Отчет о прохождении практики. Под источниками законодательства о государственной службе следует рассматривать нормативные правовые акты, которые регулируют организацию государственной службы и правовое положение государственных служащих

• Название: Под источниками законодательства о государственной службе следует рассматривать нормативные правовые акты, которые регулируют организацию государственной службы и правовое положение государственных служащих
• Дата: 26.03.2023
• Размер: 2.87 Mb.
• Имя файла: Отчет о прохождении практики.docx
• Тип: Кодекс; #1015904
• страница: 3 из 5

Говоря о месте идей в праве, ученый отмечал, что «они формируют законодательство, которое является очисткой народных воззрений».

Представляется, что юридическую конструкцию «основные начала» гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ) нельзя смешивать с такой близкой по существу, но, тем не менее, отличающейся по ряду моментов категорией, как «принципы» гражданского права. В связи с этим необходимо обратить внимание, по меньшей мере, на следующее.

Во-первых, «основные начала», о которых идет речь в статье 1 ГК РФ, относятся, как следует непосредственно из текста самого закона, к сфере гражданского законодательства; «принципы» же гражданского права характеризуют важнейшие, сущностные моменты несколько иной специфической области - гражданского права.

Соотношение же категорий гражданского законодательства и гражданского права может рассматриваться в разных аспектах, прежде всего, как связь формы и содержания.

Гражданское законодательство есть основная (главная) форма выражения гражданского права, содержание которого составляет система соответствующих норм права.

С этих позиций «основные начала» гражданского законодательства относятся, характеризуют преимущественно именно форму гражданского права (систему гражданского законодательства); принципы же гражданского права непосредственно относятся к содержанию названного права (системе правовых норм) и, следовательно, выражают особенности именно данного содержания.

Рассмотрение указанных юридических конструкций в несколько ином контексте - соотношение гражданского законодательства в содержательном плане (норм гражданского законодательства) и гражданского права как системы соответствующих норм права - приводит исследователей к разным выводам: одни полагают, что гражданское законодательство (нормы законодательства) и гражданское право в этом смысле «совпадают», так же как и в теории права представители формально-догматического подхода идентифицируют (отождествляют) право и законодательство (нормы законодательства); другие авторы, различая общетеоретические феномены права и законодательства, и соответственно на отраслевом уровне не отождествляют право и законодательство (нормы законодательства).

Во-вторых, отождествление «основных начал» гражданского законодательства и принципов гражданского права объективно приводит к выводу: «основные начала» гражданского законодательства есть «заглавные», основополагающие, фундаментальные и т. п. принципы гражданского права, а все «иные» принципы названной отрасли права - это какие-то «второсортные», менее «заглавные», менее «фундаментальные» и т. д. положения или, своего рода, «субпринципы», что не соответствует реальной действительности, да и не сообразуется с элементарными правилами формальной логики.

Исследование «основных начал» гражданского законодательства, их содержания и сущности, состава (перечня), функций и целей названных феноменов, их соотношения с такой

фундаментальной категорией, как «принципы» гражданского права, - далеко не полный перечень вопросов, которые еще должны занять свое достойное место в предмете российской цивилистической науки.

Гражданское право и гражданское законодательство - явления в определенной мере взаимно «пересекающиеся»: с одной стороны, далеко не все элементы, входящие в состав гражданского права (обычаи, обычно предъявляемые требования; правоположения, формируемые высшими судебными инстанциями, международные нормы и принципы, международные договоры и т. д.), охватываются содержанием гражданского законодательства, а с другой - не все нормы гражданского законодательства (нормы, противоречащие конституции РФ, нарушающие права и свободы человека и гражданина и некоторые другие нормативные установления) относятся к гражданскому праву как установления, носящие неправовой характер.

Отсюда можно сделать вывод: принципы гражданского права и основные начала гражданского законодательства - частично взаимно «пересекающиеся» явления цивилистической действительности, что, однако, не исключает ряда их отличительных особенностей.

Во-первых, их различие касается рамок (объема) тех сфер, к которым относятся рассматриваемые юридические явления.

Если принципы гражданского права выражают сущностные особенности достаточно широкой цивилистической сферы (нормы гражданского законодательства, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры, обычаи, обычно предъявляемые требования, основы правопорядки или нравственности и т. д.), о чем выше уже было сказано, то основные начала гражданского законодательства, как представляется, относятся, прежде всего, к характеристике именно области гражданского законодательства - системе законодательных и иных нормативных правовых актов (гражданское законодательство в широком смысле), с помощью которых устанавливаются (закрепляются) новые нормы гражданского права, изменяются, дополняются и т. д. действующие нормативные установления.

Во-вторых, именно выраженные в концентрированной форме основные начала гражданского законодательства (а не «напрямую» принципы гражданского права) призваны выражать государственную политику развития системы гражданского законодательства в целом, ее сущностные особенности, структуру, взаимодействие с другими элементами гражданско-правовой системы.

Так, из положения, закрепленного в абзаце 1 пункта 2 статьи 3 Гражданского кодекса РФ, устанавливающего, что гражданское законодательство состоит из настоящего Кодекса и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов, вытекает принцип, касающийся двухзвенной системы гражданского законодательства, что непосредственно относится именно к сфере гражданского законодательства, а не гражданского права как системы соответствующих норм.

В-третьих, из положений, установленных в статье 3 Гражданского кодекса РФ, вытекает важнейший принцип верховенства закона, сущность которого выражается в том, что указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, содержащие нормы гражданского права, а также акты министерств и иных федеральных органов исполнительной власти, не должны противоречить Гражданскому кодексу РФ и иным законам, что в противном случае может повлечь недействительность в соответствующей части либо полностью такого правового акта.

Приведенный принцип также непосредственно относится именно ко всей сфере гражданского законодательства, понимаемой в широком смысле.

В-четвертых, как известно, система гражданского права и система гражданского законодательства тесно взаимосвязанные явления -как содержание и форма. Тем не менее это отнюдь не обусловливает абсолютного соответствия между ними: те или иные институциональные преобразования в сфере гражданского законодательства (например, институты информационного, инвестиционного, банковского законодательства, предпринимательское законодательство и др.) вовсе не означают, что точно такие же структурные элементы автоматически возникают в системе гражданского права как отрасли права.

Поэтому реализация основных начал гражданского законодательства в одноименной системе законодательства далеко не во всех случаях имеет своей целью вызвать идентичные преобразования в системе гражданского права.

В-пятых, именно основные начала гражданского законодательства (а не принципы гражданского права) определяют также важнейшие критерии, в соответствии с которыми устанавливается иерархический уровень названной системы законодательства, сущностные особенности ее формирования и т. д.

Так, в соответствии со статьей 71 Конституции РФ, пунктом 1 статьи 3 Гражданского кодекса РФ, гражданское законодательство находится в ведении Российской Федерации, из чего следует важнейший принцип, в соответствии с которым гражданское законодательство относится исключительно к федеральной компетенции РФ. Это означает, что субъекты Российской Федерации не вправе принимать законодательные акты, устанавливающие нормы гражданского права, противоречащие Гражданскому кодексу РФ, иным федеральным законам.

Одной из важных новелл применительно к статье 1 Гражданского кодекса РФ является то, что закрепленный в названной статье ряд основных начал гражданского законодательства дополнен таким «началом», как добросовестность: при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно (п. 3 ст. 1 ГК РФ).

Таким образом, этой, по своей сути (в своей основе) философской, морально-нравственной, категории законодатель придал и правовое значение, что принципиально важно для всей системы гражданского законодательства РФ, всех его субъектов как участников различных гражданских правоотношений.

Данное основное начало соответствует представлениям современной цивилистической доктрины и давно введено в законодательство подавляющего большинства стран с развитыми правопорядками.

Мировой опыт показывает, что эффективное развитие рынка невозможно без укрепления начал автономии воли и свободы договора участников оборота. Однако неограниченная свобода в достижении экономических интересов таит в себе возможность дестабилизации оборота.

Положение о добросовестности является важнейшим морально-нравственным и юридическим «противовесом» правилам, утверждающим свободу договора и автономию воли сторон.

Для отечественной правоприменительной практики характерно обилие споров, разрешение которых так или иначе связано с вопросом о недобросовестности участников оборота.

Нормативное закрепление «начала» добросовестности позволит не только установить важнейшие ориентиры поведения субъектов права, но и более широко применять меры гражданско-правовой защиты в случаях недобросовестных действий участников гражданского оборота.

Установление в гражданском законодательстве начала добросовестности - оценочной категории - обусловливает необходимость расширения рамок судейского усмотрения, что достаточно критически расценивалось ранее, да и некоторыми авторами в настоящее время.

Так, в начале XX века известный цивилист и историк права И. А. Покровский обращал внимание на то, что «право на определенность правовых норм есть одно из самых неотъемлемых прав человеческой личности, какое только себе можно представить; без него, в сущности, вообще ни о каком "праве" не может быть речи».

Далее, выражая свое опасение по поводу расширения «судейского правотворения», И. А. Покровский отмечал, что оно «заключает в себе органическую и неустранимую опасность судейского произвола... и, очевидно, идет вразрез с интересами развивающейся человеческой личности».

Что касается в целом необходимости обеспечения реализации требования определенности правовых норм, то оно, очевидно, вряд ли может вызывать возражения. Вместе с тем, как представляется, установление начал гражданского законодательства, и в частности такого, как добросовестность, в современных условиях не только не нарушает прав личности на определенность норм права, но как раз, наоборот, направлено на обеспечение возможности наиболее полной реализации этих самых прав человеческой личности.

В связи с этим необходимо обратить внимание, как минимум, на два обстоятельства.

Во-первых, оценочные категории, в том числе такие, как основные начала гражданского законодательства, достаточно широко используются практически во всех цивилистических правопорядках стран с развитой рыночной экономикой. И это не случайно.

Современные рыночные экономические отношения настолько сложны, многогранны и динамичны, что никакие правовые нормы, будучи не более как типовыми масштабами поведения людей, объективно, не способны отражать многие их (отношений) «тонкости» и «нюансы», однако важны с точки зрения права, в результате чего их (норм) формально-догматическое применение лишает правовое регулирование его важнейших качеств - таких свойств, как справедливость, добросовестность, разумность и некоторых других.

Во-вторых, что касается опасения возможности расширения «судебного произвола» в связи с применением «оценочных» категорий, то в качестве «противовеса» этому должны шире применяться соответствующие правовые средства, которые уже выработала цивилистическая практика и которые, безусловно, должны совершенствоваться и развиваться, обеспечивая современные потребности гражданского оборота и отвечая на вызовы нового времени.

Прежде всего речь идет о разъяснениях и правоположениях, вырабатываемых высшими судебными инстанциями, касающихся применения на практике «оценочных» категорий, в частности добросовестности. Так, в совместном постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»1 (п. 15) высшие судебные инстанции ориентируют нижестоящие суды относительно того, что необходимо учитывать при оценке давностного владения как добросовестного.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»2 (п. 1 и др.) содержатся обстоятельные разъяснения, призванные помочь судам при квалификации действий участников имущественного оборота как добросовестные или недобросовестные, а также при применении правовых последствий, когда соответствующие действия признаны судом недобросовестными.

Более того, в некоторых случаях сам законодатель предпринимает попытки закрепить в законе те или иные характеристики действий как недобросовестных актов участников гражданского оборота, перечисляя некоторые из них прямо в законе (ст. 434 «Переговоры о заключении договора» ГК РФ).

В связи с вышеотмеченным обратим внимание на одно обстоятельство. Вряд ли стоит на законодательном уровне приводить тот или иной перечень (пусть даже и неисчерпывающий) действий как недобросовестных, поскольку это не функция законодателя (а теории и практики), да и к тому же никакой перечень недобросовестных действий не способен охватить все возможные «нюансы» конкретных случаев при квалификации действий (бездействия) субъектов как добросовестные или недобросовестные.

Здесь необходимо широко использовать теоретический потенциал цивилистической науки и иных отраслей знания, а также совершенствовать интерпретационную, обобщающую функцию высших судебных инстанций, роль и значение которых могли бы быть более эффективными, когда бы они уделяли больше внимания не только (а возможно, и не столько) тем или иным конкретным моментам применения оценочных категорий к конкретным ситуациям либо к их определенной группе, а шире использовали в своих разъяснениях и обобщениях судебной практики методологический инструментарий, общие принципиальные подходы, основанные на современных достижениях различных общественных наук.

Помимо вышеприведенных норм принцип добросовестности закреплен также в ряде иных нормативных документов.

Так, при подготовке Федерального закона от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» в статью 307 Гражданского кодекса РФ было внесено дополнение о том, что при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию (п. 3 ст. 307 ГК РФ).

В связи с этим представляется необходимым обратить внимание на следующее.

Во-первых, авторы данного законоположения, видимо, хотели подчеркнуть, что принцип добросовестности должен действовать и в сфере договорных обязательств, хотя данное обстоятельство с очевидностью вытекает из положения статьи 1 Гражданского кодекса РФ, где принцип добросовестности закреплен в качестве одного из основных начал всего гражданского законодательства.

Во-вторых, если при установлении, исполнении обязательства, как это отмечено в статье 307 Гражданского кодекса РФ, принцип добросовестности вполне логично сообразуется с тем, что стороны обязаны поступать, учитывая права и обязанности друг друга, оказывая взаимное содействие и т. д., то после прекращения обязательства, когда например, оно надлежащим образом исполнено обеими сторонами, трудно себе представить, с какими правами и законными интересами данных субъектов (они теперь уже не являются сторонами обязательственного правоотношения) связывается в дальнейшем действие принципа добросовестности.

В последнем случае скорее можно вести речь о принципе добросовестности исключительно как о морально-нравственном феномене, а не правовой категории. Если же допустить, что здесь законодатель имеет в виду использование универсальной модели принципа добросовестности, интерпретируемой в западном понимании, то в таком случае она должна быть надлежащим образом встроена в отечественный цивилистический категориальный аппарат.

Основные начала гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ) тесным образом связаны между собой, а также взаимодействуют с рядом иных норм гражданского законодательства.

Так, начало добросовестности, безусловно, напрямую связано с другой новеллой - основным началом гражданского законодательства о том, что «никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения» (п. 4 ст. 1 ГК РФ), в котором получает свое развитие и обеспечение начало добросовестности.

Указанные основные начала гражданского законодательства «генетически» связаны с таким «началом», также закрепленным в статье 1 Гражданского кодекса РФ, как свобода договора, что содержательно выражено в формуле: граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе.

Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора (абз. 1 п. 2 ст. 1 ГК РФ). На такую взаимную связь основных начал гражданского законодательства вполне справедливо обращено внимание в юридической литературе [6, с. 57; 7].

Основные начала гражданского законодательства в той или иной форме получили отражение в ряде конкретных нормативных установлений в различных статьях Гражданского кодекса РФ. Так, определенные гражданско-правовые последствия законодатель связывает с соответствием или несоответствием поведения субъектов таким началам гражданского законодательства, как разумность и добросовестность (правила, касающиеся переработки или спецификации вещей - ст. 220 ГК; давностного владения - ст. 234 ГК; добросовестного приобретения - ст. 302, 303 ГК; исполнения обязательств - ст. 314 ГК и др.).

Однако следует заметить, что основные начала гражданского законодательства в силу их общеотраслевой цивилистической природы (а многие из них имеют даже и общеправовое и социальное значение) подлежат применению не только в случаях, когда законодатель прямо это предусматривает, но и в любых иных ситуациях, так или иначе связанных с оценкой соответствующей стороны (аспекта) действий субъектов гражданского права.

В порядке краткого резюме по обсуждаемой проблематике можно сделать следующие выводы.

Во-первых, основные начала гражданского законодательства и принципы гражданского права - понятия в значительной мере «пересекающиеся», но не идентичные явления, как это обычно считается в цивилистическом и общетеоретическом правоведении.

Исходное значение для уяснения общих и отличительных моментов указанных явлений имеет соотношение таких юридических конструкций, как «гражданское право» и «гражданское законодательство» (нормы гражданского законодательства), которые различаются не только как «содержание» и «форма», но также и по ряду моментов сущностного характера.

Во-вторых, основные начала гражданского законодательства - важнейшие, ключевые, исходные положения, закрепленные в законе, на которых зиждется все гражданское законодательство, определяющие стратегические линии его дальнейшего развития и совершенствования.

В систему основных начал гражданского законодательства, прежде всего, включаются «начала», прямо закрепленные в статье 1 Гражданского кодекса РФ. Однако, как представляется, сюда должны быть отнесены также и те идеи, и положения, которые хотя и не получили прямого отражения в законе, но вытекают из его существа, смысла и назначения, оказывают определяющее влияние на его развитие.

В-третьих, основные начала гражданского законодательства имеют прямое действие: они подлежат применению не только вместе с соответствующими нормами права, но и в соответствующих ситуациях самостоятельно (отдельно), а в случае пробела в законодательстве - в порядке аналогии права, когда следует руководствоваться исходя из основного смысла и назначения гражданского законодательства, его существа и т. д.

В-четвертых, основные начала гражданского законодательства выступают в качестве исходных критериев при толковании норм гражданского законодательства, их применении в практической деятельности, ориентировании судебной практики на достижение поставленных целей, выработке частноправовой политики государства.

В-пятых, в дальнейшем в связи с реформированием гражданского законодательства, когда на практике и в научном обороте появилось множество принципиально новых цивилистических понятий, категорий и конструкций, объективно возникает необходимость в более широком использовании основных начал гражданского законодательства как важнейших правовых средств, направленных на обеспечение достижения цели гражданско-правового регулирования, повышение его эффективности, реализацию идей гуманизма и справедливости в частноправовой действительности.

В-шестых, основные начала гражданского законодательства имеют важнейшее не только юридическое значение в плане дальнейшего совершенствования гражданского законодательства, повышения его эффективности и т. д., но, безусловно, оказывают значимое влияние на развитие рыночной экономики в соответствии с современными требованиями, гражданского общества, его институтов, а также на повышение благосостояния людей.

В качестве одного из результатов системных преобразований Гражданского кодекса РФ выступает то, что расширен предмет гражданско-правового регулирования (ст. 2 ГК РФ) за счет включения в него такого специфического вида социальных связей, как корпоративные отношения, по поводу юридической природы которых, их содержания, отраслевой принадлежности и т. д. в юридической литературе ранее и в настоящее время ведутся достаточно острые дискуссии.

В связи с этим следует заметить, что как ранее, так и в настоящее время корпоративные отношения регулируются в ряде отдельных законов (закон об акционерных обществах, закон об обществах с ограниченной ответственностью, закон о производственных кооперативах и др.), а также в некоторых иных нормативных правовых актах.

Однако на уровне Гражданского кодекса РФ корпоративные отношения действительно обозначены впервые как один из элементов предмета гражданско-правового регулирования.

Отмеченную новеллу в Гражданском кодексе РФ в целом можно оценить, как положительную, поскольку таким образом, надо полагать, было положено начало формированию общих (исходных) положений правового института корпоративных отношений на уровне такого основополагающего законодательного акта в системе гражданского законодательства, как Гражданский кодекс РФ.

Вместе с тем обращает на себя внимание, как представляется, недостаточно корректная формулировка, касающаяся сущности корпоративных отношений. В соответствии с положением, закрепленным в абзаце 1 пункта 1 статьи 2 Гражданского кодекса РФ, названные социальные связи характеризуются как отношения, связанные с участием в корпоративных организациях или с управлением ими (корпоративные отношения).

Таким образом, из вышеприведенного положения, где законодатель использует разделительный союз «или», объективно следует то, что в качестве корпоративных выступают отношения, связанные с участием в корпоративных организациях, или это могут быть отношения, которые связаны только с управлением ими.

С первой частью этого положения, где феномен корпоративных отношений характеризуется через такой признак, как «участие в корпоративных отношениях», безусловно, следует согласиться, ибо корпоративные отношения, конечно, основаны на участии лиц в корпоративных организациях: если лицо не является участником корпоративного образования, то оно не может быть и субъектом корпоративных отношений, складывающихся в рамках данной корпорации.

Что же касается второй части анализируемого положения, где допускается возможность конструирования корпоративных отношений только на основе такого признака, как связь лица с управлением корпорацией, то такую позицию вряд ли можно оценить, как правильную.

Так, если лицо привлечено в корпорацию исключительно в качестве «управленца», когда оно не является учредителем (участником) корпорации - акционером, участником общества с ограниченной ответственностью и др., то такое лицо осуществляет управленческую деятельность исключительно на основе трудового контракта и, следовательно, именно в силу этого не может быть субъектом корпоративных отношений, складывающихся в рамках данной корпорации, например связанных с получением дивидендов, голосовать на общем собрании учредителей (участников) корпорации и т. д.

Участие в качестве члена корпорации есть тот исходный, необходимый юридический факт, который создает затем юридическую возможность этому лицу как участнику корпорации участвовать в управлении ее делами.

Поэтому в статье 2 Гражданского кодекса РФ в формуле, характеризующей корпоративные отношения, правильным было бы вместо разделительного союза «или» употребить соединительный союз «и».

Говоря о расширении предмета гражданско-правового регулирования, полагаем необходимым обратить внимание и на то, что гражданским законодательством в ряде случаев регулируются так называемые организационные отношения.

Так, в рамках реформирования гражданского законодательства в Гражданском кодекса РФ появилась новая статья 434.1 «Переговоры о заключении договора», где регулируются отношения сторон, касающиеся порядка заключения договора, т. е. не сами непосредственно договорные отношения, а лишь упорядочиваются связи, предшествующие заключению договора и способствующие, организующие его возникновение, - организационные отношения.

Справедливости ради, надо заметить, что еще в середине 60-х годов советского периода профессор О. А. Красавчиков предложил концептуальное обоснование организационных отношений как элемента предмета гражданского права.

Однако эта идея вызвала со стороны научного сообщества настороженное, а в ряде случаев критическое отношение, и до сих пор не нашла отражения в общих положениях Гражданского кодекса РФ. Поэтому было бы целесообразно включить в содержание статьи 2 Гражданского кодекса РФ нормативное установление, где содержалось бы указание и на организационные отношения как один из элементов предмета гражданско-правового регулирования.

В юридической литературе исследователями были высказаны и соображения, направленные на расширение предмета гражданского права, в рамках которых предлагалось это сделать за счет включения в него процедурных отношений, возникающих при принятии наследства.

Небезынтересен в этом контексте и некоторый ретроспективный экскурс в историю развития мысли о предмете цивилистического правоведения, когда в дореволюционный период профессор К. Д. Кавелин, пытаясь осмыслить, «что есть гражданское право и где его пределы», пришел к выводу о том, что к предмету гражданского права должны относиться вообще все имущественные, в том числе налоговые, отношения.

В связи с этим представляется необходимым обратить внимание, по меньшей мере, на два обстоятельства.

Во-первых, все отраслевые предметы правового регулирования в той или иной степени подвержены влиянию различных факторов: исторического, социально-культурного, экономического, политического и иного характера, и с этих позиций отраслевые предметы правового регулирования, безусловно, постоянно находятся в состоянии развития, дополнения, уточнения и т. д. их границ (пределов), что достаточно убедительно демонстрируют ряд новелл, вносимых в содержание Гражданского кодекса РФ.

Во-вторых, говоря об изменениях предмета гражданско-правового регулирования, не следует упускать из внимания такой важный эпистемологический феномен, как предельные основания познания того или иного явления. В нашем случае в качестве предельных гносеологических оснований познания предмета гражданского права (а, следовательно, его изменений, дополнений и т. д.) выступают такие ключевые моменты (характеристики), которые обеспечивают самоидентичность гражданского права как важнейшей отрасли российского права, ее особенности, отличия от иных отраслей права.

При выяснении гносеологических оснований познания предмета гражданско-правового регулирования, безусловно, необходимо учитывать то, что гражданское право - это, в сущности, частное право, в основе которого лежат такие феномены, как частная собственность и связанные с ней имущественные (экономические) отношения; равенство, автономия субъектов; свобода договора; недопустимость, по общему правилу, публичного вмешательства в частные дела и др.

С этих позиций вызывает недоумение положение, закрепленное в статье 50 «Коммерческие и некоммерческие организации» Гражданского кодекса РФ. Согласно правилу, закрепленном в пункте 6 названной статьи к отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности, а также к другим отношениям с их участием, не относящимся к предмету гражданского законодательства (ст. 2 ГК РФ), правила Гражданского кодекса РФ не применяются, если законом или уставом некоммерческой организации не предусмотрено иное.

Прежде всего, то, что к отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности - а это может быть политическая, организационная, профсоюзная, благотворительная и иная общественная деятельность - не применяются правила Гражданского кодекса РФ, вряд ли у кого-нибудь вызовет сомнение в силу очевидности для специалиста в области правоведения этого положения, и поэтому провозглашать об этом, да еще на уровне Гражданского кодекса РФ, нет никакой необходимости.

То же самое можно сказать и применительно к указанию законодателя в названной статье относительно того, что к другим отношениям с участием некоммерческих организаций, не относящимся к предмету гражданского законодательства (ст. 2 ГК РФ), правила Гражданского кодекса РФ не применяются. Однако, мало того, законодатель не ограничился воспроизведением в законе столь очевидных положений и в содержание вышеназванной статьи включил оговорку о том, что, оказывается, не только законом, но и уставом некоммерческой организации может быть предусмотрено «иное», что можно понимать таким образом, что нормы Гражданского кодекса РФ могут применяться к соответствующим отношениям с участием некоммерческой организации, не относящимся к предмету гражданского законодательства.

Последнее, как представляется, можно расценить не иначе, как законодательный «пассаж».

В процессе современного реформирования гражданского законодательства РФ достаточно отчетливо проявляются две важнейших системных тенденции - интеграция и дифференциация норм гражданского права, определяющих его качественное состояние, эффективность развития гражданско-правового регулирования общественных отношений.

Практически каждая из стран испытывает в той или иной мере потребности в интеграции в области экономики, финансов, права, культуры, образования и в иных сферах человеческой жизнедеятельности.

В системе этого общего интеграционного направления выделяются государства, которые «тяготеют» друг к другу в силу своего примерно близкого уровня экономического развития, географического расположения, национальных, культурных, исторических и иных особенностей, на базе чего формируются различные региональные и субрегиональные межгосударственные интеграционные объединения.

Актуальность указанной проблематики обусловлена не только тем, что в общетеоретическом правоведении имеется лишь одно специальное монографическое исследование, при этом относящееся к концу 80-х годов советского периода, посвященное конкретизации юридических норм.

Что же касается цивилистики, то здесь, к сожалению, практически отсутствуют сколько-нибудь глубокие исследования, специально посвященные изучению проблем, связанных с интеграцией и дифференциацией норм гражданского законодательства.

Такое невнимание к указанной проблематике можно объяснить различными обстоятельствами, наиболее «весомым» из которых, видимо, является то, что она носит слишком теоретический характер и далека от основного направления - цивилистической догматики, которой традиционно посвящается едва ли не основная масса работ.

А между тем в отраслевом законодательстве - особенно это касается усиленно реформируемого в настоящее время гражданского законодательства - наблюдается такая практика, когда в нормы права, порою недостаточно обдуманно, вносятся, иногда неоднократно, многочисленные дополнения, изменения, уточнения и т. д., изложенные в ряде случаев казуистическим способом и канцелярско-бюрократическим языком, в результате чего правовое регулирование нередко приобретает достаточно сложный, «запутанный» и трудно воспринимаемый характер, что вызывает немалые трудности как в теории, так и на практике, значительно снижает определенность и эффективность правового регулирования.

В связи с этим с теоретико-методологических позиций особую актуальность приобретают проблемы, связанные с необходимостью исследования онтологических, гносеологических (эпистемологических), формально-логических, политико-правовых оснований внесения в гражданское законодательство подобного рода дополнений, изменений, уточнений и т. д., а также с выработкой на этой основе необходимых критериев (требований), которым должна отвечать такая правоконкретизирующая деятельность.

Одна из вышеназванных тенденций связана с интеграцией норм гражданского законодательства, в результате чего могут наступать последствия, касающиеся как структурных изменений в системе гражданского права (институтов, субинститутов и т. д.), так и преобразований на уровне соответствующих правовых норм - формирование общих (абстрактных) норм, общих нормативных положений.

Методологической основой для правильного понимания феномена общих (абстрактных) норм служит исходное философское положение, в соответствии с которым общее существует реально «в отдельных предметах, процессах, событиях (в отдельном) в виде повторяющихся сходных черт, сторон, свойств».

Объективно общее, будучи отраженным в содержании нормы права, обусловливает ее общий (абстрактный) характер. Норма права является общей потому, что отражает в себе сущностные признаки (черты), свойственные определенному типу (группе) регулируемых общественных отношений, т. е. общие, характерные для них моменты.

В этом контексте заслуживает внимания положение о том, что идеальные нормативные системы «выступают как субъективное, идеальное отражение реально существующей нормативности социальных связей и отношений».

Объективно общее, закрепленное в норме права, придает ей свойства не только «общности», но и «абстрактности».

Абстрактный характер юридической нормы заключается в том, что, воплощая в своем содержании сущностные (важнейшие) моменты, характерные для соответствующего типа (группы) общественных отношений, она не отражает (и объективно не может отражать) индивидуальные, специфические и несущественные свойства и особенности, присущие конкретным жизненным ситуациям, - отвлечена от них.

Таким образом, юридическая норма носит общий (абстрактный) характер в силу того, что ее содержание воплощает в себе все те сущностные (общие) моменты (признаки, черты), которые присущи определенному типу (группе) регулируемых общественных отношений; именно поэтому она применима, по общему правилу, к любому из конкретных отношений, охватываемых данным типом (группой), за исключением случаев, прямо предусмотренных законом либо вытекающих из особенностей (специфики) данного конкретного отношения.

В связи с этим необходимо обратить внимание на один принципиально важный методологический момент.

В общетеоретической, да и отраслевой, юридической литературе и на практике сформировалось положение, приобретшее уже давно аксиоматический характер, касающееся соотношения общей и специальной (конкретной) нормы права, в частности о том, что в случае коллизии таких норм предпочтение отдается последней.

А между тем такая мыслительная конструкция нуждается в серьезной корректировке, поскольку совершенно не учитывает закономерности соотношения «общего», «особенного» и «отдельного». Как известно, в «общем» всегда содержатся принципиальные, сущностные моменты (признаки, черты), которые сохраняются также и в «особенном», и в «отдельном».

Следовательно, по этим принципиальным (сущностным) моментам (признакам, чертам) «особенное», как и «отдельное» не могут и не должны противоречить «общему», ибо в противном случае соответствующие явления утрачивают (перестают) характер связи и отношения - «общего», «особенного», «отдельного».

Так, в общих нормах могут устанавливаться общие рамки (границы) их действия, цели, задачи нормативного регулирования и иные принципиально важные моменты, которые не могут и не должны игнорироваться в содержании конкретных (специальных) норм.

«Особенное» и «отдельное» может иметь «примат» над «общим» лишь только в случаях, когда речь идет о каких-то специфических, индивидуальных и прочих свойствах (признаках, чертах, характеристиках), которые, безусловно, отсутствуют в содержании «общего».

К тому же нужно иметь в виду и то, что общие нормы имеют не только различные структурные уровни функционирования (отраслевой, подотраслевой, институциональный и др.), но и разный по своей сущности и целевому назначению характер.

Так, например, важнейшее значение для всего гражданского законодательства, его правильного понимания и правоприменения имеют такие общие нормативные установления, как основные начала гражданского законодательства (ст. 1 ГК РФ), положениям которых, в принципиальном плане, не могут и не должны противоречить конкретные (специальные) нормы, ибо последние в таком случае должны признаваться недействительными как противоречащие общим принципам (началам) гражданского права, за исключением случаев особо (специально) оговоренных в законе. Это обстоятельство, к сожалению, не всегда учитывается в теории и на практике.

В гражданском праве единство предмета и метода правового регулирования обусловливает формирование достаточно обширной правовой общности, получившей отражение в общих положениях Гражданского кодекса РФ, которые выражают сущностные особенности гражданского права, его принципиальные отличительные черты от иных отраслевых нормативных образований.

В этом контексте полезным было бы закрепить в общих положениях Гражданского кодекса РФ цели и задачи гражданско-правового регулирования общественных отношений, а главное - роль и место категории личности в цивилистической правовой системе, как это сделано в ряде гражданских кодексов зарубежных стран.

Наличие общих признаков (черт), характерных для составляющих основную массу в предмете гражданского права имущественных отношений (волевые, товарно-денежный (стоимостной) характер, формально-юридическое равенство участников, их имущественно-распорядительная самостоятельность и др.), - обусловило необходимость закрепления их в качестве общих признаков (черт) в содержании нормы, установленной в абзаце 1 пункта 1 статьи 2 Гражданского кодекса РФ, сущность которой заключается в том, что гражданское законодательство регулирует имущественные, а также личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников.

Вместе с тем следует учитывать, что степень общности (абстрактности) содержания норм гражданского законодательства различается, как уже выше отмечалось, также от их уровня и места в общей иерархической структуре гражданского права, т. е. зависит от широты отдельной области регулируемых гражданских отношений. Кроме того, в ряде случаев указанный уровень правовой общности зависит от того, насколько поддаются формализованному описанию (выражению) выявленные признаки (черты, свойства) соответствующих общественных отношений.

Указанные социальные зависимости не только обусловливают уровень общности (абстрактности) гражданско-правовых норм, но и оказывают влияние на степень определенности их содержания. При этом необходимо учитывать формально-логическую закономерность, которая выражается в том, что взаимосвязь объема и содержания понятия носит обратно пропорциональный характер: чем больше объем понятия, тем меньше его содержание и наоборот.

Применительно к исследуемой проблематике это означает, что чем более широкий круг отношений охватывает гражданско-правовая норма, тем более обобщенным и «отвлеченным» будет объем ее регулирования и, как следствие, менее «содержательной» становится ее характеристика. Поэтому связь такой «обобщенной» нормы с реальной действительностью является, как правило, сложной, опосредованной действием ряда других, индивидуализирующих, норм права.

Следовательно, для обеспечения правильного и эффективного применения наиболее общих (абстрактных) норм гражданского законодательства необходимо выявить их связи с иными нормативными установлениями конкретизирующего характера, в системной совокупности с которыми они подлежат реализации. Так, в статье 157 Гражданского кодекса РФ закреплены общие положения о сделках, совершенных под условием, когда стороны поставили возникновение гражданских прав и обязанностей (отлагательное условие) или, напротив, их прекращение (отменительное условие) в зависимость от обстоятельств, относительно которых неизвестно, наступят они или нет.

Однако наряду с этим в Гражданский кодекс РФ включена новая статья (327 ГК РФ), предусматривающая, что исполнение обязанностей, а равно и осуществление, изменение и прекращение определенных прав по договорному обязательству может быть обусловлено совершением или несовершением одной из сторон обязательства определенных действий либо наступлением иных обстоятельств, предусмотренных договором, в т. ч. полностью зависящих от воли одной из сторон, - так называемое обусловленное исполнение (потестативные сделки).

При введении в содержание Гражданского кодекса РФ статьи 327, очевидно, имелось в виду, что договоры, включающие в себя обстоятельства, обусловливающие его исполнение, вообще не должны подпадать под требования общих положений статьи 157 Гражданского кодекса РФ, поскольку они урегулированы специальными правилами статьи 327 Гражданского кодекса РФ. Это вытекает из положения пункта 2 статьи 420 Гражданского кодекса РФ, устанавливающего, что к договорам применяются правила о двусторонних и многосторонних сделках, предусмотренные главой 9 Кодекса, если иное не установлено Гражданским кодексом.

Однако Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении № 25, конкретизируя положение пункта 3 статьи 157 Гражданского кодекса РФ, дал разъяснение, согласно которому по смыслу указанного пункта не запрещено заключение сделки под отменительным или отлагательным условием, наступление которого зависит в том числе и от поведения сторон сделки (например, заключение договора поставки под отлагательным условием о предоставлении банковской гарантии, обеспечивающей исполнение обязательств покупателя по оплате товара; заключение договора аренды вновь построенного здания под отлагательным условием о регистрации на него права собственности арендодателя) (п. 52).

Представляется, что подобную интерпретацию потестативных условий сделки вряд ли можно признать корректной без обращения к правилам статьи 327 Гражданского кодекса РФ, не допускающим применение к договорам, предусматривающим обусловленное исполнение, положений статьи 157 Гражданского кодекса РФ, ибо в таком случае вышеуказанная позиция высшей судебной инстанции не согласуется с требованиями пунктов 1 и 2 статьи 157 Гражданского кодекса РФ, в соответствии с которыми в качестве как отлагательных, так и от-менительных условий сделки могут выступать лишь такие обстоятельства, относительно которых заранее неизвестно, наступят они или нет.

Очевидно, что адекватная интерпретация отлагательных и отменительных условий сделки (ст. 157 ГК РФ) может быть дана только при обращении к правилам статьи 327 Гражданского кодекса РФ, что на практике исключало бы возможность признания сделок (договоров, предусматривающих обусловленное исполнение) недействительными как противоречащими требованиям статьи 157 (п.1 и 2) Гражданского кодекса РФ.

В обсуждаемом контексте необходимо обратить внимание еще на один важный момент. С введением в содержание Гражданского кодекса РФ статьи 327, открывающей возможность свободного использования в содержании договора потестативных условий, в т. ч. и таких, которые полностью (абсолютно) зависят от воли стороны, законодатель сугубо формально разрешил противоречие между положениями статей 157 и 327 Гражданского кодекса РФ, однако в то же время оставил в прежней редакции содержание статьи 157 Гражданского кодекса РФ, положения которой абсолютно противоположным образом регламентируют отлагательные и отменительные условия (обусловленное исполнение) сделки, что с методологических позиций, да и по соображениям практического характера вряд ли можно признать обоснованным.

Очевидно, содержание статьи 157 Гражданского кодекса РФ нуждается в изменении; необходимо уточнить позицию законодателя, в частности, по поводу того, допускает ли он, в принципиальном плане, возможность использования потестативных условий в содержании сделки (договора), и если да, то каких именно -«чисто» (абсолютно) потестативных, когда в качестве отлагательного или отменительного условия сделки могут выступать обстоятельства, в т. ч. полностью либо преимущественно зависящие от воли одной из сторон сделки, либо законодатель признает легитимными только такие потестативные условия, которые ограничены определенными рамками (пределами), что должно быть четко обозначено в содержании статьи 157 Гражданского кодекса РФ.

В качестве другой - противоположной «интегративной» - выступает тенденция дифференциации (конкретизации, «детализации») норм гражданского законодательства, в результате чего появилось достаточно большое количество норм, выполняющих различные специфические функции в системе гражданско-правового регулирования общественных отношений.

Дифференциация норм гражданского законодательства обусловлена различными факторами, в т. ч. внешнего и внутреннего характера. Среди внешних факторов важнейшую роль (основы) играет то, что в цивилистической реальности постоянно формируются и появляются те или иные новые общественные отношения, подвергаются различным изменениям (модификациям) существующие социально-экономические связи и т. д., что, безусловно, требует их опосредствования в правовой форме в виде соответствующих конкретизирующих («детализирующих» и др.) норм, отражающих общественные отношения в их «особенности» и «единичности». К внешним факторам также относится проводимая российским государством правовая политика в определенный период времени, поставленные в соответствии с этим цели и задачи совершенствования и дальнейшего развития законодательства и т. д.

Что касается факторов внутреннего характера, влияющих на процесс дифференциации норм гражданского законодательства, то среди них можно указать на закономерности, отражающие процессы развития, происходящие «внутри» самого гражданского права, в т. ч. совершенствование юридической техники и т. д., что подвергается осмыслению юридической наукой в виде соответствующих понятий, категорий, юридических конструкций, получающих закрепление в нормах гражданского законодательства. Формирование и качественное состояние общих и конкретизирующих (специфических) норм в законодательстве - безусловный показатель уровня развития юридической науки и практики, правовой культуры, а также юридической техники.

Основное назначение правоконкретизи-рующей деятельности заключается в том, что, по мнению известного теоретика права П. Е. Недбайло, она может рассматриваться в качестве определенной «ступени претворения общих норм в жизнь».

Однако применительно к гражданско-правовой сфере указание на такую служебную роль конкретных норм по отношению к нормативным положениям общего характера представляется неточным. В связи с этим следует обратить внимание на два момента

Во-первых, в гражданском законодательстве конкретные (специальные) нормы имеют гораздо большее значение, чем роль «ступени» в реализации общих норм в жизнь.

Так, достаточно широкий круг общих норм обязательственного, договорного права, общих положений о сделках, по общему правилу, подлежат применению в субсидиарном порядке, если они не противоречат специальным (конкретным) предписаниям, регулирующим непосредственно те или иные конкретные общественные отношения, их отдельные аспекты (стороны), признаки (черты). Это, например, касается таких гражданских отношений, как поставка, аренда, перевозка, оказание услуг, расчетные и кредитные правовые связи и др. Поэтому в гражданско-правовой сфере конкретные нормативные предписания, можно сказать, выполняют свою, относительно самостоятельную, специфическую регулятивную функцию.

Во-вторых, важно иметь в виду, что в цивилистической сфере важнейшим средством конкретизации общих нормативных установлений выступает гражданско-правовой договор, в рамках которого стороны могут уточнить («детализировать») положение диспозитивной нормы в соответствии с особенностями (спецификой) их взаимоотношений.

Более того, стороны могут в договоре конкретизировать в ряде случаев положения соответствующих нормативных установлений, сформулированных формально-юридически как императивные правила.

Как следует из постановления Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах», далеко не всякую норму права можно рассматривать как императивную лишь по сугубо формальному признаку - отсутствию в ней указания на возможность иного регулирования тех или иных прав и обязанностей по соглашению сторон1.

Необходимо также обратить внимание и на то, что в последнее время в связи с достаточно широким реформированием гражданского законодательства роль и значение правоконкретизирующей деятельности и конкретных (специальных) норм заметно повышается.

Масштабная реализация в современный период в российской экономике многочисленных национальных проектов, необходимость правового обеспечения технологической независимости России, возрастающий динамизм общественных отношений и т. д., безусловно, требуют повышения уровня развития гражданского законодательства, усиления роли и значения, а также эффективности не только нормативных обобщений (общих норм), но и особенно конкретных (специальных) норм в регулировании гражданских отношений.

Убедительным доказательством этого обстоятельства является то, что за сравнительно короткий промежуток времени было принято более десятка законодательных актов, посредством которых в Гражданский кодекс РФ были внесены многочисленные дополнения, существенные изменения, различного рода уточнения и т. д., касающиеся правового регулирования различных гражданских отношений, их отдельных аспектов (сторон), элементов.

С теоретико-методологических, а также и практических позиций представляется крайне важным сформулировать ряд соответствующих критериев (требований), которые должны учитываться при осуществлении правоконкретизирующей деятельности в сфере реформирования гражданского законодательства.

К наиболее важным из таких критериев можно отнести следующие.

1. Онтологическое обоснование предполагаемых дополнений, изменений (уточнений) и т. д. норм гражданского законодательства, поскольку они должны быть обусловлены реальным состоянием и тенденциями развития регулируемых общественных отношений, потребностями правоприменительной практики и другими социальными обстоятельствами.

Так, в процессе реформирования гражданского законодательства в положение пункта 2 статьи 420 Гражданского кодекса РФ, предусматривающее, что к договорам применяются правила о двусторонних и многосторонних сделках, предусмотренные главой 9 данного Кодекса, было внесено дополнение: «если иное не установлено настоящим кодексом».

Данное дополнение, безусловно, актуально, имея в виду то, что законоположения об основаниях и последствиях недействительности сделок до сравнительно недавнего времени подлежали непосредственному применению ко всякому договору в сфере гражданского права, что не способствовало обеспечению надлежащей стабильности договора, защиты прав и законных интересов добросовестных участников гражданского оборота.

В этих целях и был предусмотрен ряд дополнений, ограничивающих возможность прямого применения к договору правил о недействительности сделок.

В частности, в общие положения Гражданского кодекса о договоре включена статья 431, согласно которой положения Гражданского кодекса РФ о недействительности сделок (§ 2 гл. 9) подлежат применению к договору только в том случае, если иное не установлено правилами об отдельных видах договоров и данной (новой) статьей.

Вместе с тем в содержание статьи 431 Гражданского кодекса РФ было бы целесообразно ввести и некоторые другие ограничения, в частности: по субъектам, имеющим право оспорить договор по правилам о недействительности сделок; по кругу лиц, которые могут заявить требование о признании договора ничтожным и о применении последствий ничтожности договора, а применение последствий ничтожности договора по инициативе суда вовсе исключить, на что в свое время справедливо было обращено внимание в Концепции развития гражданского законодательства, а впоследствии и в монографии В. В. Витрянского.

2. Критерий законности конкретизации норм гражданского законодательства. Всякая правоконкретизирующая деятельность, в т. ч. в сфере гражданского законодательства, должна основываться на положениях закона, а также не нарушать права и законные интересы граждан, иных субъектов как участников различных правоотношений.

При осуществлении деятельности, связанной с внесением дополнений, изменений и т. д. норм гражданского законодательства, необходимо соблюдать исходные требования, изложенные в пункте 2 статьи 3 Гражданского кодекса РФ, в соответствии с которым внесение изменений в Гражданский кодекс РФ, а также приостановление действия или признание утратившими силу его положений могут осуществляться только посредством отдельных законов.

Причем указанные положения не могут включаться в тексты законов, изменяющих, приостанавливающих и т. д. другие законы или содержащих самостоятельный предмет правового регулирования.

Кроме того, необходимо также учитывать ограничения, установленные в Гражданском кодексе РФ, касающиеся особенностей применения общих положений об обязательствах, общих положений о сделках к конкретным видам обязательственных отношений.

Следует также иметь в виду: несмотря на то что российское гражданское законодательство относится к федеральной компетенции (ст. 3 ГК РФ), субъекты Российской Федерации могут в своих законах конкретизировать с учетом региональных особенностей соответствующие положения гражданского законодательства РФ, безусловно, не изменяя их существа, целевой направленности, при этом не допуская создания новых норм гражданского законодательства.

В практическом плане очень важно обеспечивать надлежащий мониторинг и контроль за соблюдением указанных и иных требований законодательства, касающихся порядка и условий внесения дополнений, изменений и т. д. норм гражданского права.

3. При осуществлении правоконкретизирующей деятельности, в т. ч. в сфере гражданского законодательства, не должно нарушаться такое важное требование, как необходимость обеспечения определенности права, что, к сожалению, далеко не всегда соблюдается на практике.

Так, например, в процессе реформирования гражданского законодательства статья 307 Гражданского кодекса РФ была дополнена положением, конкретизирующим понятие обязательства: при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию (п. 3 ст. 307 ГК РФ).

Общая цель, преследуемая в данном случае законодателем, в целом ясна - подчеркнуть, что такое начало гражданского законодательства, как добросовестность (ст. 1 ГК РФ), распространяется и на сферу обязательственно-правовых отношений, хотя это обстоятельство вряд ли у кого-нибудь могло вызывать сомнения.

Однако достижение указанной цели юридически выражено таким способом, который порождает не что иное, как правовую неопределенность.

В самом деле, как можно понимать ту часть вышеприведенного законоположения, когда стороны обязаны учитывать права и законные интересы друг друга, взаимно оказывать необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставлять друг другу необходимую информацию?

Причем примечательно, что стороны должны взаимно совершать указанные действия уже после того момента, когда обязательственное правоотношение между ними уже прекратилось, а следовательно, прекратились и взаимные права и обязанности в связи с прекращением договора его надлежащим исполнением.

В связи с этим дополнительно возникает ряд вопросов: должны ли стороны в подобных ситуациях заключать новый договор или соответствующие действия должны совершаться без договора («просто так»), по гуманным соображениям, исходя из принципа добросовестности и т. д., на которые определенно ответить весьма затруднительно. Это обстоятельство вряд ли способно внести правовую определенность в судебную практику, скорее наоборот.

4. При осуществлении конкретизации норм гражданского законодательства необходимо учитывать в целом «логику» общей (исходной) нормы права, задающей, образно говоря, архитектонику правового регулирования, что не всегда имеет место в нормотворческой практике. Например, в процессе редактирования содержания статьи 50 Гражданского кодекса РФ появилось еще одно нормативное установление: «К отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности, а также к другим отношениям с их участием, не относящимся к предмету гражданского законодательства (ст. 2), правила настоящего Кодекса не применяются, если законом или уставом некоммерческой организации не предусмотрено иное» (п. 6). Данная норма вызывает искреннее недоумение.

Во-первых, нет никакой необходимости указывать, да при этом на законодательном уровне, что к отношениям по осуществлению некоммерческими организациями своей основной деятельности (а это, как правило, общественная, политическая и т. п. деятельность), а также к другим отношениям с их участием, которые не относятся к предмету гражданского законодательства (ст. 2 ГК РФ), правила Гражданского кодекса РФ не применяются. Для специалиста это очевидно.

Во-вторых, трудно себе представить «логику» законодателя, когда законом или уставом некоммерческой организации предусматривались бы положения, в соответствии с которыми отношения в связи с участием некоммерческих организаций, не относящиеся к предмету гражданского права, могли бы регулироваться правилами Гражданского кодекса РФ.

В-третьих, в качестве исходной (общей) нормы, которую необходимо учитывать, здесь выступает положение о том, что некоммерческие организации как субъекты гражданского права, прежде всего, вступают в неимущественные отношения гражданско-правового характера, а также могут осуществлять деятельность, приносящую доход, лишь постольку, поскольку она соответствует уставной цели их деятельности, ради которой они созданы, и при условии закрепления в их уставах возможности осуществления такой деятельности.

5. В качестве предельного основания конкретизации (возможного дальнейшего «дробления», «детализации») общей нормы гражданского законодательства выступает такая логическая конструкция (операция), когда конкретизирующая норма права в своем содержании исчерпывающе полно отражает одновременно как общие, так и особенные и индивидуальные признаки (черты, свойства, характеристики) регулируемого гражданского отношения.

В законотворческой деятельности нередко игнорируется это требование. Так, в соответствии с положениями пункта 1 статьи 212 Гражданского кодекса РФ, в Российской Федерации признаются частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности (выделено нами. - В. Б., М. С.). Что касается указанных трех форм собственности, то здесь с этим каких-либо особых проблем не возникает.

А вот в отношении «иных» форм собственности возникает вопрос: какие имеются в виду («иные») формы собственности?

Как представляется, в вышеприведенном пункте 1 статьи 212 Гражданского кодекса РФ закреплена норма, в которой предельно полно (предельное основание) указаны три формы собственности, и каких-либо иных форм собственности в юридическом смысле просто не существует. То обстоятельство, что экономисты нередко к «иным» формам собственности относят такие конструкции, как «совместная», «смешанная» и т. п. формы, которые именно как формы собственности действующим законодательством не признаны, можно объяснить лишь непониманием различий юридического и экономического подходов к рассмотрению данного явления.

Во-первых, интеграция и дифференциация норм гражданского законодательства - это объективные процессы, которые в настоящее время обусловлены существенным усложнением и формированием ряда новых конкретных общественных отношений, необходимостью их дальнейшего развития, а также закономерностями внутреннего эволюционирования самой нормативной системы гражданского законодательства.

Во-вторых, учитывая большой объем правоконкретизирующей деятельности в связи с широкомасштабным реформированием гражданского законодательства, что очень часто приводит к разного рода нормативным коллизиям, несогласованностям и т. п. в законодательстве, необходимо обеспечить тщательный мониторинг и контроль в отношении указанной деятельности с целью исследования ее обоснованности с онтологических, гносеологических, формально-логических позиций, а также действительных потребностей правоприменительной практики, повышения ее эффективности.

В-третьих, при осуществлении конкретизации норм гражданского законодательства принципиально важно обеспечивать ее соответствие ряду критериев, в т. ч. требованиям законности, недопустимости нарушения прав и справедливых интересов добросовестных субъектов гражданских правоотношений, оптимизации принципа системности действия норм, их правовой определенности, эффективности гражданско-правового регулирования общественных отношений, оптимального сочетания частных и публичных интересов.