к уроку русского языка. Гончаров И. А. - Обыкновенная история. Обыкновенная
 Скачать 1.26 Mb.
|
|
второе провиденье! Но ион есть нечто иное, как выражение этой толпы. Я думал делить с ним вместе время, не расставаться ни на минуту, но что встретил – холодные советы, которые он называет дельными но пусть они лучше будут недельны, но полны теплого, сердечного участия. Он горд не горд, но враг всяких искренних излияний мы не обедаем, не ужинаем вместе, никуда не ездим. Приехав, он никогда не расскажет, где был, что делали никогда также не говорит, куда едет и зачем, кто у него знакомые, нравится ему что, нет ли, как он проводит время. Никогда не сердит особенно, ни ласков, ни печален, ни весел. Сердцу его чужды все порывы любви, дружбы, все стремления к прекрасному. Часто говоришь, и говоришь как вдохновенный пророк, почти как наш великий, незабвенный Иван Семеныч, когда он, помнишь, гремел с кафедры, а мы трепетали в восторге от его огненного взора и слова а дядюшка? слушает, подняв брови, и смотрит престранно, или засмеется как-то по-своему, таким смехом, который леденит у меня кровь, – и прощай, вдохновение! Я иногда вижу в нем как будто пушкинского демона Не верит он любви, и проч, говорит, что счастья нет, что его никто и не обещала что есть просто жизнь, разделяющаяся поровну на добро и зло, на удовольствие, удачу, здоровье, покой, потом на неудовольствие, неудачу, беспокойство, болезни и проч, что на все на это надо смотреть просто, не забирать себе в голову бесполезных каково бесполезных – вопросов о том, зачем мы созданы да к чему стремимся, – что это не наша забота и что от этого мы невидим, что у нас подносом, и не делаем своего дела только и слышишь о деле В нем не отличишь, находится ли он под влиянием какого-нибудь наслаждения или прозаического дела и за счетами, ив театре, все одинаков сильных впечатлений не знает и, кажется, не любит изящного оно чуждо душе его; я думаю, он не читал даже Пушкина…» Петр Иваныч неожиданно явился в комнату племянника и застал егоза письмом Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, – сказал дядя, – и поговорить о деле. Александр вскочили проворно что-то прикрыл рукой Спрячь, спрячь свой секрет, – сказал Петр Ива Александр Адуев имеет здесь ввиду стихотворение АС. Пушкина «Демон» (1823). ныч, – я отвернусь. Ну, спрятал А это что выпало? что это такое Это, дядюшка, ничего – начал было Александр, но смешался и замолчал Кажется, волосы Подлинно ничего уж я видел одно, так покажи и то, что спрятал в руке. Александр, точно уличенный школьник, невольно разжал руку и показал кольцо Что это откуда – спросил Петр Иваныч. – Это, дядюшка, вещественные знаки невещественных отношений Что что дайка сюда эти знаки Это залоги Верно, из деревни привез От Софьи, дядюшка, на память при прощанье Таки есть. И это ты вез за тысячу пятьсот верст? Дядя покачал головой Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины: ту, по крайней мере, в лавочку сбыли, а эти залоги… Он рассматривал то волосы, то колечко волосы понюхала колечко взвесил на руке. Потом взял бумажку со стола, завернул в нее оба знака, сжал все это в компактный комок и – бац в окно Дядюшка – неистово закричал Александр, схватив егоза руку, но поздно комок перелетел через угол соседней крыши, упал в канал, на край барки с кирпичами, отскочили прыгнул в воду. Александр молча, с выражением горького упрека, смотрел на дядю Дядюшка – повторил он Что Как назвать ваш поступок Бросанием из окна в канал невещественных знаков и всякой дряни и пустяков, чего ненужно держать в комнате Пустяков это пустяки А ты думал что – половина твоего сердца Я пришел к нему заделом, а он вон чем занимается сидит да думает над дрянью Разве это мешает делу, дядюшка Очень. Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не помянуло своих намерениях хочешь литы служить, избрал ли другое занятие – ни слова а все оттого, что у тебя Софья да знаки на уме. Вот ты, кажется, к ней письмо пишешь Так Да я начал было А к матери писал Нет еще, я хотел завтра Отчего же завтра К матери завтра, а к Софье, которую через месяц надо забыть, сегодня Софью можно ли ее забыть Должно. Не брось я твоих залогов, так, пожалуй чего доброго, ты помнил бы ее лишний месяц. Я оказал тебе вдвойне услугу. Через несколько лет эти знаки напомнили бы тебе глупость, от которой бы ты краснел Краснеть от такого чистого, святого воспоминания это значит не признавать поэзии Какая поэзия в том, что глупо поэзия, например, в письме твоей тетки желтый цветок, озеро, какая-то тайна как я стал читать – мне так стало нехорошо, что и сказать нельзя чуть не покраснела уж я лине отвык краснеть Это ужасно, ужасно, дядюшка стало быть, вы никогда не любили Знаков терпеть не мог Это какая-то деревянная жизнь – сказал в сильном волнении Александр, – прозябание, а не жизнь! прозябать без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви… 6 – И без волос – прибавил дядя Как вы, дядюшка, можете так холодно издеваться над тем, что есть лучшего на земле ведь это преступление Любовь святые волнения Знаю я эту святую любовь в твои лета только увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до руки без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви – из стихотворения АС. Пушкина К (Я помню чудное мгновенье, 1825). – так по всему телу и побежит святая, возвышенная любовь, а дайка волю, таки того Твоя любовь, к сожалению, впереди от этого никак не уйдешь, а дело уйдет от тебя, если не станешь им заниматься Да разве любовь не дело Нет приятное развлечение, только ненужно слишком предаваться ему, а то выйдет вздор. От этого я и боюсь за тебя. – Дядя покачал головой. – Я почти нашел тебе место ты ведь хочешь служить – сказал он Ах, дядюшка, как я рад! Александр бросился и поцеловал дядю в щеку Нашел-таки случай – сказал дядя, вытирая щеку как это я не остерегся Ну, так слушай же. Скажи, что ты знаешь, к чему чувствуешь себя способным Я знаю богословие, гражданское, уголовное, естественное и народное права, дипломацию, политическую экономию, философию, эстетику, археологию Постой, постой а умеешь литы порядочно писать по-русски? Теперь пока это нужнее всего Какой вопрос, дядюшка умею ли писать по-рус- ски! – сказал Александр и побежал к комоду, из которого начал вынимать разные бумаги, а дядя между тем взял со стола какое-то письмо и стал читать. Александр подошел с бумагами к столу и увидел что дядя читает письмо. Бумаги у него выпали из рук Что это вычитаете, дядюшка – сказал он вис- пуге. – А вот тут лежало письмо, к другу, должно быть. Извини, мне хотелось взглянуть, как ты пишешь Ивы прочитали его Да, почти – вот только две строки осталось, – сейчас дочитаю а что ведь тут секретов нет, иначе бы оно не валялось так Что же вы теперь думаете обо мне Думаю, что ты порядочно пишешь, правильно, гладко… – Стало быть, вы не прочли, что тут написано – с живостью спросил Александр Нет, кажется, все, – сказал Петр Иваныч, поглядев на обе страницы, – сначала описываешь Петербург, свои впечатления, а потом меня Боже мой – воскликнул Александр и закрыл руками лицо Да что ты что с тобой Ивы говорите это покойно вы не сердитесь, не ненавидите меня Нет из чего мне бесноваться Повторите, успокойте меня Нет, нет, нет Мне все не верится докажите, дядюшка – Чем прикажешь Обнимите меня Извини, не могу Почему же Потому что в этом поступке разума, то есть смысла, нет, или, говоря словами твоего профессора, сознание не побуждает меня к этому вот если б ты был женщина – так другое дело там это делается без смысла, по другому побуждению Чувство, дядюшка, просится наружу, требует порыва, излияния У меня не просится и не требует, да если б и просилось, так я бы воздержался – и тебе тоже советую Зачем же А затем, чтоб после, когда рассмотришь поближе человека, которого обнял, не краснеть за свои объятия Разве не случается, дядюшка, что оттолкнешь человека и после раскаешься Случается оттого я никогда никого и не отталкиваю Вы и меня не оттолкнете за мой поступок, не назовете чудовищем У тебя кто напишет вздор, тот и чудовище. Этак бы их развелось несметное множество Но читать про себя такие горькие истины – и от кого же от родного племянника Ты воображаешь, что написал истину О дядюшка. конечно, я ошибся я переправлю простите Хочешь, я тебе продиктую истину Сделайте милость Садись и пиши. Александр вынул лист бумаги и взял перо, а Петр Иваныч, глядя на прочтенное им письмо, диктовал Любезный друг. Написал Написал Петербурга и впечатлений своих описывать тебе не стану Не стану, – сказал Александр, написав. «Петербург уже давно описана что не описано, то надо видеть самому впечатления мои тебе ни на что не годятся. Нечего по-пустому тратить время и бумагу. Лучше опишу моего дядю, потому что это относится лично до меня Дядю, – сказал Александр Ну, вот ты пишешь, что я очень добр и умен – может быть, это и правда, может быть, и нет возьмем лучше середину, пиши Дядя мой неглуп и не зол, мне желает добра Дядюшка я умею ценить и чувствовать – сказал Александр и потянулся поцеловать его – Хотя и не вешается мне на шею, – продолжал диктовать Петр Иваныч. Александр, не дотянувшись до него, поскорей сел на свое место. – А желает добра потому, что не имеет причины и побуждения желать зла и потому что его просила обо мне моя матушка, которая делала некогда для него добро. Он говорит, что меня не любит – и весьма основательно в две недели нельзя полюбить, и я еще не люблю его, хотя и уверяю в противном Как это можно – сказал Александр Пиши, пиши Номы начинаем привыкать друг к другу. Он даже говорит, что можно и совсем обойтись без любви. Он не сидит со мной, обнявшись, сутра до вечера, потому что это вовсе ненужно, да ему и некогда. Враг искренних излияний, – это можно оставить это хорошо. Написал Написал Ну, что у тебя тут еще Прозаический дух, демон Пиши. Пока Александр писал, Петр Иваныч взял со стола какую-то бумагу, свернул ее, достал огня и закурил сигару, а бумагу бросили затоптал Дядя мой ни демон, ни ангела такой же человек, как и все, – диктовал он, – только не совсем похож на нас с тобой. Он думает и чувствует поземному, полагает, что если мы живем на земле, таки не надо улетать с нее на небо, где нас теперь пока не спрашивают, а заниматься человеческими делами, к которым мы призваны. Оттого он вникает вовсе земные дела и, между прочим, в жизнь, как она есть, а не как бы нам ее хотелось. Верит в добро и вместе в зло, в прекрасное и прескверное. Любви и дружбе тоже верит, только не думает, что они упали с неба в грязь, а полагает, что они созданы вместе с людьми и для людей, что их таки надобно понимать и вообще рассматривать вещи пристально, сих настоящей стороны, а не заноситься бог знает куда. Между честными людьми он допускает возможность приязни, которая, от частых сношений и привычки, обращается в дружбу. Но он полагает также, что в разлуке привычка теряет силу и люди забывают друг друга и что это вовсе не преступление. Поэтому он уверяет, что я тебя забуду, а ты меня. Это мне, да и тебе, вероятно, кажется дико, но он советует привыкнуть к этой мысли, отчего мы оба не будем в дураках. О любви он того же мнения, с небольшими оттенками не верит в неизменную и вечную любовь, как не верит в домовых – и нам не советует верить. Впрочем, об этом он советует мне думать как можно меньше, а я тебе советую. Это, говорит он, придет само собою – без зову говорит, что жизнь неводном только этом состоит, что для этого, как для всего прочего, бывает свое время, а целый век мечтать об одной любви – глупо. Те, которые ищут ее и не могут ни минуты обойтись без нее, – живут сердцем, и еще чем-то хуже, насчет головы. Дядя любит заниматься делом, что советует и мне, а яте- бе: мы принадлежим к обществу, говорит он, которое нуждается в нас занимаясь, он не забывает и себя: дело доставляет деньги, а деньги комфорт, который он очень любит. Притом у него, может быть, есть намерения, вследствие которых, вероятно, не я буду его наследником. Дядя не всегда думает о службе дао заводе, он знает наизусть не одного Пушкина Вы, дядюшка – сказал изумленный Александр Да, когда-нибудь увидишь. Пиши Он читает на двух языках все, что выходит замечательного по всем отраслям человеческих знаний, любит искусства, имеет прекрасную коллекцию картин фламандской школы – это его вкус, часто бывает в театре, ноне суетится, не мечется, не ахает, не охает, думая, что это ребячество, что надо воздерживать себя, не навязывать никому своих впечатлений, потому, что до них никому нет надобности. Он также не говорит диким языком, что советует и мне, а я тебе. Прощай, пиши ко мне пореже и не теряй по-пустому времени. Друг твой такой-то. Ну, месяц и число Как можно послать такое письмо – сказал Александр пиши пореже – написать это человеку, который нарочно за сто шестьдесят верст приехал, чтобы сказать последнее прости Советую то, другое, третье»… он не глупее меня он вышел вторым кандидатом Нужды нет, ты все-таки пошли может быть, он поумнее станет это наведет его на разные новые мысли хоть вы кончили курса школа ваша только что начинается Яне могу решиться, дядюшка Я никогда не вмешиваюсь в чужие делано ты сам просил что-нибудь для тебя сделать я стараюсь навести тебя на настоящую дорогу и облегчить первый шага ты упрямишься ну, как хочешь я говорю только свое мнение, а принуждать не стану, я тебе не нянька Извините, дядюшка я готов повиноваться, – сказал Александр и тотчас запечатал письмо. Запечатав одно, он стал искать другое, к Софье. Он поглядел на стол – нет, под столом – тоже нет, в ящике не бывало Ты чего-то ищешь – сказал дядя Я ищу другого письма к Софье. И дядя стал искать Где же оно – говорил Петр Иваныч, – я, право, не бросал егоза окно Дядюшка что вы наделали ведь вы им закурили сигару – горестно сказал Александр и поднял обгорелые остатки письма Неужели – воскликнул дядя, – да как это я? и не заметил смотри, пожалуй, сжег такую драгоценность А впрочем, знаешь что оно даже, с одной стороны, хорошо Ах, дядюшка, ей-богу, ни с какой стороны нехорошо заметил Александр в отчаянии Право, хорошо с нынешней почтой тыне успеешь написать к ней, а к будущей уж, верно, одумаешься, займешься службой тебе будет не до того, и, таким образом, сделаешь одной глупостью меньше Что ж она подумает обо мне А что хочет. Да, я думаю, это полезно и ей. Ведь тыне женишься на ней Она подумает, что ты ее забыл, забудет тебя сама и меньше будет краснеть перед будущим своим женихом, когда станет уверять его, что никого, кроме его, не любила Вы, дядюшка, удивительный человек для вас не существует постоянства, нет святости обещаний… Жизнь так хороша, так полна прелести, неги она как гладкое, прекрасное озеро На котором растут желтые цветы, что ли – перебил дядя Как озеро, – продолжал Александр, – она полна чего-то таинственного, заманчивого, скрывающего в себе так много – Тины, любезный Зачем же вы, дядюшка, черпаете тину, зачем так разрушаете и уничтожаете все радости, надежды, блага… смотрите с черной стороны Я смотрю с настоящей – и тебе тоже советую в дураках не будешь. С твоими понятиями жизнь хороша там, в провинции, где ее не ведают, – там и нелюди живут, а ангелы вот Заезжалов – святой человек, тетушка твоя – возвышенная, чувствительная душа, Софья, я думаю, такая же дура, как и тетушка, да еще Оканчивайте, дядюшка – сказал взбешенный Александр. – Да еще такие мечтатели, как ты водят носом по ветру, не пахнет ли откуда-нибудь неизменной дружбой да любовью В сотый раз скажу напрасно приезжал Станет она уверять жениха, что никого не любила говорил почти сам с собою Александр А ты все свое Нет, я уверен, что она прямо, с благородной откровенностью отдаст ему мои письма и И знаки, – сказал Петр Иваныч. – Да, и залоги наших отношений и скажет «Вот, вот кто первый пробудил струны моего сердца вот при чьем имени заиграли они впервые…» У дяди начали подниматься брови и расширяться глаза. Александр замолчал Что ж ты перестал играть на своих струнах ну, милый, и подлинно глупа твоя Софья, если сделает такую штуку надеюсь, у нее есть мать или кто-нибудь, кто бы мог остановить ее Вы, дядюшка, решаетесь назвать глупостью этот святейший порыв души, это благородное излияние сердца как прикажете думать о вас Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы Нет, так дела не делаются. Ну, такты по-русски писать можешь, – завтра поедем в департамент я уж говорило тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения он сказал, что есть вакансия терять времени нечего Это что за кипу ты вытащил А это мои университетские записки. Вот, позвольте прочесть несколько страниц из лекций Ивана Се- меныча, об искусстве в Греции… Он уж начал было проворно переворачивать страницы Ох, сделай милость, уволь – сказал, сморщившись, Петр Иваныч. – А это что А это мои диссертации. Я желал бы показать их своему начальнику особенно тут есть один проект который я обработал А один из тех проектов, которые тысячу лет уже как исполнены или которых нельзя и ненужно исполнять Что вы, дядюшка да этот проект был представлен одному значительному лицу, любителю просвещения; за это однажды он пригласил меня с ректором обедать. Вот начало другого проекта Отобедай у меня дважды, да только не дописывай другого проекта Почему же Да такты теперь хорошего ничего не напишешь, а время уйдет Как слушавши лекции Они пригодятся тебе со временем, а теперь смотри, читай, учись да делай, что заставят Как же узнает начальник о моих способностях Мигом узнает он мастер узнавать. Даты какое же место хотел бы занять Яне знаю, дядюшка, какое бы Есть места министров, – говорил Петр Иваныч, товарищей их, директоров, вице-директоров, начальников отделений, столоначальников, их помощников, чиновников особых поручений, мало ли? Александр задумался. Он растерялся и не знал, какое выбрать – Вот бы на первый раз место столоначальника хорошо сказал он Да, хорошо – повторил Петр Иваныч. – Я бы присмотрелся к делу, дядюшка, а там месяца через два можно бы ив начальники отделения… Дядя навострил уши Конечно, конечно – сказал он, – потом через три месяца в директоры, ну, а там через год ив министры: так, что ли? Александр покраснели молчал Начальник отделения, вероятно, сказал вам, какая есть вакансия – спросил он потом Нет, – отвечал дядя, – он не говорил, дамы лучше положимся на него сами-то, видишь, затрудняемся в выборе, а он уж знает, куда определить. Ты ему него- вори о своем затруднении насчет выбора, да и о проектах тоже ни слова пожалуй, еще обидится, что не доверяем ему, да пугнет порядком он крутенек. Я бы тебе не советовал говорить и о вещественных знаках здешним красавицам они не поймут этого, где им понять это для них слишком высоко и я насилу вникнул, а они будут гримасничать. Пока дядя говорил, Александр ворочал в руке ка- кой-то сверток Что это еще у тебя? Александр с нетерпением ждал этого вопроса – Это я давно хотел вам показать стихи вы однажды интересовались Что-то не помню кажется, я не интересовался Вот видите, дядюшка, я думаю, что служба – занятие сухое, в котором не участвует душа, а душа жаждет выразиться, поделиться с ближними избытком чувств и мыслей, переполняющих ее Ну так что же – с нетерпением спросил дядя Я чувствую призвание к творчеству То есть ты хочешь заняться, кроме службы, еще чем-нибудь – так, что ли, в переводе Что ж, очень похвально чем же литературой Да, дядюшка, я хотел просить вас, нет ли у вас случая поместить кое-что… – Уверен литы, что у тебя есть талант Без этого ведь ты будешь чернорабочий в искусстве – что ж хорошего Талант – другое дело можно работать много хорошего сделаешь, ипритом это капитал – стоит твоих ста душ Вы и это измеряете деньгами А чем же прикажешь чем больше тебя читают, тем больше платят денег А слава, слава вот истинная награда певца Она устала нянчиться с певцами слишком много претендентов. Это прежде, бывало, слава, как женщина, ухаживала за всяким, а теперь, замечаешь ли ее как будто нет совсем, или она спряталась – да Есть известность, а славы что-то не слыхать, или она придумала другой способ проявляться кто лучше пишет, тому больше денег, кто хуже – не прогневайся. Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода на чердаке, хоть за ними не бегают по улицами не указывают на него пальцами, как на шута поняли, что поэт не небожитель, а человек также глядит, ходит, думает и делает глупости, как другие чего ж тут смотреть Как другие – что вы, дядюшка как это можно говорить Поэт заклеймен особенною печатью в нем таится присутствие высшей силы Как иногда в других – ив математике, ив часовщике, ив нашем брате, заводчике. Ньютон, Гутенберг, Ватт также были одарены высшей силой, как и Шекс- пир, Дант и прочие. Доведи-ка я каким-нибудь процессом нашу парголовскую глину до того, чтобы из нее выходил фарфор лучше саксонского или севрского, так ты думаешь, что тут не было бы присутствия высшей силы Вы смешиваете искусство с ремеслом, дядюшка Боже сохрани Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть ив томи в другом, также точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник таки называется ремесленника не творец, и поэт без творчества уж не поэта сочинитель… Да разве вам об этом не читали в университете Чему же вы там учились?.. Дяде уж самому стало досадно, что он пустился в такие объяснения о том, что считал общеизвестной истиной. «Это похоже на искренние излияния, – подумал он Покажи-ка, что там у тебя – спросил он, – стихотворения Дядя взял сверток и начал читать первую страницу. Отколь порой тоска и горе Внезапной тучей налетят И, сердце с жизнию поссоря… – Дайка, Александр, огня. Он закурил сигару и продолжал: В нем рой желаний заменят? Зачем вдруг сумрачным ненастьем Падет надушу тяжкий сон, Каким неведомым несчастьем Ее смутит внезапно он Одно и тоже в первых четырех стихах сказано, и вышла вода, – заметил Петр Иваныч и читал Кто отгадает, отчего Проступит хладными слезами Вдруг побледневшее чело Как же это так Чело по́том проступает, а слезами не видывал. И что тогда творится снами Небес далеких тишина В тот миг ужасна и страшна Ужасна и страшна – одно и то же. Гляжу на небо там луна Луна непременно без нее никак нельзя Если у тебя тут есть мечта и дева ты погиб я отступаюсь от тебя. Гляжу на небо там луна Безмолвно плавает, сияя, И мнится, в ней погребена, От века тайна роковая Недурно Дайка еще огня сигара погасла. Где бишь, – да В эфире звезды, притаясь, Дрожат в изменчивом сиянье И, будто дружно согласясь, Хранят коварное молчанье. Так в мире все грозит бедой, Все зло нам дико предвещает, Беспечно будто бы качает Нас в нем обманчивый покой; И грусти той назва…нья нет… Дядя сильно зевнули продолжал: Она пройдет, умчит и след, Как перелетный ветр степей С песков сдувает след зверей Ну, уж «зверей»-то тут куда нехорошо Зачем же тут черта А это было о грусти, а теперь о радости… И он начал скороговоркой читать, почти про себя: Зато случается порой Иной в нас демон поселится, Тогда восторг живой струей Насильно в душу протеснится… И затрепещет сладко грудь 7 Здесь приведены несколько измененные строки из юношеского романтического стихотворения И.А. Гончарова Тоска и радость», которое было помещено в рукописном альманахе Майковых «Подснежник» за 1835 год (см. Неизданные стихи И.А. Гончарова, и т. д Ни худо, ни хорошо – сказал он, окончив. – Впрочем, другие начинали и хуже попробуй, пиши, занимайся, если есть охота может быть, и обнаружится талант тогда другое дело. Александр опечалился. Он ожидал совсем не такого отзыва. Его немного утешало то, что он считал дядю человеком холодным, почти без души Вот перевод из Шиллера, – сказал он Довольно я вижу а ты знаешь и языки Я знаю по-французски, по-немецки и немного по- английски Поздравляю тебя, давно бы ты сказал из тебя можно многое сделать. Давеча насказал мне про политическую экономию, философию, археологию, бог знает про что еще, а о главном ни слова – скромность некстати. Я тебе тотчас найду и литературное занятие Неужели, дядюшка вот обяжете – позвольте вас обнять Погоди, вот как найду Не покажете ли вы чего-нибудь из моих сочинений будущему моему начальнику, чтоб дать понятие Нет, ненужно если понадобится, ты и сам пока- журнал Звезда, № 5, 1938, стр. 243–246). жешь, а может быть, и не понадобится. Подари-ка ты мне свои проекты и сочинения Подарить – извольте, дядюшка, – сказал Александр, которому польстило это требование дяди. – Неугодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке Нет, ненужно Спасибо за подарок. Евсей отнеси эти бумаги к Василью. – Зачем же к Василью? в ваш кабинет Он просил у меня бумаги обклеить что-то… – Как, дядюшка. – в ужасе спросил Александр и схватил кипу назад Ведь ты подарила тебе что задело, какое употребление я сделаю из твоего подарка Вы не щадите ничего ничего. – с отчаянием стонал он, прижимая бумаги обеими руками к груди Александр, послушайся меня, – сказал дядя, вырывая у него бумаги, – не будешь краснеть после и скажешь мне спасибо. Александр выпустил бумаги из рук На, отнеси, Евсей, – сказал Петр Иваныч. – Ну, вот теперь у тебя в комнате чисто и хорошо пустяков нет от тебя будет зависеть наполнить ее сором или чем-нибудь дельным. Поедем на завод прогуляться, рассеяться, подышать свежим воздухом и посмотреть, как работают Утром Петр Иваныч привез племянника в департамент, и пока сам он говорил с своим приятелем – начальником отделения, Александр знакомился с этим новым для него миром. Он еще мечтал все о проектах и ломал себе голову над тем, какой государственный вопрос предложат ему решить, между тем все стояли смотрел. «Точно завод моего дяди – решил он наконец. Как там один мастер возьмет кусок массы, бросит ее в машину, повернет раз, два, три, – смотришь, выйдет конус, овал или полукруг потом передает другому, тот сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет чашка, или ваза, или блюдечко. И тут придет посторонний проситель, подаст, полусо- гнувшись, с жалкой улыбкой, бумагу – мастер возьмет, едва дотронется до нее пером и передаст другому, тот бросит ее в массу тысяч других бумаг, – но она не затеряется заклейменная нумером и числом, она пройдет невредимо через двадцать рук, плодясь и производя себе подобных. Третий возьмет ее и полезет за- чем-то в шкаф, заглянет или в книгу, или в другую бумагу, скажет несколько магических слов четвертому и тот пошел скрипеть пером. Поскрипев, передает родительницу с новым чадом пятому – тот скрипит в свою очередь пером, и рождается еще плод, пятый охорашивает его и сдает дальше, итак бумага идет идет – никогда не пропадает умрут ее производители, а она все существует целые веки. Когда, наконец, ее покроет вековая пыль, и тогда еще тревожат ее и советуются с нею. И каждый день, каждый час, и сегодня и завтра, и целый век, бюрократическая машина работает стройно, непрерывно, без отдыха, как будто нет людей, – одни колеса да пружины… Где же разум, оживляющий и двигающий эту фабрику бумаг – думал Александр, – в книгах ли, в самих ли бумагах, или в головах этих людей?» И какие лица увидел он тут На улице как будто этакие и не встречаются и не выходят на божий свет тут, кажется, они родились, выросли, срослись с своими местами, тут и умрут. Поглядел Адуев пристально на начальника отделения точно Юпитер-громовержец; откроет рот – и бежит Меркурий с медной бляхой на груди протянет руку с бумагой – и десять рук тянутся принять ее Иван Иваныч! – сказал он. Иван Иваныч выскочил из-за стола, подбежал к Юпитеру и стал передним как лист перед травой. И Александр оробел, сам не зная отчего Дайте табачку! Тот с подобострастием поднес обеими руками открытую табакерку Да испытайте вот их – сказал начальник, указывая на Адуева. «Так вот кто будет меня испытывать – думал Аду- ев, глядя на желтую фигуру Ивана Иваныча с обтертыми локтями. – Неужели и этот человек решает государственные вопросы Хороша ли у вас рука – спросил Иван Иваныч. – Рука Да-с; почерк. Вот потрудитесь переписать эту бу- мажку. Александр удивился этому требованию, но исполнил его. Иван Иваныч сморщился, поглядев на его труд Плохо пишут-с, – сказал он начальнику отделения. Тот поглядел Да, нехорошо набело не может писать. Ну, пусть пока переписывает отпуски, а там, как привыкнет немного, займите его исполнением бумаг может быть, он годится он учился в университете. Вскоре и Адуев стал одною из пружин машины. Он писал, писал, писал без конца и удивлялся уже, что по утрам можно делать что-нибудь другое а когда вспоминало своих проектах, краска бросалась ему в лицо. «Дядюшка! – думал он, – водном уж ты прав, немилосердно прав неужели и во всем так ужели я ошибался ив заветных, вдохновенных думах, ив теплых верованиях в любовь, в дружбу ив людей ив самого себя. Что же жизнь?» Он наклонялся над бумагой и сильнее скрипел пером, ау самого под ресницами сверкали слезы Тебе решительно улыбается фортуна, – говорил Петр Иваныч племяннику. – Я сначала целый год без жалованья служила ты вдруг поступил на старший оклад ведь это семьсот пятьдесят рублей, ас наградой тысяча будет. Прекрасно на первый случай Начальник отделения хвалит тебя только говорит, что ты рассеян то запятых не поставишь, то забудешь написать содержание бумаги. Пожалуйста, отвыкни главное дело – обращай внимание на то, что у тебя перед глазами, а не заносись вон куда. Дядя указал рукой кверху. С тех пор он сделался еще ласковее к племяннику Какой прекрасный человек мой столоначальник, дядюшка! – сказал однажды Александр А ты почем знаешь Мы сблизились с ним. Такая возвышенная душа, такое честное, благородное направление мыслей и с помощником также это, кажется, человек с твердой волей, с железным характером Уж ты успел сблизиться сними Да, как же Не звал ли тебя столоначальник к себе по четвергам Ах, очень каждый четверг. Он, кажется, чувствует ко мне особенное влеченье… – А помощник просил денег взаймы Да, дядюшка, безделицу я ему дал двадцать пять рублей, что со мной было он просил еще пятьдесят Уж дал А – сказал с досадой дядя, – тут отчасти я виноват, что не предупредил тебя да я думал, что тыне до такой степени прост, чтоб через две недели знакомства давать деньги взаймы. Нечего делать, грех пополам, двенадцать с полтиной считай за мной Как, дядюшка, ведь он отдаст Держи карман Я его знаю за ним пропадает моих сто рублей с тех пор, как я там служил. Он у всех берет. Теперь, если попросит, ты скажи ему, что я прошу его вспомнить мой должок – отстанет а к столоначальнику не ходи Отчего же, дядюшка Он картежник. Посадит тебя с двумя такими же молодцами, как сама те стакнутся и оставят тебя без гроша Картежник – говорил в изумлении Александр, возможно ли Кажется, так склонен к искренним излияниям А ты скажи ему, так, между прочим, в разговоре, что я у тебя взял все деньги на сохранение, таки увидишь, склонен ли он к искренним излияниями позовет ли когда-нибудь к себе в четверг. Александр задумался. Дядя покачал головой А ты думал, что там около тебя ангелы сидят Искренние излияния, особенное влечение Как, кажется, не подумать о том прежде не мерзавцы ли какие-ни- будь около Напрасно ты приезжал – сказал он, право, напрасно! Однажды Александр только что проснулся. Евсей подал ему большой пакет, с запиской от дяди. «Наконец вот тебе и литературное занятие, – написано было в записке, – я вчера виделся с знакомым мне журналистом он прислал тебе для опыта работу От радости у Александра дрожали руки, когда он распечатывал пакет. Там была немецкая рукопись. «Что это – проза – сказал оно чем же?» И прочитал написанное наверху карандашом: « |