Набоков_Владимир._Стихи_-_royallib.ru[1]. Погиб и кормщик и пловец! Лишь я, таинственный певец
 Скачать 1.08 Mb.
|
Детство1 При звуках, некогда подслушанных минувшим, любовью молодой и счастьем обманувшим, пред выцветшей давно, знакомою строкой, с улыбкой начатой, дочитанной с тоской, порой мы говорим: ужель все это было? и удивляемся, что сердце позабыло; какая чудная нам жизнь была дана… 2 Однажды, грусти полн, стоял я у окна: братишка мой в саду. Бог весть во что играя, клал камни на карниз. Вдруг, странно замирая, подумал я: ужель и я таким же был? И в этот миг все то, что позже я любил, все, что изведал я — обиды и успехи — все затуманилось при тихом, светлом смехе восставших предо мной младенческих годов. 3 И вот мне хочется в размер простых стихов то время заключить, когда мне было восемь, да, только восемь лет. Мы ничего не просим, не знаем в эти дни, но многое душой уж можем угадать. Я помню дом большой, я помню лестницу, и мраморной Венеры меж окон статую, и в детской полусерый и полузолотой непостоянный свет. 4 Вставал я нехотя. (Как будущий поэт, предпочитал я сон действительности ясной. Конечно, не всегда: как торопил я страстно медлительную ночь пред светлым Рождеством!) Потом до десяти, склонившись над столом, писал я чепуху на языке Шекспира, а после шел гулять… 5 Отдал бы я полмира, чтоб снова увидать мир яркий, молодой, который видел я, когда ходил зимой вдоль скованной Невы великолепным утром! Снег, отливающий лазурью, перламутром, туманом розовым подернутый гранит, — как в ранние лета все нежит, все пленит! 6 Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный… Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной! А горка изо льда меж липок городских, смех девочек-подруг, стук санок удалых, рябые воробьи, чугунная ограда? О сказка милая, о чистая отрада! 7 Увы! Все, все теперь мне кажется другим: собор не так высок, и в сквере перед ним давно деревьев нет, и уж шаров воздушных, румяных, голубых, всем ветеркам послушных, на серой площади никто не продает… Да что и говорить! Мой город уж не тот… 8 Зато остались мне тех дней воспоминанья: я вижу, вижу вновь, как, возвратясь с гулянья, позавтракав, ложусь в кроватку на часок. В мечтаньях проходил назначенный мне срок… Садилась рядом мать и мягко целовала и пароходики в альбом мне рисовала… Полезней всех наук был этот миг тиши! 9 Я разноцветные любил карандаши, пахучих сургучей густые капли, краски, бразильских бабочек и английские сказки. Я чутко им внимал. Я был героем их: как грозный рыцарь, смел, как грустный рыцарь, тих, коленопреклонен пред смутной, пред любимой… О, как влекли меня Ричард непобедимый, свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот! 10 Картинку помню я: по озеру плывет широкий, низкий челн; на нем простерта дева, на траурном шелку, средь белых роз, а слева от мертвой, на корме, таинственный старик седою головой в раздумий поник, и праздное весло скользит по влаге сонной, меж лилий водяных… 11 Глядел я, как влюбленный, мечтательной тоски, видений странных полн, на бледность этих плеч, на этот черный челн, и ныне, как тогда, вопрос меня печалит: к каким он берегам неведомым причалит, и дева нежная проснется ли когда? 12 Назад, скорей назад, счастливые года! Ведь я не выполнил заветов ваших тайных. Ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных, прожитых без борьбы, забытых без труда. Иль нет, ошибся я, далекие года! Одно в душе моей осталось неизменным, и это — преданность виденьям несравненным, молитва ясная пред чистой красотой. Я ей не изменил, и ныне пред собой я дверь минувшего без страха открываю и без раскаянья былое призываю! 13 Та жизнь была тиха, как ангела любовь. День мирно протекал. Я вспоминаю вновь безоблачных небес широкое блистанье, в коляске медленной обычное катанье и в предзакатный час — бисквиты с молоком. Когда же сумерки сгущались за окном, и шторы синие, скрывая мрак зеркальный, спускались, шелестя, и свет полупечальный, полуотрадный ламп даль комнат озарял, безмолвно, сам с собой, я на полу играл, в невинных вымыслах, с беспечностью священной, я жизни подражал по-детски вдохновенно: из толстых словарей мосты сооружал, и поезд заводной уверенно бежал по рельсам жестяным… 14 Потом — обед вечерний. Ночь приближается, и сердце суеверней. Уж постлана постель, потушены огни. Я слышу над собой: Господь тебя храни… Кругом чернеет тьма, и только щель дверная полоской узкою сверкает, золотая. Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав, вникаю в радугу обещанных забав… Как сладостно тепло! И вот я позабылся… 15 И странно: мнится мне, что сон мой долго длился, что я проснулся — лишь теперь, и что во сне, во сне младенческом приснилась юность мне; что страсть, тревога, мрак — все шутка домового, что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова и в уголку свой мяч и паровоз найду… Мечты!.. Пройдут года, и с ними я уйду, веселый, дерзостный, но втайне беззащитный, и после, может быть, потомок любопытный, стихи безбурные внимательно прочтя, вздохнет, подумает: он сердцем был дитя! 21-22 августа 1918 |