Социокультурная динамика. Понятие социокультурных изменений. Концепция модернизации
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
Личность: новое – хорошо забытое старое? Типы личности в традиционной и модернизированной культуре Коснемся еще одного следствия модернизации традиционных обществ - изменения обобщенной модели личности, которое может рассматриваться как один из аспектов трансформаций ценностно-смысловой сферы. Влияние на человека процессов современности формируют в нем такие личностные установки, качества, ценности, привычки, которые являются предпосылками для эффективного функционирования современного общества. Некоторые авторы пытались выделить «личностный синдром», «современный менталитет» (Р.Белла) или модель «современного человека» (А. Инкелес). Классическое исследование по данному вопросу было проведено в 70-х гг. под эгидой Гарвардского проекта по социальным и культурным аспектам развития. Сравнительное изучение шести стран – Аргентины, Чили, Индии, Израиля, Нигерии и Пакистана – позволили построить аналитическую модель современной личности. Были выявлены следующие качества: - открытость экспериментам, инновациям и изменениям, готовность к плюрализму мнений и даже к одобрению этого плюрализма; - восприятие времени как линейного вектора (от прошлого – через настоящее – к будущему), где каждый момент неповторим и, как следствие, стремление к экономии времени («время – деньги»), пунктуальность, ориентация на настоящее и будущее, а не на сохранение традиций и воспроизведение опыта предков; - развитие личной ответственности и самостоятельность, потребность в контроле «над ситуацией», уверенность в способности организовать жизнь так, чтобы преодолевать создаваемые ею препятствия; - потребность в справедливости в ущерб равенству распределения благ, т.е. вера в то, что вознаграждение не зависит от случая, а по возможности соответствует мастерству и вкладу; - вера в регулируемость и предсказуемость социальной жизни (экономические законы, торговые правила, правительственная политика), позволяющие рассчитывать действия; - высокая ценность формального образования и обучения; - уважение достоинства других, включая тех, у кого более низкий статус или кто обладает меньше властью. Представления о «зрелой личности» в современной психологической литературе, концептуально оформлены и закреплены в работах, прежде всего, западных исследователей17. В соответствии с их концепциями, личностная зрелость может описываться в терминах тождественности самому себе, ощущения непрерывности, целостности своего существования, ощущения признания окружающими своей тождественности, способности к установлению близких, эмоционально-насыщенных отношений с окружающими людьми, стремления и способности к творческому преобразованию самого себя и окружающей предметной и социальной действительности. Иными словами, личностная зрелость предполагает достижение соответствия между групповыми самоидентификациями человека и его внутренним, индивидуально-своеобразным содержанием. Подобный подход предполагает соответствие направления личностного развития индивида, носителя определенной культуры, и ценностей, принятых в данной культуре. Здесь для понимания проблемы межкультурных различий идеального типа личности принципиально важен постулат о «созвучности» личности и той культурной среды, в которой она формируется и существует. Иными словами, речь идет о невозможности выделения личностных свойств, идеальных для всех времен и народов. Причем, межкультурные различия, вероятно, относятся не столько к набору требуемых культурой личностных свойств, сколько к различному пониманию их наполнения. Case-study: изменения «идеального типа личности» в процессе модернизации традиционных культур Западной Сибири Сущность процесса модернизации у коренных народов Сибири и Урала определяется состоянием перехода от традиционной культурной системы, ориентированной преимущественно на выстраивание отношений в контексте «человек - природа», к исторической системе культуры, которая организуется в понятиях «человек - общество»18. При этом позитивный выход из сложившейся проблемной ситуации видится в становлении человека, уверенного в собственной личной идентичности и индивидуальной значимости, успешно включенного в широкую систему социальных связей, способного к преобразованию окружающей предметной и социальной среды. Наблюдающиеся же трудности адаптации обусловлены чрезмерной интенсификацией перехода от одного типа культуры к другому. Причем дополнительную драматичность сложившейся переходной ситуации придает факт ее внешней по отношению к социокультурной общности природы. Изменения, о которых идет речь, навязываются этнической группе извне. В результате – нарастают проявления неадекватности или неуспешности адаптационных стратегий. Таким образом, для нас принципиально важно адекватное понимание сущности различий между психологическими требованиями к личности в тех культурных системах, от которой и к которой движется этническая общность. Именно на основе этого понимания можно пытаться «перекинуть мостик через пропасть», наметить пути соприкосновения культур и, таким образом, оптимизировать прохождение переходного этапа. Традиционная культура основана на «стабильности», ориентирована на сохранение традиций предков. Ее «традиционность» как раз и предполагает однородность, упорядоченность и безапелляционность тех требований, которые предъявляет культурная общность к своим представителям, регламентируя каждый шаг индивида от рождения до смерти. В культурах такого типа, ориентированных на предков и традиции (постфигуративных, по терминологии М.Мид): «Прошлое взрослых оказывается будущим каждого нового поколения; прожитое ими – это схема будущего для их детей»19. Традиционная культура, как отмечает А.В.Головнев (1995), анализируя сущность культуры обских угров – хантов и манси, основана на восприятии устойчивости мироздания и, соответственно, на представлении о собственной незыблемости. «Она стройна и богата, но вписана в «твердые рамки», что не позволяет ей быстро отзываться на происходящие внешние перемены… А уж если что-то меняется, то в основании. Оттого и случаются обвальные потери традиций среди хантов и манси, что без раздавленных внешним воздействием «твердых рамок» культура оказывается беззащитной»20. Вероятно, эти рамки порождены очень сложным, тонким, веками вырабатывавшимся стилем отношений человека и природы, который и составляет ядро традиционной культуры. Разрушение этого ядра делает культуру чрезвычайно уязвимой для внешних ударов. Попробуем провести анализ смыслового ядра традиционной культуры, взяв в качестве примера культуру народов Западной Сибири – обских угров (хантов и манси). Природа в традиционном мировоззрении обских угров выступает не как агрессор, к диктату которого необходимо адаптироваться, и не как инструмент, который человек волен использовать, как ему вздумается. Природа здесь – друг, партнер, кормилица, дом. Подобных эпитетов можно подобрать множество, и это не просто художественные образы. Согласно традиционным представлениям обских угров, система мироздания имеет трехчленную структуру: верхний, средний и нижний миры. Далее эта система дробится на сферы природы и человека. Посредником между всеми уровнями и подсистемами выступает медведь, являющийся одновременно и «элементом» природы, и «братом» человека. Таким образом, человек находится с природой в «родственных» отношениях. Именно поэтому человек научился не только ценить красоту природы и быть благодарным ее дарам, он научился тонко чувствовать ее настроение, и в соответствии с ним выстраивать собственное поведение, гармонизируя пожелания человека с возможностями природы. Поэтому, о каком бы элементе традиционной материальной или духовной культуры хантов и манси не шла речь, он всегда рассматривается с позиций экологической целесообразности. Ханты и манси воспринимали живым весь окружающий мир. Все явления мира, в том числе и «неодушевленные» с нашей точки зрения – элементы ландшафта, небесные светила, понимались как нечто, не только имеющее собственную жизнь, но и способное оказывать влияние на жизнь человека. Соответственно, человек должен был предпринимать специальные действия, чтобы умилостивить духов природы и, тем самым, снискать счастья себе. Божества, которым поклонялись жители Сибири, - это персонифицированные явления природы, значимость которых прямо связана с хозяйственными занятиями местного населения21. Соответственно, обожествлялись природные явления, связанные преимущественно с лесом и рекой. Важнейшим стабилизирующим фактором в обско-угорской культуре выступала семья. В семье, как отмечает Я.В.Чеснов22, постоянно воспроизводится культура в ее нерасчлененном виде, где «этнологи находят элементы хозяйственно-культурных типов, этнографических характеристик, историко-культурных общностей, выделяют в ней пласты традиций, заимствований, инноваций и т.д.». Семья в традиционной культуре хантов и манси – это и хозяйственный коллектив, с присущим ему комплексом трудовых операций, сезонностью работ и т.д., оказывающий определенное преобразующее влияние на занимаемую им территорию23. В традиционной культуре хантов ребенок с момента рождения был окружен большим количеством взрослых, ориентированных на заботу о нем. Это дополнительное внимание и опека обеспечивались институтом «социальных родителей». Одно из принципиальных различий в организации процесса социализации в традиционном обществе и в модернизированном заключается в том, что ребенок, по сути, принадлежит всей общности, в которой живет, а не только биологическим родителям. У хантов принимавшая роды женщина становилась «пуповой матерью» пукан ангки, ее муж или другой уважаемый семьей мужчина – «пуповым отцом» пукан ас’и. Также у ребенка могли быть крестные мать и отец – пярн ангки и пярн ас’и - и более молодые «носящие отец и мать» - алтум ангки и алтум ас’и24. Как отмечают исследователи процесса социализации в традиционных обществах25, существование института социальных, т.е. дополнительных, родителей выполняло функцию защиты и поддержки ребенка. В этом случае не только биологические родители, но и довольно большой круг других взрослых обязаны были заботиться о ребенке, следить за его развитием, стараться как можно чаще его видеть, т.е. принимать самое непосредственное участие в его воспитании. М.Мид относительно «общественного воспитания», изучавшегося ею, естественно, на абсолютно ином этнографическом материале, отмечает, что оно «приводит к тому, что ребенок привыкает думать о мире как о чем-то, наполненном родителями, а не как о месте, где его безопасность и благополучие зависят от сохранения его отношений со своими собственными родителями». Однако ребенок, став взрослым, должен был, в свою очередь, проявлять заботу не только о своих биологических, но и о социальных родителях. В хантыйской семье, как правило, два наиболее почитаемых человека – самый маленький и самый старый. Обычно это объясняется принципом справедливости: так как каждый член семьи побывает в этих ипостасях, то каждый получит, рано или поздно, свою долю почета и уважения. Подобная расстановка приоритетов предполагает акцент на линии передачи культурного багажа от самого старого к самому молодому и, соответственно, в определенной мере консервацию культуры. Еще одним механизмом вертикальной культурной трансмиссии можно считать следующий обряд, сохранившийся вплоть до настоящего времени. После рождения ребенка обязательно проводилось гадание, которое должно было указать, чья душа возродилась в ребенке. Пожилая женщина приподнимала колыбель ребенка, называя имена умерших родственников. При произнесении имени возродившегося предка, колыбель становилась тяжелой. Считалось, что с душой (лил- душа-дыхание) предка ребенок получал и его характерные черты – физиологические и социальные, включая имя и термины родства 26. Малыша так и называли «дедушка», «дядя» и т.п., в зависимости от того, кем приходился членам семьи тот человек, душа которого воплотилась в ребенке. Таким образом, традиционные представления обских угров и связанные с ними обряды акцентируют ценность не просто продолжения рода, но устойчивой передачи культурного опыта от поколения к поколению и повторения человеческих судеб. В отличие от традиционной культуры воспитание и обучение детей в модернизированном обществе ориентировано на постоянное внесение в культуру изменений. Соответственно, в модернизированном обществе приоритетной становится не вертикальная (межпоколенная) культурная трансмиссия, а обмен опытом и культурными ценностями между представителями одного поколения. Частым следствием модернизации становится то, что представители старшего поколения перестают восприниматься как наиболее мудрые и, следовательно, самые уважаемые члены общества. Более компетентными в постоянно меняющихся условиях модернизированной культуры оказываются люди молодого возраста, и они, соответственно, принимают на себя функции руководства жизнью общества, которые в традиционном обществе принадлежали, как правило, старикам. Такие культуры М.Мид обозначила как кофигуративные, в них «преобладающей моделью поведения для людей оказывается поведение их современников» 27. Традиционные виды деятельности обских угров – охота, рыболовство, оленеводство – требуют от человека умения жить и работать в одиночку, в крайнем случае – в «компании» с собакой или оленями. Соответственно с этим требованием одиночества в народной педагогике родились два основных принципа воспитания28. Во-первых, каждое действие даже очень маленького человечка должно быть подчинено определенной цели. Так, в спортивных соревнованиях обыгрываются элементы охоты и оленеводства (метание аркана, прыжки через нарты и т.п.). Любое дело ориентировано на достижение конкретной хозяйственно-бытовой цели. Во-вторых, ребенок должен учиться сам находить выход из любой сложной жизненной ситуации, а не пользоваться подсказками взрослых. Взрослый может лишь подсказать, КАК делать, но не ЧТО делать, и то, лишь в том случае, когда он видит, что ребенок уже исчерпал свои силы и знания в попытках самостоятельно решить задачу. «Не далее чем завтра ребенок окажется в тундре один на один (не считая собак) с ветром и морозом. Там будет не у кого спрашивать. Если сегодня не загрузить мышление ребенка, ограничившись загрузкой памяти, то завтра мышление уже не включится. Ведь и взрослый человек не может предвидеть завтрашней ситуации, в которой окажется воспитанник. Дать ему готовый ответ сегодня – значит погубить его!» (Кукушкин, Столяренко, 2000, с.248). Интернатская система образования, даже в своем идеальном, «модельном» варианте, построена на совершенно иных принципах и практически не дает ребенку тех знаний и навыков, которые могут быть ему полезны в будущем. Это обучение требует от ребенка лишь усвоения готовой информации, к тому же весьма далекой от реалий жизни северных народов и не имеющей чувственной опоры во внешкольном опыте детей. Добавив к этому часто низкий уровень подготовки учителей, необеспеченность учебниками и т.п., мы получим образование пассивное по форме и почти бесполезное по содержанию. В современном постмодернизированном мире все больше усилий прилагается к созданию новой системы образования – ориентированной не на трансляцию некой готовой информации, а на обучение детей самостоятельной добыче знаний и продукции новых идей. Развитие подобной образовательной системы диктуется требованиями современного мира, где интенсивное развитие науки и внедрение высоких технологий приводят к постоянному обновлению тех знаний, которыми оперирует человечество: обнаружение новой информации об окружающем мире опровергает те теории, которые казались истинными совсем недавно или корректирует, уточняет их. В современных условиях не столь важно запоминать то, что известно на сегодняшний день, гораздо более эффективно умение самостоятельно находить нужную информацию. Поэтому и школьное образование направляется, прежде всего, на развитие способности детей мыслить и самостоятельно исследовать мир. Таким образом, по сути, современная реформа системы образования ориентируется на те же ценности, которые были ключевыми при воспитании и обучении детей в традиционных обществах: самостоятельность ребенка, его творческая мыслительная активность, способность к целеполаганию. Средства реализации этой цели в традиционном и современном обществах разные, но принципиальные ориентации сходны. Традиционная культура обских угров, как и культуры других народов, где главным занятием были охота и рыболовство, тяготеет к полюсу индивидуализма по шкале «коллективизм - индивидуализм». Охотник вынужден проводить долгое время в одиночестве, полагаться только на собственные силы и опыт, что требует развития определенных черт характера. Обитатели леса, как отмечал В.К.Арсеньев29, отличаются молчаливостью, спокойствием, задумчивостью. Поэтому и одной из доминант традиционного воспитания у обских угров стало развитие самостоятельности ребенка. По мере накопления все новых достижений в самостоятельности именовались и разные возрасты ребенка: 1) возраст бега, 2) возраст убивания зверя, 3) возраст убивания из лука. Или: 1) дорос до охоты на белок, 2) дорос до охоты на лесного зверя30. Однако в любом традиционном обществе коллективистские ориентации все-таки сильнее, чем в модернизированном. Так, у хантов основные решения относительно жизни общины (очистке рек от заломов, помощи нуждающимся, наказания нарушителей норм общественной морали) принимало народное собрание. На этих собраниях присутствовали все желающие, но право голоса имели только взрослые мужчины. Исполнение решений, принятых собранием было обязательным, никто не смел их ослушаться. В этом случае человек поставил бы себя вне общества и лишился его поддержки, что немыслимо в суровых условиях борьбы со стихией. После общих замечаний, описывающих отношение к человеку в традиционной культуре и в модернизированном обществе, рассмотрим принятые в типологически разных культурах представления об идеальном типе личности. При этом мы будем руководствоваться логикой описания психосоциальной идентичности, предложенной Э.Эриксоном, и предполагающей отражение целого комплекса отношений человека – к самому себе и развитию собственной жизни, к окружающему миру и другим людям, к выполняемой деятельности. Однако, прежде чем перейти к дальнейшему изложению материала, предлагаем Вам заполнить психологический тест, позволяющий диагностировать развитие качеств, существенно варьирующий в культурах разным типов. При ответе на следующие вопросы Вам необходимо прочитать утверждения и выбрать то окончание, с которым Вы в большей степени согласны. Затем обведите ту цифру, которая отражает степень Вашего согласия с выбранным окончанием – чем ближе цифра к выбранному варианту, тем в большей степени Вы с ним согласны.
Теперь подсчитайте сумму баллов по каждой из приведенной ниже шкал. Знакомясь с описанием личностных качеств, характерных для культур разных типов, сопоставьте их со своими показателями по тесту. Сделайте выводы. Включенные в опросник пункты содержательно группируются в семь шкал: 1. Временная перспектива. Высокий балл по этой шкале свидетельствует о способности субъекта видеть свою жизнь целостной, ощущать неразрывную связь прошлого, настоящего и будущего, преемственность этапов жизни, позитивное отношение к каждому моменту своей жизни (принятие опыта, накопленного в прошлом; ощущение полноты жизни в настоящем; оптимистичный, уверенный взгляд в будущее) Низкий балл означает ориентацию человека только на один из отрезков временной шкалы (прошлое, настоящее или будущее) и дискретное восприятие своего жизненного пути (Вопросы №№ 2, 6, 8, 16, 19, 22, 37, 41, 47). 2. Локус контроля. Шкала измеряет степень независимости ценностей и поведения субъекта от внешних воздействий и его готовность брать на себя ответственность за события, происходящие в его жизни. Человек, имеющий высокий балл по этой шкале, независим в своих поступках и формировании системы ценностных ориентаций. Низкий балл свидетельствует о конформности, несамостоятельности субъекта и о его предрасположенности переносить ответственность за происходящее с ним на внешние факторы (обстоятельства, судьба, окружающие люди) (№№ 1, 7, 20, 23, 31, 35, 38, 42, 43, 50). 3. Работоспособность - шкала диагностирует характер отношения субъекта к выполняемой деятельности. Высокий балл означает понимание человеком важности выполняемой им деятельности, ответственность и настойчивость в работе, стремление доводить до конца начатое дело. Низкий балл по этой шкале является свидетельством пренебрежительного и легкомысленного отношения к своей работе или отсутствия способности к планомерной и целенаправленной деятельности (№№ 13, 30, 39). 4. Креативность - характеризует выраженность творческой направленности личности. Человек, набравший значительное количество баллов по этой шкале, рассматривает творчество как ценность, стремиться к поиску новых путей в решении задач. Низкий балл означает ориентацию человека на строго регламентированную деятельность и использование общепринятых, устоявшихся приемов и средств (№№ 3, 10,17, 28,49). 5. Самоотношение. Данная шкала отражает различные аспекты отношения субъекта к себе: самоуважение (оценка собственного «Я» индивида по отношению к социально-нормативным критериям), аутосимпатия (эмоциональная расположенность к себе) и самопринятие (способность принимать себя таким, какой ты есть, пусть даже с некоторыми недостатками). Соответственно высокий балл по данной шкале говорит о положительном отношении индивида к себе, низкий - о недостаточной удовлетворенности собой (№№ 4, 5, 11, 14, 25, 26, 27, 29, 33, 34, 48). 6. Межличностная дистанция. Высокий балл характеризует человека как компетентного в общении, готового к установлению теплых и открытых отношений с другими людьми. Низкий балл свидетельствует о стремлении индивида избегать тесных и продолжительных контактов с людьми и (или) о желании заместить эмоционально-насыщенные контакты более формализованными (№№ 9, 12, 21, 24, 32, 36, 44, 46). 7. Шкала лжи диагностирует откровенность и правдивость респондента при ответах на вопросы (№№ 15, 18, 40, 45). Локус контроля Локус контроля – понятие, субъективно характеризующее место расположения причин, объясняющих поведение человека им самим или наблюдаемые им поступки других людей. Внутренний локус контроля представляет собой локализацию причин поведения в самом человеке, а внешний локус контроля – помещение их в окружающий мир31. Концепция модернизации, предложенная А.Инкелесом и Д.Смитом32, утверждает в качестве одного из психологических аспектов модернизационных изменений интернализацию локуса контроля. Иными словами, в модернизированном мире все большую по сравнению с традиционными обществами жизненную необходимость и ценность приобретают умение самостоятельно планировать свою жизнь, нести ответственность за постоянно совершаемые выборы в каких-то принципиальных вопросах. Здесь нет той жесткой регламентации образа жизни и поведения, которая характерна для традиционной культуры. Исследователи традиционной культуры обских угров указывают на то, что человек часто возлагает ответственность за успешность промысла, здоровье и долголетие на духов-покровителей. И этот момент может, казалось бы, рассматриваться как подтверждение экстернальности локуса контроля представителей традиционной культуры. Однако созданная человеком концепция сверхъестественного – это способ осмысления мироздания. И для нас особенно важно отметить взаимосвязанность и взаимозависимость в этой концепции человека и мира духов. Как отмечает А.П.Зенько33, связь на уровне дух-душа закономерна, поскольку человек, хотя и противопоставляемый внешнему миру как сфере сверхъестественного, сам обладает сверхъестественной сущностью. В подтверждение этому тезису можно привести два факта. Во-первых, человек сам имел определенную власть, по крайней мере, над личными духами-покровителями. Он мог наказать или вообще «отправить на заслуженный отдых» духа, который «плохо справлялся со своими обязанностями», т.е. при условии почтительного отношения к нему не обеспечивал человеку желаемого благополучия. Во-вторых, существом одного порядка с духами воспринимался маленький ребенок до появления у него зубов. Компетентность в межличностных отношениях Одно из принципиальных отличий традиционной культуры от модернизированной заключается в преимущественной ориентации на связи и отношения в разных социальных группах. Для традиционной культуры наиболее значимы внутрисемейные отношения, в модернизированном обществе их место занимают внесемейные социальные связи. Важно подчеркнуть, что в традиционной культуре хантов и манси социальный статус человека определялся, прежде всего, его опытом, а не некими формальными характеристиками. Этот фактор, помимо прочих, как указывают В.М.Кулемзин и Н.В.Лукина (1992), также вносит свой вклад в развитие дезадаптации детей в системе интернатского обучения. Дома взрослые относились к ребенку «как к равному, а в школе между ним и взрослым проводится резкая грань». «Дети леса и тундры острее, чем поселковые и городские, воспринимают социальное неравенство, ибо им почти не приходилось слышать в семье о зависимости от «начальства»»34. Взаимоотношения родственников регулировались веками складывавшимися этическими установками. Главные из них – уважение старших и забота о младших. Ориентация во времени На первый взгляд создается впечатление, что, если модернизированная культура ориентирована преимущественно на будущее, на постоянные изменения, вносимые научно-техническим прогрессом, то традиционная культура хантов и манси основные ориентиры своего существования обнаруживает в прошлом. Однако в некоторых отношениях традиционная культура оказывается более прогностичной, более внимательной к отдаленным последствиям человеческой деятельности, чем модернизированная. Это справедливо, например, для анализа отношения к природе, принятого в модернизированной и традиционной культуре. Если модернизированная культура стремится подчинить природу воле человека, то представители традиционной культуры стремятся жить в гармонии с ней, соответственно, сохраняя ее для потомков. Описанное противоречие ориентаций во времени, характерных для традиционной культуры обских угров разрешается анализом особенностей восприятия времени как такового. Представления о времени различны в разных типах культур. Время может рассматриваться как вектор от прошлого через настоящее к будущему, что характерно для модернизированных западных культур. Но время может рассматриваться и как непрерывность повторяющихся циклов в природе и жизни человека35, и подобную концепцию времени мы встречаем и в традиционной культуре обских угров. При восприятии цикличности времени каждый момент рассматривается одновременно и как следствие и как предпосылка и прошлого и будущего. Отсюда – почтение к опыту предков и внимание к последствиям своей жизнедеятельности. Работоспособность Очевидно, что трудолюбие и эффективность в работе рассматриваются как ценность в культуре любого типа. Поэтому этот раздел нужно построить несколько отличным от других разделов образом. Рассмотрим кризис работоспособности и эффективности как важный компонент личностного и социального кризиса, порожденного принципиальными культурными перестройками в период модернизации. С.М.Бурьковым выявлены различные эффекты крупномасштабных изменений социокультурной среды, проявляющиеся в изменении трудовой активности и продуктивности целых групп коренного населения Российского Севера36: - снижение трудовой активности личности и ее переориентация на сферу досуга, в рамках которой частично воспроизводятся прежние формы жизнедеятельности; - преимущественное усвоение внешних, стереотипизированных форм жизнедеятельности, лишенных адекватной внутренней мотивации; - формирование значительных социальных групп, фактически исключенных из взаимодействующих систем традиционной и модернизированной культуры и характеризующихся развитием асоциальных форм поведения и ориентацией на восстановление прежнего порядка вещей. Таким образом, диффузия работоспособности характерна не для какой-то культурной общности, а для периода кризиса личности (на что указывает Э.Эриксон) или социокультурной системы. Итак, предпринятый краткий анализ изменений культурной модели «идеальной личности» в ходе модернизационного перехода, позволил выявить принципиальные отличия требований, предъявляемых к личности в модернизированном обществе. Они заключаются в развитии личной ответственности и самостоятельности, ориентации, скорее, на предстоящие изменения, чем на сохранение традиций и воспроизведение опыта предков, включенности в широкий круг внесемейных социальных отношений и ориентации, преимущественно, на техногенную (неприродную) среду обитания. Иными словами, традиционная и модернизированная культуры воплощают в себе разные начала и задачи. Изменчивость и мобильность модернизированной культуры дает своим представителям ряд преимуществ в достижении индивидуальных целей и адаптивности к меняющимся условиям. Традиционная культура, предоставляя индивиду более четкие и однозначные ценности, смыслы и образцы поведения, привносит в индивидуальную жизнь упорядоченность и стабильность, и, соответственно, более эффективно выполняет ценностно-ориентационную и защитную функции. Нахождение «точек соприкосновения» различных типов культур, находящихся в постоянном взаимодействии, позволит наметить пути к осуществлению «интегрального направления развития», оптимального для коренных народов, позволяющего как сохранить самобытность этих этнических общностей, так и занять достойное место в современном мире. П. Бергер Понимание современности//Социологические исследования, 1990, № 7, СС. 127-132 К критике современности Как это часто бывает, проблема начинается с языка. Термин «современность» приобрел не только нормативное, но также искаженное значение благодаря мифу о прогрессе, который существует в западной мысли еще со времен Просвещения. Нормативность означает то, что современность понимается как нечто лучшее, чем то, что ей предшествовало. Противоположностью современности является термин «отсталый», который и вносит определенные искажения, затрудняя видение современности такой, какова она на самом деле. В свое время М. Леви определила модернизацию как «соотношение неодушевленных и одушевленных источников власти». Это не вполне удовлетворительное, но весьма полезное определение. Оно раскрывает суть феномена – трансформацию мира, вызванную технологическими инновациями последних пяти столетий: сначала в Европе, а потом - с возрастающей скоростью - во всем мире. Крупномасштабная трансформация приобрела экономическое, социальное и политическое измерения. Она привела к революции в человеческом сознании, лишила корней человеческие верования и ценности, изменила эмоциональную структуру жизни. Трансформация такой силы не могла пройти бесследно, она обернулась материальными жертвами, вызванными эксплуатацией и угнетением (которые сопровождают любую серьезную модернизацию), а также жертвами культурными и психологическими. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с самого начала модернизация находилась в диалектической взаимосвязи с теми силами, которые противостояли ей. В современном мире динамика модернизации и контрмодернизации является вполне зримой. Агрессивные идеологии самонадеянно утверждают, что крупномасштабные изменения - это родовые муки лучшей жизни. Идеологии модернизации свойственны самым разным политическим системам, существуют и при капитализме, и при социализме. Кроме них есть еще идеологии контрмодернизации в индустриально развитых странах и там, где модернизация появилась сравнительно недавно. Предлагая критический очерк современности, я сосредоточу свое внимание на пяти дилеммах, пронизывающих человеческую жизнь. (…) Первая дилемма формируется как результат абстракции - одной из основных характеристик современности. Об этом говорили Г. Зиммель и А. Зийдерфельд. (…) Корни абстракции современности - в основополагающих институтах, на которых покоится общество: в капиталистическом рынке и бюрократизованном государстве (а также в формах негосударственной бюрократии), в технологизированной экономике (а кроме того и в господстве технологии над неэкономическими секторами общества), в огромном городе с его гетерогенной агломерацией людей, наконец, в средствах массовой коммуникации. На уровне конкретной социальной жизни абстракция означает ослабление (если не разрушение) малых компактных общностей, в которых люди всегда искали солидарность и жизненный смысл. На уровне сознания абстракция продуцирует такие формы мышления и образцы эмоциональности, которые глубоко враждебны (если хотите, «репрессивны») по отношению к различным сферам человеческой жизни. Так называемый квантифицирующий и атомизирующий когнитивный стиль, по мнению предпринимателей и инженеров, прежде сформировался в домашней обстановке, а затем распространился на другие сферы жизни («от теории политической этики до спальни») и вызвал крайнее недовольство. В высоко модернизированных странах Запада процесс абстракции зашел так далеко, что теперь уже надо приложить огромные усилия, если мы хотим освободиться от абстракции даже в простом акте восприятия. В странах же третьего мира столкновение между абстракцией модернизации и более старыми, но более конкретными формами человеческой мысли и жизни, можно наблюдать ежедневно и чаще всего - в драматических ситуациях (…) С точки зрения философии, критика сталкивается с внешне простым вопросом: в какой степени когнитивный стиль абстракции адекватен для понимания мира и человеческой жизни? (…) Мне кажется, что сегодня его можно рассматривать в более широком контексте - как следствие столкновения с незападной традицией мышления. Вопрос можно сформулировать иначе: если современный человек живет в неизбежно абстрактном мире (технология, бюрократия), то где в нем отыщется место конкретному многообразию человеческой жизни? Вопрос затрагивает весь спектр отношений от форм конструирования политического порядка до способов, каким мужчины и женщины вместе спят. Вторая дилемма - это будущность - глубокое изменение темпоральной структуры человеческого восприятия, в рамках которой будущее становится главной ориентацией не только воображения, но и деятельности. Из всех упрощений, возможных при описании процесса модернизации, наименее ошибочным будет утверждение, что модернизация - это трансформация восприятия времени. (…) Модернизация означает сильное переключение внимания с прошлого и настоящего на будущее. Более того, темпоральность, в пределах которой это будущее воспринимается - совершенно особого рода. Она поддается измерению, и, по крайней мере в принципе, подвержена человеческому контролю. Короче говоря, это время, которое нужно подчинить себе. Темпоральная трансформация разворачивается на трех уровнях. В повседневной жизни это настольные, стенные и ручные часы, которые становятся всеобщей доминантой, неслучайно, что во многих странах третьего мира ручные часы - главный и очень значимый символ. (…) На уровне биографии индивидуальная жизнь воспринимается и сознательно планируется самим человеком либо кем-то за него как должностная карьера, например, в терминах проекта, описывающего вертикальную социальную мобильность. На уровне общества правительства и крупномасштабные организации составляют проекты в терминах «плана», скажем, пятилетнего, семилетнего плана и более долгосрочных программ, а также концепций типа «стадий экономического роста» или «перехода к коммунизму». На всех трех уровнях новая темпоральность находится в сильном конфликте со способом восприятия людьми времени, характерного для эпохи, предшествовавшей современности. В досовременном Китае часы были невинной игрушкой. В Европе же они стали тем что Бодлер называл «богом ужасным, зловещим и странным». Те же самые институциональные силы, создавшие западную абстракцию, дали рождение ужасному божеству на Западе. Часы и календарь начинают управлять человеческой жизнью по мере того как происходит ее технологизация и бюрократизация. В рамках технобюрократической сферы мало шансов избежать подобного управления. (…) На протяжении десятилетий психологи толковали, что темп современной жизни пагубен для умственного и психического здоровья людей. Будущность означает бесконечную борьбу и обеспокоенность, растущую неспособность к отдыху. (…) Именно этот аспект модернизации воспринимается в незападных культурах как проявление дегуманизации жизни. В западном обществе это вызвало настоящий бунт. Молодежную контркультуру можно понять главным образом как восстание против тирании «современной будущности», не говоря уже о моде на «трансцендентальную медитацию» и подобные ей мистические устремления к освобождающему, безвременному «сейчас» (...) Третья дилемма — индивидуация. Модернизация влечет за собой все возрастающее отделение индивида от коллективов и социальных общностей. Отмечается исторически беспрецедентное противостояние индивида и общества. Индивидуация - это оборотная сторона абстракции, парадоксальным образом связанная с ней. Внешние социоструктурные причины те же самые, а именно: ослабление групповых ценностей, которые служили индивиду защитой в досовременных обществах. Парадокс в том и состоит, что по мере того, как эти общности заменялись абстрактными мегаструктурами, индивид стал воспринимать себя в качестве сложной и уникальной личности, испытывающей огромную потребность в личном участии, которое вряд ли возможно в абстрактных институтах. (…) Современность, делая институты более абстрактными, а людей в них - более индивидуализированными, значительно увеличивает угрозу того, что социологи называют аномией. (…) У тех, кто считает современную индивидуацию отклонением, нет настоящих проблем. Они только решают для себя, какая система коллективизма их больше привлекает. Напротив, те кто ставит права и свободу индивида на первое место, хотя и понимает, что за это приходится платить весьма высокую цену в виде аномии и случающейся иногда анархии, сталкиваются с более серьезными проблемами. Одна из них - создание таких социальных условий, при которых цели комьюнити (пусть лишь отчасти) удовлетворялись бы без вреда для развития личности. Такого рода поиски в самых разных формах предпринимались не только в западных странах (вопреки утверждениям социальных ученых, ориентированных на этноцентризм). То же самое можно сказать о восточноевропейских странах, где идут активные поиски в рамках концепции «социализма с человеческим лицом». В странах третьего мира до сих пор актуальна проблема присутствия таких сил, которые хотят взять многое из модернизации, включая и современную индивидуацию. Четвертая дилемма - это освобождение. Существенный элемент модернизации заключается в том, что многие сферы человеческой жизни, ранее считавшиеся предопределенными судьбой, теперь воспринимаются как зависящие от выбора - индивида или коллектива, или того и другого вместе. (…) Модернизация означает умножение выборов. (…) Такова динамика современности, ее глубокое стремление к инновации и революции. Отныне традиция не является обязательной, статус-кво может быть изменен, а будущее - открытый горизонт. Хотя подобную динамику можно проследить вплоть до раннего этапа развития западной цивилизации, существуют ее более непосредственные институциональные причины. Сегодня люди убеждены не столько в праве выбирать новые пути жизни, сколько в том, что традиция ослаблена до такой степени, что они должны выбирать между различными альтернативами, независимо от того, хотят они этого или нет. Экзистенциалистское изречение о свободе как проклятии сейчас особенно своевременно. (…) Социологическая теория А. Гелена, по-моему, пошла дальше других в прояснении перехода от судьбы к выбору. Гелен объясняет, почему такое изменение вызывает напряжение и разочарование людей. Ведь одной из наиболее архаических функций общества является избавление индивидов от бремени выбора. По мере модернизации функция «облегчения бремени» заметно ослабевает: судьбе бросается вызов, социальный порядок перестает быть само собой разумеющимся, а индивидуальная и коллективная жизнь становятся все более и более неопределенными. Конечно, в этом освобождении есть нечто опьяняющее. Но вместе с ним приходит ужас перед хаосом. Философский вопрос касается границ (если таковые существуют) человеческого освобождения. (…) Практическая проблема состоит в том, как укрепить (или сконструировать заново) социальные институты, обеспечивающие хотя бы минимум стабильности в эпоху динамической неопределенности. (…) Социальный порядок становится все более ненадежной вещью в том мире, из которого уходит судьба. Освобождение от всех цепей, ограничивающих человеческий выбор (индивидуальный или коллективный),- одно из сильных побуждений и стимулов современности. Цена освобождения - это именно «муки выбора», так хорошо описанные экзистенциалистами. Они составляют суть того парадокса, который Э. Фромм назвал «бегством от свободы» - бегством, которое действительно оценивает себя как освобождение. Это может быть не очень логично, но зато с большим психологическим смыслом. Совершенно очевидно, что есть два противоположных понимания освобождения в сегодняшнем мире: освобождение индивида от судьбы любого рода (социальной, политической и даже биологической) и освобождение его от аномии, которое характерно для состояния без судьбы. Проще говоря, существует идеал освобождения как выбор и идеал освобождения от выбора. В них переплетаются современные ценности и идеологии, и такой факт важен для правильного понимания социальных и психологических предпосылок возникновения этих идеалов. В противном случае все перемешается. Наконец - дилемма секуляризации. Модернизация несет серьезную угрозу вероятности религиозной веры и опыта. Иначе говоря, современность, по крайней мере, до сих пор, была враждебной по отношению к трансцендентному измерению человеческого бытия. (…) (…) Эта дилемма тесно связана с тем, что М. Вебер называл потребностью в «теодицеях», иначе говоря, в удовлетворительных способах объяснения и преодоления трудностей, страданий и зла в человеческой жизни. Существуют, конечно, светские теодицеи, но они гораздо слабее религиозных, по части придания смысла и примирения людей с болью, печалью и сомнением. Последняя дилемма гораздо в большей мере, чем предыдущие, поднимает философские вопросы, хотя она, несомненно, имеет практические аспекты. Например, вопрос о правах религии в современном обществе. Я думаю, что вовсе не случайно движение контрмодернизации характеризуется сильным утверждением трансцендентности. Эмпирическую реальность тайны, благоговения и сверхъестественной надежды трудно вырвать из человеческого сознания. Так, даже в западных странах, где велики правовые гарантии религиозной свободы, существует традиция Просвещения, связанная с делегитимацией этой реальности. Подобная традиция сильнее всего выражена, конечно же, в культурной элите общества. По вполне социологическим (т. е. нетеологическим и нефилософским) причинам я сомневаюсь, что таково истинное положение дел. Само собой разумеется, что к этому имеют отношение политические проблемы (в США большая их часть связана с интерпретацией конституционного отделения церкви от государства). (…) Я верю, что критика современности является одной из наиболее важных интеллектуальных задач будущего независимо от того, будет такой анализ исчерпывающим или только частичным. Анализ должен охватывать широкую кросс-культурную панораму действительности. Задача эта по самой своей природе междисциплинарная. Уверен, что и социология внесет свой уникальный вклад. В конечном итоге это вопрос о том, как мы и наши дети будем жить по-человечески терпимо в мире, созданном модернизацией. | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||