Белый Клык. Первая. Погоня за добычей темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом реки

• Название: Первая. Погоня за добычей темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом реки
• Дата: 26.04.2022
• Размер: 0.85 Mb.
• Имя файла: Белый Клык.doc
• Тип: Глава; #498430
• страница: 18 из 25

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЦЕПКАЯ СМЕРТЬ

Красавчик Смит снял с него цепь и отступил назад.

И впервые Белый Клык кинулся в бой не сразу.

Он стоял как вкопанный, навострив уши, и с любопытством всматривался в странное существо, представшее перед ним.

Он никогда не видел такой собаки.

Тим Кинен подтолкнул бульдога вперед и сказал:

-- Взять его!

Приземистый, неуклюжий пес проковылял на середину круга и, моргая глазами, остановился против Белого Клыка.

Из толпы закричали:

-- Взять его, Чероки!

Всыпь ему как следует!

Взять, взять его!

Но Чероки, видимо, не имел ни малейшей охоты драться.

Он повернул голову, посмотрел на кричавших людей и добродушно завилял обрубком хвоста.

Чероки не боялся Белого Клыка, просто ему было лень начинать драку.

Кроме того, он не был уверен, что с собакой, стоявшей перед ним, надо вступать в бой.

Чероки не привык встречать таких противников и ждал, когда к нему приведут настоящего бойца.

Тим Кинен вошел в круг и, нагнувшись над бульдогом, стал поглаживать его против шерсти и легонько подталкивать вперед.

Эти движения должны были подзадорить Чероки.

И они не только подзадорили, но и разозлили его. Послышалось низкое, приглушенное рычание.

Движения рук человека точно совпадали с рычанием собаки.

Когда руки подталкивали Чероки вперед, он начинал рычать, потом умолкал, но на следующее прикосновение отвечал тем же.

Каждое движение рук, поглаживавших Чероки против шерсти, заканчивалось легким толчком, и так же, словно толчком, из горла у него вырывалось рычание.

Белый Клык не мог оставаться равнодушным ко всему этому.

Шерсть на загривке и на спине поднялась у него дыбом.

Тим Кинен подтолкнул Чероки в последний раз и отступил назад.

Пробежав по инерции несколько шагов вперед, бульдог не остановился и, быстро перебирая своими кривыми лапами, выскочил на середину круга.

В эту минуту Белый Клык кинулся на него.

Зрители восхищенно вскрикнули.

Белый Клык с легкостью кошки в один прыжок покрыл все расстояние между собой и противником, с тем же кошачьим проворством рванул его зубами и отскочил в сторону.

На толстой шее бульдога, около самого уха, показалась кровь.

Словно не заметив этого, даже не зарычав, Чероки повернулся и побежал за Белым Клыком.

Подвижность Белого Клыка и упорство Чероки разожгли страсти толпы. Зрители заключали новые пари, увеличивали ставки.

Белый Клык прыгнул на бульдога еще и еще раз, рванул его зубами и отскочил в сторону невредимым, а этот необычный противник продолжал спокойно и как бы деловито бегать за ним, не торопясь, но и не замедляя хода.

В поведении Чероки чувствовалась какая-то определенная цель, от которой его ничто не могло отвлечь.

Все его движения, все повадки были проникнуты этой целью.

Он сбивал Белого Клыка с толку.

Никогда в жизни не встречалась ему такая собака.

Шерсть у нее была совсем короткая, кровь показывалась на ее мягком теле от малейшей царапины.


И где пушистый мех, который так мешает в драках?

Зубы Белого Клыка без всякого труда впивались в податливое тело бульдога, который, судя по всему, совсем не умел защищаться.


И почему он не визжит, не лает, как делают все собаки в таких случаях?

Если не считать глухого рычания, бульдог терпел укусы молча и ни на минуту не прекращал погони за противником.

Чероки нельзя было упрекнуть в неповоротливости.

Он вертелся и сновал из стороны в сторону, но Белый Клык все-таки ускользал от него.

Чероки тоже был сбит с толку.

Ему еще ни разу не приходилось драться с собакой, которая не подпускала бы его к себе.

Желание сцепиться друг с другом до сих пор всегда было обоюдным.

Но эта собака все время держалась на расстоянии, прыгала взад и вперед и увертывалась от него.

И, даже рванув Чероки зубами, она сейчас же разжимала челюсти и отскакивала прочь.

А Белый Клык никак не мог добраться до горла своего противника.

Бульдог был слишком мал ростом; кроме того, выдающаяся вперед челюсть служила ему хорошей защитой.

Белый Клык бросался на него и отскакивал в сторону, ухитряясь не получить ни одной царапины, а количество ран на теле Чероки все росло и росло.

Голова и шея у него были располосованы с обеих сторон, из ран хлестала кровь, но Чероки не проявлял ни малейших признаков беспокойства.

Он все так же упорно, так же добросовестно гонялся за Белым Клыком и за все это время остановился всего лишь раз, чтобы недоуменно посмотреть на людей и помахать обрубком хвоста в знак своей готовности продолжать драку.

В эту минуту Белый Клык налетел на Чероки и, рванув его за ухо, и без того изодранное в клочья, отскочил в сторону.

Начиная сердиться, Чероки снова пустился в погоню, бегая внутри круга, который описывал Белый Клык, и стараясь вцепиться мертвой хваткой ему в горло.

Бульдог промахнулся на самую малость, и Белый Клык, вызвав громкое одобрение толпы, спас себя только тем, что сделал неожиданный прыжок в противоположную сторону.

Время шло.

Белый Клык плясал и вертелся около Чероки, то и дело кусая его и сейчас же отскакивая прочь.

А бульдог с мрачной настойчивостью продолжал бегать за ним.

Рано или поздно, а он добьется своего и, схватив Белого Клыка за горло, решит исход боя.

Пока же ему не оставалось ничего другого, как терпеливо переносить все нападения противника.

Его короткие уши повисли бахромой, шея и плечи покрылись множеством ран, и даже губы у него были разодраны и залиты кровью, -- и все это наделали молниеносные укусы Белого Клыка, которых нельзя было ни предвидеть, ни избежать.

Много раз Белый Клык пытался сбить Чероки с ног, но разница в росте была слишком велика между ними.

Чероки был коренастый, приземистый.

И на этот раз счастье изменило Белому Клыку.

Прыгая и вертясь юлой около Чероки, он улучил минуту, когда противник, не успев сделать крутой поворот, отвел голову в сторону и оставил плечо незащищенным.

Белый Клык кинулся вперед, но его собственное плечо пришлось гораздо выше плеча противника, он не смог удержаться и со всего размаху перелетел через его спину.

И впервые за всю боевую карьеру Белого Клыка люди стали свидетелями того, как "бойцовый волк" не сумел устоять на ногах -- Он извернулся в воздухе, как кошка, и только это помешало ему упасть навзничь.

Он грохнулся на бок и в следующее же мгновение опять стоял на ногах, но зубы Чероки уже впились ему в горло.

Хватка была не совсем удачная, она пришлась слишком низко, ближе к груди, но Чероки не разжимал челюстей.

Белый Клык заметался из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя бульдога.

Эта волочащаяся за ним тяжесть доводила его до бешенства.

Она связывала его движения, лишала его свободы, как будто он попал в капкан. Его инстинкт восставал против этого.

Он не помнил себя.

Жажда жизни овладела им.

Его тело властно требовало свободы.

Мозг, разум не участвовали в этой борьбе, отступив перед слепой тягой к жизни, к движению -- прежде всего к движению, ибо в нем и проявляется жизнь.

Не останавливаясь ни на секунду. Белый Клык кружился, прыгал вперед, назад, силясь стряхнуть пятидесятифунтовый груз, повисший у него на шее.

А бульдогу было важно только одно: не разжимать челюстей.

Изредка, когда ему удавалось на одно мгновение коснуться лапами земли, он пытался сопротивляться Белому Клыку и тут же описывал круг в воздухе, повинуясь каждому движению обезумевшего противника.

Чероки поступал так, как велел ему инстинкт.

Он знал, что поступает правильно, что разжимать челюсти нельзя, и по временам вздрагивал от удовольствия.

В такие минуты он даже закрывал глаза и, не считаясь с болью, позволял Белому Клыку крутить себя то вправо, то влево.

Все это не имело значения.

Сейчас Чероки важно было одно: не разжимать зубов, и он не разжимал их.

Белый Клык перестал метаться, только окончательно выбившись из сил.

Он уже ничего не мог сделать, ничего не мог понять.

Ни разу за всю его жизнь ему не приходилось испытывать ничего подобного.

Собаки, с которыми он дрался раньше, вели себя совершенно по-другому.

С ними надо было действовать так: вцепился, рванул зубами, отскочил, вцепился, рванул зубами, отскочил.

Тяжело дыша. Белый Клык полулежал на земле.

Не разжимая зубов, Чероки налегал на него всем телом, пытаясь повалить навзничь.

Белый Клык сопротивлялся и чувствовал, как челюсти бульдога, словно жуя его шкуру, передвигаются все выше и выше.

С каждой минутой они приближались к горлу.

Бульдог действовал расчетливо: стараясь не упустить захваченного, он пользовался малейшей возможностью захватить больше.

Такая возможность предоставлялась ему, когда Белый Клык лежал спокойно, но лишь только тот начинал рваться, бульдог сразу сжимал челюсти.

Белый Клык мог дотянуться только до загривка Чероки.

Он запустил ему зубы повыше плеча, но перебирать ими, как бы жуя шкуру, не смог -- этот способ был не знаком ему, да и челюсти его не были приспособлены для такой хватки.

Он судорожно рвал Чероки зубами и вдруг почувствовал, что положение их изменилось.

Чероки опрокинул его на спину и, все еще не разжимая челюстей, ухитрился встать над ним.

Белый Клык согнул задние ноги и, как кошка, начал рвать когтями своего врага.

Чероки рисковал остаться с распоротым брюхом и спасся только тем, что прыгнул в сторону, под прямым углом к Белому Клыку.

Высвободиться из его хватки было немыслимо.

Она сковывала с неумолимостью судьбы.

Зубы Чероки медленно передвигались вверх, вдоль вены.

Белого Клыка оберегали от смерти только широкие складки кожи и густой мех на шее.

Чероки забил себе всю пасть его шкурой, но это не мешало ему пользоваться малейшей возможностью, чтобы захватить ее еще больше.

Он душил Белого Клыка, и дышать тому с каждой минутой становилось все труднее и труднее.

Борьба, по-видимому, приближалась к концу.

Те, кто ставил на Чероки, были вне себя от восторга и предлагали чудовищные пари.

Сторонники Белого Клыка приуныли и отказывались поставить десять против одного и двадцать против одного. Но нашелся один человек, который рискнул принять пари в пятьдесят против одного.

Это был Красавчик Смит.

Он вошел в круг и, показав на Белого Клыка пальцем, стал презрительно смеяться над ним.

Это возымело свое действие.

Белый Клык обезумел от ярости.

Он собрал последние силы и поднялся на ноги.

Но стоило ему заметаться по кругу с пятидесятифунтовым грузом, повисшим у него на шее, как эта ярость уступила место ужасу.

Жажда жизни снова овладела им, и разум в нем погас, подчиняясь велениям тела.

Он бегал по кругу, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, взвивался на дыбы, вскидывал своего врага вверх, и все-таки все его попытки стряхнуть с себя цепкую смерть были тщетны.

Наконец Белый Клык опрокинулся навзничь, и бульдог сразу же перехватил зубами еще выше и, забирая его шкуру пастью, почти не давал ему перевести дух.

Гром аплодисментов приветствовал победителя, из толпы кричали:

"Чероки!

Чероки!"

Бульдог рьяно завилял обрубком хвоста.

Но аплодисменты не помешали ему.

Хвост и массивные челюсти действовали совершенно независимо друг от друга.

Хвост ходил из стороны в сторону, а челюсти все сильнее и сильнее сдавливали Белому Клыку горло.

И тут зрители отвлеклись от этой забавы.

Вдали послышались крики погонщиков собак, звон колокольчиков.

Все, кроме Красавчика Смита, насторожились, решив, что нагрянула полиция.

Но на дороге вскоре показались двое мужчин, бежавших рядом с нартами.

Они направлялись не из города, а в город, возвращаясь, по всей вероятности, из какой-нибудь разведочной экспедиции.

Увидев собравшуюся толпу, незнакомцы остановили собак и подошли узнать, что тут происходит.

Один из них был высокий молодой человек; его гладко выбритое лицо раскраснелось от быстрого движения на морозе. Другой, погонщик, был ниже ростом и с усами.

Белый Клык прекратил борьбу.

Время от времени он начинал судорожно биться, но теперь всякое сопротивление было бесцельно.

Безжалостные челюсти бульдога все сильнее сдавливали ему горло, воздуху не хватало, дыхание его становилось все прерывистое.

Чероки давно прокусил бы ему вену, если бы его зубы с самого начала не пришлись так близко к груди.

Он перехватывал ими все выше, подбираясь к горлу, но на это уходило много времени, к тому же пасть его была вся забита толстыми складками шкуры Белого Клыка.

Тем временем зверская жестокость Красавчика Смита вытеснила в нем последние остатки разума.

Увидев, что глаза Белого Клыка уже заволакивает пеленой, он понял, что бой проигран.

Словно сорвавшись с цепи, он бросился к Белому Клыку и начал яростно бить его ногами.

Зрители закричали, послышался свист, но тем дело и ограничилось.

Не обращая внимания на эти протесты. Красавчик Смит продолжал бить Белого Клыка.

Но вдруг в толпе произошло какое-то движение: высокий молодой человек пробирался вперед, бесцеремонно расталкивая всех направо и налево.

Он вошел в круг как раз в ту минуту, когда Красавчик Смит заносил правую ногу для очередного удара; перенеся всю тяжесть на левую, он находился в состоянии неустойчивого равновесия.

В это мгновение молодой человек с сокрушительной силой ударил его кулаком по лицу.

Красавчик Смит не удержался и, подскочив в воздухе, рухнул на снег.

Молодой человек повернулся к толпе.

-- Трусы! -- закричал он. -- Мерзавцы!

Он не помнил себя от гнева, того гнева, которым загорается только здравомыслящий человек.

Его серые глаза сверкали стальным блеском.

Красавчик Смит встал и боязливо двинулся к нему.

Незнакомец не понял его намерения.

Не подозревая, что перед ним отчаянный трус, он решил, что Красавчик Смит хочет драться, и, крикнув:

"Мерзавец!" вторично опрокинул его навзничь.

Красавчик Смит сообразил, что лежать на снегу безопаснее, и уже не делал больше попыток подняться на ноги.

-- Мэтт, помогите-ка мне! -- сказал незнакомец погонщику, который вместе с ним вошел в круг.

Оба они нагнулись над собаками.

Мэтт приготовился оттащить Белого Клыка в сторону, как только Чероки ослабит свою мертвую хватку.

Молодой человек стал разжимать зубы бульдогу.

Но все его усилия были напрасны.

Стараясь разомкнуть ему челюсти, он не переставал повторять вполголоса:

"Мерзавцы!"

Зрители заволновались, и кое-кто уже начинал протестовать против такого непрошеного вмешательства. Но стоило незнакомцу поднять голову и посмотреть на толпу, как протестующие голоса смолкли.

-- Мерзавцы вы этакие! -- крикнул он снова и принялся за дело.

-- Нечего и стараться, мистер Скотт.

Так мы их никогда не растащим, -- сказал наконец Мэтт.

Они выпрямились и осмотрели сцепившихся собак.

-- Крови вышло немного, -- сказал Мэтт, -- до горла еще не успел добраться.


-- Того и гляди доберется, -- ответил Скотт. -- Видали?

Еще выше перехватил.

Волнение молодого человека и его страх за участь Белого Клыка росли с каждой минутой.

Он ударил Чероки по голове -- раз, другой.

Но это не помогло.

Чероки завилял обрубком хвоста в знак того, что, прекрасно понимая смысл этих ударов, он все же исполнит свой долг до конца и не разожмет челюстей.

-- Помогите кто-нибудь! -- крикнул Скотт, в отчаянии обращаясь к толпе.

Но ни один человек не двинулся с места.

Зрители начинали подтрунивать над ним и засыпали его целым градом язвительных советов.

-- Всуньте ему что-нибудь в пасть, -- посоветовал Мэтт.

Скотт схватился за кобуру, висевшую у него на поясе, вынул револьвер и попробовал просунуть дуло между сжатыми челюстями бульдога.

Он старался изо всех сил, слышно было, как сталь скрипит о стиснутые зубы Чероки.

Они с погонщиком стояли на коленях, нагнувшись над собаками.

Тим Кинен шагнул в круг.

Подойдя к Скотту, он тронул его за плечо и проговорил угрожающим тоном:

-- Не сломайте ему зубов, незнакомец.

-- Не зубы, так шею сломаю, -- ответил Скотт, продолжая всовывать револьверное дуло в пасть Чероки.

-- Говорю вам, не сломайте зубов! -- еще настойчивее повторил Тим Кинен.

Но если он рассчитывал запугать Скотта, это ему не удалось.

Продолжая орудовать револьвером. Скотт поднял голову и хладнокровно спросил:


-- Ваша собака?

Тим Кинен буркнул что-то себе под нос.

-- Тогда разожмите ей зубы.

-- Вот что, друг любезный, -- со злобой заговорил Тим, -- это не так просто, как вам кажется.

Я не знаю, что тут делать.

-- Тогда убирайтесь, -- последовал ответ, -- и не мешайте мне.

Видите, я занят.

Тим Кинен не уходил, но Скотт уже не обращал на него никакого внимания.

Он кое-как втиснул бульдогу дуло между зубами и теперь старался просунуть его дальше, чтобы оно вышло с другой стороны.

Добившись этого. Скотт начал осторожно, потихоньку разжимать бульдогу челюсти, а Мэтт тем временем освобождал из его пасти складки шкуры Белого Клыка.

-- Держите свою собаку! -- скомандовал Скотт Тиму.

Хозяин Чероки послушно нагнулся и обеими руками схватил бульдога.

-- Ну! -- крикнул Скотт, сделав последнее усилие.

Собак растащили в разные стороны. Бульдог отчаянно сопротивлялся.

-- Уведите его, -- приказал Скотт, и Тим Кинен увел Чероки в толпу.

Белый Клык попытался встать -- раз, другой.

Но ослабевшие ноги подогнулись под ним, и он медленно повалился на снег.

Его полузакрытые глаза потускнели, нижняя челюсть отвисла, язык вывалился наружу...

Задушенная собака.

Мэтт осмотрел его.

-- Чуть жив, -- сказал он, -- но дышит все-таки.

Красавчик Смит встал и подошел взглянуть на Белого Клыка.

-- Мэтт, сколько стоит хорошая ездовая собака? -- спросил Скотт.

Погонщик подумал с минуту и ответил, не поднимаясь с колен:

-- Триста долларов.

-- Ну, а такая, на которой живого места не осталось? -- И Скотт ткнул Белого Клыка ногой.

-- Половину, -- решил погонщик.

Скотт повернулся к Красавчику Смиту.


-- Слышали вы, зверь?

Я беру у вас собаку и плачу за нее полтораста долларов.

Он открыл бумажник и отсчитал эту сумму.

Красавчик Смит заложил руки за спину, отказываясь взять протянутые ему деньги.

-- Не продаю, -- сказал он.

-- Нет, продаете, -- заявил Скотт, -- потому что я покупаю.

Получите деньги.

Собака моя.

Все еще держа руки за спиной, Красавчик Смит попятился назад.

Скотт шагнул к нему и замахнулся кулаком.

Красавчик Смит втянул голову в плечи.

-- Собака моя... -- начал было он.


-- Вы потеряли все права на эту собаку, -- перебил его Скотт. -- Возьмете деньги или мне ударить вас еще раз?

-- Хорошо, хорошо, -- испуганно забормотал Красавчик Смит. -- Но вы меня принуждаете.

Этой собаке цены нет.

Я не позволю себя грабить.

У каждого человека есть свои права.

-- Верно, -- ответил Скотт, передавая ему деньги. -- У всякого человека есть свои права.

Но вы не человек, а зверь.

-- Дайте мне только вернуться в Доусон, -- пригрозил ему Красавчик Смит, -- там я найду на вас управу.

-- Посмейте только рот открыть, я вас живо из Доусона выпровожу!


Поняли?

Красавчик Смит пробормотал что-то невнятное.

-- Поняли? -- крикнул Скотт, рассвирепев.

-- Да, -- буркнул Красавчик Смит, попятившись от него.


-- Как?

-- Да, сэр, -- рявкнул Красавчик Смит.

-- Осторожнее!

Он кусается! -- крикнул кто-то, и в толпе захохотали.

Скотт повернулся к Красавчику Смиту спиной и подошел к погонщику, который все еще возился с Белым Клыком.

Кое-кто из зрителей уже уходил, другие собирались кучками, поглядывая на Скотта и переговариваясь между собой.

К одной из этих групп подошел Тим Кинен.

-- Что это за птица? -- спросил он.

-- Уидон Скотт, -- ответил кто-то.


-- Какой такой Уидон Скотт?

-- Да инженер с приисков.

Он среди здешних заправил свой человек.

Если не хочешь нажить неприятностей, держись от него подальше.

Ему сам начальник приисков друг-приятель.

-- Я сразу понял, что это важная персона, -- сказал Тим Кинен. -- Нет, думаю, с таким лучше не связываться.