Опаленная судьба.. Опалённая Судьба. Николай Печененко. Предисловие. Печененко Николай Фомич (19301987)
Скачать 173.58 Kb.
|
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 1 Поездки, встречи на некоторое отвлекли меня от производственных дел. Потом были перестановки, переезды. К январю семидесятого меня назначили главным инженером одного из предприятий. Однако неожиданно меня подвело здоровье. С утра почувствовал недомогание, к концу дня вдруг ощутил какое-то странное состояние, незнакомое до сих пор: хочу наклониться к столу, а меня прижимает к спинке кресла. Взялся за стол, а рука срывается, беру ручку, чтобы выписывать выделенные фонды поставок запчастей, а ручка валится из моих рук. “Что же это такое?” - спрашиваю себя. Попытался подняться, ступил, но, словно подпиленное дерево, свалился на стул, и, не удержавшись, грохнулся на пол. Зашел завгар, бросился ко мне: - Николай Федорович, что с вами? - Поднял меня, посадил на кресло. - Вы больны? Давайте я провожу вас домой. - Нет, нет, мне нужно еще проверить, какой задел на следующий день. - Вам необходимо срочно в постель, пойдемте домой, ведь вам плохо. Стремясь скрыть внезапно наступившую слабость, я поднялся и направился к выходу. Дошел до лестничной клетки, стал на первую ступеньку, голеностопный сустав подвернулся - и я пополз вниз. Следовавший за мной завгар не успел меня подхватить. С его помощью подбежавшие снесли меня на первый этаж. Поддерживая под руки, с трудом довели домой. Вызвали “Скорую помощь”. К приходу врача температура достигла сорока градусов. К утру сбили до тридцати восьми. Руки и ноги совершенно отказали. - Скажите, я уже не буду двигаться? - спросил я врача. - Что вы, милый! Два-три дня, и все станет на свое место, - успокоила меня седая женщина. Но шли дни, а положение не улучшалось. Жене дали бюллетень для ухода за больным мужем, на третий день она сама слегла. Заболел и старший сын Виктор. Его молодой организм справился с недугом, а мне и жене легким испугом не обошлось. Меня увезли в областную больницу, жену в городскую. Как только смог подниматься на ноги, настоял на том, чтобы меня выписали. Однако как я ни бодрился, а здоровье с каждым днем ухудшалось, все тяжелее было отрывать от земли ноги. В мае меня вызвали в главк. Выписал командировку. Сел на вечерний поезд. Утром подъезжал к Киеву. Сквозь рассветную синеву всматривался в очертания красавца города. С привокзальной площади по-обычному направился к зданию метрополитена, но на полпути к нему ноги мои напомнили, что услуги метро в утренней многолюдности не для меня. «Десятый троллейбус проходит мимо главка, - подумал. - Сяду и, так как до начала рабочего дня осталось полтора часа, сделаю два круга, полюбуюсь столицей». Но не тут-то было. С трудом протолкался в троллейбус и до нужной остановки стоял. Не осмелился попросить, чтобы мне уступили место. Да и в душе никак не хотел признавать себя инвалидом. Такой молодой - и инвалид. Чепуха! Я волне здоров! Но, когда доехал до остановки, не мог тронуться с места, ноги будто приросли к полу. С помощью людей я все же выбрался из троллейбуса. Здание главка находилось на противоположной стороне улицы. Я долго не решался переходить ее, наблюдая за непрерывным потоком транспорта. Наконец рискнул. Добрался до осевой линии, остановился, чтобы пропустить идущий справа троллейбус. Когда его заднее колесо поравнялось со мной, произошло непредвиденное: почувствовал, как меня тянет следом за ним, стал сопротивляться, опираясь на трость, меня крутануло, будто подо мной не асфальт, а вращающаяся карусель, и я свалился вперед за уходящим троллейбусом, словно хотел удержать его. За троллейбусом на полной скорости ехала “Волга”. Увидев человека, падающего под колеса, водитель резко затормозил. На тротуаре собрались люди. Кто-то сказал: - Мы видели, как он тяжело переходил улицу. Он больной. Надо вызывать «Скорую помощь». Я категорически возразил и лишь попросил, чтобы помогли мне встать. В сопровождении очевидцев преодолел двести метров и почувствовал такую усталость, что дальше передвигаться не имел сил. Сел на лавку. Но опекуны не отставали от меня, одна женщина предложила зайти в аптеку, другая настаивала вызвать врача. - Нет, не надо. Если вам не трудно, возьмите в аптеке перигонал. Он редко бывает и без рецепта его не выдают, но вы, пожалуйста, хорошо попросите. Вот вам деньги. Перигонал был, его незамедлительно принесли, я принял нужную дозу. Поблагодарил женщин, и они разошлись. Кто-то из них все же позвонил и вызвал «Скорую помощь», возле меня остановилась машина, из которой вышла врач в белом халате, подошла и осведомилась, что со мной. - Спасибо, доктор, теперь все нормально. - Может, вас подвезти? - Нет, благодарю, мне совсем рядом. Идти, однако, было очень тяжело, я еле-еле добрался до главка, поднялся лифтом на восьмой этаж, зашел к главному инженеру. Тот недоумевающе и, как мне показалось, растерянно смотрел, как я преодолевал расстояние от двери до его стола. - Ваш директор сказал, что у вас осложнения после гриппа. Но ни я, ни начальник главка не предполагали, что вам так трудно передвигаться. Извините, пожалуйста, за не очень приятную поездку. - А в чем дело? Почему меня вызвали? - Видите, Николай Федорович, в вашем состоянии справляться с обязанностями главного инженера трудновато. - Да, я написал заявление об увольнении. - Но ваш директор не желает вас отпускать. Вы нужный заводу человек. Если не возражаете, мы назначим вас на должность начальника технического отдела. Я согласился. Но прежде чем сдать свои и принять от своего предшественника, перешедшего на должность конструктора, дела, я месяц замещал директора, уехавшего на лечение. Этот месяц выдался чрезвычайно тяжелым. С производственной программой справились, но вместе с тем я окончательно подорвал здоровье. «Скорая помощь» доставила меня в областную больницу, и больше я на завод не возвратился. Врачебно-медицинская комиссия установила мне инвалидность первой группы. По ходатайству бывшего комбрига Кузьмина мне назначили персональную республиканскую пенсию, выделили инвалидскую машину. Жена научилась управлять автомобилем, прошла курсы и получила водительские права, заводские специалисты соорудили коляску, специальный прибор с кнопками для сигнализации, для связи по телефону усовершенствовали телефонный аппарат. Когда мне нужно нажимаю отдельную кнопку -вызываю жену, по стараюсь поменьше открывать её от работы. Однажды поздним вечером раздался звонок. Дотягиваюсь до висящей и слышу знакомый и родной голос: - Здравствуй, сынок! - Здравствуйте, Сергей Евдокимович! Как вас хорошо слышно, будто вы рядом. - Узнал? А я и есть совсем рядом. В Полтаве. Из гостиницы звоню. - Где вас там искать? - Не утруждай себя. Завтра, примерно в полдень, я сам приеду к тебе. У меня перехватило дыхание, дрогнул голос. - Ты меня слышишь? Почему ты молчишь? Да, да слышал, я был бесконечно рад, взволнованный и растроганный, не мог внятно произнести несколько слов. Бессонная ночь тянулась как вечность. С утра сидел у окна в коляске и не сводил глаз с улицы. Жена отпросилась на работе, хлопотала на кухне, беспрерывно выходила во двор, выглядывала. - Едет! - наконец воскликнула она, увидев приближающуюся «Волгу». Встретила гостей у калитки. С Кузьминым был секретарь райкома партии, представитель обкома и облисполкома. - Коля, я прибыл! - с порога произнёс Кузьмин и первым зашёл в дом. На нём была генеральская форма, на груди сверкала Звезда Героя, а ниже - орденские планки. Он обнял меня. Присел, рассказал, что прибыл по приглашению Полтавского обкома партии и облисполкома для участия в праздновании освобождения города от гитлеровских захватчиков, для встречи с трудящимися области. Вот и решил навестить фронтового сынка, - он так по-прежнему и называл меня. Поинтересовался, чем ещё может помочь. Я поблагодарил, сказал, что помочь мне в моём положении, к сожалению, никто не может, кроме меня самого, только я могу и буду бороться с прогрессирующей болезнью, сопротивляться и не сдаваться ей до конца, до самого последнего вдоха. После отъезда Сергей Евдокимович сообщил из Москвы: - Сынок, чтоб тебе было легче трудиться, я достал магнитофон, запасные кассеты и питание к нему. Кто из ваших заводских будет в Москве, пусть заедет, заберет. Хотел отправить посылкой, но на почте не гарантируют его сохранность. Он очень удобный, двухскоростной, с дистанционным управлением. Вскоре я получил приглашение оргкомитета бывших холодноярских партизан на встречу в лесу. Такие встречи стали почти ежегодными, традиционными, но то было первая и потому самая трогательная, незабываемая. 2 Четыреста километров езды в один и в другой конец утомительны и для здорового человека, не только для больного. Чувствую себя подавленным и удрученным. Женя время от времени пытливо смотрит на меня, но, видно, сама очень боится за меня. Так прошёл день. Уже совсем стемнело на улице, когда Женя вдруг принимает решение: - Поехали! - На ночь глядя? – недоумеваю я. - Вот именно. Ночью дороги посвободнее и не так жарко. В помощники берем младшего сына Володю и едем. Через каждые двадцать-тридцать километров Женя останавливает машину, выходит подышать свежим воздухом и успокоить головную боль: это у неё последствия тяжелого гриппа. К утру приехали в Смелу. Здесь на центральной площади начинали собираться бывшие партизаны и подпольщики для проездки в Медведовку на торжественный митинг. Мы подъехали к дому, где жили Иван и Алена. Женя ушла сообщить им о нашем приезде. Спустя несколько минут из дома вышли Хижняковы и еще какой-то мужчина. «Кто этот, третий? – заинтересовало меня. – Неужели заместитель командира отряда по разведке капитан Царев?» Так и есть, он. Хотя годы брали свое, но черты лица оставались прежними. После взаимных приветствий мне вручили памятный знак «Партизану Холодного яра». Через час от райкома партии тронулся автобус, следом за ним наш «Запорожец» и грузовой вездеход на случай, если какая из машин застрянет на лесной дороге, так как прошел обильный дождь. Поехали все же в объезд леса, это намного дальше, но надежнее. Не доезжая Медведовки, жена включила приемник. Передавали концерт по заявкам радиослушателей. Вдруг диктор объявила: «Для вас, бывшие холодноярские партизаны, передаем песню «Степом, степом» в исполнении Черкасского государственного заслуженного народного хора». Я замер. Сколько раз слушал песню-реквием, но тут она звучала по-особому. Здесь, недалеко от Медведовки, село моего партизанского побратима, написавшего слова этой песни. Хотелось, чтобы все окружающее замерло и чтобы только слушать могучие слова. Степом, степом йшли у бiй солдати, Степом, степом – даль заволокло. Мати, мати стала коло хати! А кругом в диму село… У Медведевского дома культуры полно людей. Они обнимались, целовались, фотографировались, о чем-то рассказывали, вспоминали. Съехав на обочину, жена остановила машину, вышла и вместе с сыном быстро собрала для меня кресло. Мне хотелось как можно больше увидеть людей, приехавших из разных концов страны: из Ленинграда, Куйбышева, Саратова, Минска, Сухуми, Тбилиси и даже из столицы далекой Каракалпакии. Приехали те, кого удалость разыскать. Многих уже нет в живых. Только здесь узнал, что в последнем бою вместе с другими погиб мой партизанский товарищ Василь из Яблуновки. Со многими, кого я знал, встретился я в Медведовке. Заночевали в пионерском лагере. Трудно передать чувства, которые испытал я при приезде в лагерь. Мне показалось, что это тот самый «Орленок», куда я приехал в июньский воскресный день сорок первого. Такие же дубы и ели, такие склоны, аллеи, точно такое же расположение лагеря, только вместо палаток стройные домики. Кто мог подумать, что спустя тридцать два года я снова буду в этих местах! День клонился к вечеру. Лишь изредка сквозь густые кроны деревьев пробиваются и мелькают на стене его багровые отблески. Вот-вот должна прийти жена, и я прислушиваюсь к шагам и голосам за дверью. Поскорее бы! Ведь я так хочу похвалиться ей новостью: совет ветеранов прислал приглашение. А завтра чуть свет поднимусь и начну записывать все, что вспомнил за день. Только бы успеть. Только бы не отказала память, не остановилось сердце. 1975-1981 гг. Артемовка на Полтавщине. |