Ответы для экзамена по философии. Ответы к экзамену по философии
 Скачать 115.35 Kb.
|
|
Достоинства и недостатки детерминизма и телеологизма (не менее двух) Детерменизм – определять, отделять, т.е теория причин и следствий. + Если убрать причину, можно убрать и следствие. + Объясняется множество достаточно сложных процессов. - Каждое действие должно иметь причину, это доходит до бесконечности. - Живое не объяснить только из прошлого, оно ориентировано на будущее, необходима категория цели как образа будущего. Телеологизм – учение о цели. Всё бытие каждой вещи определяется целью ее существования. + Имея цель, можно простроить образ будущего. + Зная цель чего-либо, можно правильнее использовать это. - Для простых объектов механики понятие «цель» не нужно, она искусственно усложняет положение дел и ничего не дает. Достаточно понятия причины, причем ближайшей, непосредственной. - Если все стремится к цели, то конечная цель – что? Категории диалектики: причина и цель: на выбор И.Кант или Г.Гегель Кант. Детерменист. Понятие причины «должно быть обосновано в рассудке совершенно a priori» и непременно требует, чтобы нечто (А) было таким, чтобы из него необходимо и по безусловно всеобщему правилу следовало нечто другое (Б)», «явления прошедшего времени определяют всякое существующее явление в последующем времени», «если предшествующее состояние дано, то это определенное событие неизбежно и необходимо следует за ним». Но он не хочет отказываться от либеральной идеи свободы. Поэтому он вводит два типа причинности – естественную для мира явлений и свободную причинность для мира вещей в себе. Свободная причинность – это «способность самопроизвольно начинать состояние» (без предшествовавшего причинения). Цель по Канту: в неорганическом целом достаточно причины, в органическом целом нужно понятие объективной цели («которая в качестве закона должна составлять высшее ограничивающее условие всех субъективных целей, каковы бы они ни были, стало быть, должна возникать из чистого разума».). Т.е для предметов достаточно причины, а для людей характерна цель сама по себе ( т.е существование человека и есть цель ). Т.е это всего лишь фикция ума, которая не слишком уж и нужна, но существует и ею можно пользоваться. Этика: кинизм. Диоген Синопский (412-323 до н.э.) – аскетизм как способ избежать страдания. Термин «кинизм» происходит от слова «собака» и буквально переводится как «собачья философия». Почему так? Истинным Псом называл себя основатель кинизма Антисфен, который первый стал складывать вдвое свой плащ, чтобы на одной половине ночью спать, а другой укрываться, носить посох и суму для подаяния. Он же первый стал отпускать бороду. Киники стали не просто говорить об аскетизме, они перешли от теории к практике, доказывая, что человеку на самом деле нужно немного. Как собаке. Вполне логично, что они сопровождали это критикой общества, погрязшего в суете, погоне за вещами, удовольствиями, предрассудками и пр. Этот натурный эксперимент, когда человек доходит до края, проверяя свой характер, пределы своего мужества, терпения и заодно пределы терпения окружающих, античная цивилизация приняла. Киники – это не просто бродяги и бесстыдники. Основатель кинизма Антисфен написал 10 томов сочинений, в основном по проблемам филологии. Труды эти до нас не дошли. Диоген Синопский был учителем в богатом доме, то есть как минимум человеком образованным. Жил ли он в винной глиняной бочке – это вопрос (данные противоречивы). Тогда кинизм выглядит как популярное сейчас течение «дауншифтинг», когда, скажем, благополучный менеджер из крупного города уезжает в деревню и ведет образ жизни крестьянина, или путешествует автостопом, подрабатывая в пути, а то и за счет добрых людей. Есть еще одна версия кинизма. Помимо тщеславия богача (как правило, в первом поколении), есть и эпатаж бедности. Тогда достижения в виде приличного дома, семьи, достатка и поведения среднего класса осмеиваются неудачниками. Именно себя они считают добродетельными. Третья версия кинизма состоит в том, что философию в античности, да еще и в философской столице – Афинах, воспринимали не так сурово академично, как сейчас. Философия – это тренировка ума, а ум человека устроен таким образом, что легче всего он запоминает то, что или неприлично или смешно. Цель жизни – покой, безмятежность духа. Средство к этому – сократить количество ненужных желаний. Меньше желаешь, меньше страдаешь. Как говорят в буддизме: «Грех – это излишнее». Это трудно, требует разума (ограничить количество вещей, например) и усилий воли. Эта теория ближе всего к практике. Т.е Аскетизм – это добровольный отказ от тех благ, которые ты имеешь, для того, чтобы избавиться от страданий, которые несет неуёмное желание этих самых благ. Ничего нет – не от чего страдать. Про Диогена лучше цитатки прочитать просто, если нужно будет вслух отвечать (стр 215-217. Прочитав однажды, такое уже не забудешь). Этика: гедонизм (эпикуреизм). Эпикур (341-270 до н.э.). 3 страха и три вида удовольствия. Слово «гедонизм» буквально переводится как теория удовольствия. Удовольствие просто и опасно. Разумный человек знает в нем меру – середину между недостатком (например, голодание) и избытком (обжорство). Человек разумный чаще склонен к добродетели, поскольку живет не одним днем и видит перспективу. Единственное, что может отравить его существование, после того как он справился с неразумными желаниями, это страх – перед богами, природой и, самый сильный, – страх смерти. Боги к нам равнодушны, природные катаклизмы можно предсказать, а страх смерти уничтожается мыслью о том, что душа, состоящая из атомов, после смерти тела тоже исчезает. Так атомист Эпикур утешил античное сознание. Ведь после смерти согласно верованиям греков душа теряет память на берегах реки мертвых Лета («кануть в лету» = забыть) и вечным бесплотным духом летает на полях Элизиума. «Лови момент» – наслаждайся настоящим, но не всяким временем, а только приятным. Насколько приятным оно будет, зависит только от тебя. Глупец никогда не будет счастлив, мудрец – если не всегда, то часто. «Сходным образом и среди желаний наших следует одни считать естественными, другие – праздными; а среди естественных одни – необходимыми, другие – только естественными; а среди необходимых одни – необходимыми для счастья, другие – для спокойствия тела, третьи – просто для жизни. Если при таком рассмотрении не допускать ошибок, то всякое предпочтение и всякое избегание приведет к телесному здоровью и душевной безмятежности, а это – конечная цель блаженной жизни. Ведь все, что мы делаем, мы делаем затем, чтобы не иметь ни боли, ни тревоги; и когда это, наконец, достигнуто, то всякая буря души рассеивается, так как живому существу уже не надо к чему-то идти, словно к недостающему, и чего-то искать, словно для полноты душевных и телесных благ. В самом деле, ведь мы чувствуем нужду в наслаждении только тогда, когда страдаем от его отсутствия; а когда не страдаем, то и нужды не чувствуешь.» О гедонизме: Цель жизни – удовольствие. Основное требование – соблюдать меру в удовольствиях, чтобы не лишиться самого удовольствия. Скажем, испортил печень обильной нездоровой пищей, теперь ешь постную и невкусную еду. Гедонизм надеется на разум человека, который сводит доход и расход: не превышают ли убытки от удовольствия само удовольствие. Есть оптимистические и пессимистические варианты гедонизма. В пессимизме нивелируется само понятие удовольствия: жизнь – страдание. Пессимистическая теория непопулярна. Этика: стоицизм. Основатель – Зенон Китионский (334-262 до н.э.). Зенон Китионский – древнегреческий философ. Был учеником киника Кратета, недовольный его «киническим бесстыдством», перешел к Стильпону и к диалектику Диодору. В 308 году до н. э. основал собственную школу в Афинах. Сам став учителем, Зенон собрал вокруг себя многочисленных учеников, которые сначала назывались, по его имени, зенонеями, а потом, по месту преподавания, Расписной стое — стоиками. Превосходные качества его характера заслужили ему особое уважение афинян и царя Антигона Гоната; награждённый при жизни золотым венцом и статуей, он после смерти удостоился почётного погребения в Керамике. Живя крайне просто, без семьи и рабов, он избегал, однако, практиковавшейся киниками нищеты и грязи. Он прожил в Афинах около шестидесяти лет и достиг глубокой старости. Причем по одной из версий, он умер, специально задержав дыхание, то есть покончив жизнь самоубийством (этика стоиков это признавала нормальным в случае целесообразности). Учение 3енона характеризуется преимущественным вниманием к обоснованию внутренней независимости личности. Этика строится на основе учения о природе, именуемого физикой. Согласно Зенону, миром управляет некая сила — фатум, однако сам мир есть живое целое, пронизанное пневмой — космическим дыханием. В человеческом поведении первичным является движение души, определяющее причины отдельных человеческих действий. Зенон вслед за Гераклитом основой сущего провозглашает огонь, который он отождествляет с Логосом. В учении об обществе развивал космополитическое воззрение. На первое место место в философии он ставил логику, цель которой – научить людей правильно судить о вещах и избавить их от заблуждений. Логика, говорил Зенон, - это как бы ограда, защищающая сад, в котором деревья – это физика, и плоды - этика. Зенон был номиналистом. В мире, учил он, существуют только единичные вещи, которые воздействуют на чувства человека. Возникающие в результате воздействия ощущения и представления – это отпечатки единичных вещей в душе человека, которая также телесна. Они истинны тогда, когда вещь как бы принудительно добивается согласия. Такие представления Зенон называл каталиптическими, они как бы схватывают человека, соединяют мысленный образ с реальным предметом. Каталепсис он считал критерием (мерилом) истины. Когда же душа слишком быстро поддаётся воздействию, тогда неизбежно возникновение ложного представления. Известно, что Зенон пытался избавить от страха смерти таким умозаключением: «Зло не может быть славным, смерть бывает славной, значит, смерть не есть зло» О стоицизме: Цель жизни – душевный покой. Похож на кинизм по целям, но различается по средствам. Стоицизм допускает элемент аскетизма для того, чтобы сделать удовольствие более ярким. Так, Сенека 2–3 дня в неделю жил как бедный: ел, одевался, путешествовал, общался, чтобы потом получать удовольствие, вернувшись к привычному образу жизни. Те, кто потерял работу в эпоху коронавируса, а потом снова на нее пошел, оценили, что работа приносит удовольствие, да еще и деньги, а также спокойствие души. Также неудача, провал, по мнению стоиков, закаляют человека, позволяют ему легче переносить несчастье. Цель стоиков не только покой, но и удовольствие. Для его достижения требуется немного – это то, что просто, что легко достижимо. Бутылка хорошего вина, беседа с другом, умная книга и свежий цветок в своем саду. Сенека (4-65). «Нравственные письма к Луцилию» - пересказать три письма. Сенека - Луций Анней Сенека Младший (ок. 4 до н.э. - ок. 65) - выдающийся римский философ-стоик, поэт, драматург, государственный деятель. В последние годы жизни Сенека уделял особое внимание вопросам нравственного самосовершенствования, многие его мысли созвучны христианскому мироощущению - недаром Сенеку считали "почти что христианином" и приписывали ему переписку с апостолом Павлом. "Нравственные письма к Луцилию", адресованные младшему современнику Сенеки, прокуратору Сицилии, - итог философии и жизненного опыта Сенеки. Это, вероятно, самое читаемое сочинение Сенеки начиная со Средних веков вплоть до настоящего времени. Написанные простым и мудрым языком, "Письма" и сегодня могут служить руководством по морально правильной жизни. Всего их 124 и все они есть в свободном доступе в интернете. Письмо 1. Сенека приветствует Луцилия! (1) Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую — на безделье, и всю жизнь — не на те дела, что нужно. (2) Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а бо́льшая часть ее у нас за плечами, — ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. (3) Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность. (4) Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все меня прощают, никто не помогает. (5) Ну так что ж? По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки, поздно быть бережливым, когда осталось на донышке1. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное. Будь здоров. Письмо 2. Сенека приветствует Луцилия! (1) И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на твой счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою мест. Ведь такие метания — признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа — способность жить оседло и оставаться с самим собою. (2) Но взгляни: разве чтенье множества писателей и разнообразнейших книг не сродни бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оставаться с тем или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде — тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет. То же самое непременно будет и с тем, кто ни с одним из великих умов не освоится, а пробегает все второпях и наспех. (3) Не приносит пользы и ничего не дает телу пища, если ее извергают, едва проглотивши. Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств. Не зарубцуется рана, если пробовать на ней разные снадобья. Не окрепнет растение, если часто его пересаживать. Даже самое полезное не приносит пользы на лету. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь — и довольно. (4) «Но, — скажешь ты, — иногда мне хочется развернуть эту книгу, иногда другую». — Отведывать от множества блюд — признак пресыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному. Каждый день запасай что-нибудь против бедности, против смерти, против всякой другой напасти и, пробежав многое, выбери одно, что можешь переварить сегодня. (5) Я и сам так делаю: из многого прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегодня вот на что натолкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой стан, не как перебежчик, а как лазутчик): (6) «Веселая бедность, — говорит он, — вещь честная». Но какая же это бедность, если она веселая? Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше. Разве ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он пасет и сколько получает на сотню, если он зарится на чужое и считает не приобретенное, а то, что надобно еще приобрести? Ты спросишь, каков предел богатства? Низший — иметь необходимое, высший — иметь столько, сколько с тебя довольно. Будь здоров. Письмо 54. Сенека приветствует Луцилия! (1) Долгий отпуск дала мне внезапно налетевшая хворь. — «Что за хворь?» — спросишь ты, и не без причины: ведь нет болезни, с которой я не был бы знаком. Но один недуг словно бы приписан ко мне; не знаю, зачем называть его по-гречески, если к нему вполне подходит слово «удушье». Начинается оно сразу, подобно буре, и очень сильно, а примерно через час прекращается. Кто же испускает дух долго? (2) Я прошел через все, что мучит тело и грозит ему опасностью, но ничего тяжелее, по-моему, нет. Почему? Всем остальным, каково бы оно ни было, мы болеем, а тут отдаем душу. Из-за этого врачи и называют такую хворь «подготовкой к смерти». Ведь однажды дух сделает то, что пытается сделать так часто. (3) Ты думаешь, я пишу тебе так весело оттого, что избегнул смерти? Радоваться окончанию приступа, словно выздоровлению, было бы глупее, чем, получив отсрочку, мнить себя выигравшим тяжбу. А я, даже задыхаясь, не переставал успокаивать себя радостными и мужественными мыслями. (4) «Что же это такое, — говорил я, — почему смерть так долго ко мне примеривается? Пусть уж сделает свое дело! Я-то давно к ней примерился». — Ты спросишь, когда. — Прежде чем родился. Смерть — это небытие; но оно же было и раньше, и я знаю, каково оно: после меня будет то же, что было до меня. Если не быть — мучительно, значит, это было мучительно и до того, как мы появились на свет, — но тогда мы никаких мук не чувствовали. (5) Скажи, разве не глупо думать, будто погашенной светильне хуже, чем до того, как ее зажгли? Нас тоже и зажигают, и гасят: в промежутке мы многое чувствуем, а до и после него — глубокая безмятежность. Если я не ошибаюсь, Луцилий, то вот в чем наше заблуждение: мы думаем, будто смерть будет впереди, а она и будет, и была. То, что было до нас, — та же смерть. Не все ли равно, что прекратиться, что не начаться? Ведь и тут и там — итог один: небытие. (6) С такими ободряющими речами (конечно, безмолвными: тут не до слов!) я непрестанно обращался к себе, потом понемногу одышка, которая уже переходила в хрип, стала реже, успокоилась и почти прекратилась. Несмотря на это, дышу я и сейчас не так, как положено природой: я чувствую, как дыханье прерывается и застревает в груди. Ну да ладно, лишь бы не вздыхать из глубины души! (7) Обещаю тебе одно: в последний час я не задрожу — ведь я к нему готов и даже не помышляю о целом дне. Воздавай хвалы и подражай тому, кому не тяжко умереть, хоть жизнь его и приятна. А велика ли доблесть уйти, когда тебя выбрасывают за дверь? Впрочем, и тут есть доблесть: если ты будешь выброшен так, будто сам уходишь. Поэтому мудрого выбросить за дверь невозможно: ведь выбросить — значит, прогнать оттуда, откуда уходишь против воли. А мудрый ничего не делает против воли и уходит из-под власти необходимости, добровольно исполняя то, к чему она принуждает. Будь здоров. |