Судебный процесс Талаата-паши by Вегнер А. (z-lib.org). Первый день судебного заседания продолжение судебного процесса после полуденного перерыва второй день судебного процесса
 Скачать 0.93 Mb.
|
|
Свидетель: Между Фазаненштрассе и Иоахимсталер-штрассе у дома № 17 на Гарденбергштрассе, ближе к Фазаненштрассе. Председатель: Есть другие вопросы к свидетелю? — Нет. Прошу г-на переводчика передать обвиняемому, что предыдущие два свидетеля сказали, что он мимо убитого не проходил и что он, идя по тротуару, подошел к нему сзади и, пропустив несколько человек, подошел к Талаату и застрелил его. Обвиняемый: Было так, как я рассказал, — сначала я прошел мимо него, а потом выстрелил сзади. Председатель: Это противоречит показаниям свидетелей. Защитник фон Гордон: Возможно, что он был сильно взволнован, а сейчас уже ничего не помнит. Председатель: По-видимому, вы не помните. Двое показали противоположное, то есть, что вы стреляли сзади, не проходя мимо. Обвиняемый: Я с противоположного тротуара перешел сюда и сзади выстрелил Защитник фон Гордон: Я хотел бы спросить г-на председателя, прибыл ли свидетель Реш? Потому что его свидетельским показаниям я придаю важное значение. Председатель: Пусть кто-нибудь из солдат проверит, приходил ли свидетель Реш. Еще не приходил. Обращаю внимание предыдущих свидетелей Ессена и Дембицки на то, что обвиняемый возражает против их показаний. Он говорит, что прошел сюда с той стороны улицы и пропустил мимо себя Талаата-пашу, потом, обогнав вас на тротуаре правой стороны, подошел к Талаату и сзади выстрелил в него. Свидетель Ессен: Возможно, обвиняемый и прав, но тем не менее за двадцать метров от того места, где был убит Талаат-паша, он обогнал меня. Возможно, он прошел по тротуару у музыкального училища. Председатель: В таком случае он обогнал вас раньше. Свидетель Дембицки: Он обогнал лишь на Фазаненштрассе, а подошел к нему на тротуаре Гарденбергштрассе. Свидетель Ессен: Я тотчас же спросил обвиняемого, почему он его убил. Он ответил: «Я армянин, он турок, никакого вреда Германии». Председатель: Я думаю, он это сказал позже. Свидетель Ессен: Я тотчас же спросил, почему он его убил, и взглянул на карман, потому что опасался, что он еще раз может выстрелить или, возможно, у него был нож. В это время он сказал: «Я армянин, он турок, никакого вреда для Германии». Это было, пожалуй, через пять минут после происшествия. Председатель: Все-таки имеется неопределенность, хотя оба показания не так уж противоречивы, чтобы их считать неверными. Защитник фон Гордон: Для меня нет неопределенности в этом вопросе. Свидетель Реш противоречит показаниям свидетелей Несена и Дембицки, его показания почти соответствуют показаниям обвиняемого. Полицейский уголовной полиции Гнасс, Шарлоттенбургский полицейский участок (присягает). Председатель: Что вам известно о происшествии? Вы проводили следствие? Вы распорядились перевезти труп? Свидетель: 15 марта в полдень мне сообщили, что на Гарденбергштрассе убит турок, убийца арестован и ему нанесены побои. Позднее, обследовав труп, я обнаружил над левым глазом пулевое отверстие, куда мог бы пройти палец. Отверстие мне показалось подозрительным. Повреждений на затылке я не нашел, хотя кровь была. К концу полудня я приказал привести ко мне преступника. К сожалению, мне трудно было самому с ним объясниться. Мне сказали, что он говорил, что убийство он совершил потому, что уверен, что убитый — виновник смерти его родителей. Я спросил, знает ли он по-немецки и как совершил убийство. Взяв в руки револьвер, я сказал: «Покажи мне, как ты его убил». Я направил револьвер спереди в голову и спросил, так ли это было. Он это отрицал и показал, что выстрел был сделан сзади. Кроме этого, он ничего не хотел говорить. У прокурора он подтвердил, что совершил убийство потому, что считает убитого виновником смерти своих родителей. Следствие показало, что он прибыл из Женевы в начале марта в Берлин-Шенеберг и проживал на Аугсбургерштрассе, 51. Председатель: В январе? Свидетель: Да, в январе. В марте он переменил квартиру. Я пытался выяснить причину перемены квартиры и нашел, что для этого серьезных причин не было. В его квартире на бельэтаже на Гарденбергштрассе, 37 окна выходили на ту улицу, где напротив была квартира убитого, так что он имел возможность наблюдать за квартирой. В тот же день, когда было совершено убийство, ко мне явился один из свидетелей и сказал, что он шел по Гарденбергштрассе, а с другой стороны приближался обвиняемый. Он пересек улицу в направлении музыкального училища, а впереди убитого шла женщина. Обвиняемый подошел к господину, достал из-под пальто револьвер и без всяких промедлений выстрелил. После выстрела убитый свалился наповал, и преступник склонился над убитым, чтобы убедиться, достиг ли его выстрел цели, потом бросился бежать. Председатель: Вы в то время допрашивали свидетеля Реша, который сегодня еще не прибыл? Не помните ли вы, спрашивали вы его, стрелял ли обвиняемый сзади или он дал своей жертве обогнать себя? Свидетель: Не могу вспомнить, был ли это свидетель Реш, который дал такое показание, и видел ли он, что преступник на улице был сзади или спереди убитого. Председатель: Что значит сзади или спереди? Свидетель: Стрелял сзади в жертву. Защитник Нимайер: Кажется, оба понятия сходятся. Если кто-либо пересекает улицу, то естественно, что он отстает от того, который на той стороне идет впереди, даже если оба придерживаются одного направления, особенно если тротуар такой широкий, как на Гарденбергштрассе. Это можно понимать и так, и наоборот. По-моему, он проходил мимо жертвы. Защитник Вертауер: Обвиняемый жил не на бельэтаже, а на втором этаже. Председатель: Это он раньше говорил — на первом этаже, скорее всего он имел в виду бельэтаж. Свидетель д-р Шлосс, врач 7-го санитарного поста в Шарлоттенбурге, 42 года (присягает). Свидетель: 15 марта на санпост № 7 поступило сообщение, что на Гарденбергштрассе совершено убийство. Я направился туда. Доступ на место происшествий был закрыт. На задней стороне головы убитого была огнестрельная рана. Тщательного обследования убитого не счел нужным. Из раны вышло так много крови, что больше ничего не было видно; большего сказать не могу. (Свидетель освобождается ) Свидетель, медицинский советник д-р Шмулинский, Шарлоттенбург, 63 года (после присяги). Председатель: 15 марта вы с д-ром Тиле произвели осмотр трупа. Можете ли сообщить результаты ваших исследований? Свидетель: С задней стороны головы обнаружили большое круглое отверстие. В ране было много осколков костей. После вскрытия выяснили, что мозг был черный и плавал в крови. Собственно, весь череп был разбит, а мозг настолько поврежден кровоизлиянием, что смерть наступила мгновенно. Вероятно, моментально последовал инфаркт сердца. (Свидетель освобождается.) Свидетель, казенный оружейный мастер Барелла, Берлин, специалист по огнестрельному оружию. Напоминается ему о ранее данной присяге. Специалист осматривает оружие. Председатель: Обвиняемый, этим оружием убили Талаата? Обвиняемый: Не могу узнать. Председатель: Вы продолжительное время были хозяином оружия, поэтому должны его узнать. Обвиняемый: Кажется, то. Барелла: Револьвер с диаметром дула 8-9 мм официально принят в германской армии, так называемый самозарядный и может сразу выпустить восемь пуль Относится к военному имуществу, изготовлен на «Бернской оружейной фабрике» в 1915 году... пули тоже принадлежат к военному имуществу. Председатель: Можно определить, как долго револьвер был в употреблении? Барелла: Револьвер сравнительно новый, во всяком случае, в хорошем состоянии. Председатель: Скажите, обвиняемый, вы когда-нибудь раньше применяли это оружие? Обвиняемый: Нет. (К эксперту других вопросов не имеется.) Свидетельница Элизабет Штельбаум, Берлин, Аугс-бургерштрассе, 51, 63 года, протестантка. После присяги. Свидетельница: Обвиняемый жил у меня. О нем могу сказать лишь хорошее. Был очень учтив и скромен. Служанки я не имею и сама справляюсь с домашними делами. Он сам делал то, что мог, например, он не давал мне чистить ботинки. Во всех отношениях был очень скромен и воспитан. Председатель: Никогда не болел? Свидетельница: Да, через несколько дней после переезда ко мне, перед Рождеством, из-за чего и задержалось сообщение в полицию. Я в первый день пошла в полицию, но мне сказали, что ему надлежало явиться лично, но из-за болезни он опоздал. Через день после его переезда я была на кухне, за дверью услышала какой-то шорох. Я подумала, что это проживающий господин, который еще не научился пользоваться ключом. Когда я подошла к дверям, он мне показался странным. Подумала, что он пьян. Он поздоровался со мной, но я заметила, что он себя очень сдерживает. Он пошел к себе в комнату, а я пошла в свою и прислушивалась, потому что думала, что зажжет газ. Потом услышала, как он использовал ведро с водой, сел в кресло, и все успокоилось. Прислушалась у его двери — все было тихо. На следующее утро я ничего не слышала, но сказала г. Апеляну, который тоже живет у меня, что г. Тейлирян вчера был выпивший и что нужно ему сказать — пьющих людей я не переношу. По этому поводу г. Апелян говорил с Тейлиряном. Председатель: Замечали ли болезненные проявления по другим поводам? Свидетельница: Он был очень нервный и не мог заснуть. Он и сам так говорил тем, кто спрашивал его о здоровье. Председатель: Вы знали, что он ходил к врачу? Свидетельница: Да, к д-ру Кассиреру. Предварительно я ему назвала фамилию другого врача по нервным болезням, которого мне рекомендовали мои знакомые, но не д-ра Хааке, проживающего на Потсдамской улице, не могу точно сказать, где. Председатель: Что еще можете сказать о его жизни? Был благовоспитан? Свидетельница: Очень. Председатель: Вам известно о его участии в уроках танцев? Свидетельница: Да. Председатель: Другие армяне часто его посещали? Свидетельница: Только один человек — Леон Эфтиян. Председатель: С г. Апеляном часто уходили? Свидетельница: Да. Председатель: Вы не удивились, когда он внезапно переехал? Свидетельница: Как же! Председатель: Что сказали потом? Свидетельница: Он хотел прожить до 1 мая. Поэтому я сказала: Вы, кажется, хотели пожить до 1 мая? Он ответил, что врач находит вредным ему газовый свег, и он нуждается в солнечном свете. Этому я поверила, потому что он был очень нервный. Потом 5 марта он переехал. Его комната была смежной с моей, и я могла все слышать. Ночью он спал неспокойно. Председатель: Был рассеян? Не заметили ли — мыслил он правильно? Свидетельница: Что вы, он никогда не был невежлив, всегда был любезен и воспитан. О нем могу сказать лишь хорошее. Председатель: О нервных припадках что-нибудь знаете? Говорят, он однажды при возвращении домой упал у дверей? Свидетельница: Да, это тот случай, о котором я только что говорила. Председатель (переводчику): Сообщите обвиняемому, что свидетельница о нем ничего плохого не сказала, кроме того, что он однажды был в болезненном состоянии. Ведь было так после того обморока? Есть вопросы к свидетельнице? Защитник фон Гордон: Обвиняемый часто занимался музыкой? Свидетельница: Да, он всегда играл на мандолине. Защитник фон Гордон: И пел тоже? Свидетельница: Да, очень грустные песни. Мандолина всегда была у него в руках. Когда был дома один, ходил с мандолиной в руках взад и вперед. Защитник фон Гордон: Во время игры часто тушил газовый свет? Свидетельница: Да. Однажды в его комнате находился другой господин. Мне что-то понадобилось ему сказать, я открыла дверь, вижу — оба сидят в темноте, курят и играют. В темноте, мол, лучше звучит, сказали. Председатель: То есть создавалось хорошее настроение? Эксперт Липман: Свидетельница сказала, что обвиняемый был очень нервным. Что вы имели в виду? Был ли он очень серьезным? Свидетельница: Да, он был очень серьезен, всегда серьезен. Эксперт: Скорее угрюмым, чем веселым? Свидетельница: Именно так. Эксперт: Он не был жизнерадостным подобно другим молодым людям? Свидетельница: Я часто удивлялась, почему он так подавлен? Эксперт: Он был задумчив? Вам казалось, что он чем-то озабочен? Свидетельница: Не знаю, я ведь немного общалась с ним. Эксперт Липман: Что вы понимаете под словом «нервный»? Вы хотите сказать, что он был рассеян? Свидетельница: Да, очень часто сам с собой разговаривал, так что я думала, что у него кто-то есть. Председатель: Днем тоже? Свидетельница: Нет, ночью. Председатель: Г-н эксперт спрашивает, часто ли он был не в себе, его мысли были в другом месте? Эксперт: Он уходил в себя, был молчалив? Свидетельница: Он был очень молчалив, всегда серьезен. Как только приходил домой, брал в руки мандолину. Председатель: Он с вами говорил о будущем? Свидетельница: Нет. Председатель: Вы интересовались о цели его приезда в Берлин? Свидетельница: Говорил, что хочет учиться. Уже на следующий день стал искать учительницу. Председатель: В период его проживания у вас никогда не замечали резких перемен в его настроении или душевном состоянии в его образе жизни? Свидетельница: Нет, он оставался таким же, иногда он даже посвистывал, ведь человек не может всегда оставаться грустным, серьезным, таким своеобразным. Защитник фон Гордон: Он рассказывал о своем прошлом? Говорил ли, что потерял родителей? Свидетельница: Нет. Но через несколько дней после переезда он пришел, чтобы сняться с учета. Вот тогда я спросила, и он мне рассказал, как по возвращении домой он нашел все в развалинах, как сестры, старший брат, родители были убиты и только он остался в живых. Сейчас мне трудно в точности повторить его слова. Это все, что он мне сказал, потом вдруг оборвал разговор, и я заметила, что он больше не хочет об этом говорить. Председатель: Вы не заметили при этом нечто подобное душевному потрясению? Свидетельница: Да, да. Вообще-то только из-за заданного мною вопроса он это рассказал. Председатель: Вы пытались узнать причину его переезда? Свидетельница: Нет, нет. Его друг еще жил у меня; сказал, что он с ним хочет переговорить, потом рассказал о своей прежней комнате, тогда-то я его и спросила. (К свидетельнице больше вопросов нет.) Свидетельница г-жа Диттманн, Шарлоттенбург, Гардепбергштрассе, 37 (после присяги). Председатель: Обвиняемый у вас проживал несколько недель? Можете ли рассказать что-либо о его личной жизни, поведении? Свидетельница: Это был благородный, тихого нрава и чистоплотный молодой человек. Все содержал в порядке. 15 марта утром служанка сказала мне, что господин плачет в комнате. Я сказала, что, возможно, кто-либо из его близких умер, надо его оставить в покое, так как я не смогу ему помочь, поскольку он меня не поймет. Немного погодя он вышел, но до этого я была у него и видела, как он пил коньяк, и очень удивилась. После его ухода я вновь зашла в его комнату и увидела, что на столе еще стояла та бутылка, из которой он пил коньяк. Председатель: Вам известно, когда был куплен этот коньяк? Свидетельница: Служанка говорила, что в то утро. Председатель: Сколько было выпито из бутылки? Свидетельница: Почти одна треть. Это был французский коньяк, бутылка была емкостью в три четверти литра. Я решила, что он все это выпил в то утро. Председатель: Что он ел в то утро? Свидетельница: Пил чай, как всегда. Председатель: Вы ничего не заподозрили? Свидетельница: Абсолютно ничего, пока служанка не вернулась и не сообщила: «О госпожа Диттманн, нашего господина убили». Я ответила: «Вы что, с ума сошли?» Потом я услышала, что он убил другого. Вначале не хотелось верить. Председатель: Обвиняемый в тот день, как обычно, был спокоен, или было заметно проявление внутреннего беспокойства или рассеянности? Свидетельница: Как-то приходил один из его знакомых, который сказал: «Господин болен, ему нужна комната на солнечной стороне». Председатель: Когда он пришел к вам, вы ничего не заметили? Свидетельница: Нет. Председатель: А в те дни, когда он жил у вас, тоже нет? Свидетельница: Нет. Председатель: Занимался? Свидетельница: Да, уходил очень редко. Председатель: Посетители бывали? Свидетельница: Никаких. Председатель: Занимался музыкой? Свидетельница: Нет. Председатель: Не замечали, бывал ли он нервным? Свидетельница: О, да. Председатель: Смущался? Свидетельница: Не мог смотреть в глаза, терялся, смущался, всегда чего-то стыдился. Председатель: Был чем-то напуган? |