Мейер вещное право. От редколлегии
 Скачать 2.87 Mb.
|
|
( Наконец, обмен поземельных участков, допустим, для поземельного устройства крестьян [967] и образования поземельных участков для сельских начальных училищ; в последнем случае закон разрешает обмен казенных земель на земли частных лиц или учреждений и на крестьянские надельные [968] . – А. Г.) Мена движимого имущества не подвергается со стороны законодательства никаким ограничениям и совершается словесно или письменно по воле хозяев имущества [969] Юридические отношения по мене состоят в том, что каждая договаривающаяся сторона приобретает право на передачу ей в собственность от противной стороны определенного имущества, и, действительно, передачей его исполняется договор. Наконец, прекращается мена общими способами прекращения обязательств. Между договорами мены движимого имущества особенно обращает на себя внимание мена денег, т. е. мена, предметом которой являются деньги. Мы видели, что мена тем именно и отличается от купли-продажи, что не допускает употребления денег: ценность вымениваемой вещи измеряется не деньгами, а другой вещью. Но вот договор, в котором только и идет речь о деньгах. В нем не только одна, но и другая сторона представляет деньги. И его заключение в больших городах составляет даже особый промысел – занятие менял. Это договор о размене денег, а между тем он считается меной. Спрашивается, что же это: мена или купля-продажа? В этом договоре, казалось бы, по преимуществу денежном, собственно, идет речь не о деньгах, а о монете, о том или другом сорте денег: кто выменивает кредитные билеты на золото или серебро, а также кредитные билеты значительной ценности на мелкие кредитные билеты – тот не имеет в виду, что кредитные билеты представляют денежную сумму, что золото и серебро также составляют денежную сумму. Он имеет в виду два сорта денег и выменивает один сорт на другой. Припомним, что деньги являются предметом обязательств в различных видах, не только в смысле меры ценностей, но и как индивидуальные вещи или как вещи известного рода, сорта; и тогда они являются такими же предметами обязательств, как и всякие другие вещи, определяемые индивидуально или обобщенно. Поэтому, признавая договор о размене денег меной, а не куплей-продажей, мы не отступаем от существа договора мены. Иные юристы, правда, считают договор о размене денег куплей-продажей на том основании, что лицо, выменивающее один сорт денег на другой, в котором нуждается, обыкновенно отдает нечто лишнее, так что тут есть и цена за приобретаемые деньги. Но то обстоятельство, что при размене денег отдается нечто лишнее, случайно и не всегда встречается. Притом же если договор о размене денег считать куплей-продажей, то трудно определить, какие же деньги составляют товар, какие – цену. Конечно, когда договор заключается с менялой, то, имея в виду, что он занимается разменом денег как промыслом, можно сказать, что он продает деньги и что, следовательно, его деньги – товар. Но договор о размене денег заключается не только с менялами, а нередко и с другими лицами. Нам кажется поэтому, что лучше всего принять народное воззрение на договор, высказывающееся в самом названии его и проявляющееся притом у многих народов: например, у нас – размен, у немцев – Wechsel, у французов – echange. 2. Купля-продажа § 35. Купля-продажа [970] представляется договором, по которому одна сторона, покупатель или покупщик, приобретает право требовать, чтобы другая сторона, продавец, передала ей в собственность определенную вещь, и обязывается уплатить за то известную сумму денег, называемую ценой. Купля-продажа, таким образом, имеет предметом отчуждение права собственности на вещь; следовательно круг действия ее ограничивается вещами физическими, которые только и могут подлежать праву собственности; но купля-продажа не обнимает вещей отвлеченных, прав на чужие действия. У нас, правда, нередко говорят о покупке или продаже векселя, заемного письма и т. п. Но с юридической точки зрения, тут нет покупки или продажи, а только передача, уступка права. Практическая сторона этого замечания заключается в том, что если передача векселя, заемного письма и тому подобного есть не купля-продажа, а особая сделка, то не применяются к ней и определения о купле-продаже: она обсуждается особо, сообразно своему существу. Договор купли-продажи, как мы его определили, представляется единым, и встречающиеся в законодательстве как бы различные виды его нисколько не вытекают из сущности самого понятия о договоре. Так, законодательство отличает куплю-продажу недвижимого имущества от купли-продажи движимого, а также куплю-продажу частную, по вольной цене, от купли-продажи с публичного торга. Но купля-продажа недвижимого имущества представляет особенности только относительно совершения договора: установлены особые формальности для приобретения права на передачу недвижимого имущества, требуются при этом некоторые пожертвования в пользу казны, но само значение договора точно такое же, как и значение купли-продажи движимого имущества. Продажа с публичного торга представляет ту особенность, что рассчитывает на соревнование между лицами, желающими купить продаваемое имущество, ради чего именно она и производится публично. Но очевидно, что тут нет никакого обстоятельства, которое влияло бы на существо купли-продажи: как скоро является наиболее выгодный покупатель, то с ним только и заключается договор. Кроме того, публичная купля-продажа представляет еще то обстоятельство, что во многих случаях государство продает имущество частного лица: так как продажа составляет акт отчуждения имущества, следовательно входит в состав права собственности, то продавать имущество, собственно, может только его хозяин; но бывают обстоятельства, что не собственник, а государство продает имущество. Например, лицу предъявляется взыскание, вследствие чего его имущество подвергается продаже с публичного торга. Но в этом также нет ничего особенного, ибо государство является тут только законным представителем собственника имущества, а представитель занимает место представляемого лица. Таким образом, не признавая существенными особенности, которые представляются при купле-продаже недвижимого имущества и купле-продаже с публичного торга, будем излагать договор как единый. Прежде всего в договоре купли-продажи представляются контрагенты, его предмет и эквивалент предмета – цена. От контрагентов, конечно, требуется способность к гражданской деятельности, право вступать в договоры. Но, кроме того, нужно, чтобы контрагенты были способны к заключению данного договора купли-продажи, ибо есть случаи, когда лицо способно к вступлению в договоры вообще, но не способно к заключению того или другого отдельного договора купли-продажи. Неспособность последнего рода или находится в связи с имуществом, о купле-продаже которого идет речь, или вытекает из других оснований. Так, от продавца кроме общей способности к гражданской деятельности требуется, чтобы он не только был собственником продаваемого имущества, но и субъектом права отчуждения, составляющего долю права собственности, а без этого купля-продажа, совершенная им относительно имущества, признается ничтожной. Например, на имущество наложено запрещение или арест: оно уже не может быть продано, потому что существо запрещения (в общем смысле этого слова. – А. Г.) в том и заключается, что запрещение ограничивает собственника в праве отчуждения имущества. Или имущество – заповедное: владелец его хотя и признается собственником, но ему не принадлежит право отчуждения имущества [971] От покупщика требуется способность к приобретению права собственности на покупаемое имущество, ибо не всякое имущество и не каждым лицом может быть приобретено. Например, право на заключение купли-продажи относительно имущества движимого ограничивается для покупщика законами торговыми. Известно, что торговля производится главным образом посредством купли-продажи, и понятно, что ограничения относительно права торговли должны отразиться и на купле-продаже. Так, лица, не состоящие в первой или второй гильдии, не могут покупать из-за границы известные вещи в качестве товара [972] Есть также некоторые полицейские ограничения для купли-продажи (с целью предупреждения заболевания холерой запрещается продажа спиртных напитков в праздничные и воскресные дни и т. п. – А. Г.). Предметом купли-продажи, говоря вообще, может быть всякая физическая вещь, находящаяся в гражданском обороте и составляющая собственность продавца. Вещи отвлеченные, права, как уже сказано, не могут быть предметом купли-продажи: относительно их допускается только уступка, но уступка права – не то, что купля-продажа. Тем не менее ожидаемое право может быть предметом купли-продажи. В законодательстве действительно встречается запрещение купли-продажи ожидаемого наследства [973] Если лицу А предстоит получить наследство после его бездетного брата, то при жизни наследодателя А не может совершить куплю-продажу относительно этого наследства: тут продавалось бы, собственно, не имущество, составляющее наследство, а надежда на его получение в будущем. Но если даже по смерти наследодателя наследнику непосредственно предоставляется не право на вещи, составляющие наследство, а право наследования, и уже только по осуществлении этого права наследнику принадлежит право на вещи, то тем не менее наследство способно к отчуждению куплей-продажей при жизни наследодателя. Кроме юридического основания, есть еще и нравственное соображение, по которому запрещается отчуждение ожидаемого наследства. Сделки такого рода недостойны развитого человека: они показывают, что лицо рассчитывает на смерть ближнего, а расчеты, надежды на смерть ближнего предосудительны. Притом же эти расчеты, надежды в высшей степени обманчивы: очень много примеров, что именно такие наследники не получали наследства, которые считали его уже своим при жизни наследодателя. Понятно, что лицо, после которого открывается наследство, оскорбляется, если так мало оказывают уважения к его жизни, что пока лицо еще в живых, совершаются сделки относительно его наследства. Вследствие того лицо это старается сделать завещательное распоряжение относительно своего имущества в пользу какого-либо другого лица, иногда даже совершенно постороннего, а не прямого наследника. Или же, когда завещательное распоряжение не может иметь места – имущество лица родовое [974] , лицо старается обременить его долгами, которые при подобных обстоятельствах обыкновенно бывают безденежными. Как бы то ни было, но договор купли-продажи относительно ожидаемого наследства по нашему законодательству признается недействительным. И в этом отношении оно сходится с римским правом, которое также запрещает сделки относительно ожидаемого наследства по тому же нравственному соображению. Напротив, германское право, в котором юридический интерес нередко берет перевес над нравственными соображениями, не запрещает сделки об ожидаемом наследстве, не считает их предосудительными. Нельзя сказать, чтобы германское право освящало расчеты, отвергаемые нравственным законом. Но оно смотрит на договоры относительно ожидаемого наследства с другой точки зрения: оно ценит выше всего личность гражданина и сохраняет за ним свободу заключения договоров, так что охранение этой свободы берет перевес над соображениями, которые устраняют договоры о наследстве. Германское право не требует, чтобы они заключались, даже не благоприятствует им, а только не признает их ничтожными. К этому присоединяется еще понятие об общем семейном или родовом имуществе – понятие, вследствие которого и при жизни наследодателя наследнику принадлежит не одна надежда на получение наследства, а – по крайней мере по отношению к некоторым имуществам – даже право на получение его. Так что в договоре о наследстве лицо распоряжается действительно не только своей надеждой, но и правом, и потому договор этот, по германскому праву, оказывается гораздо более прочным, нежели мог быть по римскому или нашему праву [975] Далее, к предметам, запрещенным относительно купли-продажи, законодательство относит так называемые промессы, вообще лотереи, на том основании, что тут также идет дело о возмездном приобретении надежды [976] Известно, что иногда для более легкого и выгодного заключения государственного займа от правительства учреждается денежная лотерея, приготавливаются в известном числе равноценные лотерейные билеты и продаются желающим. Вырученная за продажу сумма употребляется на удовлетворение тех или других государственных потребностей, и затем из обыкновенных государственных доходов ежегодно известная сумма, разделенная на несколько равных или неравных частей, разыгрывается между определенным количеством билетов, число которых, конечно, несравненно значительнее, нежели число выигрышей. Таким образом, по истечении нескольких лет – 10, 15, 20, 25, смотря по тому, как устроена лотерея, государство уплачивает всю занятую сумму или по крайней мере большую ее часть. По опыту оказывается, что таким путем государственные займы большей частью совершаются довольно удачно: надежда выиграть в лотерею гораздо более, чем сколько платится за билет, подстрекает очень многих к приобретению лотерейных билетов, и государство получает нужную для него сумму. А что можно также и потерять уплаченное за билет, на это не обращают внимания, так как по свойственному человеческой натуре легкомыслию очень многие охотно жертвуют деньгами в надежде приобрести гораздо более, чем жертвуют. Но многие также не желают покупать, собственно, лотерейных билетов: им слишком скучно ждать, что вот их когда-нибудь пригласят к розыгрышу, тем более что номера привлекаемых к розыгрышу билетов определяются по жребию, так что неизвестность относительно выигрыша может томить в течение многих лет. И вот предпринимается особого рода спекуляция, заключающаяся в том, что на предположенные выигрыши такого-то года учреждается особая лотерея: антрепренер ее обязывается заплатить собственнику билета, на который выпадает тот или другой выигрыш, известную денежную сумму, равную выигрышу, или только часть этой суммы, например, половину, две трети и т.д. Вот эти-то билеты частного антрепренера и называются промессами. Или от правительства учреждается иногда беспроигрышная лотерея: хотя не на каждый билет лотереи выпадает, собственно, выигрыш, но каждый по крайней мере дает сумму, заплаченную лицом, иногда даже с некоторыми процентами. На билеты беспроигрышной лотереи иногда также учреждается особая лотерея: антрепренер приобретает значительное число этих билетов и потом, чтобы выручить заплаченные за них деньги и, кроме того, получить барыш, учреждает особую лотерею, билеты которой дают покупателям только надежду на выигрыш беспроигрышного лотерейного билета. Эти билеты на лотерею, где разыгрываются беспроигрышные лотерейные билеты, также называются промессами. Законодательство не одобряет такого рода сделок и запрещает продажу промессов на том основании, что продажа промессов не входит в план лотереи, учреждаемой правительством, и при этих сделках ничтожны шансы на выигрыш, а между тем покупатели билетов теряют деньги. Вообще можно сказать, что те же причины, которые побуждают законодательство запрещать лотереи, еще более побуждают его противодействовать лотереям, по которым разыгрываются лотерейные билеты, потому что зло, всегда соединяющееся с лотереями, тут представляется как бы в квадрате. Далее, в законодательстве встречается запрещение торга невольниками, вывозимыми из-за границы [977] : независимо от уголовного наказания, следующего за нарушение такого запрещения, купля-продажа, совершенная относительно невольника, считается ничтожной, а невольник получает свободу. Наконец, есть вещи, подлежащие по нашему законодательству относительно купли-продажи еще такому ограничению, что они не иначе могут быть продаваемы, как нераздельно, в целом их составе. Сюда относятся именно все вещи, признаваемые законодательством нераздельными [978] , например, дворы, лавки, фабрики и т. д. Примечания: [962] Ст. 1374. [963] Ст. 1374, п.1 и 2. [964] Но заметим, что мена действительно представляется при этом только тогда, когда поземельная дача, служащая для выгона, составляет собственность города, а не казенная, предоставленная городу только в пользование; в последнем случае нет мены, а только отвод городу для выгона вместо одной другой казенной дачи. [965] Ст. 1374, п. 3. [966] Ст. 485, 493 22 [967] Ст. 1374, п. 4. [968] Там же, п. 5. [969] Ст. 1379, 1380. [970] Название «купля-продажа» есть перевод латинского «emtio-venditio». У нас говорят нередко: «купля и продажа». Но выражение это внушает мысль, что идет речь о двух договорах, тогда как на деле представляется только один: купля и продажа только различные стороны одного и того же договора, так же тесно связанные между собой, как выпуклая и вогнутая поверхность тела. Представление же о купле и продаже как о двух отдельных договорах кроме теоретической нелепости может вести и к вредным практическим результатам: оно легко может породить мысль, что если купля составляет нечто отдельное от продажи, то договор может быть действителен как купля, если и недействителен как продажа. Например, А, не имея на то права, продает какую-нибудь вещь В; если допустить, что договор, будучи недействительным как продажа, тем не менее действителен как купля, то выйдет, что В вправе удержать вещь за собой, тогда как А не вправе требовать и цены ее, так как продажа недействительна. [971] Ст. 485. [972] Положение о пошлинах (Пол. пош.), т. V, cт. 48–50. [973] Ст. 1389. [974] Ст. 1068. [975] Но понятие о наследственном договоре обширнее понятия о нем как о сделке отчуждения права наследования: всякого рода договоры, устанавливающие какие-либо юридические отношения касательно ожидаемого наследства, подходят под понятие наследственного договора. Например: договор, по которому лицо при жизни наследодателя отрекается от наследства; договор, по которому все наследники еще при жизни наследодателя соглашаются о разделе наследства, и т. д. И все эти договоры, по смыслу определения нашего законодательства, должны считаться предосудительными и незаконными, за исключением соглашений между родителями и детьми об отречении последних от права наследования, по поводу выдела им какой-либо части из имущества родителей или вообще восходящих родственников (см. ст. 998, 1002). [976] Ст. 1401. [977] Ст. 1404. [978] Ст. 394, 395. Цена, входящая в состав купли-продажи, т. е. денежная сумма, определяемая продавцу как эквивалент за передачу вещи в собственность покупщика, должна быть обозначена в договоре, притом, как и во всех сделках, именно на русскую монету [979] Обозначение в иностранной золотой и серебряной высокопробной монете тоже дозволяется, но при согласии обоих контрагентов и по курсовой цене [980] Но не всегда при самом заключении купли-продажи есть возможность точно определить ее цену, а иногда, и это бывает нередко, приходится довольствоваться лишь указанием данных, достаточных для точного определения цены впоследствии. Например, в настоящее время по тем или другим соображениям контрагенты не могут определить цену товара; и вот они заключают куплю-продажу относительно этого товара по цене, какая будет на него в такое-то время, причем обыкновенно имеется в виду рыночная, а не справочная цена [981] Цена купли-продажи, говоря вообще, определяется по взаимному соглашению контрагентов и в некоторых только случаях определяется законодательством. Так, законодательство полагает minimum цены на недвижимые имущества, земли и дома [982] Это не что иное, как противодействие со стороны законодательства притворному обозначению слишком низкой цены продажи с целью меньшего платежа пошлин, взыскиваемых при совершении купчей крепости, так что установление законного minimum’a цены продажи объясняется именно финансовыми соображениями законодательства. Конечно, для охранения интересов казны было бы достаточно требовать, чтобы пошлины в пользу казны платились по крайней мере с законного minimum’a цены и сама цена продажи обозначалась не ниже этого minimum’a. Но законодательство выразилось относительно minimum’a цены недвижимых имуществ так, что его нужно считать не только основанием для взимания пошлин в пользу казны, для определения достоинства гербового листа, на котором пишется купчая крепость, но считать именно ценой: в актах о переходе недвижимого имения цена определяется не ниже цены, установленной в табели, приложенной к уставу о пошлинах [983] Вот почему мы и говорим о законном minimum’e цены. Необходимо также сказать, что установление его со стороны законодательства не представляет значительного стеснения для граждан, ибо разве только по исключению недвижимое имущество продается действительно за цену, которая ниже законного minimum’a. И притом прописание в купчей крепости именно такой цены имело бы значение только для выкупа проданного родового имущества. Например, родовое имущество продано за цену, которая ниже minimum’a, выкупщику следовало бы только заплатить эту цену покупателю родового имущества и получить его в свои руки. Но, конечно, если в купчей крепости показана не действительная цена продажи, которая ниже minimum’a, а minimum цены, то от покупщика потребуется цена по купчей крепости, следовательно высшая против той, которая действительно заплачена за имущество [984] Таким образом, непременное обозначение в купчей крепости цены не ниже законного minimum’a оказывает противодействие выкупу. Но наше современное законодательство вовсе и не думает благоприятствовать выкупу родовых имуществ. Да и сами контрагенты нередко стараются устранить выкуп и для этого показывают в купчей крепости очень высокую цену – значительно выше той, которая действительно платится за имущество, выше цены, которой оно стоит, причем платят, конечно, и пошлины по высшей цене. Справедливо, разумеется, что, как скоро действительная цена продажи не совпадает с ценой, значащейся в купчей крепости, купчая крепость оказывается актом неискренним и может со временем подать повод к спорам, недоразумениям; но наша речь лишь о том, что бывает в действительности. В других случаях законодательство устанавливает maximum цены купли-продажи или предоставляет исполнительной власти определять его на известные периоды времени. Этот законный maximum цены, называемый таксой, устанавливается обыкновенно на предметы, существенно необходимые для первых жизненных потребностей, удовлетворение которых законодательство не считает возможным безусловно предоставить усмотрению частной промышленности. Сюда относятся продовольствие, хлеб, мясо и медикаменты [985] Законодательство имеет в виду, что хотя цены на предметы устанавливаются по экономическим законам, однако же случаются неестественные движения цен, как бы возмущения в экономическом быту, которые правительство обязано предупреждать, устранять. Например, продавцы какого-либо продукта, особенно когда потребность в этом продукте чрезвычайно ощутительна, как потребность в хлебе и мясе, случайно могут принудить потребителей к платежу чрезмерно высоких цен, и множество потребителей потерпят убыток или даже вред. Или законодательство имеет в виду опасности, соединяющиеся с неограниченным соперничеством в продаже некоторых предметов, например, медикаментов, и полагает, что по духу соперничества эти товары будут продаваться иными торговцами, пожалуй, и дешевле, но худшего качества, а от этого может произойти вред; поэтому оно ограничивает соперничество. Но чтобы от этого ограничения опять не произошло произвольного повышения цен на товары, чему именно и препятствует соперничество, законодательство устанавливает на них таксу. Само собой разумеется, что такса на предметы всегда устанавливается по соображению их рыночной цены, а не произвольно; но при этом имеется в виду средняя рыночная цена предметов, а не цена, характерная для одного какого-либо времени. Однако же такса не есть законная цена предмета, а только maximum его цены. Поэтому такса не препятствует продавцу отступить от нее в пользу покупщика, и только продавец не может отступить от таксы в ущерб покупщику. В других законодательствах встречаются еще определения об отношении цены купли-продажи к ценности предмета. Так, римское право полагает относительно цены купли-продажи три условия: 1) цена должна быть определенная, pretium certum, 2) истинная, pretium verum, и 3) справедливая, pretium justum. Спрашивается, произвольно ли это положение римского права, или оно вытекает из существа договора и, следовательно, прилагается к нему независимо от прямого определения законодательства? Что касается понятия pretium certum, то мы уже видели, насколько определенность цены необходима для купли-продажи: без эквивалента нет купли-продажи, а эквивалент, конечно, должен быть точно определен. Под условием pretium verum римское право разумеет, что эквивалент купли-продажи существует не для одной только видимости, а что покупщик действительно представляет продавцу эквивалент. В самом деле, необходимо делать различие между существом договора и сохранением только его видимости: так как всякая ценность может составлять эквивалент купли-продажи, то, пожалуй, в ином случае будет назначена и такая цена, которая не находится уже ни в каком соответствии с ценностью продаваемого предмета; но такая цена, конечно, не может считаться за эквивалент. Например, имущество, стоящее 1 000 руб., продается за 1 руб.; по-видимому, тут – купля-продажа: есть предмет продажи, есть цена; но на деле нет эквивалента, нет pretium verum, а потому и сделка имеет значение дарения. Так, в нашем юридическом быту существует предубеждение против дарения острыми, колючими вещами, поэтому даровые сделки, предметом которых являются такие вещи, обыкновенно прикрываются куплей-продажей; но сами участники сделок очень хорошо понимают, что совершается дарение, а не купля-продажа, так как цена по ничтожности своей сравнительно с ценностью вещи ( обыкновенно платится мелкая медная или серебряная монета) не может считаться за ее эквивалент. Или бывает наоборот: лицо не желает показать, что оно дарит другому известную денежную сумму, для этого покупает у него какую-либо вещь, которая далеко не стоит той суммы, какая за нее платится, и таким образом прикрывает дарение куплей-продажей; но в сущности и тут дарение. Понятие о pretium verum как условии купли-продажи вполне применяется и к нашему юридическому быту: мы не иначе понимаем сделку купли-продажи, чем соответствие между ее ценой и стоимостью продаваемого предмета. Наконец, под условием pretium justum римское право разумеет, что при купле-продаже не только должен существовать определенный и действительный эквивалент, но и ценность эквивалента должна более или менее подходить к ценности продаваемого предмета. При этом оно полагает, что при заключении купли-продажи контрагентам чужды порывы щедрости, великодушия, а имеют они в виду только обмен действиями. Но для обмена требуется, чтобы действия по значению своему были равны, следовательно, чтобы ценность эквивалента равнялась ценности продаваемого предмета. Вот почему римское право допускает опорочение купли-продажи по несоразмерности ее цены со стоимостью предмета (laesio enormis), когда заплачено за него слишком дорого или слишком дешево. Наше юридическое воззрение хотя и требует pretium verum, но не требует pretium justum; у нас берет переве: предмет имеет ту цену, какую приписывают ему контрагенты. Следовательно, продает ли лицо дорого или дешево, сделка считается действительной куплей-продажей, как скоро покупщик соглашается заплатить требуемую цену, лишь бы только эта цена уже не становилась мнимой, не была вне всякого соответствия с ценностью покупаемого предмета [986] Поэтому до некоторой степени купля-продажа у нас может служить для прикрытия дарения, пока цена продажи может признаваться за эквивалент, хотя и не вполне достаточный сравнительно с ценностью продаваемого предмета. |