшие горшки и баночные сосуды и украшавшие их по всей боковой поверхности линейными, волнистыми и зигзагообразными узорами, выполненными отступающей лопаткой, прочерчиванием или гребенчатым штампом. Каменные орудия - скребла, наконечники стрел, топоры и т. д. - изготовляли преимущественно из южноуральских кремнистых и яшмовых пород. Найдены на поселениях и глиняные грузила от сетей, указывающие на существенную роль рыболовства. По-видимому, содержали ташковцы лошадей и коров, однако значение скотоводства было еще не очень велико. Не зафиксировано пока и следов земледелия. Не позднее второй четверти II тыс. до н. э. в лесостепь с юга начали проникать новые, достаточно многочисленные группы - европеоидные по своему облику и, скорее всего, ираноязычные. Их самобытную культуру, базировавшуюся на скотоводстве и земледелии, мощном металлургическом потенциале, более полувека назад было предложено называть андроновской. Позднее андроновские памятники стали рассматриваться учеными как принадлежащие не одной, а нескольким археологическим культурам, хоть и родственным, но разновременным - алакульской, федоровской, черкаскульской и другим, составлявшим андронов-скую культурную общность. Расселение андроновцев на юге Западной Сибири оставило заметный след в истории этого региона. К концу II тыс. до н. э. практически вся его территория стала зоной распространения культур андроновской семьи. Остатки андроновских поселков и некрополей встречаются по берегам Исети, Тобола, Ишима и многих озер на юге области. Поселение Ук 3 невдалеке от Заводоуковска и Красногорский 3 могильник в Исетском районе сохранили следы жилищ и захоронений алакульской культуры, появившейся в Притоболье в начале андроновской эпохи. Более поздние поселки федоровской культуры - Черемуховый куст и Дуванское 17, существовавшие около середины II тыс. до н. э., исследованы в Ялуторовском и Тюменском районах. Относящиеся приблизительно к XIII - XII вв. до н. э. поселение Ольховка (черкасульская культура) и Пахомовская пристань I (пахомовская культура) раскопаны на Исети и в Приишимье.'' Характерный признак андроновской эпохи - нарядная плоскодонная керамическая посуда, украшенная на ранних этапах строгими, а впоследствии более сложными «ковровыми» геометрическими узорами: треугольниками, меандрами и свастичными фигурами. Пройдя долгий - длиной в несколько тысячелетий - путь развития, принесенные андроновцами в Сибирь орнаментальные традиции живут и по сей день - в культуре народов Севера. Большинство андроновских поселков - это крупные неукрепленные селища с линейной или бессистемной планировкой. Алакульские жилища сравнительно невелики, но дома последующих культур значительно больше. Их площадь нередко превышала 200 и даже 300 кв. м. Обычно они служили одновременно жильем для большесемейных, численностью 15-20 человек общин и зимним приютом для принадлежавшего им скота. Несмотря на развитое животноводство, свиней андроновцы не держали. Зато кони, запряженные в легкие боевые колесницы и использовавшиеся для верховой езды, делали их отряды, вооруженные луками и сверкавшими на солнце бронзовыми клинками, практически непобедимыми на открытых пространствах. Защищать им приходилось не только скот, но и поля своих общин, поскольку земледелие, по-видимому, даже пашенное, было вторым важнейшим источником их благосостояния. На поселениях и в некоторых могилах встречаются большие каменные зернотерки. Известны бронзовые серпы и секачи, последние из которых могли использоваться также для заготовки грубых кормов для зимовки скота. Охота и рыболовство не имели большого значения, хотя охотились в основном не для добычи пушнины, а на лосей, оленей, косуль и кабанов, мясо которых шло в пищу. Андроновские металлурги, значительная часть которых, скорее всего, уже являлась настоящими ремесленниками, порвавшими с земледелием и скотоводством и полностью переключившимися на обслуживание членов близлежащих общин, владели секретами получения сложных отливок в составных литейных формах из глины и камня. Умерших андроновцы обычно хоронили под невысокими земляными курганами, содержавшими, как правило, по нескольку могил, по-видимому, принадлежавших ближайшим родственникам. Умершие или их кремированные останки предавались земле с запасом пищи в горшках, иногда с орудиями труда и вооружением. Для женских погребений обычны богатые наборы украшений - браслетов, бус, перстней, серег, накосников. В конце II тыс. до н. э. на юге Западной Сибири формируется новое, позднебронзовое поколение культур андроновской семьи. В лесостепной зоне Тюменской области в это время складывается бархатовская культура, представленная Красногорским городищем на Исети, поселениями Ново-Шадрино 2 и 7, а также Заводоуковское 10 в Притоболье, городищем Кучум-Гора и Чупинским поселением на Ишиме. Одной из примет этого периода является появление во многих подтаежных районах первых укрепленных поселков - городищ, которые в последующие эпохи стали одним из самых распространенных типов поселений. Бархатовские «городки» возводились на высоких берегах рек, служивших естественной защитой для обитателей. Раскопки Красногорского городища позволили установить, что этот поселок первоначально состоял из двух частей: небольшой цитадели на краю треугольного мыса и располагавшегося за крепостной стеной «посада». Укрепления цитадели состояли из глубокого рва шириной до 3,5 м, мощной бревенчатой стены за ним и внешнего насыпного вала. В центральной части оборонительные сооружения размыкались, образуя въезд, по которому в крепость вполне могла проехать конная повозка или запряженная быками телега. По-видимому, размеры укрепленной части поселка довольно скоро перестали удовлетворять членов общины, и он был почти полностью перестроен. В процессе реконструкции ров был засыпан, а вал срыт. На их место перенесли жилища, располагавшиеся ранее за чертой цитадели, после чего поселение было опоясано новым рвом. Хозяйство бархатовских групп оставалось комплексным с ведущей ролью производящих отраслей. Показательно, что наряду с костями коров, лошадей, мелкого рогатого скота на бархатовских поселениях найдены кости верблюдов, указывающие на установление караванной торговли с южными землями. В южнотаежном Тоболо-Иртышье в эпоху поздней бронзы существовала сузгун-ская культура, памятники которой известны вплоть до Тобольска и даже севернее.Сузгунские группы были многокомпонентными по своему составу. Неповторимый колорит изделиям лесных гончаров придавало тесное переплетение орнаментальных традиций андроновского мира и автохтонного населения Севера, а заимствованные из лесостепи навыки животноводства сочетались с традиционным для таежной зоны присваивающим хозяйством. В начале II тыс. до н. э. происходит становление металлообработки и в таежной зоне Западной Сибири. Это наглядно демонстрируют памятники полымьятского и варпаульского этапов бронзового века в бассейне Конды. Уже во второй четверти II тыс. до н. э. жители наиболее ранних из полымьятских поселков в односторонних формах отливали металлические заготовки, которые последующей ковкой превращались в ножи, тесла, шилья и мелкие украшения. А несколькими столетиями позже здесь создается значительно более прогрессивная технология, нацеленная на получение не полуфабрикатов, а законченных и гораздо более сложных предметов - наконечников копий, топоров-кельтов, долот, предполагавшая их отливку в закрытых формах с сердечниками. Однако прогресс в области металлообработки при отсутствии собственной сырьевой базы совсем не означал отказа от использования каменных орудий. Из кварца и других пород изготовляли долота, наконечники стрел, шлифовальные плиты и т. Д Основными жизнеобеспечивающими отраслями хозяйства кондинских групп в бронзовом веке, как и в других таежных районах Западной Сибири, служили охота и рыболовство. Использование сетей и ловушек, строительство запоров, которыми перегораживали речки и протоки, резко повышали эффективность лова, позволяли заготавливать рыбу впрок, что создавало условия для оседлого образа жизни. Охотились в основном на крупных копытных - лосей и северных оленей. На путях их сезонных и суточных миграций ставились десятки ловчих ям. Аналогичная система хозяйствования, близкие формы жилищ, других элементов материальной культуры были распространены в бронзовом веке и в других районах западносибирской тайги. Более того, в мало изменившемся виде они просуществовали тысячелетия, войдя в культуры коренных народов Севера. Во второй-третьей четвертях II тыс. до н. э. в таежных районах Нижнего Приобья существовала сартынская культура, в которой отмечены признаки преемственности с предшествующими комплексами эпох неолита и энеолита. Особый колорит ее посуде придавали «сотовые» (в виде смыкающихся шестиугольников) узоры, наносившиеся зубчатыми и гладкими штампами, а также ладьевидные сосуды. Особенности сартыньинской каменной индустрии - абсолютное преобладание шлифованных орудий, изготовление длинных ножей из сланцевых плиток. Капли меди и бронзы, керамические сопла, найденные на поселениях, свидетельствуют о начале процесса металлообработки. Есть факты, указывающие на то, что около XIV - XIII вв. до н. э. отдельные сартыньинские группы могли проникать в Заполярье. По-видимому, около середины II тыс. до н. э. в Среднем Приобье складывается барсовская культура, входившая в обширную культурную, быть может, этнолингвистическую общность ямочно-гребенчатой керамики, которую многие ученые не без основания считают древнесамодийской. Ее памятники в разных частях ареала демонстрируют поразительную устойчивость декоративного оформления посуды, которая по всей боковой поверхности украшалась лентами оттисков зубчатого штампа, разделенными полосами ямок. На Барсовой Горе близ Сургута исследовано несколько небольших поселков этой культуры, с бессистемной планировкой, застроенных полуземлянками или наземными домами. Их обитатели жили охотой и рыбной ловлей, обрабатывали камень и, судя по находкам фрагментов ошлакованных сосудов, литейных форм и немногочисленных металлических вещей, осваивали металлургическое производство. Носители ямочно-гребенчатой керамики в эпоху бронзы проникли довольно далеко на север. Следы их пребывания отмечены около Салехарда, в Ямальской тундре, нижнем течении Таза и рассматриваются как следы особой тазовской культуры, находящейся в начальной стадии изучения. Слабо изучена также ортинская археологическая культура середины - второй половины II тыс. до н. э., зона распространения которой охватывала некоторые районы Ямала и Большеземельской тундры. В конце II тыс. до н. э. в таежных районах Среднего и Нижнего Приобья на основе поздних ямочно-гребенчатых комплексов складывается новая культура - атлымская, наиболее полно изученная по поселениям Барсовой Горы. Атлымцы, как и их предки, оставались охотниками и рыболовами, обрабатывали камень и металл. Они создали самобытное декоративно-прикладное искусство, известное, к сожалению, лишь по узорам на посуде. Атлымцы изготовляли необычные горшки, напоминающие перевернутый колокол, а для их украшения наряду с традиционными ямочными поясами использовали фигурные штампы, крестовый и в виде змейки. С их помощью на сырую глину наносились сложные орнаментальные композиции, пришедшие с юга, но уже трансформированные в таежном искусстве меандровые мотивы. История распорядилась так, что в начале I тыс. до н. э. значительной части атлымского населения пришлось покинуть свою родину. Причины этого до конца не ясны. Возможно, свою роль сыграло затруднявшее ведение традиционного хозяйства избыточное увлажнение тайги, отмечаемое палеогеографами для конца эпохи бронзы, возможно, иные факторы. Разрозненными группами по рекам атлымцы устремились на юг и, несмотря на трудности походной жизни, растянувшейся на десятилетия, и на опасность оказаться во враждебном окружении, уже к VIII - VII вв. до н. э. вышли в южнотаежные и даже лесостепные районы. Раскопками в этой зоне получено достаточно свидетельств взаимодействия местных культур с пришлой. В одних районах, например, в Притоболье, куда проникали не сами атлымцы, а родственные им племена гамаюнской культуры, это было настороженное противостояние бархатовского и пришлого населения, препятствовавшее сколько-нибудь ощутимому культурному обмену. В других районах, в том числе в заселенном сузгунцами Приишимье, оказавшись в более дружелюбной и, по-видимому, родственной среде, мигранты выступили одним из компонентов новых культур, относящихся к переходному времени от бронзового к железному веку. 3. К северу от Азиатской Скифии Во второй четверти I тыс. до н. э. на территорию Западно-Сибирской равнины пришла эпоха железа. Появление первых, привозных изделий из нового металла, освоение сыродутного способа его получения из местных руд, овладение секретами кузнечного ремесла - все это вошло в повседневную жизнь людей не сразу. Поэтому период, продолжавшийся вплоть до середины I тыс. до н. э., на который пришлось становление черной металлургии, обычно называют ранним железным веком. Эпоха раннего железа, или скифская эпоха рождалась в зареве пожарищ под свист стрел и звон клинков. Возросшая из-за перехода к кочевому скотоводству подвижность степняков, цепная реакция захватов пастбищ и вынужденных переселений сеяли нескончаемые междоусобицы, выталкивавшие к границам тайги осколки разных этносов. Мощные миграционные потоки прокладывали русла и по таежной зоне. Все это только усилило неоднородность жившего здесь населения, ставшего основой для формирования западносибирских народов исторического периода. Ярче всего особенности развития северных и южных областей региона в раннем железном веке прежде всего проявились в социальной сфере. Скотоводческо-земледельческие общества лесостепи, в которых быстрыми темпами шли процессы имущественного и социального расслоения, усиление власти вождей, создание военно-иерархических структур и крупных племенных объединений, явно эволюциони-зировали в раннеклассовые, в то время, как у населения севера устои первобытного общественного устройства оставались пока незыблемыми. В VII в. до н. э. в лесостепном Тоболо-Ишимье на основе позднебронзовой бархатовской сложилась новая культура - баитовская. Ее памятники представлены неукрепленными селищами и городищами. Лихачевское городище на р. Ишим имело круговую планировку. Под защитой бревенчатых стен с башнями здесь существовало восемь небольших полуземляночных жилищ. На Ботниковском I поселении в Приисетье раскопаны не только жилые, но и обособленные хозяйственные постройки. Баитовцы оставались, видимо, в основном скотоводами и земледельцами. Их погребальный обряд и многие другие сферы деятельности изучены недостаточно, что, впрочем , и неудивительно, поскольку не позднее IV в. до н. э. эта культура под натиском иноэтничного населения прекращает свое существование. Именно с этого периода большую часть лесостепных западносибирских пространств занимают племена саргатской культуры, доминировавшие здесь вплоть до середины следующего тысячелетия. Скорее всего, формирование их ядра произошло в начале железного века в лесостепном междуречье Оби и Иртыша на основе местного позднебронзового населения, восходящего своими корнями к андроновским группам. Поэтому вполне возможно, что изначально саргатцы говорили на одном из восточно-иранских языков с большим количеством угорских и самодийских заимствований, накопившихся за длительный период его развития на юге Сибири. Впоследствии, распространяясь на запад и включая в свой состав иные этнические компоненты, саргатское население вполне могло превратиться в конгломерат разноязычных групп, объединенных в рамках одного военно-политического союза. Саргатские племена в короткий срок густо заселили все предтаежное Тоболо-Ишимье. Десятки и даже сотни их поселений и могильников на этой территории говорят о сложении здесь в раннем железном веке необычайно высокой плотности населения. О важных социальных процессах, шедших в саргатском обществе, свидетельствует выделение из общей массы однотипных поселков огромных укрепленных поселений, где проживали по меньшей мере сотни жителей. Площадь одного из них - Рафайловского городища на Исети - более 60 тыс. кв. м. Его рассчитанная на круговую оборону цитадель состояла из двух примыкавших друг к другу, но вполне самостоятельных крепостей, за стенами которых начиналось обширное неукрепленное селище. Застройка «городка» была настолько плотной, что новые дома, возводившиеся взамен сгоревших или обветшавших, приходилось ставить на месте старых. На одной из окраин поселка исследован участок со сгоревшей мастерской металлурга. Возникновение подобных населенных пунктов говорит о том, что в саргатском обществе шло активное формирование городов в полном смысле этого слова. Возводившиеся на поселениях жилища - это каркасно-столбовые полуземлянки, часто многокамерные, с длинными коридорообразными входами и дощатыми полами. Стационарные поселения и дома - свидетельство тому, что кочевниками саргатцы не были, хотя их культура была близка культурам скифов, сарматов, народов Азиатской Скифии, как образно именуют иногда кочевой мир Великого пояса степей Центральной Азии. Важнейшим условием оседлого образа жизни саргатских общин служило земледелие, которое в комплексе с животноводством обеспечивало поразительные темпы их социально-экономического развития. Из домашних производств наиболее распространенным было гончарное. Сосуды лепили ручными способами и украшали простыми, но сразу узнаваемыми узорами - пояском треугольников или несложными зигзагами. Наряду с посудой собственного изготовления пользовались привозной - среднеазиатской, сформованной на гончарном круге. Престижными вещами считались бронзовые котлы, которые были доступны не всем и, по-видимому, являлись предметами импорта. Из кости изготовлялись наконечники стрел, накладки, увеличивавшие упругость луков, пластинки, из которых набирались чешуйчатые панцири, защищавшие воинов в бою. Металлообработка, требовавшая специальных знаний и навыков, являлась, скорее всего, типично ремесленным производством. Освоение технологий получения и обработки железа не означало упадка бронзолитейного дела. Из меди и бронзы отливали не только разнообразные украшения и детали конской сбруи, но также кельты и боевые наконечники стрел, которых в колчанах воинов, судя по отдельным саргат-ским захоронениям, могло насчитываться более сотни. Быстрее всего железные аналоги заменили бронзовые ножи, кинжалы, уздечные принадлежности. Со временем саргатские кузнецы наладили выпуск железных наконечников стрел, длинных обоюдоострых мечей, тесел и других инструментов. Изучение саргатских могильников рисует яркую картину имущественного и социального расслоения общества. Малоимущих хоронили с минимальным набором вещей, под небольшими курганами в мелких грунтовых ямах. Полной противоположностью им были погребальные комплексы родо-племенной аристократии, особенно ее высшего слоя - членов «царских» родов и самих «князей», над могилами которых сооружались монументальные дерновые пирамиды, достигавшие десятков метров в поперечнике. В безынвентарных скелетах, подчас лежащих в неестественных позах на дне рвов, окружавших курганы знати, резонно видеть останки лично зависимых людей, возможно, рабов, убитых при захоронении их хозяев. Набор вещей в мужских и женских погребениях различен, какой бы социальной группе они не принадлежали. Мужчина в загробный мир уходил как воин: с мечом, кинжалом, запасом стрел, а женщина - аристократка или простолюдинка - в лучшем наряде, с любимыми украшениями и набором для рукоделия. Захоронения знати, особенно женские, изобилующие наборами привозных бус, другими импортными ювелирными изделиями из драгоценных и поделочных камней, стекла, фаянса и агата, не оставляют сомнений в том, что саргатские племена вели торговлю с государствами Средней Азии, а через них с Индией, античными городами Северного Причерноморья, ремесленными центрами Египта. Наглядные свидетельства посещения торговыми караванами саргатских земель - сохранившиеся на Рафайловском городище кости верблюдов. Можно почти не сомневаться в том, что саргатскими группами был взят под контроль поток пушнины, бравший свое начало в западносибирской тайге и растекавшийся по всем ответвлениям Великого шелкового пути. Исследование в 80-х гг. целой серии саргатских могильников на юге Тюменской области позволило приоткрыть завесу тайны над одним из самых загадочных в ист о рии сибирской археологии эпизодов, связанным с формированием в начале XVIII с толетия Сибирской коллекции Петра I - уникального собрания древних золотых предметов. В его составе оказалось несколько пар огромных литых поясных застежек с полными драматизма сценами единоборства животных и рельефными изображениями, навеянными эпическими сюжетами, бляха в виде свернувшейся в кольцо пантеры, а также массивные витые браслеты и носившиеся на шее гривны с головками зверей или полными фигурами фантастических хищников на концах, серьги, • крашения конской сбруи и многое другое. Эта коллекция, хранившаяся при дворе, после смерти Петра Великого была передана в Кунсткамеру, а оттуда - в Эрмитаж, где экспонируется до сих пор. Установлено, что ее основная часть - более 200 вещей - поступила в Петербург в 1715-1717 гг. из Тобольска, от первого сибирского губернатора М. П. Гагарина, выкупившего эти предметы у «бугровщиков» - грабителей курганов, артели которых в начале XVIII в. промышляли по всему югу Сибири и менее чем за четверть века опустошили практически все древние захоронения на данной территории. Однако, из какого ее района происходят сокровища, преподнесенные Петру I , на протяжении двух с лишним столетий оставалось неизвестным. Отсутствие в разграбленных курганах Западной Сибири вещей, сопоставимых с имеющимися в коллекции, способствовало появлению среди ученых гипотезы ее внеси тнрского происхождения, прародину которой искали и в Крыму, и даже на Балканах. Раскопки Тютринского могильника в Притоболье, в курганах которого впервые были обнаружены ювелирные изделия, идентичные собранным князем Гагариным, а. затем и других саргатских некрополей с аналогичными находками не только положили конец сомнениям в сибирском происхождении коллекции Петра I , но и позволяли сделать вывод о том, что основная ее часть происходит из захоронений саргатской культуры. Около середины I тыс. до н. э. саргатская культура прекращает свое развитие. Однозначного объяснения этому пока не дано. Наиболее вероятно, что захваченное вихрем Великого переселения народов большинство саргатских групп устремилось на запад, где приняло участие в бурных событиях средневековой эпохи, которая замела их следы. Существует гипотеза, согласно которой они послужили одним из компонентов формирования венгерского народа. Немногочисленные общины, остававшиеся во временно опустевшей стране, и группы, ранее ушедшие в тайгу, спустя недолгое время были ассимилированы занявшими эту территорию племенами, открывшими средневековый период в истории юга Западной Сибири. Культуры раннего железного века лесной полосы изучены не так полно, как гаргатская. В южнотаежном Тоболо-Иртышье в это время существовали кашинская и богочановская культуры, племена которых практиковали не только присваивающие, но и производящие виды хозяйства и на всем протяжении своей истории испытывали сильное влияние со стороны саргатцев. В глубине тайги, почти полностью изолированной от бурных событий на юге, в начале железного века сохранялся прежний уклад жизни. Около середины I тыс. до н. э. здесь происходит становление нескольких культурных общностей, развитие которых отражает формирование современных групп коренного населения Западной Сибири. В нижнем и отчасти среднем течении Оби в это время складывается усть-по-дуйская культура, по-видимому, связанная с генезисом предков обско-угорских народов. Уникальные материалы для характеристики занятий и быта северных групп усть-полуйцев, обитавших в приполярной зоне, получены при раскопках Усть-Полуйского городища, расположенного в черте современного Салехарда. Основой их хозяйства являлись охота, промысел морского зверя и рыболовство. Рыбу добывали с помощью сетей и ловушек, били костяными острогами, ловили на крючок. На местах осенних переправ оленей через реки устраивались «поколки», позволявшие сделать запас мяса на зиму. Практиковалось также использование оленя-манщика, под прикрытием которого охотнику удавалось незаметно приблизиться к стаду. Охотились с помощью лука и стрел, оснащенных в основном костяными наконечниками: заостренными, использовавшимися для добычи зверя и крупной птицы, тупыми - для стрельбы по зверькам с ценным мехом, когтистыми - для охоты на водоплавающую дичь. На Оби усть-полуйцы могли промышлять белух, а на побережье Обской губы - моржей. В усть-полуйское время в повседневную жизнь людей прочно вошли изделия из железа, хотя их набор был еще не очень велик. Зато бронзолитейное производство поднялось на невиданную ранее высоту. В специальных формах отливали кельты, массивные трехлопастные наконечники стрел, поясные бляхи с рельефными изображениями медвежьих голов и другими узорами, а также стилистически очень своеобразные зоо- и антропоморфные изображения, среди персонажей которых хищные птицы, бобры, грифоны, фантастические полулюди-полузвери. Подлинного совершенства достигли мастера Усть-Полуя в резьбе по кости. На городище найдены концевые накладки от составных луков, более упругих и дальнобойных, чем простые деревянные, пластины от наборного доспеха, детали от уздечки оленя-манщика, гарпуны и многие другие предметы. Уникальное изобразительное искусство усть-полуйцев нашло отражение и в продукции косторезов. Головки зверей и птиц или их полные фигуры венчали рукояти ложек, гребней, помещались на деталях одежды. Одна из нагрудных панцирных пластин из китовой кости украшена изображением воина с двумя мечами. На городище найдены также предметы, связанные с обработкой шкур, крапивного волокна, прядением, шитьем одежды, гончарным производством и обработкой дерева. Как транспортное животное олень, по-видимому, еще не использовался. Зато на городище найдены многочисленные детали от собачьей упряжи, а одну из костяных рукоятей ножей мастер снабдил скульптурным изображением ездовой собаки, грудь которой охвачена шлейкой. Усть-полуйская культура и следующие за н ей по времени памятники ярсалин ского ( I -II вв. н. э.) и карымского ( III - VI вв. н. э.) этапов послужили основой для сложения в эпоху средневековья древнехантыйских археологических культур Севера. Сохранились на территории Тюменской области и следы пребывания общин кулайской культуры, скорее всего, древнесамодийской. Более того, примыкающие к Нарымскому краю районы Средней Оби рассматриваются многими учеными как зона ее формирования, пришедшегося на период около середины I тыс. до н. э. Кулайские поселки, а также одиночные захоронения и святилища обнаружены не только на Барсовой Горе и других археологических комплексах Сургутского Приобья, но и значительно севернее. На прочно освоенной этими группами территориях быстро возводились сравнительно небольшие, но превосходно укрепленные городища. Расчет неприятеля на легкий штурм этих крепостей рушился при виде глубоких рвов и высоких стен из бревен и земли, усиленных выступами-бастионами, открывавшими лучникам широкие сектора для обстрела. Под прикрытием стен по кругу рас полагались сравнительно небольшие полуземляночные жилища с углубленными коридорообразными выходами и располагавшимися в центре домов очагами. Кулайцы оставались охотниками и рыболовами, но многие их южные группы успешно заимствовали у лесостепных соседей навыки животноводства, которое, впрочем, не могло получить в таежных районах особенно большого развития. Здесь содержали в основном лошадей, которые использовались не только в пищу, но и как верховое животное. Раскопки кулайских поселков не оставляют сомнений в том, что их жителям была знакома черная металлургия и кузнечное ремесло. На многих памятниках встречены шлаки, а также сами изделия из железа: ножи, кинжальные клинки, тесла и многое другое. Постепенное вытеснение бронзы железом из сферы орудийного производства, ставшее особенно заметным в первые века н. э., не угасило мастерства бронзолитейщиков, искусство которых поднялось на новую высоту. Довольно долго огромный спрос находили производившиеся ими кельты, боевые втульчатые наконечники стрел с оттянутыми назад жальцами, которые глубоко проникали в тело и трудно из него извлекались. Своим красноватым блеском, немного напоминавшим сверкание золотых предметов, всегда ценились украшения из меди и бронзы. Таежные ювелиры, освоив в кулайскую эпоху технологию получения высокооловя нистых белых бронз, научились искусно имитировать и серебряные изделия. Столь же характерной особенностью кулайской культуры, как изготовление горшков, украшенных оттисками гребенки и штампа в виде сильно стилизованной плывущей уточки, являлось массовое производство на протяжении всего периода ее развития неповторимых по стилю плоских ажурных бронзовых отливок с хорошо распознаваемыми образами людей, животных и птиц, изображениями фантастических антро- и зооморфных существ. Огромное количество таких предметов найдено в составе кладов, являвшихся остатками некогда функционировавших в укромных таежных уголках культовых мест. В последней трети I тыс. до н. э. западносибирская тайга содрогнулась. По неясным до конца причинам огромное количество кулайских общин пришло в движение и устремилось с ранее обжитой ими территории в разных направлениях. Одни, направившись на север, довольно скоро достигли приполярных районов Приобья, где вступили в контакт с усть-полуйцами. Другие двинулись на юг и спустя какое-то время оказались на северной границе лесостепи, по соседству с саргатским населением. Молниеносное расселение кулайцев на этих рубежах остановилось так же внезапно, как и началось, а последовавший за этим период относительной стабилизации обстановки стал преддверием средневековой эпохи, наступление которой совпало с закатом кулайской культуры, но не означало прекращения шедших в таежной зоне этнических процессов, приведших в конечном итоге к формированию современных групп коренного населения Западной Сибири. |