Алхимик. Питер ДжеймсАлхимик Peter James
 Скачать 2.97 Mb.
|
|
135 Израиль. Понедельник, 12 декабря 1994 года Защебетала какая-то птица. Он медленно приподнял веки. За проемом входа в пещеру Коннор увидел розовое рассветное небо. Он оторвал лицо от каменного пола. Движение отдалось болью во всем теле. Лицо опухло, и болел нос. Во рту пересохло. Он с трудом поднялся и, покачиваясь, шаг за шагом побрел к выходу. В пещере было тепло и тихо; казалось, она была наполнена мягким и теплым свечением. Каменный трон, на котором восседал Рорке, разлетелся вдребезги, и его куски валялись по всей пещере. На части стены было темно-красное пятно, похожее на высохшую кровь. Рядом было пятно поменьше. Он увидел часы «Ролекс» с разбитым циферблатом; они были согнуты едва ли не наполовину. В дальнем конце пещеры, зарывшись в землю, вверх подошвой лежала одинокая туфля. Она принадлежала Рорке. Рядом с ней было куда больше крови, и торчал вроде бы кусок обломанной кости с лохмотьями кожи на ней. Он увидел обрывки разодранной в клочки одежды. Еще кусок кожи. Рядом со ступенями, на которых он лежал, валялась заплечная сумка Рорке. Коннор заглянул в нее. В ней были две канистры, одна полная. Он жадно приник к ней, но остановился, понимая, что должен поберечь воду на обратный путь. Его тело болело и ныло, однако Коннор начал приходить в себя. Он огляделся, всмотрелся в темноту, бросил взгляд на стены, на расколотый трон. Он был один, но не чувствовал одиночества. Силы, которые вчера пугали его и внушали благоговейный страх, ныне вливали в него энергию и поддерживали. Теперь ему оставалось лишь ждать полного восстановления. Его место было здесь. Он поднял взгляд на символы на стенах, посмотрел на ступени… и тут какой-то предмет на полу привлек его внимание. Коннор подошел. Это был золотой кулон в виде головы лягушки на цепи. Коннор поднял его и внимательно рассмотрел. В золоте есть что-то вульгарное, подумал он, раскачивая цепь. «Все зависит от точки зрения, Моллой. Ты смотришь на меня и видишь монстра; я же смотрю в зеркало и вижу джентльмена». «Нет, Рорке, – подумал он, – не в этом случае. Джентльмены никогда не носят такого». Держа кулон в руке, он пересек пещеру, прошел мимо столба, вбитого в расщелину в скале, и швырнул кулон в долину. Тот еще не успел исчезнуть из вида, как Коннор повернулся и пошел обратно в Пещеру демонов. Теперь это была его пещера. Он увидел свою обувь как раз перед входом, натянул ее и завязал шнурки, после чего уверенно вошел в пещеру. Сначала он держался поодаль от пентаграммы, но потом пожал плечами, переступил окружность и медленно пошел к центру, где и остановился в молчании. Он снова услышал слова Рорке: «…любой уверен, что сможет справиться с этим – с той силой, которой ты пытаешься лишить меня этим вечером. ‹…› Но в этом мире больше нет понятия „добро против зла“. Добро против зла превратилось в плохое против зла. Ты пытаешься это изменить, но в конечном счете изменишься ты сам, Моллой. Власть портит, а абсолютная власть портит абсолютно». Коннор вышел из пентаграммы, и внезапно ему стало как-то не по себе. Снаружи занимался рассвет, и в воздухе, скорее всего, еще стояла прохлада. Солнце окончательно раскалится часа через два, не раньше. Он подумал, что ему стоит пуститься в дорогу. Именно сейчас. Там, где полагалось ждать такси, стояла машина, и Коннора охватило мрачное предчувствие. Это был белый «мерседес», который не имел ничего общего с такси. Когда до него оставалось добрых четверть мили, дверца со стороны водителя открылась, и оттуда показался человек в коричневом костюме, с короткими волосами и с авиационными очками на лбу. Он отвесил ему вежливый поклон. Да это же майор Ганн, узнал он его, когда подошел поближе. Ганн открыл для него заднюю дверцу и с предельной почтительностью придержал ее: – Я подумал, что, должно быть, тут проблема – если из такси, которое вас доставило, высадились два человека, а возвращается только один… – И вы не знали, кем может быть этот один? – Нет, сэр. – Ганн позволил себе намек на улыбку. Коннор тяжело опустился на заднее сиденье. Дверца закрылась. Ганн включил двигатель, и салон заполнился прохладным воздухом из кондиционера. Коннор полулежал, наслаждаясь им, затем взял холодную бутылку минеральной воды, которую протянул ему Ганн, и не отрываясь осушил ее. Несколько минут Ганн вел машину в молчании. Затем он тихо сказал: – Я рад, мистер Моллой. Я очень рад. – Да и я очень рад, – сдержанно согласился Коннор. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Рорке ошибался. Можно менять вещи и события. Если у тебя хватает решимости. Сквозь полуприкрытые ресницы он посмотрел на лицо Ганна в зеркале. Еще предстояло проверить – может ли плохой человек стать хорошим? Или хороший – плохим? Впереди его ждала и печаль. Придет время, когда к нему придет подлинная глубокая скорбь о матери. А потом, спустя какое-то время, он возьмет Монти на руки, отнесет ее в какой-нибудь тихий уголок, где и скажет ей, что они должны пожениться. Нет, это будет не вопрос, а утверждение. Он покончил с бутылкой минеральной воды и взялся за другую, которую Ганн автоматически протянул ему. Он качал ее на руках, прижимал к щекам, катал по лицу, стараясь хоть немного умерить ожоги солнца. Глаза его были воспалены от этого сияния, кожа рук едва ли не обуглилась и сильно болела. Он осмотрел свою одежду: куртка разодрана в нескольких местах, три пуговицы рубашки исчезли, а на галстуке виднелись потеки крови. «Надо обзавестись новым костюмом», – подумал он и, как ни странно, почему-то стал размышлять, удастся ли им найти хорошего продавца. Снова посмотрев из окна и оглянувшись на горы, он вспомнил строчку из поэмы, которую читал много лет назад. Кажется, Шелли. Да, Шелли. Порой И дьявол бывает джентльменом. Он улыбнулся. Эпилог Суббота, 27 июня 2002 года – Мак, пора, мы уже уходим! При звуке отцовского голоса Мак Моллой поднял было глаза, но потом, серьезно нахмурившись, сунул карандаш в рот, пососал его, сделав вид, что курит сигарету, и поставил несколько штрихов на своем рисунке. Монти улыбнулась. Мак всегда вызывал у нее улыбку. В теплом спортивном костюмчике, в свитере, с копной светлых волос, падающих на лоб, мордашка и пальцы вымазаны красками, он вызывал у своей матери самые нежные чувства. Похоже, бо́льшую часть времени он проводил в своем мире, рисуя, думая и тихо наблюдая за окружающими. Порой Монти беспокоилась, что для пятилетнего ребенка он слишком много и слишком серьезно размышляет. Он забрасывал ее вопросами, как устроен мир, кто такой Бог и что такое смерть. Последняя тема особенно интересовала его. – Мак! Шевелись, приятель, готовься, мы идем на день рождения Алекса! Мак скорчил гримасу и продолжал рисовать. Монти посмотрела на свои часики. – Дорогой, – тихо сказала она. – Папа ждет. Ты должен привести себя в порядок. Пойди умойся, а я помогу тебе одеться. Мальчик пожал плечами. Мамино предложение его не заинтересовало. – Ты не хочешь идти в гости? К Алексу, твоему другу? Он же тебе нравится. Мак сделал вид, что оглох. Монти торопливо прополоскала кисти в терпентиновом масле в щербатой кофейной кружке, вытерла их и положила на край палитры. Стоял прекрасный летний день. Над далекими пологими холмами, на которые она смотрела из окна своей студии, висели легкие белые облачка, воздух звенел жужжанием пчел, а где-то в отдалении блеяли овцы. Сквозь запахи терпентина и льняного масла пробивались ароматы сада, цветов и свежескошенной травы. Ей нравился этот старый ветхий амбар, из которого Коннор сделал для нее студию. Здесь было ее святилище, здесь она находила себе укрытие. Дверь открылась, и вошел Коннор, полный возмущения. – Мак! Шевелись! – Голос отца звучал коротко и резко – верный признак того, что у него портится настроение. Плохое настроение бывало у Коннора не так уж часто, но могло длиться несколько дней. Характер у него был резковатый, порой он пугал Монти, но за вспышками всегда следовало несколько дней, когда Коннор был тих и погружен в мрачные раздумья. Они начались после его возвращения из Израиля. Он никогда не рассказывал о том, что было в Пещере демонов. Порой она пыталась понять, что же он утаивает от нее. Это было закрытой частью его натуры, чем в какой-то мере он с самого начала и привлекал ее. Через пару месяцев Маку исполнится шесть лет, а Монти уже на четвертом месяце. За прошедшие годы у нее было два выкидыша, и Коннор по совету врача настоял, чтобы она ничем не занималась, а только отдыхала и писала картины, чтобы благополучно миновать опасный период. И в течение последних нескольких месяцев он был так заботлив и внимателен, что она его просто не узнавала. Он обнял ее за плечи и стал рассматривать стоящую на мольберте неоконченную картину. – Ты хорошо выписала небо, – сказал он. – Спасибо. А вот цвет воды, думаю, не удался. Она слишком зеленая. – И плоская. Наверху у тебя летят облака, то есть дует ветер. И на воде должны быть барашки. Монти кивнула: он был прав. Как всегда. – Ты не забыл цепочку, дорогой? – напомнила она ему. – Ни в коем случае. На следующий день они отправлялись на крестины Кейт Стерлинг, ее крестной дочери. Первого ребенка Анны и Марка Стерлинг. На цепочке были выгравированы инициалы Кейт. Красивое изделие из серебра девятьсот семьдесят пятой пробы с медальоном. Монти хотела золотую, но Коннор настоял на серебре; у него было какое-то предубеждение против золота, активное неприятие его, которого она никогда не понимала, но решила не спорить. Повернувшись, Монти неожиданно поцеловала его. – Люблю тебя, – сказала она. Он плотнее прижал ее к себе: – Я тебя тоже. Она с благодарностью подумала, что Коннор – хороший человек. Он добрый, умеет работать без устали и, притом что он председатель совета директоров и исполнительный директор, бо́льшую часть своей энергии посвящает благотворительной деятельности и помощи ученым- исследователям. Он заслужил тепло и уважение, с которыми к нему относятся все, кто знает его. Монти пришлось выдержать тяжелую борьбу со своей совестью, когда надо было принимать решение о будущем «Бендикс Шер». В конце концов Коннор убедил ее взять акции, которые гарантировали выживание компании. Первым и главным было то, что деньги смогут дать ее отцу свободу исследований. Кроме того, в их распоряжении был солидный фонд, с помощью которого они могли поддерживать другие исследования и помогать ученым, которые были в таком же положении, как ее отец в недавнем прошлом. И, кроме того, как подчеркнул Коннор, они знали правду о «Бендикс Шер». Могли ли они быть уверены, что любая другая фармацевтическая компания, куда они обратились бы за финансированием, обладает безукоризненной репутацией, что у нее нет своего скелета в шкафу? Не лучше ли иметь дело с тем дьяволом, которого ты досконально изучил? Ее отец и Коннор нашли непростой компромисс. Дик Баннерман принял треть акций компании и пост директора научно-исследовательского отдела – но на том условии, что ни одна из его работ не будет запатентована. Для человека, который, как Коннор, занимался патентным законодательством, это было нелегким условием, но он его принял. За семь лет «Бендикс Шер» не получил ни одного патента. Но компания по- прежнему числилась в десятке команд высшей мировой лиги. После загадочного исчезновения сэра Нейла Рорке Монти вошла в совет директоров «Бендикс Шер» как руководитель отдела личного состава, и занимала этот пост три года, с кратким перерывом на вынашивание Мака. Она делала все, что было в ее силах, для помощи больным охранникам и другим сотрудникам, которые были заложниками своих болезней, и Ганн очень эффективно помогал ей выкорчевывать доверенных соратников Рорке. У восьми из девяти женщин, которые забеременели в результате приема «Матернокса», произошел выкидыш. Девятая, которая вот-вот должна была родить, погибла в дорожной аварии, которая, как настаивал Коннор, была чистой случайностью. Но и сейчас дети из лаборатории в подвале продолжали стоять у Монти перед глазами. Через двадцать четыре часа после возвращения Коннора из Израиля они исчезли. Порой она думала, что Коннор был прав, что от лекарств, которыми ее накачали, у нее начались галлюцинации и она вообразила себе невесть что. Но на самом деле она так не считала. Не сожалела она и о кончине Левайна. Детектива-суперинтендента нашли в его спальне. Он был облачен в женское нижнее белье и висел на электрическом шнуре. История эта выплеснулась на первые страницы всех национальных газет, всех до одной. Она лично проследила за публикациями, кое-кого анонимно снабдила конфиденциальной информацией, разослала всем редакторам факсы и электронные письма. Ей было приятно думать, что Губерт Уэнтуорт хоть в какой-то мере отомщен. Грустная ирония судьбы заключалась в том, что Коннору пришлось открывать мемориальную доску в память докторов Кроу, Зелигмана, Фармер и другой женщины, Бейнс, погибших во время трагического инцидента в лаборатории, когда там вспыхнул пожар. Он настоял, что это важно для внешней благопристойности. По крайней мере, Монти решила, что испытывает какое-то удовлетворение, когда видит эту доску при входе в здание. Она почему-то напоминает об изречении, которое все эти годы муж произносил с особым удовольствием. Порой И дьявол бывает джентльменом. Коннор снова прижал ее к себе, словно чего-то опасался и не хотел отпускать ее. Может, он боялся того мрачного настроения, которое уже маячило на горизонте. – О’кей, Мак! Все готово! Пошли! – весело крикнул он. Удивившись, Мак подскочил: – Ладно. Идем. Я иду! – И он вылетел из комнаты. Монти и Коннор улыбнулись друг другу. – Что он рисует? – спросил Коннор. – Не знаю… но трудился над этим все утро. Коннор подошел к столику Мака и наклонился над ним. Затем выпрямился и застыл, словно в столбняке, от лица отхлынула вся кровь. – В чем дело? – встревожилась она. Он продолжал молча смотреть на рисунок. Монти подошла поближе. Рисунки Мака всегда нуждались в разгадке. Вот и сейчас он изобразил огромное черное существо, полуптицу-получеловека. Казалось, оно падает откуда-то с неба, а внизу его ждут челюсти чудовища, выглядывающего из входа в пещеру. Благодарности Меня всегда несказанно поражал энтузиазм тех людей, к которым я обращался за помощью, когда писал свои книги. Вот и на сей раз я получил огромную духовную поддержку, благодаря чему создание «Алхимика» стало для меня скорее грандиозным приключением (хотя порой волосы у меня вставали дыбом), нежели изматывающим трудом, – и за это я должен выразить свою благодарность очень многим людям. Прежде всего назову такие имена, как Стив Гудман, Энди Хольер, д-р Найджел Киркхэм, Джоан Ларнер, Крис Петт, Максин Сандерс и Дейв Шмикель. Вот уже более двух лет все они, каждый по-своему, дарят мне тепло и вдохновение, столь необходимые для творческой работы. Особые слова признательности хочу сказать М. – твоя инфоподдержка поистине неоценима! Также я от всего сердца благодарю тех, кто перечислен ниже, и моя благодарность, поверьте, гораздо больше, чем позволяет разрешенный объем текста: Сью Анселл, Дэвид Остин, Дон Баррет из «Уайет лэбораториз», Анна Берд, Фелисити Берд, Роберт Берд из Королевского колледжа хирургии, Саймон Белл, Ник Бремер, Ричард Блэклок, д-р Клайв Коэн, д-р Мишель Куперман из Имперского фонда онкологических исследований, Роберт У. Эсмонд и Эвелин Макконахью из «Штерн, Кесслер, Гольдштейн и Фокс», Стив Гудман, Дрю Гранстон, д-р Патрик Холл-Смит, Майк Харрис из полиции Брайтона, д-р Стефан Хемплинг, Энди Хольер, Вероника Гамильтон-Дили, Билл Джонс, д-р Брюс Кац, Майкл Кин, Джо Керридж, д-р Найджел Киркхэм, Роберт Нокс, Гэри Лэйн, Джоан Ларнер, профессор Алан Леманн, Джуди Леманн, Найджел Макмиллан, Родерик Мэйн, Роберт Мартис, д-р Лайн Майн из «Траффорд сентер», Пол Майклс, Джон Паркер, Крис Петт и Ханна Дзиглевска из «Фрэнк В. Ден и К О », патентные поверенные; д-р Кен Пауэлл из «Глаксо- Велкам», Блейн Прайс, Питер Роулингс, Бренда Робинсон, Максин Сандерс, Дейв Шмикель из Патентного бюро США, Мартин Шот, Иэн Стивенс, д-р Дункан Стюарт, Саймон Торнтон, леди Хелен Траффорд, Майкл Стотт, патентный поверенный; Доминик Уолкер из общества «Молельня доброго пастыря», д-р Джонатан Уильямс из Колледжа анестезиологов, д-р Ричард Уайзман. Я обязан поблагодарить за неизменную поддержку всю креативную команду. В ее составе: мой литературный агент Джон Терли, его правая рука Патрисия Прис, в присутствии которой увидела свет идея моего романа, а также прекрасный издательский коллектив – Ричард Эванс, Джо Флетчер, Катрина Уон, мой редактор Лиза Ривз, которая рисковала провалиться на экзаменах, штудируя книгу на завершающем этапе, но получила степень бакалавра с отличием первого класса. Также приношу глубокую благодарность своему агенту в США Майклу Сигелу. И наконец, спасибо моей жене Джорджине за ее бесконечное терпение. Отдельная благодарность Берти – за то, что никто не сжевал мои дискеты. ☺ Питер Джеймс Сноски 1 Галабея – широкая длинная мужская рубаха у народов Северной и Центральной Африки. (Здесь и далее примеч. перев.) 2 Гримуар (от фр. grimoire) – книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая еще какие-либо колдовские рецепты. 3 Растафарианское движение – первоначально движение за освобождение чернокожих, позднее – всех униженных и угнетенных. 4 Несносный ребенок (фр.). 5 Инсектициды – средства для уничтожения насекомых. 6 Атриум – внутренний двор, куда выходят остальные помещения. 7 Запрещена (нем.). 8 Дженерик – лекарство-копия, воссоздается с препарата-оригинала после истечения срока его патентной защиты, но уже в других производственных условиях, на других фармацевтических предприятиях. 9 Пул – здесь: команда секретарш. 10 На своем месте (лат.). 11 «Берберри» – известная британская фирма, производящая одежду и аксессуары класса люкс. 12 Флит-стрит – здесь: пресса и мир журналистики. 13 Перспекс – органическое стекло. 14 «Island in the Sun» – популярная музыкальная композиция, автор текста и музыки группа «Weezer». 15 Лягушонок Кермит – главный персонаж знаменитого «Маппет-шоу». 16 Си-ви – послужной список. 17 Капитан Америка – один из самых популярных героев комиксов США, был убит в результате интриг Железного человека. 18 С отцом и дочерью (фр.). 19 Эвмениды – богини мщения (гр.). 20 Курица в вине (фр.). 21 «Aga» – популярная марка кухонных плит в Англии. 22 Кокпит – открытая кабина. 23 Иглу – зимнее жилище канадских эскимосов, сложенное из снежных блоков. 24 Пруд – шутливое название Атлантического океана. 25 Вполголоса (ит.). 26 В лабораторных условиях, букв.: в стекле, в пробирке (лат.). |