Научнопопулярное издание история сыска в россии в 2 книгах
 Скачать 2.76 Mb.
|
|
экспортную контору, затем держал в Париже зубоврачебный кабинет. В 1909 году Гурари состоял зубным врачом при Обществе критики французской прессы. Летом 1910 года Гурари жил во Франции, в г. Дранси (департамент Сены). Итак, искренне убежденный противник революции оказался на практике платным и мало исправным секретным сотрудником "охранки". Кроме лиц, работавших в "охранке", были лица, предлагавшие себя для этой работы. Гартингу пришлось заниматься подобными предложениями и иногда отвергать их. Таково было предложение Нейштадта в 1907 году. Могилевский мещанин Авигдор (Виктор) Мордухов Нейштадт в мае 1900 года послал в Департамент полиции письмо с заявлением о намерении своем посягнуть на жизнь царя: допрошенный, он объяснил свой поступок желанием выйти из затруднительного положения. Сидя в Прилукской тюрьме, Нейштадт рассказал надзирателю о существовании тайного преступного общества; в показании по этому поводу он заявил, что "яркие краски в его рассказе составляют обычный плод его фантазии". За эти фантазии Нейштадт после медицинского освидетельствования, признавшего его здоровым в физическом и психическом отношениях, был отдан под гласный надзор полиции. В мае 1907 года Нейштадт, живший в Базеле, обратился к министру Столыпину с письмом, свидетельствующим о полной его грамотности, в котором предложил свои услуги по борьбе с революционерами-террористами. В прошении своем он заявлял, что у него "разработан детальный план втесаться в их среду на правах испытанного товарища". По вопросу о вознаграждении писал: "Меня это интересует ровно настолько, во сколько оцениваются жизненные потребности человека средней руки (без спиритуозов и игры)". Себя Нейштадт рекомендовал: вероисповедания официального иудейского, возраст 27 лет, образование домашнее, политическое credo - умеренный прогрессист... Письмо это было препровождено Департаментом полиции Гартингу. К сожалению, из дела архива не видно, получил ли "умеренный прогрессист" шпионскую работу у Гартинга. Бурцевские разоблачения причиняли много беспокойства Гартингу и Красильникову. Они усиленно искали себе подходящих людей в окружении Бурцева. Искали и... находили, как мы увидим далее. Но были и такие, которые хотели помочь борьбе с Бурцевым. Так, Сергей Миртов, бывший студент Петербургского университета, обратился к начальнику Симбирского губернского жандармского управления в письме от 22 октября 1909 года с предложением агентурных услуг, в частности, для разоблачения деятельности Бурцева. Департамент полиции рекомендовал Миртова заграничной агентуре, но сношения с ним не наладились. В трагические страницы сыска вносит элемент комизма некий российский американец Прыщепа. Крестьянин Минской губернии, Слуцкого уезда, Царевской области, деревни Сливы, Никита Прыщепа проживал в Соединенных Штатах Америки, в штате Пенсильвания. 1 февраля 1910 года он обратился к министру внутренних дел с письменным сообщением "о коварных действиях революционного движения" и, в частности, о Бурцеве, который, находясь в городе Бутлер, читал "антихристскую проповедь большому скоплению". Прыщепа писал еще: "Имею большую охоту донести своему начальству, чтобы строго преследовать всех, кто только вступает в социалисты, я сам готов бы искоренить в один час этих безбожников". Свое заявление Прыщепа закончил просьбою "разрешить мне отсюда писать доносы". Адрес он указал. Департамент полиции передал копию донесения Прыщепы заведующему заграничной агентурой, но последний ограничился принятием доноса к сведению. Прыщепа, конечно, очень бы удивился, если бы ему сказали, что его фамилия в России была, по Чехову, Пришибеев. Из провокаторов 1910 года назовем здесь Русина, Преображенского и Каминчана. Михаил Русин, он же Виктор Русин, родился в 1887 году в Богородском. В революционной среде был известен под кличкой Виктор Маленький. Русин состоял секретным сотрудником заграничной агентуры в Париже, по группе эсеров, имел охранную кличку Прево, жалованья 500 франков в месяц. Жил в Париже под именем Теофиля Маркина, а потом в качестве механика Иосифа Елкина. В 1909 году роль Русина была случайно разоблачена: письмо охранника к нему с приглашением на свидание попало в руки революционеров. Тогда же он был опубликован как провокатор. "Охранка" дала ему пособие в 400 франков. 26 мая 1910 года Русинов застрелился. Михаил Преображенский привлекался в 1907 году в Севастополе и Петербурге по делу о социал-демократической организации; перед призывом на военную службу скрылся за границу; состоял студентом техникума в Митвайде. Преображенский вошел в сношения с заведующим заграничной агентурой Красильниковым во время пребывания последнего в Германии в 1910 году и был принят в число секретных сотрудников под кличкой Баум. Доставлял сведения о членах партийной группы своих товарищей по школе (Лейба Коган, Финкельштейн и другие). В марте 1911 года был арестован на границе Италии за ношение огнестрельного оружия. В сентябре того же 1911 года Красильников донес, что Преображенский, ввиду выяснившейся полной его непригодности к работе, из состава сотрудников заграничной агентуры исключен. Гавриил Каминчан, мещанин г. Кишинева, состоял секретным сотрудником Пермского губернского жандармского управления под кличкой Инженер, обслуживал партию эсеров. Был командирован полковником Комиссаровым в сентябре 1910 года в Швейцарию "в целях получения надлежащих связей на Урале". В январе 1911 года Каминчан был отозван в Россию, так как, по выражению Департамента полиции, "судебным трибуналом ему предъявлено обвинение в сношениях, в бытность его в средине 1909 года в Чите, с ротмистром Стахурским, каковое обстоятельство, действительно, имело место". Весьма старый охранник, книгоиздатель Александр Ева-ленко состоял секретным сотрудником заграничной агентуры Департамента полиции под псевдонимом Сурин и Сергеев, проживал в Нью-Йорке. Еваленко был осведомителем "охранки" еще в 1885 году, когда доставлял свои сведения о Рубановиче, Г.Федершере и других начальнику Киевского губернского жандармского управления. По указанию Меньщикова в 1910 году было возбуждено дело против Еваленко, и комитет из представителей социалистических организаций в Нью-Йорке пришел к заключению, что сведения в представленных комитету документах относятся к Еваленко, и вынес резолюцию (8 сентября 1910 года), что последний был тайным агентом Департамента полиции, о чем было тогда же объявлено в местных газетах. В марте 19Ю года Департамент полиции производил расследование о пропаже дела 3-го делопроизводства, заключавшего в себе сведения о сотруднике Александре Еваленко, он же Сурин и Сергеев. По этому поводу бывший журналист Департамента полиции Молчанов доложил, что в конце 1900 года при приезде в Петербург сотрудника Сурина до поездки его в Болгарию к Дебагорию-Мокриевичу и при ведении с ним объяснений старшим помощником делопроизводителя Зубовским, а впоследствии, кажется, в 1904 году в момент выяснения роли Сурина все агентурные дела, касавшиеся его., подбирались для составления справки. К этому Колчанов прибавил, что его 18-летняя служба, "казалось, исключает возможность предложения, что это дело было мною утаено или использовано в преступных целях". Еваленко пытался возбудить в Нью-Йорке дело против Бурцева, обвиняя его в клевете, о чем с торжеством сообщало "Новое Время". Еваленко предъявил гражданский иск на 100 тысяч долларов. Однако, когда процесс начался, Еваленко взял прошение обратно, и процесс был прекращен. Из провокаторов 1911 года можно назвать Якова Гончарова, который состоял секретным сотрудником Одесского губернского жандармского управления по анархистам под кличкой Иванченко. В мае 1911 года был командирован в Лемберг и во Францию сроком на шесть месяцев, на что было ассигновано 1 200 рублей. Цель поездки была: приобрести за границей серьезные связи среди русских эмигрантов-революционеров, а также проверить слухи о намерении боевиков воспользоваться аэропланами для совершения в России террористических актов первостепенной важности. В 1911 году был заподозрен Михаил Тумаринсон, зубной врач, состоявший секретным сотрудником заграничной агентуры под псевдонимом Механик и Максаков. В мае 1909 года он доставил сведения о парижских группах анархистов-коммунистов, о "Буревестнике" и т.д. По официальному отзыву, личность Тумаринсона "представляется весьма сомнительной; за ним числилась серия дел по кражам у разных лиц и в различных городах денег, платья, белья и даже жен (!), а также несколько исков из Женевы, Цюриха, Лондона, Чикаго и Парижа". В парижской колонии о нем были чрезвычайно нелестного мнения. В конце концов Тумаринсона заподозрили в политической неблагонадежности, и он уехал в Россию. По свидетельству Департамента полиции в июле 191Г года Тумаринсон намерен был не возвращаться за границу, а работать в России. Провал же свой он категорически отрицает. ЖАДНАЯ КАТЯ Провокатор Илья Чирьев, сын статского советника, 3 декабря 1906 года был арестован в Москве под фамилией Узнадзе по делу Гулина (был обнаружен склад бомб и оружия). В апреле 1907 года скрылся. 10 декабря 1909 года арестован в Москве под фамилией Васильев. Находясь под стражей, Чирьев ходатайствовал о замене ссылки в Сибирь выездом за границу, что по пересмотре обстоятельств дела и было ему разрешено. 22 февраля 1910 года Чирьев был освобожден из-под стражи и 8 марта выехал за границу. Об этом Департамент полиции сообщил заведующему заграничной агентурой на случай, если он найдет нужным войти в сношение с Чирьевым в целях приобретения его в качестве сотрудника. Красильников по этому поводу сообщил, что сношения с Чирьевым установлены и что ему выдана субсидия в 200 франков (июнь 19Ю года). В мае 1910 года помощник Красильникова Эргардт писал ему, что "вопрос о поездке Кати разрешен здесь в отрицательном смысле. Он пока в Россию не поедет. Адрес его следующий: Рим, Виа Джерманика, 85, синьора А.Филипченко, для К". "Охранка" не была довольна новым агентом. В марте 1911 года Красильников донес, что состоящий секретным сотрудником заграничной агентуры по группе максималистов Катя (псевдоним Чирьева) проявил полную бездеятельность и неосведомленность в революционных кругах, а также и не вполне порядочное отношение к делу, приходя по большей части лишь, только за деньгами, причем однажды заявил, что если он даст то, что имеет, то боится себя продешевить, так как эти сведения стоят дороже тех 250 франков, которые он получает в месяц. Ввиду такого поведения Чирьев из числа сотрудников был исключен. На это Департамент полиции указал заведующему агентурой, что Катя занимал, безусловно, серьезное положение в партии эсеров и что таких секретных сотрудников надо стараться удерживать в своем распоряжении всеми силами, а не отказываться отнюдь от их сведений и значительности уплачиваемого им содержания, так как сотрудники, подобные Кате, иной раз в течение целого года бывают не в состоянии доставлять какие-нибудь сведения, но затем в один день могут дать столь ценные указания, которые не сравнятся по своему значению со сведениями, данными заурядными сотрудниками. Получив это письмо, Красильников, тем не менее, остался относительно Чирьева при особом мнении, сообщив в ответ, что Катя производит впечатление человека, не заслуживающего доверия, крайне легкомысленного, проводящего время в различных притонах, не интересующегося делом и не только не пользующегося каким-либо влиянием в революционной среде, но совершенно не имеющего с ней связей. Возобновление сношений с подобным сотрудником Красильников признал нежелательным. Находясь во Франции, Чирьев работал некоторое время в качестве зубного техника у одного дантиста в Бовэ. Опрошенный 20 июля 1917 года в Париже, Чирьев признал свои сношения с "охранкой", но заявил, что полезного дела для них он "не сделал ни черта". В тот же 1911 год был забракован Красильниковым еще один сотрудник - Вульф Анкерман, мещанин Варшавы. Анкерман в революционной среде был известен под кличкой Файвел-Токарь, был арестован в Варшаве по делу анархистов-коммунистов и вскоре же, в августе 1908 года, сделался секретным сотрудником Варшавского охранного отделения под кличкой Белый. В 1909 году Анкерман поселился в Париже и вступил, под тем же псевдонимом, в число осведомителей заграничной агентуры. Доставлял сведения о еврейской группе анархистов в Париже, получая за это 150 франков в месяц. В марте был уволен за бездеятельность. К 1912 году относятся сведения о доносчике Алексееве, о "неудачниках" Петрове, Лозанском, Альбауме и других. Петербургский мещанин Алексей Алексеев служил, по его словам, бухгалтером в магазине Коровина на Садовой улице в Петрограде, а в Париже - в английской фирме, экспортирующей токарные станки. В 1912 году заграничная агентура получила секретные сведения о предполагаемом на 14 октября взрыве посольской церкви в Париже. Охрана приняла это всерьез и назначила на это число к церкви целый наряд чинов русской и французской тайной полиции. Взрыв, однако, не состоялся, но утром этого дня к заведующему агентурой явился Алексеев и сообщил о другом сенсационном заговоре - готовящемся покушении на жизнь царя. Ему дали на первый раз 20 франков, чтобы выведать планы злоумышленников, угощать их в кофейнях. При следующем свидании Алексеев потребовал на расходы еще 300 франков, но Красильников ему отказал, догадавшись, как он доносил потом Департаменту полиции, что "или наивность Алексеева эксплуатируется компанией полухулиганов-эмигрантов, или же он сам, прослышав о том, как Познанский сорвал с "охранки" деньги, задумал пойти по его следам". На этом дело и кончилось. Познанский, на которого ссылался выше Красильников, был кратковременный осведомитель-хулиган. Лейба Познанский, сын мещанина Кременчугского уезда, состоял секретным сотрудником заграничной агентуры под кличкой Кодак, но недолго. "Не успел я прослужить трех недель, как вдруг известный Вам субъект под названием Бурцев открыл меня", - жаловался Познанский Департаменту полиции. Красильников по поводу этой жалобы писал начальству: "Как сотрудник, Познанский никакой пользы оказать не может, во-первых, как лицо, разоблаченное в сношениях с охранкой, и, во-вторых, как не принадлежащий ни к какой революционной партии. Общего с Бурцевым он ничего не имеет и проводит время в компании подобных ему хулиганов, в игре в карты и в посещении кабаков. Как раньше, так и теперь, желание его быть сотрудником имеет только одну цель - получить с агентуры деньги". Тем не менее "охранка" попыталась использовать Познанского другим путем: он выступил свидетелем в судебном деле, которое возбудил против Бурцева другой разоблаченный сотрудник заграничной агентуры Е.Ю.Гольдендах (Дасс). Познанский заявлял на суде, что Бурцев обвинял Гольдендаха в том, что он платный агент полиции, и вообще многих обвиняет в этом. На вопрос, не он ли тот самый Познанский, которого Бурцев обвинил в том же, в чем и Гольдендаха, и от которого Бурцев получил признание в провокаторстве, Познанский сказал, что он - то самое лицо, но признания не давал. Между тем, в апреле 1912 года в руках Бурцева было письмо (за подписью "Кодак") к заведующему агентурой с просьбой о свидании, а в мае Познанский писал Бурцеву, что он с ним (Красильниковым) больше не хочет иметь никаких дел, но хочет все-таки получить с Красильникова деньги в последний раз. Дело Гольдендаха слушалось 15 марта 1913 года. Затем Познанский не без совета Красильникова и сам привлек Бурцева к суду, обвиняя его в диффамации. На это агентурой была дана Гольдендаху и Познанскому "нужная сумма". Однако не было уверенности в стойкости Кодака, и ввиду возникших опасений, что Познанский может попасть в Париже под влияние Бурцева, Кодак был отослан в Россию, где он, как скрывавшийся от воинской повинности, был отправлен в Тамбов в пехотный полк В июне того же года Познанский бежал с военной службы за границу и накануне разбора дела с Бурцевым явился к своему адвокату Гюро, причем держал он себя вызывающе, требуя денег. Во избежание шантажа или скандала дело было решено прекратить. Спустя месяц вместо суда Познанский |