Революция. Новация коперника и коперниканская революция

• Название: Новация коперника и коперниканская революция
• Анкор: Революция
• Дата: 16.10.2020
• Размер: 451.5 Kb.
• Имя файла: 11 CH.3. revoljucija Kopernika.doc
• Тип: Документы; #143285
• страница: 8 из 9

во-первых, интеллект уже не определяет Космос и не определяется им, он обретает собственное, независимое от Космоса бытие.

Во-вторых, креационизм приводит к уяснению того, что не идеальная форма — основа бытия и понимания, а неизобразимая творящая способность, невоплотимое и непостижимое искусство, которым художник бесконечно превосходит мир своих произведений. Творец — не форма форм, а источник форм, субъект, художник, искусство которого сказывается не в идеальности формы, а в выражении формой того, что формой невыразимо, что выразимо в форме как некое ничто, отсутствие, умолчание.

Так, красота определяется теперь не правильностью, симметрией, гармонией, а утонченностью, истонченностью, как бы зримым развеществлением. Духовная красота не столько изображается, сколько вызывается неизображенным как некое божественное озарение¹³⁷.

В-третьих, креационизм внутренне подрывает идею космической иерархической гетерогенности. Как тварное — Небо ничуть не отличается от Земли. Толкуя первые слова Писания — «Вначале сотворил Бог небо и землю» — Августин допускает, что "небо-и-земля" означает здесь всю неоформленную еще материю последующего творения, и то же самое разумеется словом "вода" в стихе: «Земля же была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водою»¹³⁸. Дух Божий формирует, не определяя и не ограничивая мир собою, не упорядочивая в Космос хаотически смешанные формы, а — словом, оставаясь в себе, бесконечно отличный от творимого, как замысел художника отличен от произведения, от которого всегда есть возможность отступить, чтобы посмотреть, хорошо ли оно. Именно внутренняя однородность творения перед лицом Творца и образ творящего духа, трансцендентного творению, послужат опорами в размышлениях Н. Кузанского, В. Оккама, Ж. Буридана, Н. Орема¹³⁹.

Наконец, еще один уже упоминавшийся богословский мотив, быть может, чаще всего использовавшийся в XIV-XVI веках, это то, что А. Лавджой назвал “принципом изобилия”. Все-могуществу Бога и его свободе соответствует только все-возможность творения и бесконечному могуществу соответствует только бесконечность сотворенного. С 1277 г., когда Парижский епископ Этьен Тампье провозгласил, что "границы" эллинского Космоса не могут быть границами божественного всемогущества¹⁴⁰, этот аргумент использует Н. Кузанский, Н. Орем, Дж. Бруно и еще у И. Канта во «Всеобщей теории и истории неба» мы читаем: «Ясно, что для того, чтобы мыслить его (мир. — А.А.) в соответствии с могуществом бесконечного существа, для него не должно быть никаких границ. Ограничивая пространство божественного откровения сферой, имеющей радиус Млечного пути, мы приблизимся к бесконечности зиждительной силы бога не более, чем если ограничим его шаром с диаметром в один дюйм»¹⁴¹.

Эти богословские презумпции христианского креационизма — внекосмическое совпадение божественного максимума и минимума; творческий замысел Художника, бесконечно превосходящий мир сотворенных форм; однородное пространство творения; бесконечность, которой преисполнено все в творении как творении бесконечной творческой мощи Творца, — все это с предельной логической последовательностью продумал Николай Кузанский в своей “науке незнания”. Методами этой “науки” Кузанский прежде всего развернул христианский креационизм как определенную логику мышления (в этом ему помогла традиция средневекового неоплатонизма). Предельная рефлексия начал этой логики обнаружила возможность и даже логическую необходимость перейти к иной логике, развертывающейся в совершенно иной образ мысли и, соответственно, иной образ мира. Впервые обозначилась возможность того Разума, присутствие которого заметно уже в космологии парижских номиналистов; который сделает допустимой свободу космологического воображения Н.Коперника и тем самым внушит ему уверенность в истинности своей “гипотезы”; который сумеет развернуть безмерную Вселенную в натурфилософии и космологии Дж.Бруно; который обретет свою конструктивную экспериментально-теоретическую форму и фактическую почву у Г.Галилея; который продумает свои логические начала в спорах философов XVII века, конституируется, наконец, в XVIII веке в качестве собственно разума, осознающего себя единственной, всеобщей формой разумности — естественного света разума; эта всеобщая форма разумности будет подвергнута радикальной философской рефлексии в Наукоучении XIX века и только в XX веке всеобщность этого самоопределения Разума будет вновь поставлена под радикальный вопрос.

***

Мы спрашивали, как возможна научная революция? Мы нашил, что имеет смысл говорить о таком событии, если предположить, что научное знание двумерно, что его содержание обусловлено логической формой, структурой познающей "оптики", благодаря которой устанавливается "контекст универсальности", то есть особый идеальный мир и соответствующая ему теоретическая идея реальности (ньютоновская, эйнштейновская, боровская), мир, в контексте которого окружающее вообще может стать объектом познания. Научная революция связана с логически обоснованным изменением универсальной идеи реальности.

Чтобы измерить предельную глубину возможного преобразования, мы обратились к коперниканской революции, лежащей в истоках новоевропейской науки. Мы спрашивали, в чем она состоит и как она оказалась возможной. Мы пришли к выводу, что ее глубинный исток и суть составляет не новация Коперника, а фундаментальное — архитектоническое — изменение образа мысли, и соответственно, образа мира, затрагивающее не просто некую научную идею реальности, а сами основания, определяющие разумную архитектонику (формы умо- и миро-воззрения). Следующим шагом надлежало бы перейти к анализу предельных философских начал содержащих ответы на такие вопросы, как: "что значит мыслить, разуметь, понимать?" (созерцать в идеальной форме? мыслить в Боге? объективно знать?..) и "что значит быть?" (предельно войти в форму? причаствовать бытию Бога? присутствовать в объективной картине?). Ответ на эти вопросы требует, однако, обширного и тщательного философского и историко-культурного анализа¹⁴². Здесь же мой задачей было лишь показать, что:

1) феномен революций в науке стал проблемой только потому, что понимание развития науки долгое время определялось позитивистской схемой прогрессивного роста научного знания, упускавшей из виду то, что я назвал двумерностью научного знания;

2) то, что называют революциями в науке составляет нормальный архитектонический момент элементарного акта научного познания (понять значит изменить понятие);

3) осмысление опыта неклассической физики затронуло такие основы самого научного метода, которые заставили вспомнить о его исторических началах (ньютонианство, картезианство) и обнаружить, что сам этот метод входит в гораздо более глубинную архитектонику разума;

4) “коперниканская революция” — в широком, эпохальном смысле слова — знаменует собой фундаментальное, архитектоническое переосмысление Разума, его самопереопределение по отношению к другим его эпохальным самоопределениям: античному и средневековому; речь идет о таком переустройстве архитектоники Разума, вследствие которого впервые оказался допустимым (мыслимым) сам замысел научно-познающего отношения к миру в исторически, культурно и логически определенном, а именно, — новоевропейском смысле;

5) своеобразная логика такого самопереопределения Разума развертывается в философской “науке незнания” Николая Кузанского.

Мы сталкиваемся, таким образом, с фундаментальной философской проблемой, — проблемой эпохальных самоопределений Разума, особых форм (логик) определения мышления в его всеобщности, универсальности, логической обоснованности, особых культур разумения. Сама возможность уяснения такой проблемы обусловлена внутренним кризисом новоевропейской философии, — философии, осмысленной как Наукоучение. Кризис этот дает себя знать со второй половины XIX века, но философский смысл его начинает уяснятся только сейчас, в конце XX века.

1991.

1 Descartes R. Correspondence. T. I—IV. P., 1936—1947. T. 1., (1936). P. 146.

2 Le opere di Galileo Galilei: 20 vol./Ed. An. Favaro. Florence., 1890-1909 repr. 1964-1966). Vol. 17. P. 65.

3 Еще в 1967г. лауреат Нобелевской премии по физиологии Ч. Шеррингтон писал, что утверждение Декарта (организм — машина) было «самым революционным для биологии его времени и чреватым всеми грядущими переменами». Этот и другие примеры взяты из капитального труда Б.Коэна: Cohen B. Revolution in science. Cambridge (Mass.); L., 1985. P. 85-90, 156-158. История понятия “революция” в применении к науке прослежена здесь детально и многосторонне.

4 Так, Марта Орншейн в работе, посвященной роли научных обществ в XVII в. пишет, что в эту эпоху произошла «революция в установленных нормах мышления и исследования, по сравнению с которой большинство зафиксированных в истории революций кажутся незначительными» (цит. по кн.: Cohen I. B. Op. cit. P. 392). Дж. Робинсон пишет: «Научные достижения этой эпохи превосходят все, что было сделано до тех пор за всю жизнь человека на земле» (Robinson J. Мind in the making, L., 1921. P. 144). См. также : Randall J. The making of the modern science, 1300—1800. N.Y., 1949 (1957); Rupert Hall A. The scientific revolution, 1500—1800. L., 1954 (1983); Smith P. History of modern culture. N.Y., 1930. Vol. 1: Great renewal, 1543—1687).

5 The history of science in western civilisation. Wash., 1978. (Vol. II: The Scientific revolution. Eds. Williams L. and Steffens H.).

6 Мы имеем в виду прежде всего труды П. Дюгема, А. Майер, А. Койре, А. Кромби, М. Клэджетта и др. В отечественной истории науки особое значение имеют труды В.П. Зубова, а также работа: Гайденко В.П., Смирнова Ю. Западноевропейская наука средневековья. Общие принципы и учение о движении. М., 1989. См. также обсуждение этой темы в статье: McMullin E. Medieval and modern science: continuity or discontinuity? // International philosophical quarterly. 1965. No 5. P. 103—109.

7 Kuhn Th. The structure of scientific revolution. Chicago, 1962. Русское издание: Кун Т. Структура научных революций. М., 1975.

8 Выражения Т. Куна. См.: Кун Т. Указ. соч. С. 19, 21, 22, 63, 78, 126.

9 См.: Кун Т. Указ. соч. С. 92. "...Все всегда начинается, — замечает В. Гейзенберг, — с весьма специальной, узко ограниченной проблемы, не находящей решения в традиционных рамках. Революцию делают ученые, которые пытаются действительно решить эту специальную проблему, но при этом еще и стремятся вносить как можно меньше изменений в прежнюю науку. Как раз желание изменять как можно меньше и делает очевидным, что к введению нового нас вынуждает предмет, что сами явления, сама природа, а не какие-либо человеческие авторитеты заставляют нас изменить структуру мышления "(Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 198. Ср. характеристику М. Планка: Там же. С. 194).

10 Подробнее см. Ахутин А. В. История принципов физического эксперимента. От Античности до Нового времени. М. 1976. С. 172-180.

11 Кун Т. Указ. соч. С. 92, 136, 211, 213.

12 Кун Т. Указ. соч. С. 22, 146, 212, 126, 184. Опасность подобной путаницы Кун сознает (см. с. 25), однако мирится с тем, что в результате понятие парадигмы размывается и основания для описания некоего исторического события как революции становятся весьма произвольными. Такого же рода "прагматической" двусмысленностью страдает и понятие "исследовательская программа" И. Лакатоса. Неясно, к примеру, является ли "метафизическое ядро" программы архитектоническим элементом познающего разума или же только системой философских предубеждений ученых. См.: Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978. С. 203—269.

13 См., например: Дышлевый П.С. Научные революции как предмет философского исследования // Научные революции в динамике культуры. Минск, 1987. С. 83.

14 Степин В.С. Становление научной теории. Минск, 1976; Он же. Научные революции как "точки" бифуркации в развитии знания // Научные революции в динамике культуры. С. 41.

15 В этом ведь и состоит высшее основоположение "синтетических суждений": "...Условия возможности опыта вообще суть вместе с тем условия возможности предметов опыта..." (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 6 т. М., 1964. Т.3. С. 234.

16 Степин В.С. Указ. соч. С. 52.

17 Разумеется, в историческом материале прежде всего бросаются в глаза изменения отдельных структурных элементов, но они суть лишь симптомы произошедших или происходящих глубинных сдвигов.

18 Степин В.С. Указ. соч. С. 62.

19 См. Бор Н. Дискуссии с Эйнштейном о проблемах теории познания в атомной физике (1949). // Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М. 1962. С. 51-94.

20 Этот механизм развития теоретической мысли в философском наукоучении известен по меньшей мере со времен Гегеля, но входит в саму суть научного метода. Декарт пояснил однажды работу метода такой наглядной картинкой: «Этот метод подобен тем техническим искусствам, которые не нуждаются в помощи извне, т.е. сами указывают тому, кто желает ими заняться, способ изготовления инструментов. В самом деле, если кто-либо пожелает заняться каким-нибудь одним из них, например кузнечным ремесловм, и если у него нет для этого никаких инструментов, то он будет вынужден сначала взять в качестве наковальни какой-нибудь твердый камень или кусок грубого железа, а в качестве молота — булыжник, приспособить два куска дерева в виде щипцов и по мере надобности обращаться за другими подобными же материалами. Закончив эти приготовления, он не приступит тотчас же к выковыванию копий, или шлемов, или иных железных предметов, нужных для других, но прежде всего изготовит себе молоты, наковальни, щипцы и прочие инструменты, которые нужны ему самому. Этот пример показывает нам, что, поскольку в этих начальных правилах мы могли сделать лишь самые простые предписания, которые кажутся скорее прирожденными нашим умам, нежели плодом искусства, не следует немедленно же пытаться с помощью их прекратить философские споры или разрешить математические проблемы. Ими скорее надлежит пользоваться для тщательнейшего исследования всего того, что является наиболее необходимым для познания истины, тем более когда нет никакого основания думать, что это делать труднее, чем разрешить любой из тех вопросов, с которыми обычно приходится встречаться в геометрии, в физике и других науках». — Декарт Р. Правила для руководства ума (VIII) // Декарт Р. Избранные произведения. М. 1950 г. С.109.

21 Кун Т. Указ. соч. С. 218.

22 См., например, Тулмин С. Человеческое понимание М., 1984; Кребер Г. Эволюционизм в теории развития науки // ВИЕТ. 1987. No 3.

23 Овчинников Н.Ф. Тенденция к единству науки. Познание и природа. М., 1988.

24 Ср. идеи В. Гейзенберга о стремлении науки к выяснению "великой взаимосвязи": Гейзенберг В. Шаги за горизонт. С. 254, 267, 275, 305, 321.

25 Визгин Вл.П. Эрлангенская программа в физике. М., 1975.

26 Детальное обсуждение этой концепции см. в статье: Ахутин А.В. Историко-научная концепция В. Гейзенберга // ВИЕТ. 1988. No 4.

27 В полном согласии с Евдоксом и Аристотелем речь шла о небесных сферах (а не "орбитах") См.: Веселовский И.Н., Белый Ю.А. Николай Коперник. М., 1974. С. 239-240. См. также: Three Copernican treatises/Ed. Rosen. 3 ed. with a biography of Copernicus and Copernican bibliography, 1939-1958. N. Y., 1971. P. 11-21.

28 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 1930. С. 27. (См. переиздание: Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. М. 1994. С. 18.

29 PascalB. Oeuvres comletes. P., fr.91 (206, Brunschvicq) 1954. P. 1113. (Bibl. de la Pléiade). (См. рус. пер. Ю. Гинзбург: Паскаль Б. Мысли. М. 1995. Фр. 201. С. 137)

30 Fr.393 (693, Brunschvicq). P. 1191 (См. рус. пер. Ю. Гинзбург. С. Указ. изд. Фр.198. С.131).

31 Отзвук этого изумления слышится в знаменитых словах И. Канта о «звездном небе над нами». Во «Всеобщей теории и истории Неба» (1755) Кант говорит: «Мироздание с его неизмеримым величием, с его сияющим отовсюду бесконечным разнообразием и красотою приводит нас в безмолвное изумление" (Кант И. Соч. Т. 1. С. 201).

32 Сопоставляя трактаты М. Фичино и Дж. Бруно, французская исследовательница пишет: «В действительности одними и теми же словами они на деле говорят нечто совершенно различное. Любовь Фичино предполагает христианскую теорию вселенной, тогда как любовь Бруно связана с концепцией мира, исключающей какую бы то ни было идею творения" (Vedrine H. La conception de la Nature chez Giordano Bruno. P., 1967. P. 53.).

33 Diderot D. Encyclopedie // Encyclopedie ou Dictionnaire raisonne des Sciences, des Arts et des Metiers. Vol. V. P., 1755. P. 640D-641A.

34 КантИ. Соч. Т. 3. С. 91.

35 Blumenberg H. Die Genesis der Kopernikanischen Welt. Frankfurt-am-Main, 1975. S. 80—91.

36 Ibid. S. 123.

37 Шпенглер О. Закат Европы. Т.1. Образ и действительность. М.; Пг. 1923. С. 16, 100.

38 Collingwood R. The Idea of Nature. Oxford, 1945 (1964); Rupert Hall A. On the historical singularity of the scientific revolution of the seventeenth century // The diversity of the history: Essais in honour of Sir H. Koenigsberger. Ithaca; N. Y.; L., P. 201—214. См. также: