Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
33 Барнет, Северный Лондон. 1946 год Дэниел Джадд, стоявший обнаженным в середине круга, замкнул его. Дугу он провел кочергой, которая служила ему церемониальным мечом. Еще раньше он перетащил в середину комнаты прикроватный столик и задрапировал его черным полотнищем. До полуночи оставалось несколько минут, и мать пошла в постель уже пару часов назад; Дэниел был совершенно уверен, что она уже спит. Первый месяц после смерти отца был сплошным блаженством; мать была подавлена и от потрясения едва не лишилась дара речи. В первый раз в жизни Дэниела – если не считать тех блаженных двух недель, когда она болела гриппом, – она не имела к нему никаких претензий. Затем потрясение стало уходить, и гневное настроение все чаще возвращалось к ней. Естественно, гнев был обращен главным образом на него. Из-за его грехов, сообщила она ему, Господь обрушил Свой гнев на их семью. Бог обрек на смерть отца Дэниела потому, что гневался на Дэниела. Бог лишил ее мужа, дабы покарать за то, что она произвела на свет такого никчемного сына, настолько наглого и дерзкого, что он позволил усомниться в существовании Всемогущего и Всевышнего. Который подвергал сомнению все вокруг себя. Он вспомнил, какое у нее было лицо четыре дня назад, когда после церковной службы он спросил у викария о Сатане. В библиотеке он прочел книгу, написанную человеком по имени Алистер Кроули, в которой говорилось, что христиане убили сотни тысяч людей за то, что они не придерживались их религии, а вот сатанисты не убили ни одного из тех, кто не придерживался их верований. «Я же задал простой вопрос», – подумал он. Он спросил викария, чем христиане лучше сатанистов. Мать чуть не оторвала ему ухо. Всю дорогу домой она тащила его за это несчастное ухо, трясла, как половую тряпку, и наконец угостила его такими оплеухами, что он чуть не ослеп. После этого она заставила его вымыть рот мылом и заперла в спальне, сев вслух читать за дверью библейские тексты. На столе в круге лежала страница гримуара, вырванная из библиотечной книги, маленький кусочек теста, который он утащил из кладовой, несколько волос матери, вычесанных из ее щетки, безопасная булавка, моток бечевки, ножницы и коробка из-под обуви. Горела черная свеча, и он уже очистил комнату водой и солью. Закрыв глаза, он вызвал в воображении лицо матери, снова поднял веки и прошептал слова заклинания, напечатанные на лежащем перед ним листе. Кончил он призывом: Будь проклята! Будь проклята! Моя сила проклинает тебя, Моя сила зачаровывает тебя, Ты вся во власти моего заклятия. Будь проклята! Будь проклята! Далее он раскатал в ладонях комок теста, удлинив его. Отщипнув от получившейся колбаски кусок, сделал из него две полоски. «Это руки», – подумал Дэниел. Затем он вылепил ноги, голову и торс – и собрал фигурку. Кончиком булавки он прорисовал черты лица, затем остатками теста приклеил к голове волосы. – Мать, – прошептал он, гордо глядя на творение своих рук. – Теперь ты в моей власти! И никуда не денешься! Он пропустил острие безопасной булавки сквозь верхнюю и нижнюю губы, которые только что вылепил, и закрыл ее. Осторожно, чтобы не сломать и не оторвать, он загнул назад руки и куском бечевки связал их. Взяв фигурку, он поднял ее и, держа над головой, прочел другие заклинания, написанные на языке, которого он не понимал, но надеясь, что произносит их правильно. После чего положил фигурку в обувную коробку, выложенную изнутри куском черного сатина. Как гроб. Движением своего меча он разомкнул круг и вышел из него. Затем Дэниел Джадд влез на стул и надежно спрятал коробку на верху шкафа. 34 Лондон. Четверг, 10 ноября 1994 года Интерком исполнительного директора издал приглушенную трель. Тот, не отвлекаясь от изучения отчета Коннора Моллоя, который сейчас просматривал, снял черную трубку. Отчет подводил итоги изучения возможности – успешного получения патентов на работы Баннермана по идентификации и контролю генов целого ряда хронических заболеваний, включая псориаз, артрит, астму и рак желудка, а также ключевого гена, отвечающего за работу биологических часов человека. – Да? – Доктор Кроу, тут внизу, в холле, вас ждет мисс Зандра Уоллертон. Она предварительно не договаривалась о встрече и не объясняет причину своего визита. Кроу отложил отчет. Он сразу же вспомнил о прошлом вечере, во время их встречи это имя упоминал майор Ганн. Не отрывая от уха телефон, Кроу развернул лицом к себе компьютерный терминал. – Произнесите имя по буквам. Кроу печатал фамилию репортера и нажал клавишу поиска. С прошлого вечера Ганн не терял времени: на экране появились ее данные, возраст – двадцать один год, си-ви [16] и история семьи. Затем последовали сведения о тираже и владельце «Темз-Уолли газетт». Издание выходит под крышей новостного конгломерата «Сентрал энд вестерн паблишинг». Лишь за последние двенадцать месяцев «Бендикс Шер» потратил больше сотни тысяч фунтов на рекламу через «Сентрал» своих лекарств без рецепта, детского питания и больничных услуг. Разумные траты, отметил он, но они дали меньше, чем ожидалось. Угроза отказа от рекламы может сработать – никто не хочет терять такой доход, впрочем, для «Сентрала» это не очень большая сумма, а такой ход может привести к неожиданным результатам. У него оставалось еще полчаса до намеченной встречи на ланче. Имеет смысл пригласить сейчас и Рорке, подумал он. Он знает всех и вся, и, если глава «Сентрала» его приятель, они смогут с самого начала положить конец этой истории. – Подними ее наверх, – приказал он. – Пока вы разговаривали, звонил майор Ганн. Он у себя в кабинете. Не предупреждая секретаршу, Кроу отсоединился и вышел на внутреннюю закрытую линию начальника службы безопасности. – Доброе утро, сэр, – сказал Ганн, услышав голос Кроу. – Я думаю, вам будет приятно узнать, что дочка Баннермана быстро поправляется. – Молчание Кроу он принял за приглашение продолжать. – Сегодня утром ее навестила в больнице та репортерша, о которой мы говорили прошлым вечером, – мы урегулировали проблему с аппаратурой и все слышали. С моей точки зрения, мисс Баннерман вела себя просто великолепно; она не касалась ни одного из острых вопросов. Я считаю, что именно Силс рассказал ей о связи с циклопом и он же завел эту Уоллертон. – Вы уже подготовили ответ для нее, если она снова попытается заняться этой партией «Матернокса»? – резко спросил Кроу. – Да, сэр. – Не спускайте глаз с нее. – Я уж найду способ, сэр. – Сейчас мисс Уоллертон поднимается ко мне. Ганн встревожился: – Хотите, чтобы я тоже присутствовал? – Нет, с ней-то я справлюсь. Через несколько секунд секретарша провела в кабинет молодую женщину. Уперев подбородок в сплетенные пальцы, Кроу смотрел, как Зандра Уоллертон идет к нему. – Садитесь, – сухо сказал он, взглядом показывая на один из двух стульев, стоявших перед столом. Репортер села, положила ногу на ногу, включила диктофон и с вызывающим видом повернулась к нему. – Так чем могу быть вам полезен, юная леди? – Знаете ли вы, доктор Кроу, что три женщины, которые принимали «Матернокс», препарат от бесплодия, произведенный вашей компанией, умерли при родах и что все три женщины произвели на свет детей с синдромом циклопа? – Насколько я припоминаю, мисс Уоллертон, вы взяли на себя труд проинформировать об этом Министерство здравоохранения еще две недели назад. У вас есть что прибавить к этому? – Меня интересует ваше мнение как исполнительного директора компании. – Мы фиксируем и отслеживаем любое сообщение от врачей о возможных побочных эффектах наших препаратов. Насколько я понимаю, об этих трех женщинах мы не получали никакой информации от медиков и потому можем сделать вывод, что они не разделяют вашего мнения о какой бы то ни было связи между этими случаями. У вас есть медицинское образование? – Нет. – Думаю, вам было бы интересно узнать, что в прошлом году тринадцать миллионов женщин во всем мире забеременели благодаря «Матерноксу». Этот препарат присутствует на рынке вот уже девять лет, и ни один врач в мире не сообщал нам о каких-либо побочных эффектах. – Если вы подключите и ваши нелицензионные варианты, то женщин будет уже пятнадцать миллионов. Кроу удивился дотошности, с которой она подошла к делу, но не подал виду. – Доктор Кроу, – продолжила она, – вчера утром скончался старший техник-лаборант вашего отдела генетических исследований. По-видимому, нет никакой связи между его смертью и гибелью этих трех женщин? Насколько я понимаю, раньше он был старшим техником в лаборатории, где создавался «Матернокс». – Я бы на вашем месте был очень осторожен, мисс Уоллертон. Она обезоруживающе улыбнулась ему: – А я всегда очень осторожна. Далее. Вы, очевидно, в курсе дела, что все три скончавшиеся женщины принимали «Матернокс» из одной и той же партии. С номером BS-M-6575-1881-UKMR. – Она процитировала буквы и цифры, как ребенок на уроке. Кроу был настолько обескуражен, что с силой свел костяшки пальцев, не обращая внимания на боль. – На каком основании вы это утверждаете? – На основании очень точной информации, – сказала она с таким высокомерием, что ему захотелось как следует встряхнуть ее. Она обвела взглядом кабинет с голыми серыми стенами, на которых не было ни фотографии, ни гравюры – ничего, на что можно было переключить внимание. – Вам не кажется, что отсутствие окон как-то подавляет? – Меня не интересуют дискуссии по вопросам архитектуры, мисс Уоллертон. Может, вы все же ответите на мой вопрос? – Я никогда не открываю своих источников, – ответила она и вызывающе уставилась на него. Кроу сделал в памяти заметку – сразу же, после ее ухода, позвонить в юридический департамент и заставить их проверить ее газету. Эта молодая особа представляет собой опасность, ее пушки бьют точно в цель. Она слишком хитра, чтобы успокаиваться. И черт побери, какой же у нее был источник? Силс? Должно быть. Работники знают строгие правила, запрещающие контакты с прессой, кроме как через отдел общественных отношений. Пиар. – Я предполагаю, доктор Кроу, вы осведомлены, насколько редко в Британии появляются дети с синдромом циклопа? – Боюсь, что не являюсь ходячей энциклопедией медицинской статистики. Она улыбнулась, нимало не затронутая вспышкой его агрессии: – В таком случае у вас должна вызвать интерес эта цифра: два случая в год. Так что три жертвы в течение двух месяцев… это несколько странно. Особенно когда выясняется, что объединяло этих матерей лишь одно: все они пользовались одним средством от бесплодия из одной и той же партии. – И вы хотите сделать из этого какие-то убедительные выводы? – Нет. Но фактов достаточно, чтобы с ними идти в прессу. И смерть мистера Силса с его связями и сведениями вызывает еще более пристальный интерес к этой истории. Он выпрямился и аккуратно положил кончики пальцев на край стола: – И для этого вы хотели меня видеть? Чтобы изложить мне все это? Я думаю, что если уж вы настолько уверены в достоверности своей истории, то не стоило и утруждаться визитом ко мне. – Уверена я абсолютно. Но подумала, что это было бы честно и благородно – дать вам возможность прокомментировать эти факты. «Бендикс Шер» явно озабочен – в противном случае компания не угрожала бы издателям моей газеты, что отзовет рекламу. После этих слов у него словно земля поплыла под ногами. Кто, черт возьми, занимался газетой? Ганн! Он не мог собраться с мыслями. Куда этот чертов парашютист лезет? Это что для него – игрушки? Рассудительность Ганна обычно не просто шла на пользу делу, его умение разбираться в ситуации было блистательным. Но если сейчас он сделал что-то не так… Исполнительный директор «Бендикс Шер» с большим трудом перешел на примирительный тон, и его кроваво-красные губы раздвинулись в улыбке. На фарфоровой белизне его лица морщины поползли, как трещины. – «Матернокс» помог многим миллионам бесплодных женщин обрести радость материнства, и количество матерей и их детей, у которых возникали какие-то проблемы со здоровьем, не превышало нормальной процентной нормы. И если вы хотите предложить прессе обвинения лишь для того, чтобы вашу колонку поставили на первую полосу, я бы посоветовал вам серьезно подумать о последствиях. Мисс Уоллертон внимательно проверила свой диктофон, крутится ли пленка, и снова подняла на него взгляд: – Доктор Кроу, в данный момент в палате интенсивной терапии клиники Университетского колледжа лежит беременная женщина. Она страдает от непонятного вирусного заболевания, усугубленного зудом типа псориаза, и ее состояние все ухудшается. Чтобы справиться с проблемой бесплодия, она принимала «Матернокс» – из той же самой подозрительной партии. Хорошо было бы убедиться, что у нее родится здоровый ребенок, не так ли? Если ее состояние не улучшится, медики планируют на будущей неделе сделать ей кесарево сечение. Я буду в больнице. Прежде чем ответить, он сделал паузу в несколько секунд. – У меня остались самые приятные воспоминания об этой клинике, – сказал он. – Я проходил там ординатуру. Зандра выключила диктофон и встала: – Будем надеяться, что они и останутся столь же приятными. «Темз- Уолли газетт» вы можете сломать угрозами, но вот с Флит-стрит у вас ничего не получится. Развернувшись, она вышла из кабинета. Кроу немедленно нажал клавишу интеркома. – Сэр? Наклонившись, Кроу обратился к секретарю тихим шепотом, хотя подслушать его никто не мог: – Мне нужна отпечатанная фотография этой молодой особы. Только лицо. – Я могу получить его из видеосъемки службы безопасности в вестибюле. Отпечатать? – Это было бы прекрасно. 35 Часы на экране сообщили Биллу Ганну, что уже 4:32 пополудни. Он поднес к губам чашку кофе и, дунув, отогнал клубы пара; он уже потерял представление, сколько чашек кофе он выпил с того момента, как явился в свой кабинет в 6:50 утра, хотя покинул его за три часа до того. Он на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы смягчить пульсирующую головную боль, затем внимательно просмотрел сообщение, которое только что появилось на экране компьютера. Те тридцать четыре часа, что прошли после смерти Джейка Силса, были сплошным кошмаром, и он был не в том настроении, чтобы получить еще одну взбучку от Кроу. Про себя Ганн вынужден был признать, что в данном случае исполнительный директор был прав. Правда, что его отвлекла Никки, да и сейчас, в этот момент, она снова его отвлекала, потому что перед глазами возник ее образ с длинными рыжеватыми волосами, упавшими на одну из обнаженных грудей, и, несмотря на его усталость, несмотря на то что, наконец рано утром добравшись домой, он не меньше часа занимался с ней любовью, он снова почувствовал острое сексуальное возбуждение. Тем не менее он вышел на линию Кроу, поднял трубку и почти сразу же был вознагражден раздраженным «Да?». – Я выяснил, как эта Уоллертон получила информацию о «Матерноксе», сэр. Наступила пауза, тогда Ганн, не дождавшись ответа, неловко продолжил: – Информация поступила к ней от сотрудника из Рединга, которого зовут Уолтер Хоггин. От того самого, который в Лаборатории генетических исследований Баннермана был старшим техником- лаборантом и которого перевели на наш завод в Рединге. Там он поставлен в отдел проверки качества. – Человек со стороны? И вы позволили ему заняться непосредственно проверкой качества? Ганн отвел трубку подальше от уха, потому что голос исполнительного директора поднялся едва ли не до вопля. – Вы что, совсем лишились здравого смысла, майор Ганн? Начальник службы безопасности не любил, когда на него нападали без всяких оснований, но в то же самое время он хотел избежать конфронтации. Он прибегнул к проверенной временем уловке, подставив другую фигуру: – Боюсь, что это было указание сэра Нейла Рорке, сэр. – Ганн действовал без промедления. – Мы допросили мистера Хоггина, и он утверждает, что никогда не слышал ни о какой Зандре Уоллертон. – Этот человек лжет. – Не думаю, сэр. Он утверждает, что его просила дать сведения доктор Линда Фармер, наш руководитель отдела медицинской информации и связи с общественностью. Мы проверили ее, и выяснилось, что она не отдавала таких распоряжений. Я просмотрел данные о ее разговорах. Она говорила правду – из ее офиса никто не связывался с мистером Хоггином. Но когда мы просмотрели перечень входящих звонков в Рединг, то обнаружили два звонка мистеру Хоггину с мобильного телефона, зарегистрированного на имя «Темз-Уолли газетт». А секретарша записала оба звонка как поступившие от доктора Фармер. – В ходе разговора Ганн просматривал отчет. – Я делаю вывод, что эта репортерша обманула мистера Хоггина: пару недель назад она встречалась с доктором Фармер, так что она могла знать ее голос и кое-что о ней самой. Кроу слегка успокоился, и теперь тон его голоса был полон тихой ярости. – Хоггин – выживший из ума старый дурак. Сэр Нейл хотел куда- нибудь его устроить, чтобы успокоить дочку Баннермана, но я был категорически против. – Похоже, вы были правы, сэр, – елейно сказал Ганн. После нескольких секунд молчания Кроу коротко бросил: – Я думаю, вам лучше зайти ко мне в кабинет. 36 После встречи с Винсентом Кроу Зандра Уоллертон приняла на свой мобильник звонок из редакции, ей сообщили, что Зандре предстоит взять интервью о проблемах токсического загрязнения у секретарши лондонского отделения Национального союза фермеров. После семи часов она наконец покинула город и попала в огромную пробку на Вестуэй. Белый редакционный «форд-фиеста» был совсем новенький – всего двести тридцать восемь миль на спидометре. Она опустила окно и вдохнула сырой туманный воздух, но тут же быстро закрыла его, спасаясь от выхлопов дизельного топлива промчавшегося рядом грузовика. Она включила радио. Часы на приборной панели показывали без двадцати двух восемь, и Зандра стала не на шутку беспокоиться. Пробка не рассасывалась, а сегодня вечером она договорилась о встрече с Тони Истоном, с тем самым Тони Истоном, у которого на «Радио Беркшира» была своя передача о последних событиях. Они встречались в понедельник днем и беседовали о токсических загрязнениях, а на следующее утро он позвонил ей в офис и спросил, не может ли увидеть ее. Он был популярен и успешен и, подумала она, неподдельно обаятелен. Ему было тридцать с небольшим, по-настоящему взрослый человек, и ее это волновало. Он пригласил ее пообедать в тайском ресторане – и она даже купила новое платье, черное трикотажное, которое плотно облегало тело, и выглядела она в нем просто замечательно. В восемь он должен подъехать к ее квартире, а она никак не может связаться с ним и дать знать, что опоздает – точнее, сильно опоздает. Вот черт! Будет ли он ждать, если поднимется, а из-за двери никто не ответит? Нет, конечно же нет. Он подумает: «Идиотка! Она кинула меня!» Надо как-то выбраться из этого затора и попробовать объездные пути; если она будет гнать изо всех сил и повезет с движением, то может еще успеть. Ее машина медленно, по дюймам, ползла вперед, большой дорожный знак указывал повороты к Икенхему и Руислипу. Движение снова остановилось. Давай же, прошу тебя, шевелись, не подводи меня! Ладонями она колотила по рулевому колесу. Да двигайтесь же, идиоты! Она то и дело без толку увеличивала обороты двигателя; где-то далеко продолжала завывать сирена. «Какого черта кто-то ухитрился именно сейчас устроить дорожное происшествие? – глупо злилась она. – Черт побери, неужто они не могли выбрать для этого другое время, когда нет такого движения? Тупые, самовлюбленные, выжившие из ума идиоты!» «Господи, да успокойся ты, девочка», – сказала она себе. Неожиданно для самой себя Зандра вспомнила доктора Винсента Кроу. Я доберусь до тебя, лощеный хлыщ. И выверну наизнанку. И еще она вспомнила ту молодую женщину, Монтану Баннерман, и запоздало удивилась, чего ради ее назвали в честь американского штата. Когда они встретились в последний раз, отношение Монтаны к ней заметно изменилось. Во вторник днем – это была их первая встреча – она держалась настороженно, но слушала Зандру с неподдельным интересом. В конце их встречи Монтана Баннерман пообещала дать знать корреспондентке, если услышит что-то интересное о «Матерноксе». Но сегодня утром она не желала ни о чем говорить, может, потому, что еще не оправилась от шока. Или, может, потому, что она боялась, – скорее всего, дело было именно в этом. Зандра отчетливо улавливала эти нотки страха. Мисс Баннерман знала гораздо больше того, что сказала, но опасалась произнести хоть одно лишнее слово. «Надо дать ей время, – подумала Зандра. – Дать несколько дней, чтобы она успокоилась, и снова навестить». Она ни минуты не сомневалась в том, что это не просто несчастный случай в лаборатории; все ее профессиональные инстинкты требовали – копать и копать. Ей была нужна классная история, которая потрясет всю страну и создаст ей репутацию, и тогда она сможет перебраться в Лондон. Если она отыграет все правильно, «Бендикс Шер» сможет стать ее первой большой удачей. У Кроу вид человека, который явно что-то скрывает. Да и, кроме того, это не просто ее подозрения, не взбалмошная прихоть безалаберной девицы двадцати одного года от роду. На эту историю Зандру навел ее коллега из отдела новостей. Губерт знал: здесь что-то кроется. Он знал. Три смерти от синдрома циклопа. Техник-лаборант. Нечего и думать – это плохо пахнет. Наконец появился съезд с дороги, на который она и повернула, и, руководствуясь дорожным атласом, как сумасшедшая рванула по боковым улицам, стремясь вырваться из пределов разросшегося пригорода в сельские просторы Беркшира. 7:46. Увертываясь от встречных и попутных машин, она наконец вылетела на прямое двухполосное шоссе, но, миновав целую вереницу красных хвостовых огней, она, к своему разочарованию, увидела впереди дорожную пробку, которая протянулась, кажется, на несколько миль. Вот черт! Она резко притормозила, повернула на боковую дорогу и вдавила в пол педаль акселератора. Новенький двигатель еще не был обкатан, и стрелка спидометра ползла мучительно медленно. 40… 50… 60… Давай же! Здесь существовало ограничение скорости тридцать миль в час, но она, не обращая на это внимания, гнала за семьдесят; ударив по тормозам, она развернулась и наконец увидела долгожданный знак «Хай-Хамнет», где и съехала на неосвещенную сельскую дорогу, почти свободную от машин. Есть шанс успеть. Тони на несколько минут опоздает. Люди всегда немного опаздывают, это считается данью вежливости. Она скользнула взглядом по незнакомым датчикам, включила «дворники», которые счистили с ветрового стекла туманную морось, и затормозила, едва не воткнувшись в задние фары передней машины. Убедившись, что это не полиция, она пролетела мимо нее. Спидометр подполз к цифре 85. Она снова включила «дворники», но, когда они провели первую дугу, сердце ее подпрыгнуло, а из груди вырвался сдавленный крик ужаса. Сквозь ветровое стекло на нее смотрела жуткая рогатая физиономия. Она была совершенно реальная, в трех измерениях, как голограмма. Она была странно похожа и на человеческий череп, и на козлиный. Зандра уперлась ногой в тормоз, и машину повело, она вовремя остановилась, сзади раздался гневный звук клаксона, и мимо пронеслась какая-то машина. Девушка на долю секунды закрыла глаза, а когда открыла их, физиономия исчезла. Зандра сглотнула спазм в горле. Ее колотило. Господи Иисусе! «Дворники» описали вторую дугу, а потом и третью. Внезапно похолодало, ее охватил ледяной озноб. По спине поползла струйка страха. Казалось, будто в машине есть кто-то еще; она чувствовала чье-то незримое присутствие на заднем сиденье. Зандра мельком глянула в зеркало заднего вида, но никого не обнаружила. Она снова вспомнила доктора Кроу, сидящего напротив нее по другую сторону стола. Его ядовитую усмешку. По какой-то необъяснимой причине физиономия, которую она только что видела – или вообразила себе, – вызвала в памяти его лицо. Она помедлила, какое-то мгновение опасаясь посмотреть назад, но затем взяла себя в руки и повернула голову. Ничего. Она снова двинулась в путь, гоня на пределе сил. Стрелка спидометра подползала к красной черте; она перевалила гребень холма, откуда вниз вел длинный прямой спуск. 80… 85… 90. В зеркале заднего вида скользнула какая-то тень, и у нее от страха съежилась кожа на голове. Зандра немного сбросила скорость, снова глянула в зеркало, повернула голову, но ничего не увидела. В глаза ей блеснул свет. Взревел клаксон. Это фары встречной машины; да ее же вынесло чуть ли не к середине дороги, внезапно осознала Зандра и, запаниковав, рванула рулевое колесо, возвращаясь на левую полосу. И тут она снова увидела перед собой это маскообразное лицо. Черты его, жестко прижатые к ветровому стеклу, были расплющены и искажены, как в кривом зеркале комнаты ужасов на ярмарке. – Убирайся! – оцепенев, воскликнула она, ударив по тумблеру «дворников». Они описали еще одну дугу; Зандра поставила их на максимальную скорость. Но в стекле ничего не было, никакого лица, а только темная дорога и два далеких красных огонька впереди. Она еще раз посмотрела в зеркало. Когда она это сделала, что-то темное, похожее на огромный мяч, взрывом выкинутое из рулевого колеса, врезалось ей в грудь, прижало спиной к сиденью. Она почувствовала мучительную боль в голове, словно в уши воткнулись два кинжала. Воздушная подушка, поняла она. Господи боже, да это же воздушная подушка надулась. Без всякой причины. Два мигающих красных огонька прошлись по ветровому стеклу. Она увидела знак – треугольник с изображением паровоза в нем, – но увидела слишком поздно. Давя ногой на тормоз, Зандра открыла рот в беззвучном крике. Заблокированные тормоза яростно завизжали, летя по мокрому гудрону шоссе. Машину развернуло налево и кинуло к большому кругу в центре шлагбаума. За деревьями справа от себя она увидела что-то желтое; сотни ярдов мигающих огней – купе, полные пассажиров, которые спешат домой. Она подумала о черном платье, которое утром положила на постель перед тем, как надеть его. Мелькнула мысль об обаятельном ведущем, который вот уже несколько минут звонит ей в дверь… Машину с дикой силой кинуло вперед, и шлагбаум разлетелся в щепки перед ее глазами. Ты справишься. Справишься. Справишься. Она беспомощно вцепилась в баранку, словно это был поручень кресла на американских горках. Все будет хорошо. Машину с силой затрясло, после чего она остановилась. В ушах у нее стоял стонущий гудок. Свет становился просто невыносимым. Надо выбраться, выползти! Она стала искать дверную ручку. Найти ее не получалось; Зандра была не очень хорошо знакома с этой машиной. Рука ее бесцельно шарила вверх и вниз. Наконец она нашла ручку, дернула ее и ударом локтя распахнула дверь. Порыв дождя с ветром хлестанул по ней. Свет становился все ярче. Гудок продолжал орать. На нее надвигалась грохочущая стена. Она попыталась выбраться из машины, но ремень безопасности плотно держал ее на сиденье. Она отчаянным усилием нащупала пряжку, почувствовала, что ремень ослабел, и, рванув дверь, вывалилась из машины. Но что-то схватило ее за ногу, с силой потянув вверх и назад, и с криком боли она шлепнулась лицом вниз – нога ее осталась в машине, перехваченная петлей ремня безопасности. Яростный ветер рвал ей волосы, с силой дул в лицо. Какофония гудков грохотала как раз у нее над головой. Открыв рот, она в ужасе закричала и уставилась куда-то наверх, как кролик, загипнотизированный невыносимым свечением летящих на нее огней. Где-то рядом завопил голос: – Беги! Ради бога, беги! |