к уроку русского языка. Гончаров И. А. - Обыкновенная история. Обыкновенная
 Скачать 1.26 Mb.
|
|
Марья Горбатова. P. S. Нет ли, братец, у вас хорошеньких книжек пришлите, если вам ненужно я бы на каждой странице вспоминала вас, плакала бы, или возьмите в лавке новых, коли недорого. Говорят, очень хороши сочинения господина Загоскина 2 и господина Марлинского, 3 – хоть их Загоскин МН. (1789–1852) – исторический романист. Наибольшей популярностью в х годах пользовался его роман «Юрий Милославский», проникнутый идеализацией старины и монархическим патриотизмом Марлинский – литературный псевдоним декабриста А.А. Бестужева (1797–1837). В романе упоминается как автор романтических повестей а то я еще видела в газетах заглавие – «О Предрассудках», соч. г-на Пузины, – пришлите я терпеть не могу предрассудков». Прочитав, Адуев хотел отправить туда же и это письмо, но остановился. «Нет, – подумал он, – сберегу есть охотники дота- ких писем иные собирают целые коллекции, – может быть, случится одолжить кого-нибудь». Он бросил письмо в бисерную корзинку, висевшую на стене, потом взял третье письмо и начал читать: «Любезнейший мой деверек Петр Иваныч! Помните ли, как семнадцать годков тому назад мы справляли ваш отъезд Вот привел бог благословить на дальний путь и собственное чадо. Полюбуйтесь, батюшка, на него да вспомните покойника, нашего голубчика Федора Иваныча: ведь Сашенька весь в него. Бог один знает, что вытерпело мое материнское сердце, отпускаючи его на чужую сторону. Отправляю его, моего друга, прямо к вам не велела нигде приставать, окроме вас…» Адуев опять покачал головой. (30-е годы, отличавшихся эффектной фабулой, возвышенным описанием чувств и крайне вычурными риторическим языком. Срезкой критикой условного, фальшивого романтизма Марлинского выступил в 1840 году В. Белинский, что привело к решительному падению популярности сочинений Марлинского и его подражателей – Глупая старуха – проворчал они читал: «Он, пожалуй, по неопытности, остановился бы на постоялом дворе, ноя знаю, как это может огорчить родного дядю, и внушила взъехать прямо к вам. То-то будет у вас радости при свидании Не оставьте его, любезный деверек, вашими советами и возьмите на свое попечение; передаю его вам с рук на руки». Петр Иваныч опять остановился. «Ведь вы там один у него (читал он потом. Присмотрите за ним, не балуйте уж слишком-то, да и не взыскивайте очень строго: взыскать-то будет кому, взыщут и чужие, а приласкать некому, кроме своего он же сам такой ласковый вы только увидите его, таки не отойдете. И начальнику-то, у которого он будет служить, скажите, чтоб берег моего Сашеньку и обращался бы с ним понежнее пуще всего: он у меня был нежненький. Остерегайте его от вина и от карт. Ночью, – ведь вы, я чай, водной комнате будете спать, – Сашенька привык лежать на спине от этого, сердечный, больно стонет и мечется вы тихонько разбудите его да перекрестите сейчас и пройдет, а летом покрывайте ему рот платочком он его разевает во сне, а проклятые мухи так туда и лезут под утро. Не оставьте его также в случае нужды и деньгами…» Адуев нахмурился, но вскоре лицо его опять прояснилось, когда он прочел далее: «А я вышлю, что понадобится, да и ему в руки дала теперь тысячу рублей, только чтоб он не тратил их на пустяки, да чтоб у него подлипалы не выманили, ведь там у вас, в столице, слышь, много мошенников и всяких бессовестных людей. А затем простите, дорогой деверь, – совсем отвыкла писать. Остаюсь душевно почитающая вас невестка А. Адуева. P. S. Посылаю при этом наших деревенских гостинцев – малинки из своего сада, белого медку чистый, как слеза, – полотна голландского на две дюжины рубашек да домашнего вареньица. Кушайте и носите на здоровье, а выйдут – еще пришлю. Присмотрите и за Евсеем он смирный и непьющий, да, пожалуй там, в столице, избалуется, – тогда можно и посечь». Петр Иваныч медленно положил письмо на стол, еще медленнее достал сигару и, покатав ее в руках, начал курить. Долго обдумывал он эту штуку, как он называл ее мысленно, которую сыграла с ним его невестка. Он строго разобрал в уме и то, что сделали сними то, что надо было делать ему самому Вот на какие посылки разложил он весь этот случай. Племянника своего он не знает, следовательно и не любит, а поэтому сердце его не возлагает на него никаких обязанностей надо решать дело по законам рассудка и справедливости. Брат его женился, наслаждался супружеской жизнию, – за что же он, Петр Ива- ныч, обременит себя заботливостию о братнем сыне, он, не наслаждавшийся выгодами супружества Конечно, не за что. Но, с другой стороны, представлялось вот что мать отправила сына прямо к нему, на его руки, не зная, захочет ли он взять на себя эту обузу, даже не зная, жив ли они в состоянии ли сделать что-нибудь для племянника. Конечно, это глупо но если дело уже сделано и племянник в Петербурге, без помощи, без знакомых, даже без рекомендательных писем, молодой, без всякой опытности вправе ли он оставить его на произвол судьбы, бросить в толпе, без наставлений, без совета, и если с ним случится что-нибудь недоброе не будет ли он отвечать перед совестью?.. Тут кстати Адуев вспомнил, как, семнадцать лет назад, покойный брат и та же Анна Павловна отправляли его самого. Они, конечно, не могли ничего сделать для него в Петербурге, он сам нашел себе дорогу но он вспомнил ее слезы при прощанье, ее благословения, как матери, ее ласки, ее пироги и, наконец, ее последние слова Вот, когда вырастет Сашенька – тогда еще трехлетний ребенок, – может быть, ивы, братец, приласкаете его Тут Петр Иваныч встали скорыми шагами пошел в переднюю Василий – сказал он, – когда придет мой племянник, тоне отказывай. Да поди узнай, занята ли здесь вверху комната, что отдавалась недавно, и если незанята, так скажи, что я оставляю ее за собой. А это гостинцы Ну что мы станем сними делать Давеча наш лавочник видел, как несли их вверх; он спрашивал, не уступим ли ему мед Я, говорит, хорошую цену дам, и малину берет Прекрасно отдай ему. Ну, а полотно куда девать? разве не годится ли на чехлы. Так спрячь полотно и варенье спрячь – его можно есть кажется, порядоч- ное. Только что Петр Иваныч расположился бриться, как явился Александр Федорыч. Он было бросился на шею к дяде, но тот, пожимая мощной рукой его нежную, юношескую руку, держал его в некотором отдалении от себя, как будто для того, чтобы наглядеться на него, а более, кажется, затем, чтобы остановить этот порыв и ограничиться пожатием Мать твоя правду пишет, – сказал он, – ты живой портрет покойного брата я бы узнал тебя на улице. Ноты лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать бриться, а ты садись вот сюда – напротив, чтобы я мог видеть тебя, и давай беседовать. За этим Петр Иваныч начал делать свое дело, как будто тут никого не было, и намыливал щеки, натягивая языком то ту, то другую. Александр был сконфужен этим приемом и не знал, как начать разговор. Он приписал холодность дяди тому, что не остановился прямо у него Ну, что твоя матушка здорова ли Я думаю, постарела спросил дядя, делая разные гримасы перед зеркалом Маменька, слава богу, здорова, кланяется вами тетушка Марья Павловна тоже, – сказал робко Александр Федорыч. – Тетушка поручила мне обнять вас – Он встали подошел к дяде, чтоб поцеловать его в щеку, или в голову, или в плечо, или, наконец, во что удастся Тетушке твоей пора бы слетами быть умнее, а оная вижу, все такая же дура, как была двадцать лет тому назад… Озадаченный Александр задом воротился на свое место Вы получили, дядюшка, письмо. – сказал он Да, получил Василий Тихоныч Заезжалов, – начал Александр Федорыч, – убедительно просит вас справиться и похлопотать о его деле Да, он пишет ко мне У вас еще не перевелись такие ослы? Александр не знал, что и подумать – так его сразили эти отзывы Извините, дядюшка – начал он почти стрепетом Что Извините, что я не приехал прямо к вам, а остановился в конторе дилижансов Яне знал вашей квартиры В чем тут извиняться Ты очень хорошо сделал. Матушка твоя бот знает что выдумала. Как бы ты ко мне приехал, не знавши, можно ли у меня остановиться, или нет Квартира у меня, как видишь, холостая, для одного зала, гостиная, столовая, кабинет, еще рабочий кабинет, гардеробная да туалетная – лишней комнаты нет. Я бы стеснил тебя, а ты меня А я нашел для тебя здесь же в доме квартиру Ах, дядюшка – сказал Александр, – как мне благодарить вас за эту заботливость? И он опять вскочил с места с намерением словом и делом доказать свою признательность Тише, тише, не трогай – заговорил дядя, – бритвы преострые, того и гляди обрежешься сами меня обрежешь Александр увидел, что ему, несмотря на все усилия, не удастся в тот день ни разу обнять и прижать к груди обожаемого дядю, и отложил это намерение до другого раза Комната превеселенькая, – начал Петр Иваныч, окнами немного в стену приходится, да ведь тыне станешь все у окна сидеть если дома, так займешься чем-нибудь, а в окна зевать некогда. И недорога – сорок рублей в месяц. Для человека есть передняя. Надо приучаться тебе с самого начала жить одному, без няньки завести свое маленькое хозяйство, то есть иметь дома свой стол, чай, словом свой угол, – un chez soi, как говорят французы. Там ты можешь свободно принимать кого хочешь Впрочем, когда я дома обедаю, то милости прошу и тебя, а в другие дни – здесь молодые люди обыкновенно обедают в трактире, ноя советую тебе посылать за своим обедом дома и покойнее и не рискуешь столкнуться бог знает с кем. Так ли Я, дядюшка, очень благодарен Что за благодарность ведь ты мне родня я исполняю свой долг. Ну, я теперь оденусь и поеду уме- ня и служба и завод Яне знал, дядюшка, что у вас есть завод Стеклянный и фарфоровый впрочем, я не один: нас трое компанионов. – Хорошо идет Да, порядочно сбываем больше во внутренние губернии на ярмарки. Последние два года – хоть куда Если б еще этак лет пять, таки того Один ком- панион, правда, не очень надежен – все мотает, да я умею держать его в руках. Ну, до свидания. Ты теперь посмотри город, пофлянируй, пообедай где-нибудь, а вечером приходи ко мне пить чай, я дома буду, – тогда поговорим. Эй, Василий ты покажешь им комнату и поможешь там устроиться. «Так вот как здесь, в Петербурге – думал Александр, сидя в новом своем жилище, – если родной дядя так, что ж прочие?..» Молодой Адуев ходил взад и вперед по комнате в сильной задумчивости, а Евсей говорил сам с собою, убирая комнату: «Что это за житье здесь, – ворчал он, – у Петра Ива- ныча кухня-то, слышь, разв месяц топится, люди-то у чужих обедают Эко, господину, народец нечего сказать, а еще петербургские называются У нас и собака каждая из своей плошки лакает». Александр, кажется, разделял мнение Евсея, хотя и молчал. Он подошел кокну и увидел одни трубы, да крыши, да черные, грязные, кирпичные бока домов… и сравнил стем, что видел, назад тому две недели, из окна своего деревенского дома. Ему стало грустно Он вышел на улицу – суматоха, все бегут куда-то, занятые только собой, едва взглядывая на проходящих, и то разве для того, чтоб не наткнуться друг на друга. Он вспомнил про свой губернский город, где каждая встреча, с кем бы тони было, почему-нибудь интересна. То вот Иван Иваныч идет к Петру Петровичу и все в городе знают, зачем. То Марья Мартыновна едет от вечерни, то Афанасий Савич на рыбную ловлю. Там проскакал сломя голову жандарм от губернатора к доктору, и всякий знает, что ее превосходительство изволит родить, хотя по мнению разных кумушек и бабушек об этом заранее знать не следовало бы. Все спрашивают что дочку или сына Барыни готовят парадные чепцы. Вон Матвей Матвеич вышел из дому, с толстой палкой, в шестом часу вечера, и всякому известно, что он идет делать вечерний моцион, что у него без того желудок не варит и что он остановится непременно у окна старого советника, который, также известно, пьет в это время чай. С кем ни встретишься – поклон да пару слова с кем и не кланяешься, так знаешь, кто он, куда и зачем идет, и у того в глазах написано и я знаю, кто вы, куда и зачем идете. Если, наконец, встретятся незнакомые, еще не видавшие друг друга, то вдруг лица обоих превращаются в знаки вопроса они остановятся и оборотятся назад раза два, а пришедши домой, опишут и костюм и походку нового лица, и пойдут толки и догадки, и кто, и откуда, и зачем. А здесь так взглядом и сталкивают прочь с дороги, как будто все враги между собою. Александр сначала с провинциальным любопытством вглядывался в каждого встречного и каждого порядочно одетого человека, принимая их то за ка- кого-нибудь министра или посланника, то за писателя Неон ли – думал он, – не этот ли Но вскоре это надоело ему – министры, писатели, посланники встречались на каждом шагу. Он посмотрел на домы – и ему стало еще скучнее на него наводили тоску эти однообразные каменные громады, которые, как колоссальные гробницы, сплошною массою тянутся одна за другою. Вот кончается улица, сейчас будет приволье глазам, – думал он, – или горка, или зелень, или развалившийся забор нет, опять начинается та же каменная ограда одинаких домов, с четырьмя рядами окон. И эта улица кончилась, ее преграждает опять тоже, а там новый порядок таких же домов. Заглянешь направо, налево всюду обступили вас, как рать исполинов, дома, дома и дома, камень и камень, все одно да одно нет простора и выхода взгляду заперты со всех сторон, кажется, и мысли и чувства людские также заперты. Тяжелы первые впечатления провинциала в Петербурге. Ему дико, грустно его никто не замечает он потерялся здесь ни новости, ни разнообразие, ни толпа не развлекают его. Провинциальный эгоизм его объявляет войну всему, что он видит здесь и чего не видел у себя. Он задумывается и мысленно переносится в свой город. Какой отрадный вид Один дом сост- роконечной крышей и с палисадничком из акаций. На крыше надстройка, приют голубей, – купец Изюмин охотник гонять их для этого он взял да и выстроил голубятню на крыше и по утрами по вечерам, в колпаке, в халате, с палкой, к концу которой привязана тряпица, стоит на крыше и посвистывает, размахивая палкой. Другой дом – точно фонарь со всех четырех сторон весь в окнах и с плоской крышей, дом давней постройки кажется, того и гляди, развалится или сгорит от самовозгорения; тес принял какой-то свет- ло-серый цвет. Страшно жить в таком доме, нотам живут. Хозяин иногда, правда, посмотрит на скосившийся потолок и покачает головой, примолвив Простоит ли до весны Авось – скажет потоми продолжает жить, опасаясь не за себя, аза карман. Подле него кокетливо красуется дикенький дом лекаря, раскинувшийся полукружием, с двумя похожими на будки флигелями, а этот весь спрятался в зелени тот обернулся на улицу задом, а тут на две версты тянется забор, из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки, искушение мальчишек. От церквей домы отступили на почтительное расстояние. Кругом их растет густая трава, лежат надгробные плиты. Присутственные места – таки видно, что присутственные места: близко без надобности никто не подходит. А тут, в столице, их и не отличишь от простых домов, да еще, срам сказать, и лавочка тут же в доме. А пройдешь там, в городе, две, три улицы, ужи чуешь вольный воздух, начинаются плетни, за ними огороды, а там и чистое поле с яровым. А тишина, а неподвижность, а скука – и на улице ив людях тот же благодатный застой И все живут вольно, нараспашку, никому не тесно даже куры и петухи свободно расхаживают по улицам, козы и коровы щиплют траву, ребятишки пускают змей. А здесь какая тоска И провинциал вздыхает, и по заборе, который напротив его окон, и по пыльной и грязной улице, и по тряскому мосту, и по вывеске на питейной конторе. Ему противно сознаться, что Иса- киевский собор лучше и выше собора в его городе, что зала Дворянского собрания больше залы тамошней. Он сердито молчит при подобных сравнениях, а иногда рискнет сказать, что такую-то материю или та- кое-то вино можно у них достать и лучше и дешевле, а что на заморские редкости, этих больших раков и раковин, да красных рыбок, там и смотреть не станут, и что вольно, дескать, вам покупать у иностранцев разные материи да безделушки они обдирают вас, а вы и рады быть олухами Зато, как он вдруг обрадуется, как посравнит да увидит, что у него в городе лучше икра, груши или калачи. Так это-то называется груша у вас – скажет он, – да у нас это и люди не станут есть!..» Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню… Куда! на него едва глядят, морщатся, извиняются занятиями если есть дело, так назначают такой час, когда не обедают и не ужинают, а адмиральского часу вовсе не знают – ни водки, ни закуски. Хозяин пятится от объятий, смотрит на гостя как-то странно. В соседней комнате звенят ложками, стаканами тут-то бы и пригласить, а его искусными намеками стараются выпроводить Все назаперти, везде колокольчики не мизерно ли это да какие-то холодные, нелюдимые лица. А там, у нас, входи смело если отобедали так опять для гостя станут обедать самовар утром и вечером не сходит со стола, а колокольчиков ив магазинах нет. Обнимаются, целуются все, и встречный и поперечный. Сосед там – так настоящий сосед, живут рукав руку, душа в душу родственник – так родственник умрет за своего эх, грустно! Александр добрался до Адмиралтейской площади и остолбенел. Он с час простоял перед Медным Всадником, ноне с горьким упреком в душе, как бедный Евгений, 4 ас восторженной думой. Взглянул на Неву, окружающие ее здания – и глаза его засверкали. Он вдруг застыдился своего пристрастия к тряским мостам, палисадникам, разрушенным заборам. Ему стало весело и легко. И суматоха, и толпа – все в глазах его получило другое значение. Замелькали опять надежды, подавленные на время грустным впечатлением новая жизнь отверзала ему объятия и манила к чему-то неизвестному. Сердце его сильно билось. Он мечтало благородном труде, о высоких стремлениях и преважно выступал по Невскому проспекту, считая себя гражданином нового мира В этих мечтах воротился он домой. Вечером, в 11 часов, дядя прислал звать его пить чай Я только что из театра, – сказал дядя, лежа на Евгений – герой поэмы АС. Пушкина Медный Всадник (1833). диване Как жаль, что вы не сказали мне давеча, дядюшка: я бы пошел вместе с вами Я был в креслах, куда ж тына колени бы ко мне сел – сказал Петр Иваныч, – вот завтра поди себе один Одному грустно в толпе, дядюшка нес кем поделиться впечатлением И незачем надо уметь и чувствовать и думать, словом жить одному со временем понадобится. Да еще тебе до театра надо одеться прилично. Александр посмотрел на свое платье и удивился словам дяди. Чем же я неприлично одет – думал он, – синий сюртук, синие панталоны У меня, дядюшка, много платья, – сказал он, шил Кенигштейн; он у нас на губернатора работает Нужды нет, все-таки оно не годится, на днях я завезу тебя к своему портному но это пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал Я приехал жить Жить то есть если ты разумеешь под этим есть, пить и спать, так не стоило труда ездить так далеко: тебе так не удастся ни поесть, ни поспать здесь, как там, у себя а если ты думал что-нибудь другое, так объяснись – Пользоваться жизнию, хотел я сказать, – прибавил Александр, весь покраснев, – мне в деревне надоело все одно и тоже А вот что Что ж, ты наймешь бельэтаж на Невском проспекте, заведешь карету, составишь большой круг знакомства, откроешь у себя дни Ведь это очень дорого, – заметил наивно Александр Мать пишет, что она дала тебе тысячу рублей этого мало, – сказал Петр Иваныч. – Вот один мой знакомый недавно приехал сюда, ему тоже надоело в деревне он хочет пользоваться жизнию, так тот привез пятьдесят тысячи ежегодно будет получать постольку же. Он точно будет пользоваться жизнию в Петербурге, а ты – нет тыне затем приехал По словам вашим, дядюшка, выходит, что я как будто сам не знаю, зачем я приехал Почти так это лучше сказано тут есть правда; только все еще нехорошо. Неужели ты, как сбирался сюда, не задал себе этого вопроса зачем я еду Это было бы нелишнее Прежде, нежели я задал себе этот вопросу меня уже был готов ответ – с гордостию отвечал Александр Так что же тыне говоришь ну, зачем Меня влекло какое-то неодолимое стремление жажда благородной деятельности во мне кипело желание уяснить и осуществить… Петр Иваныч приподнялся немного с дивана, вынул из рта сигару и навострил уши Осуществить те надежды, которые толпились Не пишешь литы стихов – вдруг спросил Петр Иваныч. – И прозой, дядюшка прикажете принести Нет, нет. после когда-нибудь; я так только спросил А что Даты так говоришь Разве нехорошо Нет, – может быть, очень хорошо, да дико У нас профессор эстетики так говорили считался самым красноречивым профессором, – сказал смутившийся Александр О чем же он так говорил О своем предмете А Как же, дядюшка, мне говорить Попроще, как все, а не как профессор эстетики. Впрочем, этого вдруг растолковать нельзя ты после сам увидишь. Ты, кажется, хочешь сказать, сколько я могу припомнить университетские лекции и перевести твои слова, что ты приехал сюда делать карьеру и фортуну, – так ли Да, дядюшка, карьеру И фортуну, – прибавил Петр Иваныч, – что за карьера без фортуны Мысль хороша – только напрасно ты приезжал Отчего же Надеюсь, вы не по собственному опыту говорите это – сказал Александр, глядя вокруг себя Дельно замечено. Точно, я хорошо обставлен, и дела мои недурны. Но, сколько я посмотрю, ты и я большая разница Я никак не смею сравнивать себя с вами Не в том дело ты, может быть, вдесятеро умнее и лучше меня да у тебя, кажется, натура не такая, чтоб поддалась новому порядку а тамошний порядок ой, ой Ты, вон, изнежен и избалован матерью; где тебе выдержать все, что я выдержал Ты, должно быть, мечтатель, а мечтать здесь некогда подобные нам ездят сюда дело делать Может бытья в состоянии что-нибудь сделать, если вы не оставите меня вашими советами и опытностью Советовать – боюсь. Яне ручаюсь за твою деревенскую натуру выйдет вздор – станешь пенять на меня а мнение свое сказать, изволь – не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет я не надеюсь наудачу. У вас там свой взгляд на жизнь: как переработаешь его Вы помешались на любви, на дружбе, дана прелестях жизни, на счастье думают, что жизнь только в этом и состоит ах да ох Плачут, хнычут да любезничают, а дела не делают как я отучу тебя от всего этого – мудрено Я постараюсь, дядюшка, приноровиться к современным понятиям. Уже сегодня, глядя на эти огромные здания, на корабли, принесшие нам дары дальних стран, я подумал об успехах современного человечества, я понял волнение этой разумно-деятельной толпы, готов слиться с нею… Петр Иваныч при этом монологе значительно поднял брови и пристально посмотрел на племянника. Тот остановился Дело, кажется, простое, – сказал дядя, – а они бог знает что заберут в голову «разумно-деятель- ная толпа Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно был бы там умнее всех, прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости ив самом деле был бы по-свое- му счастлива по-здешнему ты счастлив не будешь: здесь все эти понятия надо перевернуть вверх дном Как, дядюшка, разве дружба и любовь – эти священные и высокие чувства, упавшие как будто нена- рочно с неба в земную грязь Что? Александр замолчал Любовь и дружба в грязь упали Ну, как ты этак здесь брякнешь Разве они не те же и здесь, как там – хочу я сказать Есть и здесь любовь и дружба, – где нет этого добра только не такая, как там, у вас со временем увидишь сам Ты прежде всего забудь эти священные да небесные чувства, а приглядывайся к делу так, проще, как оно есть, право, лучше, будешь и говорить проще. Впрочем, это немое дело. Ты приехал сюда, не ворочаться же назад если не найдешь, чего искал, пеняй на себя. Я предупрежу тебя, что хорошо, по моему мнению, что дурно, а там, как хочешь Попробуем, может быть, удастся что-нибудь из тебя сделать. Да! матушка просила снабжать тебя деньгами Знаешь, что я тебе скажу не проси у меня их это всегда нарушает доброе согласие между порядочными людьми. Впрочем, не думай, чтоб я тебе отказывал: нет, если придется так, что другого средства не будет, так ты, нечего делать, обратись ко мне Все у дяди лучше взять, чему чужого, по крайней мере без процентов. Да чтоб не прибегать к этой крайности, я тебе поскорей найду место, чтоб ты мог доставать деньги. Ну, до свиданья. Заходи поутру, мы переговорим, что и как начать. Александр Федорыч пошел домой Послушай, не хочешь литы поужинать – сказал Петр Иваныч ему вслед Да, дядюшка я бы, пожалуй У меня ничего нет. Александр молчал. Зачем же это обязательное предложение – думал он Стола я дома не держу, а трактиры теперь заперты продолжал дядя. – Вот тебе и урок на первый случай – привыкай. У вас встают и ложатся по солнцу, едят, пьют, когда велит природа холодно, так наденут себе шапку с наушниками, да и знать ничего не хотят; светло – так день, темно – так ночь. У тебя вон слипаются глаза, а я еще за работу сяду к концу месяца надо счеты свести. Дышите вы там круглый год свежим воздухом, а здесь и это удовольствие стоит денег и все так совершенные антиподы Здесь вот и не ужинают, особенно на свой счет, и намой тоже. Это тебе даже полезно не станешь стонать и метаться по ночам, а крестить мне тебя некогда К этому, дядюшка, легко привыкнуть Хорошо, если так. Ау вас все еще по-старому: можно прийти в гости ночью и сейчас ужин состряпают Что ж, дядюшка, надеюсь этой черты порицать нельзя. Добродетель русских Полно какая тут добродетель. От скуки там всякому мерзавцу рады Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность, помоги убить время да дай взглянуть на тебя – все-та- ки что-нибудь новое а кушанья не пожалеем это нам здесь ровно ничего не стоит Препротивная добро- детель! Так Александр лег спать и старался разгадать, что за человек его дядя. Он припомнил весь разговор; многого не понял, другому не совсем верил. «Нехорошо говорю – думал он, – любовь и дружба не вечны не смеется ли надомною дядюшка? Неужели здесь такой порядок Что же Софье и нравилось во мне особенно, как не дар слова А любовь ее неужели не вечна. И неужели здесь в самом деле не ужинают?» Он еще долго ворочался в постели голова, полная тревожных мыслей, и пустой желудок не давали ему спать. Прошло недели две. Петр Иваныч день ото дня становился довольнее своим племянником У него есть такт, – говорил он одному своему ком паниону по заводу, – чего бы я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит ко мне без зову и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет и денег не просит он малый покойный. Есть странности лезет целоваться, говорит, как семинарист ну, да от этого отвыкнет и то хорошо, что он не сел мне на шею Есть состояние – спросил тот Нет каких-нибудь сто душонок Что ж если есть способности, так он пойдет здесь ведь ивы нес большего начали, а вот, слава богу Нет куда ничего не сделает. Эта глупая восторженность никуда не годится, ах да ох не привыкнет он к здешнему порядку где ему сделать карьеру напрасно приезжал ну, это уж его дело. Александр долгом считал любить дядю, но никак не мог привыкнуть к его характеру и образу мыслей. «Дядюшка у меня, кажется, добрый человек, писал он водно утро к Поспелову, – очень умен, только человек весьма прозаический, вечно в делах, в расчетах Дух его будто прикован к земле и никогда не возносится до чистого, изолированного от земных дрязгов созерцания явлений духовной природы человека. Небо у него неразрывно связано с землей, и мыс ним, кажется, никогда совершенно не сольемся душами. Едучи сюда, я думал, что он, как дядя, даст мне место в сердце, согреет меня в здешней холодной толпе горячими объятьями дружбы а дружба, ты знаешь, |