Александр Роднянский Выходит продюсер. Продюсер проекта Иван Филиппов Александр Роднянский
 Скачать 5.54 Mb.
|
|
главное, какой ценой? В американском кино есть фильм, идеологически очень близкий к «9 роте», — «Мы были солдатами» Рэнделла Уоллеса, вышедший на экраны в 2002 году. Он основан на одноименной книге-бестселлере генерал-лейтенанта Гарольда Мура и журналиста Джозефа Гэллоуэя и посвящен одному из самых тяжелых сражений войны во Вьетнаме — битве в долине Йа-Дранг. С 14 по 18 ноября 1965 года два батальона американских солдат держали круговую оборону против северовьетнамской армии, превосходящей их численно в семь раз. США потеряли в битве 234 человека убитыми и 245 ранеными, потери вьетнамцев оценивались от 1500 до 2500 человек. Мур командовал первым батальоном, попавшим в окружение, а Гэллоуэй был прикомандирован к батальону как журналист. Режиссер и автор сценария Уоллес объяснял свое желание экранизировать книгу словами одного из авторов, генерала Мура. Он как-то рубанул в сердцах: «Ни один чертов голливудский фильм не рассказал правду о вьетнамской войне!» Фильм Уоллеса действительно отличается от большинства картин о вьетнамской войне. Он не милитаристский, в нем не повышен градус патриотизма, но он и не абсолютно достоверный. У «Мы были солдатами» есть эпиграф: «…Многих ждали семьи, для других же единственной семьей были товарищи, умиравшие рядом с ними. Когда они вернулись домой, их не встречали с оркестром, флагами и почетным караулом. Они пошли на вой ну, потому что им приказала их страна, но сражались они не за флаги и страну. Они сражались друг за друга». Принципиально новым в фильме стало отражение не только американской, но и вьетнамской трагедии. «Сценарист/режиссер воздает почести — щедро и аполитично — не только погибшим и еще живущим американским ветеранам битвы в Йа-Дранг, но и их вьетнамским противникам. Редко встретишь такое уважение к другой реальности войны», — писал рецензент Entertainment Weekly. И действительно, в фильме вьетконговцы не предстают кровожадными монстрами, мешающими бравым американским солдатам нести в их джунгли доброе и вечное. Генерала северовьетнамской армии Нгуен Ха Ана, командовавшего в долине Йа-Дранг, сыграл Дон Дуонг, один из самых известных и любимых во Вьетнаме актеров. Для него-то эта роль и стала началом драмы. После вьетнамской премьеры фильма в главной газете страны появилась статья, в которой Дон Дуонг обвинялся в предательстве национальных интересов, практически в государственной измене. Актера стали ежедневно вызывать на допросы, требовали, чтобы он подписал признательные показания и объявил себя предателем. В адрес Дуонга и членов его семьи стали поступать прямые угрозы: ему прозрачно намекали, что, если он не подпишет показания, ему и уголовное дело можно «пришить». После того как на допросы стали вызывать детей актера, он решил навсегда уехать из Вьетнама, причем до момента, когда актер сел в самолет, вопрос о том, выпустят ли его из страны, оставался открытым. За Дуонга хлопотал соавтор книги Джо Гэллоуэй. Когда Гэллоуэй узнал, что против актера началась кампания общественной травли, он позвонил начальнику канцелярии госсекретаря США Колина Пауэлла и мобилизовал на защиту Дуонга всю мощь американской дипломатии. Вопросы с вьетнамским правительством решал посол США во Вьетнаме. Утром того дня, когда Дуонг должен был вместе с семьей вылетать в США, в центральной газете Вьетнама появилась еще одна статья: актер вновь обвинялся в предательстве, и от властей требовалось принять против актера самые жесткие меры. Дуонга остановили у трапа самолета, но после вмешательства американского консула все-таки разрешили покинуть страну. Для российского же зрителя главный ответ в фильме был. Российская аудитория остро нуждалась в эмоциональном доказательстве, которое бы вернуло ей чувство самоуважения. «9 рота» возвращала зрителя к еще единой стране, где украинцы, чеченцы и русские живут и воюют бок о бок. Фильм оставлял в зрителе чувство причастности к судьбе исчезнувшей страны через судьбы несчастных мальчишек, отправившихся на чужую войну не по своей воле. «9 рота» компенсировала коллективную психотравму исторического поражения и вины. Долго ждали подтверждения того, что войны проигрывает государство, а не конкретные люди. Люди, по «9 роте», морально стойки и честны. Их подводят исторические обстоятельства и подлые правительства. Уже под конец монтажа «9 роты» Федор Бондарчук начал задаваться вопросом, который однажды и озвучил: «И что дальше будем делать?» И я всерьез задумался. По мере того как я искал ответ на вопрос Федора, профессиональная удача улыбалась мне все шире. Казалось, что у нас получится все, за что мы ни возьмемся. На канале СТС старый сезон победоносно заканчивался «Моей прекрасной няней», премьерой «9 роты». Новые серии «Не родись красивой» в начале 2006-го дали небывалые рейтинги, канал становился третьим по размеру аудитории, и на волне рекордных финансовых показателей мы успешно вывели СТС на Нью- Йоркскую биржу. В прокате отлично прошел «Питер FМ», снимается «Жара». Деревья расцветают, фильмы снимаются, телеканалы растут, и любую жабу можно так же легко превратить в принцессу, как Катю Пушкареву в красавицу. «Весна сыграла с профессором Плейшнером злую шутку». Следующий проект для нас должен был стать проектом мечты. Мы видели его тем самым «слоеным пирогом», о котором так мечтают все творцы и продюсеры, — фильм, востребованный и публикой, жаждущей развлечения, и интеллектуалами, ждущими пищи для ума, и романтическими зрительницами, ищущими переживаний, и брутальными зрителями, ценящими экшн. Фильм, способный захватить не только массовую, но и продвинутую аудиторию, не только молодую, но и зрелую, и женщин, и мужчин. То, что в Голливуде называют tentpole. И я начал искать универсальную историю. В голову пришел «Обитаемый остров» Стругацких. Мне было лет двенадцать, когда я его прочитал. Мама взяла меня в круиз Одесса—Батуми. Плыть предстояло две недели. Предчувствуя неописуемую круизную скуку, я набил чемодан книгами и читал всю дорогу, не выходя из каюты. Тогда «Обитаемый остров» произвел на меня гигантское впечатление. Закрыв книгу, я тут же открыл ее снова. Это было что-то вроде инициации. Благодарное юношеское сознание безошибочно распознало зашифрованный месседж, а драматургический поворот в финале (когда герой узнает об истинном положении вещей и понимает, насколько он был наивен) навсегда превратил меня в фаната Стругацких. Не буду утверждать, что с тех юношеских пор постоянно возвращался к «Острову», но если бы меня разбудили лет в двадцать пять и спросили: «Вот тебе огромные деньги. Что будешь снимать?» Я бы без сомнений выпалил: «Обитаемый остров». В «Обитаемом острове» было все: яркий герой-одиночка, противостоящий тоталитарной машине чужой планеты, дружба, любовь, неожиданные драматургические повороты, манипуляции массовым сознанием, боевые сцены, загадки, парадоксальный финал... Я полагал, что фэнтези, сделанное дорого, качественно и внятно, имеет шансы понравиться и иностранному зрителю. Конечно, русскоязычный фильм не может претендовать на столь же широкий прокат, что и голливудское кино. Но почему бы не попробовать попасть в ограниченный прокат как экзотическое фэнтези: для российского фильма даже такой вариант был бы прорывным. Я был убежден, что мы должны делать фильм максимально близким к книге. К написанию сценария я подключил опытных сценаристов и известных писателей-фантастов Сергея и Марину Дяченко. Они написали много хороших книжек, но немаловажно было и то, что они вызывали доверие у Бориса Стругацкого. Успешных экранизаций Стругацких насчитывается немного. Еще только снималась и наводила трепет масштабностью авторского замысла и перфекционизмом исполнения «История арканарской резни» Алексея Германа по «Трудно быть богом». «Сталкера», великий фильм Андрея Тарковского, «Дни затмения» Александра Сокурова и даже «Гадких лебедей» Константина Лопушанского назвать впрямую экранизациями все-таки сложно. На другом полюсе возвышался любимый телепубликой фильм «Чародеи», сценарий для которого писали сами Стругацкие, что называется, из коммерческих соображений. Ни один из примеров, таким образом, не походил на наш замысел — нам виделся скорее фильм для широкой публики, чем авторское кино. И в то же время картина для мыслящих людей, а не чисто коммерческий продукт. Надо ли говорить, что мы были безгранично самоуверенны? Сейчас я понимаю: история «Обитаемого острова» — это череда самообманов. Мечты оказались невыполнимыми в реальности, желаемое никак не обращалось в действительность, а идея русского блокбастера требовала не только желания его создателей… На съемочной площадке «Обитаемого острова» мы пытались сделать то, чего никто в стране до нас не делал. Среди нас были рациональные люди, но не было никого, кто задался бы простыми вопросами: «Слушайте, а мы вообще в состоянии это сделать? Мы это потянем?» У нас самих никаких сомнений не было. Мы были совершенно уверены в том, что и костюмы пошьем, и другой мир сделаем-выплавим-сколотим, и города построим. А не построим, так на компьютере нарисуем. Для фильма нам удалось собрать огромный бюджет. Тот факт, что за нами числился целый ряд успешных проектов, помог нам привлечь серьезного частного инвестора — компанию «Мидланд». Ее глава Эдуард Шифрин сам пришел к нам. Успешный бизнесмен, мой давний киевский знакомый, он смело решился потратить на фильм большую даже для него сумму в $12 млн. Мы сумели договориться о беспрецедентной минимальной гарантии за прокат в $16 млн, заплаченных авансом компанией «Каро-Прокат». До нас в России таких сделок не заключали... Оставшуюся часть бюджета «закрывали» своими деньгами я и наш партнер по «Жаре», «Сталинграду» и «Обитаемому острову» Дмитрий Рудовский. Даже опытные бизнесмены, достигшие успеха вне кино, оказавшись в Голливуде, рискуют спустить внушительное количество миллионов, ничего не получив взамен. И дело даже не в сложности кинобизнеса и не в невозможности предсказать, станет ли тот или иной фильм удачным. Инвестор, решивший на определенных условиях возврата вложить деньги в создание фильма, может к концу проката выяснить, что по договору его вознаграждение (сверх инвестированных средств) рассчитывается из прибыли, а прибыли по документам и нет. В 2010 году влиятельнейший журналист и блогер, своего рода летописец Голливуда Никки Финке опубликовала страницу из отчета студии Warner Bros. о финансовых результатах фильма «Гарри Поттер и Орден Феникса». Оказалось, несмотря на то, что фильм собрал $938,2 млн, по бумагам он находился в минусе на $167 млн. Таким образом получалось, что на фильме, входящем в самую популярную франшизу десятилетия, студия потеряла $167 млн. Это и называется «креативная бухгалтерия». Один из пунктов в контрактах актеров, режиссеров и сценаристов в Голливуде предусматривает не только получение ими фиксированной оплаты за работу, но и участие в прибыли от проекта. Участие может выражаться в gross points (процент от общих сборов) или net points (процент от чистой прибыли). Net points полагается довольно широкому кругу участников, а потому неудивительно, что чистая прибыль в финансовых отчетах фигурирует редко, поскольку тогда net points сказался бы губительно на доходах самой студии. Пример «Гарри Поттера и Ордена Феникса» в этом смысле самый показательный. Его подробно разбирает Эдвард Эпстайн, известный своими журналистскими расследованиями. Итак, суммирует Эпстайн, общие сборы фильма составили $938,2 млн. Из них Warner Bros., студия, выпустившая фильм, получила $459,3 млн. Остальное оставили себе кинотеатры. Из этой суммы студия компенсирует свои затраты на выпуск фильма: $191,8 млн, из них $29,2 млн на печать копий фильма, $131,1 млн на рекламу (телевидение, печатная пресса, наружная реклама), $3,5 млн за доставку копий, $5,6 млн студиям дубляжа и $8 млн на разнообразные налоги за пределами США. То есть остается у студии после компенсации расходов 268,2 млн. Фильм стоил $315,9 млн, так что формально он убыточный. На самом же деле Warner Bros., конечно, серьезно заработала на фильме. Во- первых, Warner — дистрибьютор картины, а значит, получает дистрибьюторские 30%, то есть к сентябрю 2009 года Warner уже заработала $211,8 млн. Кроме того, студия получает 80% всех доходов от продаж DVD. Остальные 20% переводятся на счет фильма и используются для выплат главным участникам производства. Доля же студии составляет $440 млн. Даже после вычета всех сопутствующих расходов — производство, хранение, логистика, маркетинг, а также обязательный процент для Джоан Роулинг — остается около $200 млн. В результате, заключает Эпстайн, на бумаге убыток, но студия все равно получила несколько сотен миллионов прибыли, причем еще до начала широких продаж телевизионных прав. Наш фильм оказался очень сложным и постановочно, и организационно. С массой неприятных неожиданностей на съемочной площадке… Оператор Максим Осадчий все время повторял, что мы ходим по лезвию ножа. И как следствие — постоянные непредвиденные расходы. Не только денег, но и нервов и сил. Мы «добивали» потребности в новых тратах своими деньгами. В итоге бюджет картины с затратами на ее выпуск в прокат составил дико звучащие $36,5 млн... В среднем над фильмом работает обычно человек семьдесят. Съемочная группа «Обитаемого острова» насчитывала около двухсот человек, причем не считая трехсот человек массовки. Наша экспедиция (фильм снимался в Крыму) длилась 222 съемочных дня — обычно в кинопроизводстве редко бывает больше 100... Одиннадцать месяцев безостановочной, напряженной, истощающей работы. Добавьте сюда еще жуткое лето с 45-градусной жарой. Съемочная площадка находилась на холме, над морем. Группа все время в плавках и купальниках. Народ то и дело бегал обливаться водой и снова возвращался на площадку. В это время артисты снимались в шерстяных костюмах… Машины, камеры, техника... Рядом на берегу разбили лагерь какие-то сектанты, кажется, адвентисты седьмого дня. Однажды мы снимаем сложную сцену, массовка, техника, жара, режиссер кричит: «Тишина на площадке!» А с берега раздается хоровое: «Иисус! Люблю тебя!» Мы не смеялись. От всего этого на съемочной площадке реально сходили с ума. История кино знает фильмы, о которых без преувеличения и метафор можно сказать: это фильм-катастрофа (не в жанровом отношении). Самый яркий пример «Человек, который убил Дон Кихота» Терри Гиллиама. В 1990 году, еще не до конца оправившись от провала «Барона Мюнхгаузена» (который стоил $46,6 млн и собрал в США $8,8 млн), Гиллиам берется за новый, крайне амбициозный проект с Джонни Деппом в главной роли и бюджетом в $40 млн. После недавних проблем с голливудскими студиями режиссер решает новый фильм делать на европейские деньги и в Европе. Бюджет Гиллиам собирал десять лет. Для европейского кинопроизводства он был колоссальным, а то, что инвестировали в фильм представители Великобритании, Германии и Франции, означало, что финансисты должны были работать с учетом налогового и финансового законодательства трех стран. После многочисленных сложностей, ссор с продюсерами, угроз актеров, в том числе Джонни Деппа, покинуть проект, в 2000 году с существенно урезанным бюджетом в $32 млн Гиллиам начал съемки в Испании. В первый день выяснилось, что недалеко от съемочной площадки находится авиабаза НАТО, откуда круглые сутки взлетают реактивные самолеты. То есть писать звук на площадке было бессмысленно — рев двигателей заглушал все прочие звуки. Придумаем что-нибудь на постпродакшн, решил Гиллиам. Кроме того, на здоровье пожаловался исполнитель главной роли Дон Кихота французский актер Жан Рошфор. «Ему было семьдесят, а выглядел он на восемьдесят. Очевидно, с ним было что-то не так», — вспоминает в интервью The Guardian Гиллиам. На второй день площадку смыло. В буквальном смысле слова: на район, где проходили съемки, обрушился сильнейший ливень, а затем наводнение. Смыло декорации, технику, слоем грязи покрылись костюмы. На четвертый день, пока съемочная группа пыталась отчистить и спасти хоть что-то из костюмов и реквизита, Гиллиам огляделся и понял: наводнение полностью изменило пейзаж, холмы вокруг стали принципиально иного цвета, абсолютно для картины не подходящего. На пятый день к Гиллиаму подошел его первый помощник и сказал, что категорически отказывается выпускать на площадку Рошфора — того нужно срочно везти в больницу. Уставший Гиллиам настоял, чтобы Рошфор снимался: съемки длились всего пару часов, после чего актеру потребовалась помощь трех человек, чтобы слезть с лошади. Его срочно на вертолете эвакуировали с площадки и доставили в больницу с диагнозом двусторонняя паховая грыжа. На этом съемки «Человека, который убил Дон Кихота» закончились. Ждать выздоровления Рошфора не мог Джонни Депп, у которого уже был расписан съемочный график на год вперед. Потом с проекта начали «съезжать» страховые компании, а без страховки съемки невозможны. Только чудом Гиллиаму удалось додавить страховщиков, и в результате все инвесторы получили свои деньги обратно. В 2010 году Гиллиам попытался воскресить свой проект. Он нашел деньги и актеров на главные роли — Юэна Макгрегора и Роберта Дюваля. Съемки должны были начаться в сентябре 2010 года, но в июле от проекта отказались инвесторы. Нелишне сказать, что и теперь Гиллиам не сдается и обещает, что рано или поздно снимет своего «Дон Кихота». Сложно было всем. Прежде всего Бондарчуку: картина его абсолютно опустошала эмоционально. Он чувствовал сопротивление во всем. Каждую сцену нужно дорабатывать, каждую декорацию перекрашивать и достраивать. Сложно было найти актеров на главные роли. Когда мы увидели на кастинге Петю Федорова, он нам сразу понравился. Вопрос был лишь в том, на какую роль его брать: Максима Каммерера или Гая Гаала. Но мы понимали, что актер на роль Максима должен сильно отличаться от других персонажей, быть пришельцем из далекого мира, человеком из будущего. И тут мы увидели Васю Степанова. Его нашел в толпе абитуриентов в актерское училище Павел Каплевич. Вася пришел, сел, улыбнулся — все ощутили нервно-паралитический эффект... То, что актером он был, мягко говоря, неопытным, никого не смутило. У Федора в «9 роте» уже был удачный опыт работы с дебютантами. Сам прекрасный актер, Бондарчук всегда показывает своим артистам их роли в деталях и «приспособлениях». Что касается Рады, то сначала мы утвердили на роль Екатерину Вилкову, для которой это был бы дебют в кино. Но она, не дождавшись, начала сниматься в другом проекте. А мы решили твердо держаться установки на поиск новых лиц на главные роли. Вот когда появилась Юля Снигирь, умница и красавица. С большими актерами: Алексеем Серебряковым, Гошей Куценко, Сергеем Гармашем — вопросов не было. (Позже «Остров» критиковали за исполнение главных ролей. Больше всех досталось Васе Степанову, и эти нападки ему было очень трудно вынести.) С самого начала съемок группу преследовали неудачи. Ураганом сносило декорации, заболевали люди. На съемочной площадке умер от врожденной болезни мозга двадцатипятилетний парень. Из окна выпала ассистент режиссера, замечательная Лена Тихонова. Кинематографисты — народ очень суеверный... Маркетинговая кампания «Обитаемого острова» была эффективной. «Остров» должен был стать фильмом-событием, обязательным к просмотру любой аудиторией: молодой и модной, более взрослой, «гиками» — поклонниками творчества Стругацких. Было много традиционной телевизионной и наружной рекламы. Для «наружки» придумывались сложные объемные форматы с выносными конструкциями. Для ТВ делались самые разные ролики: от 5-секундных тизеров до длинных трейлеров. Монтировали ролики для любителей Стругацких, для любителей жанрового кино, был романтический ролик, призванный привести в кинотеатры девочек. Мы использовали любопытные костюмы, созданные для фильма молодым дизайнером Татьяной Мамедовой. В фойе нескольких мультиплексов были организованы их выставки, в рамках Moscow Fashion Week устроен специальный показ с благотворительным аукционом. И среди прочего у нас родилась мысль сделать комикс — графический роман. Первоначально надеялись, что комикс поможет в разговоре с американским дистрибьютором, но постепенно эта идея автономизировалась как ценная сама по себе: столь необычным для российского маркетинга способом мы надеялись вызвать симпатию у любителей фэнтези и фантастики, предпочитающих американское кино и с презрением относящихся к российскому. Адаптировать «Обитаемый остров» в графическую новеллу взялся талантливый художник, известный под псевдонимом Почтенный Стирпайк, оказавшийся высоченным молодым человеком с внешностью, приведенной в соответствие с культурной традицией комикса — белые волосы до пояса, контактные линзы «кошачий глаз»... Федор, увидев художника, не сдержался: «Ой, вы гот!» — «Да, — ответил художник. — А вы режиссер?» Но два этих культурных полюса, представитель мейнстрима и маргинал, понравились друг другу. В результате у нас вышла достойная книжка. Последние десятилетия XX века совпали с резким ростом интереса массовой публики к жанрам, ранее воспринимавшимся как нишевые или даже подростковые: научной фантастике и, в еще большей степени, фэнтези. «Властелин колец» Джона Толкиена, «Песнь Льда и Пламени» Джорджа Мартина, «Звездные войны» Джорджа Лукаса, «Гарри Поттер» Джоан Роулинг — эти произведения не просто понравились читателям-зрителям. Они не только были освоены разными национальными культурами, но и стали особой системой распознавания «свой — чужой». Реагируешь на фразу These aren’t the droids you are looking for или I am your father, Luke, значит свой, фан «Звездных войн». А если можешь ответить на вопрос, сколько лун у планеты Татуин, значит, свой в доску. Зачастую зритель или читатель пытается ассоциировать себя с героями книги или фильма, с их обстоятельствами, и в сказке или фантастическом фильме это удается проще, ведь во «Властелине колец» или «Звездных войнах» нет привычной географии и деления по национальному признаку. Когда романы Толкиена начали набирать популярность в России и в городских парках и окрестных лесах стали появляться толпы толкиенистов, воспроизводивших сцены из любимого романа в реальной жизни, возникла шутка, характеризующая степень погружения читателя в толкиеновский мир: есть три степени «толканутости»: первая — прочитал, понравилось. Вторая — прочитал, понравилось, заставил прочитать всех друзей и родственников. И третья — у Толкиена все неправильно, я сам только что из Средиземья. Но самым экономически удачным и абсолютно универсальным в этом смысле культурным явлением стал фильм «Звездные войны» Джорджа Лукаса. На историях о Люке Скайуокере, капитане Соло и принцессе Лее растет уже третье поколение зрителей. Говорят, в мире живет не меньше десятка миллионов поклонников саги. Спустя три десятилетия после выхода фильма его переиздания на blu-ray сразу же установили рекорд продаж. За первую неделю фанаты купили миллион экземпляров бокс-сета с обновленными «Звездными войнами», потратив $84 млн. «Звездные войны», кстати, еще и пример самого выгодного контракта в истории кино. В 1976 году начинающий режиссер Лукас, подписывая договор со студией XX Century Fox, согласился работать на фильме «Звездные войны» за мизерный гонорар, оговорив взамен 40% кассовых сборов, права на сиквелы/приквелы и всю сувенирную продукцию. На сегодня «Звездные войны» суммарно заработали (прокатом, на домашнем видео, продажей игрушек и т. д.) $22 млрд. После покупки Lucas Films корпорацией Disney и объявления даты премьеры следующего фильма вселенной «Звездных войн» сложно даже предположить, сколько еще миллиардов заработают эти герои. Желание наше было очевидно — соединить в одном проекте несоединимое: диссидентскую, хоть и ставшую классикой, литературу, и мейнстримовского режиссера, необычайно медийного и близкого российской власти. Наш план состоял в том, чтобы увлечь и примирить общим культурным наследием и его актуальным прочтением разные части общества. Вышло ровно наоборот: обиделись и обозлились все. На «Обитаемом острове» я впервые лоб в лоб столкнулся с проблемой интернет-недоброжелательства. И сила его поразила меня. Фильм должен был выйти в прокат только под Новый год, но уже летом интернет наводнился критическими статьями. Сеть кишела негативом в отношении еще не законченного фильма, который никто даже не видел. Сетевая прелюдия открыла ящик Пандоры, и задолго до премьеры немало людей подспудно решили фильм не принимать. Рост «медийности» не содействовал интересу к нему, он был обратно пропорционален симпатиям самой активной части публики, хипстеров — блогеров, умников, идейных маргиналов. С другой стороны, всем действовала на нервы та видимая легкость, с какой мы собрали гигантский, по российским меркам, бюджет. Пошли слухи о «распиле» государственных денег, что было уж совсем несправедливо... Контркампания справиться с негативным настроением была уже не в состоянии. Мы показывали картину авторитетным рецензентам, в неподкупности и честности которых никто не мог сомневаться. Они находили фильм и интересным, и важным, публиковали рецензии… и тут же получали шквал обвинений уже в свой адрес. В какой-то момент стало очевидно: прорваться не удастся. При нашем бюджете, чтобы окупиться, учитывая очень удачные телевизионные продажи в России и СНГ и отличный DVD- прокат на Западе, надо было собрать в российских кинотеатрах около $50 млн. Сборы же едва дотягивали до 30... Не помог к тому же кризис 2008-го, обрушивший рубль, — и фильм, снимавшийся по цене 24 рубля за доллар, выходил в прокат при 35 рублях... Оглядываясь назад, я могу сформулировать какие-то основные причины неудачи. Трепетное отношение к книге Стругацких, желание перевести ее на киноязык максимально точ но стало самой большой нашей ошибкой. Время идет, и книга, написанная несколько десятков лет назад, не может с фармацевтической точностью воспроизводиться на экране. Это путь тупиковый. Все мы знаем, как в аналогичных ситуациях работает американская киносистема. Голливудский продюсер покупает права на хорошую жанровую книгу. И, принимая решение ее экранизировать, он берет основную — в буквальном смысле — линию в качестве драматургической основы. Второй идейный слой книги используется как вспомогательный инструмент, углуб ляющий экранный результат. Так появляется то, чего мы и хотели достичь, то, что принято называть elevated genre movie — продвинутое жанровое кино. Взявшись за «Обитаемый остров», американские продюсер, сценарист, режиссер усложнили бы характеры главных героев, обеспечив цельность жанрового повествования. Мы же поступили по-другому, вывели на передний план не человеческую историю, а «идеологическую». Нельзя главным героем фильма делать послание про общество, тоталитаризм и свободу. Фильм — это история конкретных людей, и именно она призвана заставлять зрителей сострадать герою и ненавидеть его врагов. Для зрителя поход в кино — это прежде всего эмоциональное путешествие. Когда же его пытаются подменить путешествием интеллектуальным, вполне правомерно возникает резкое отторжение. Массовый зритель ходит в кинотеатры не для интеллектуальных экзерсисов и нотаций. «Обитаемый остров» оставлял ощущение поучения. Мы рассчитывали, что содержательные элементы фильма, так же как и в книге Стругацких, будут присутствовать в сюжетных линиях второго плана, во взаимоотношениях Умника и Странника, в монологах выродков. Но то, что планировалось как второй и третий план, в финальной версии оказалось на первом. Второстепенные герои в фильме вышли много удачнее и выразительнее главных. Опять-таки мы оказались заложниками фанатичной преданности первоисточнику. Как бы Стругацкие ни пытались писать книгу «для детей и юношества», все равно они писали зрелую литературу, глубокую, с умной иронией. Единственным плоским персонажем являлся главный герой. И в этом был замысел авторов, изобретенный для обхода цензурных ограничений. На планету Саракш попадает человек из коммунистического будущего, идеальный человек из счастливого мира. Характер, лишенный рефлексий и сложности. Из мира, лишенного проблем и двусмысленностей. И этот молодой дуралей сталкивается с иной, очень похожей на нашу реальностью. У читавших книгу не возникал вопрос, почему главный герой несколько неадекватен, почему он улыбается в ответ на агрессию, почему мир для него черно-белый. А у всех остальных зрителей возникал. Мы, конечно, начали фильм с краткого объяснения про созданный Стругацкими Мир Полудня, где люди не знают болезней и страданий, но этого оказалось явно недостаточно... Тогда я обижался, что критики ставили нам на вид сходство с советской фантастикой: «Москвой—Кассиопеей» и «Через тернии к звездам» Ричарда Викторова, но они были правы: «Обитаемый остров» получился очень советским фильмом. Именно за счет «послания» и дидактического тона. И форма, технологии, компьютерная графика тут ничего не решали: пуб- лицистическое в картине оказалось более выпуклым, чем человеческое, что и ставило ее в советский по духу киноряд. В технологическом смысле фильм получился значительно более продвинутым, чем все сделанное в этом жанре в нашей стране до нас. В нем есть множество конкретных достижений: удачные роли, удачные детали фантастического мира, зрелищные экшен-эпизоды. Есть безусловные технологические достижения, связанные с миром Саракша, с городом — все, что было сделано и нарисовано, кстати, российскими компаниями, занимающимися CGI. Парадоксальным образом именно сцены, сделанные для нас за рубежом, канадской компанией (космос, полет и падение космического корабля), оказались чудовищно слабыми и у зрителей вызвали насмешки. К безусловным достижениям можно отнести и ощущение городского пространства, наполненного живыми людьми. Мы сделали и несколько ошибок практического свойства: выпустили фильм в двух частях, что тоже диктовалось чрезмерно бережным отношением к книге: боялись потерять важные линии и эпизоды. Позднее, уже для международного проката, было сделано несколько альтернативных версий. Сначала попробовали не просто сократить, а изменить саму историю, заново собрав новый «Обитаемый остров» из существующего материала. Версия эта длилась 105 минут, в отличие от 218 минут хронометража двух фильмов оригинального варианта. Принципиально отличалась она и сюжетно. Мы освободили фильм от тонкостей отношений между героями, от многих параллельных сюжетных линий. Но вместе с исчезновением метров пленки и минут экранного времени из него исчез и «воздух». Так часто бывает: когда сокращаешь картину, не обращаешь внимания на незначительные, казалось бы, сцены, иногда даже отдельные планы, которые и создают объем, расширяют пространство жизни героев. Упрощая историю, ты ее убиваешь. Фильм становится короче, с виду динамичнее, но… скучнее. Лучшим из многочисленных монтажных вариантов «Обитаемого острова» была, по-моему, версия, длившаяся 165 минут. Именно ее нам и надо было с самого начала выводить в прокат. На нее могла бы быть совершенно другая реакция. Мы бы избавились от проблемы незавершенности первой части, которая вызвала у зрителя ощущение обманутых надежд. Внятный финал компенсировал бы иные промахи… Тем не менее шуму мы наделали. И хотя во время выхода фильма в прокат в январе 2008-го разразилась газовая война между Россией и Украиной, дискуссия вокруг «Обитаемого острова» долго была номером один в топе «Яндекса». У фильма «Обитаемый остров» не просто тяжелая, а мистическая судьба. Но, пожалуй, самым удивительным стало то, что спустя некоторое время после завершения проката у фильма стали появляться поклонники. Вдруг вполне вменяемые, имеющие представление о кино люди заговорили, что фильм-то неплохой. Если «9 рота» неожиданно для нас оказалась у власти в фаворе, то с «Обитаемым островом» все сложилось закономерным образом иначе. Мы не планировали заниматься обличительной публицистикой, но, поскольку фильм долго разрабатывался, а потом долго снимался (четыре года), окружающая нас действительность «догнала» историю Стругацких. Поначалу Саракш на современную нам Россию похож, в общем, не был, но к премьере «министерство правды» уже вполне сформировалось и включило зомбизаторы на полную мощность. Параллели с оболванивающими массы излучателями с Саракша оказались уж очень очевидны. Мой украинский опыт подсказывал: аллюзии могут быть восприняты чрезвычайно болезненно. Лишь участие в проекте Федора, человека политически надежного, помогло нам избежать серьезных сложностей. Профессионалы кино знают, что в по-настоящему удачных фильмах, втягивающих в себя зрителя, увлекающих и не дающих отвлечься, зачастую незамеченными остаются мелкие недочеты технического или даже сценарного свойства. Это называется fridge logic, «логика холодильника». Вот вышел зритель из зала, он переполнен эмоциями, он с восторгом обсуждает фильм с друзьями. А ночью, встав съесть что-нибудь из холодильника, вдруг задумывается: «А почему это герой тогда так поступил? Это ведь совершенно нелогично!» или «А как же там у них в погоне машина со здания на здание перепрыгивает? Этого ведь быть не может по законам физики, на крыше не было места для разгона!» Но факт: если эти вопросы у зрителя возникают не в зале, а существенно позже, значит, фильм удался. С точки зрения бизнеса выпустить в прокат фильм хронометражем больше двух с половиной часов было бы непросто. Пришлось бы уговаривать кинотеатры, поскольку продолжительность фильма влияет на общее число сеансов. Впрочем, стоило попробовать: может быть, мы бы потеряли в количестве сеансов, но в количестве зрителей выиграли бы. Но была одна вещь, с которой «Обитаемый остров» не мог спорить, хотя и пытался. В индустрии кино, в кинопотреблении, если хотите, к моменту завершения «Острова» произошли необратимые изменения. Раньше игровое кино было в восприятии зрителя целостным явлением, подразделяясь лишь на жанры. Теперь же по факту появилось два принципиально различных между собой вида: фильмы традиционных жанров — драма, мелодрама, детектив, авторский фильм, с трудом попадающие на киноэкраны, и кино аттракционное, в котором главным становится агрессивная визуальность, призванная поразить не сознание, а бессознательное в зрителе. И тут зрителем окончательно стал подросток: подросток-человек и подросток, живущий в каждом человеке. Нельзя с одними и теми же критериями подходить к спектаклю в театре Royal Court и представлению в Cirque du Soleil лишь по той причине, что оба они в целом из категории представлений. А «Обитаемый остров» по старинке пытался сесть на оба этих стула. Он хотел сообщить важное мыслящим и развлечь тех, для кого кино лишь вид досуга. Однако первые, скорее, продолжат смотреть интеллектуальные сериалы, а последние всецело ориентированы на «кино du Soleil». Мы не учли, что кинематограф и в десятой части перестал быть тем, чем он был для наших дедушек и бабушек, мам и пап. Для них он исполнял массу функций. Коммуникативную — фильмы можно было обсуждать. Психокомпенсаторную — освобождал от забот и комплексов, поставлял ролевые модели поведения. А теперь технологии изменили характер потребления зрелища, часть функций у кино забрали ТВ и интернет, появились новые платформы потребления досуговых продуктов, и на эти платформы ушло то, что раньше размещалось в кино. Никому в голову теперь не придет делать «Унесенных ветром» или «Крестного отца» для большого экрана. Некогда Дэвид Селзник, капиталист-энтузиаст и продюсер-первопроходец, жизнь положил, чтобы довести до завершения свой мега по тем временам проект... Теперь же «Унесенные ветром» стали «Адом на колесах», а «Крестный отец» — «Кланом Сопрано» или «Подпольной империей». То, что раньше мыслилось только в виде фильма, ныне может существовать и пользоваться спросом в виде сериала, увлекательного, содержательного. И наивно сокрушаться: «Что произошло со зрителем? Еще вчера он стоял в очереди на Тарковского, а сегодня “несет с базара” сплошные комикс-франшизы!» В мире реальном — и реальных зрительских предпочтений — зритель все тот же, и смотрит он все. Но смотрит иначе. Кто-то скачивает с торрентов микробюджетный, действительно независимый полудокументальный мамблкор (mumblecore — фильмик- бормоталка). А кто-то ни в жизнь не пропустит новый попкорн- муви (так называют развлекательные крупнобюджетные фильмы). Иногда это один и тот же человек, но этот человек не пойдет с попкорном в зал с мамблкором. «Аватар» Джеймса Кэмерона стал открытием вовсе не потому, что представил на всеобщее любование невероятной красоты мир воображаемой планеты или рассказал еще одну историю про национально-, вернее, планетарно-освободительное движение. «Аватар» вывел на первый план другое качество зрелища — зрелище, способное полностью захватить смотрящего. И тем самым оттеснившее на второй план каноны драматургии, психологизм, разработанность характеров. Все это ищите на других носителях, говорит он. В торрентах, на DVD, на ТВ. Большой экран обрел большой масштаб и… потерял в нарративности, в способности к месседжу, к генерации смыслов, в конце концов, как бы смело это ни звучало. Впрочем, опыт неудачи неоценим. Он рождает радикальные решения. За ним следует новый жизненный этап. Что и произошло со мной. Тот факт, что «Обитаемый остров» не стал победой, было большим разочарованием и внятным уроком. После него я решил мыслить здравыми категориями, пытаться уловить зрительские (покупательские, простите за прямоту) потребности и соответствовать им. На практике воплотить американский принцип: не бывает такого, чтоб важным было одно, а смотрели люди про другое. Важное как раз то, про что смотрят… Пришло осознание простых истин: фильмы, которые мы производим, должны пересекать границы русскоязычного мира. Мы обязаны научиться волновать сердца зрителей других стран. Только это позволит нам рисковать с проектами, о которых мечтаем и бюджеты которых значительно превосходят пусть растущий, но ограниченный потенциал российского рынка. Иначе либо помощь государства, которая никогда не бывает бескорыстной (окажется ли твой проект среди социально значимых — поди знай...), либо производство недорогих комедий с медийными лицами, ориентированных на доминирующую в наших кинотеатрах молодую аудиторию. Но я ведь занимаюсь кино не только для того, чтобы зарабатывать деньги, что, конечно, важно... Влюбляясь в талантливо придуманные истории и в их героев, я мечтаю только об одном: как их осуществить и как добиться того, чтобы зрители разделили твои чувства. А это могут быть и драмы, и мелодрамы, и политические детективы, и научная фантастика, и, о ужас, радикальные авторские эксперименты. И все чаще я начал думать о возможностях интеграции в индустрию, фильмы которой завоевали весь мир, став универсальной фабрикой смыслов и увлекательных историй. В индустрию, которая без государственной помощи, опираясь на завоеванное превосходным качеством своих фильмов глобальное пространство, может рисковать и всегда это делает. Короче, я начал думать о Голливуде... Дело в том, что американское кино принадлежит зрителю. Причем все американское кино — и авторское, и аттракционное, и «студийное», и «независимое», и блокбастеры, и сложные драмы. Оно отвечает на вызов, исходящий от зрителя, распознает его ожидания. Американское кино невозможно без зрителя, зритель ему нужен как воздух. Именно так: американский кинематограф дышит зрителем и не надышится на него, потому что находится в полной — и честной! — от него зависимости. Его не интересуют идеи сами по себе, важность тем сама по себе, ожидания власти сами по себе — его интересует по большому счету одно: купит ли человек билет на фильм. В этих обстоятельствах невозможно организовать масштабную разводку на кинобюджет власти и отдельных инвесторов, выдвигая как аргумент социальную, культурную или политическую значимость будущего фильма. Здесь вообще разводки маловероятны — потому что живут тут и действуют не по понятиям, а по строгим социологическим данным. И известно, у какого фильма потенциальная аудитория больше на юге страны, какой нужен испаноязычной аудитории, а какой — high-brow intellectuals из Нью-Йорка, интеллигенции с Манхэттена. И по этой карте зрительской «местности» прокладывает свой маршрут и создатель блокбастера, и независимый автор радикальной драмы. И именно это стимулирует инновации, поиск, в том числе и художественный, новых способов повествования, новых героев, прорывных жанровых открытий. В Голливуде сегодня сосредоточены главные мировые ресурсы кинопроизводства. Это произошло по многим причинам — как культурно-этническим и социокультурным, типа общепризнанной ориентированности американцев как народа на кино (тут оно любимейшее из искусств, ведь американцы — нация, «намытая» волнами разноязыких эмиграций, которые нашли общий язык и общую национальную идентичность через визуальные образы — комиксы и «движущиеся картинки»), так и экономическим и этическим. Первое, о чем стоит сказать, — это мощь американских мейджоров, то есть крупных киностудий. Мейджорами называют шесть крупнейших киностудий Голливуда: Warner Bros., 20th Century Fox, Paramount Pictures, Sony Pictures, Walt Disney Pictures, Columbia Pictures и Universal Pictures. Иногда в список мейджоров включают также студии MGM и DreamWorks. Вместе фильмы этих студий обеспечивают до 90% кассовых сборов в США. Сначала, в «золотой век Голливуда» (с 1920 до 1950 года), студии были компаниями полного цикла: производство, дистрибуция, показ. В 1948 году решением Верховного суда США в борьбе с монополизмом студиям было запрещено напрямую владеть кинотеатральными компаниями. Сегодня студии отвечают за производство и дистрибуцию. При этом дистрибуция фильмов, снятых другими производственными компаниями, составляет большую часть бизнеса студий. Наряду с мейджорами существуют так называемые мини-мейджоры: Lions Gate, The Weinstein Company, Summit Entertainment, Relativity Media и другие. Мини- мейджоры отличаются от просто производственных компаний в первую очередь дистрибуционными возможностями. Например, компанию режиссера Рона Говарда и продюсера Брайана Грейзера Imagine Entertainment нельзя назвать мини- мейджором, так как ее фильмы прокатывает студия Universal. Американские мейджоры не просто производят кино или владеют библи отекой прав. Им принадлежит платформа дистрибуции в тех странах, где нет ограничений антимонопольного законодательства. Помимо производства и дистрибуции главный козырь голливудских компаний — накопленная за столетие экспертиза в отборе фильмов, развитая инфраструктура и огромный пантеон звезд. В Америке невозможна ситуация, когда звезда не работает. Если не работает, значит не снимается, а значит уже не звезда. У каждой из звезд свои сильные стороны и собственная аудитория, которая ходит в кино ради него (или нее). Есть актеры, пользующиеся особенной популярностью у афроамериканцев или латинос, у женщин определенного возраста или у жителей Нью-Йорка. Любой известный актер так или иначе работает на какую-то аудиторию. Яркий пример — Джейсон Стэтхем. Он вовсе не входит в так называемый «А-список» — список подлинных звезд, гарантирующих значительные сборы в Северной Америке, но зато в России его обожают. И даже провалившийся в прокате во всем мире фильм «Механик» умудрился собрать в России вполне достойные $8 млн. Тот же принцип действует и когда кто-то из голливудцев снимается в Японии, Англии, Франции — в тех странах, где их любят. При этом в Америке к ним могут относиться довольно прохладно. Кроме того, сейчас в США расцвет литературы для кино и телевидения. Талантливые сценарии пишутся десятками — в России такой встретишь раз в десятилетие. Сценаристами выступают даже те, кто, казалось бы, уже давно поднялся высоко по литературной лестнице. Недавно один из выдающихся современных писателей — Салман Рушди — вызвался написать сценарий для сериала на кабельном канале Showtime. Заметим, не его попросили, а он сам заявил, что хочет быть причастным к тому феномену мировой культуры, каким стало американское кабельное телевидение. Голливуд рекрутирует не только самых талантливых людей, но и самые успешные мировые технологии. Одна из причин феноменального успеха Голливуда и почти полной невозможности соперничать с ним в том, что на американскую киноиндустрию работают компании, стянувшие ресурсы со всего мира и перемещенные в Америку (или даже трудящиеся удаленно, как, например, одна из крупнейших в мире студий спецэффектов Weta Digital, которая так и не рассталась с родной Новой Зеландией). Более того, на американскую киноиндустрию работают и иностранные деньги. Например, в 90-х — начале 2000-х большинство самых успешных голливудских фильмов было сделано на частные немецкие инвестиции: тут и «Матрица», и «Властелин колец». До недавнего времени в Германии кинопроизводители пользовались очень выгодными налоговыми льготами, причем совершенно не требовалось, чтобы фильм делался в Германии или чтобы в нем были заняты немецкие актеры. Для получения льгот достаточно было, чтобы права на фильм принадлежали немецкой компании. Этим активно пользовались голливудские студии. Например, американская студия собирается снимать фильм с бюджетом $100 млн. Она продает авторские права за сумму, равную его бюджету, — $100 млн — некой немецкой компании, у которой потом «арендует» эти самые права, но уже за 90% стоимости. $10 млн прибыли у студии в кармане, а производство фильма еще даже не началось. Журналист и писатель Эдвард Эпстайн рассказывает интересную историю о съемках фильма «Лара Крофт: Расхитительница гробниц». Финансисты студии Paramount, пишет Эпстайн, использовали немецкую налоговую лазейку и аналогичную ей английскую; к тому же они предварительно продали права на несколько иностранных территорий еще до начала съемок (фильм основан на сверхпопулярной компьютерной игре, так что у него имелась большая потенциальная аудитория). Итого при бюджете в $94 млн уже до начала съемок студия заработала $87 млн. С 2005-го по 2008-й, по данным Reuters, американские и иностранные банки и хедж-фонды вложили в Голливуд $15 млрд (кредиты и инвестиции). Среди крупнейших инвесторов — Royal Bank of Scotland и Deutsche Bank. Сегодня о намерении вложить средства в американское кино все чаще говорят крупные китайские бизнесмены. Шанхайский телемагнат Бруно Ву при поддержке Deutsche Bank и China Credit Trust создал для инвестиций в голливудское кинопроизводство $800-миллионный Harvest Fund. Компания Стивена Спилберга DreamWorks получила $325 млн от индийской Reliance Big Entertainment. Даже у Муаммара Каддафи были свои интересы в Голливуде: его сын аль-Саади Каддафи был главным инвестором и совладельцем кинокомпании Natural Selection, занимающейся производством малобюджетных фильмов. Каждый свой приезд в Лос-Анджелес я вновь убеждаюсь: делать здесь кино проще, чем где бы то ни было еще. Я не испытываю эйфории ни насчет Америки в целом, ни насчет американского кинопроизводства в частности, хотя уважаю американский образ жизни и действий как любой другой. Но естественность существования тут кинопроизводства не может не впечатлить. Свежий пример. Ридли Скотт работает над «Советником» (Counselor) по сценарию Кормака Маккарти. Как бизнес-проект фильм чрезвычайно неоднозначен, несмотря на то, что ставит его действительно великий режиссер, автор «Чужого», «Прометея» и «Бегущего по лезвию бритвы», а сценарий написал современный классик, наиболее, говорят, вероятный лауреат следующей Нобелевской премии по литературе. Но это серьезная и по воздействию, скорее всего, депрессивная драма, а массовая аудитория ныне, как мы знаем, предпочитает аттракционный кинопродукт. Но, черт возьми, это же все-таки Ридли Скотт и это Брэд Питт, Майкл Фассбендер и Пенелопа Крус в главных ролях! Их имена — залог международных предпродаж, а значит, возврата как минимум части бюджета еще до завершения производства фильма. Подобные правила не действуют в случае с неамериканским кино. Фильм Александра Сокурова предпродать невозможно, даже если пятнадцать раз повторить: «Черт возьми, это же Сокуров!» Понятно, кто такой Сокуров, но понимание не гарантия кассового успеха. Я горжусь причастностью к фильму «Елена» Андрея Звягинцева, но ради экономической объективности стоит заметить: его бюджет выше, чем бюджет драмы, обещающей стать рентабельной. И даже несмотря на то, что во французском прокате его посмотрело больше ста тысяч зрителей (на пятидесяти копиях, что любопытно, то есть сборы на одну копию оказались внушительными), даже несмотря на то, что он вышел в прокат в Америке и десятках других стран, он вряд ли принесет столько, сколько было на него истрачено. Отсюда простой вывод: российское серьезное кино не справляется без госдотаций. А американское даже не знает, что это вообще такое. Там риски небезосновательны. И тем не менее идея составить достойную конкуренцию Голливуду не умирает. Европейские кинопроизводители не раз собирались солидаризоваться и создать единый европейский рынок. Своим главным преимуществом они считали общеевропейскую политику сотрудничества и возможность пользоваться государственными и общественными ресурсами. Придумывались самые разные протекционистские меры для поддержки европейского кинематографа. Например, дополнительные средства выделялись на те фильмы, в создании которых участвовало несколько стран. Или специальные гранты для дистрибьюторов европейского кино. Или гранты для владельцев кинотеатров, которые давались при условии, что значительную часть репертуара составляло еврокино. Таким образом кинотеатрам компенсировались потери от непоказа более популярных американских фильмов. Подобных программ было немало, но ни одна всерьез не сработала. Оказалось, сопротивляться индустрии Голливуда невозможно просто потому, что на сегодня это самая разумная экономическая киномодель в мире. В этом я убедился на собственном опыте. В январе 2011 года я впервые приехал в Лос-Анджелес не по телевизионным или личным делам, а на переговоры о съемках фильма. В моих руках оказался сценарий американского режиссера, сценариста и актера Билли Боба Торнтона «Машина Джейн Мэнсфилд». Это была, что называется, судьбоносная случайность. Над сценарием Торнтон, талантливый литератор, получивший «Оскар» за лучший оригинальный сценарий (фильм «Отточенное лезвие»), работал больше шести лет. Это была очень личная история, связанная со сложным характером отца Торнтона, ветерана корейской войны. Конечно, в самом сценарии таких прямых параллелей не было — в его центре мощный характер патриарха южной семьи (Торнтон сразу писал на Роберта Дюваля), ветерана Первой мировой, человека мрачного, нелюдимого, неспособного установить контакт даже с собственными детьми. Которых у него четверо — взрослых людей, мучимых своими внутренними проблемами. Двое из которых прошли Вторую мировую. Сценарий начинается встречей с семьей британских аристократов, приезжающей в 1967 году в Алабаму выполнить последнюю волю его умершей жены. За двадцать лет до этого покойная была женой южанина и матерью его детей… Предстоит первая встреча людей, так долго ненавидевших друг друга заочно… Восхитившись сценарием, я решил поговорить с режиссером. Мы быстро нашли общий язык и… уже спустя три месяца начали съемки. Проведя весь съемочный период на площадке «Машины Джейн Мэнсфилд», я сделал вывод: невероятная, на наш взгляд, американская эффективность и скорость в работе над фильмом обусловлена тремя факторами. Первый — полная ясность и подготовленность всего. Тут действуют под лозунгом «Съемочная площадка не место для раздумий». К моменту выхода на нее фильм уже сложился в голове режиссера в мельчайших деталях: он не рыщет по площадке, не сомневается и не переделывает ничего на ходу, как часто бывает у нас, не бьется часами с актерами: вот здесь мы «плюсанем», здесь «минуснем», а вот тут давай сам актерский дубль. Предельная ясность деталей, декораций, костюмов, методов съемки задолго до начала съемок. Второй фактор — профессионализм всех без исключения участников. Его можно назвать высочайшим, но для голливудцев это просто норма. То есть каждый из членов съемочной группы: от режиссера и оператора-постановщика до парня, который заведовал палаткой со снэками, — все точно знают, в чем их работа, и выполняют ее безупречно. Мы снимали довольно сложную сцену. Герой Роберта Дюваля приезжает на место, где произошла фатальная авария. Снимали в лесу, нужно было несколько раз менять положение камеры. И вот на то, чтобы поменять точки, выставив (в сумерках) свет, у операторской команды уходило семнадцать минут. А теперь спросите у меня, сколько ставят свет наши лучшие операторы. И в павильоне, не на натуре. Отвечаю: иногда целую смену. Восемь часов. А третий фактор эффективности производства кино в Америке — особая рабочая этика, плоть от плоти американской культуры в целом. Каждый делает свою работу хорошо или работы сразу же лишается. Однако при этом человек выполняет только то, что требует от него контракт. Никакой нашей вечной истории с универсализмом служебных обязанностей тут нет. Размытости вообще ни в чем нет: с практически религиозным рвением соблюдаются все нормы, требования и правила. Переработка даже на несколько минут оплачивается, за этим следят профсоюзы. *** Притом что центр американской киноиндустрии находится в Лос-Анджелесе, на этот город производственный процесс не завязан. На съемках «Машины…» в штате Джорджия я оказался участником одного любопытного эпизода. Мы с коллегами сидели в ресторане, о чем-то между собой по-русски говорили. Женщина за соседним столиком, извинившись, спрашивает: «А на каком языке вы разговариваете?» Завязывается ничего не значащий разговор, по ходу которого выясняется, что мы снимаем кино. И тут ее муж подходит ко мне пожать руку со словами: «Спасибо, что снимаете в нашем штате и поддерживаете нашу экономику». И это с его стороны был вовсе не знак вежливости или личной симпатии. Из Лос-Анджелеса в Атланту на съемки фильма Торнтона прилетели двенадцать человек — руководители департаментов, остальных же сотрудников набирали на месте. Сегодня, благодаря программе льгот для производителей кино, в штате Джорджия снимается немало фильмов. Когда наши съемки шли в живописном историческом Ковингтоне, по счастью, не сожженном во время Гражданской войны, одновременно в городе снималось еще три фильма. Среди нашей группы были ребята, работающие на съемках «Ходячих мертвецов» (Walking Dead) и «Настоящей крови» (True Blood), — культовые сериалы ведь тоже делаются в Атланте. Иными словами, далеко не все американские фильмы снимают в Голливуде. Более того, огромные студийные павильоны Голливуда сегодня — площадки в основном телевизионных сериалов. Отток кинопроизводителей из Лос-Анджелеса начался чуть больше десяти лет назад и вызван был в первую очередь экономическими причинами: снимать в Лос-Анджелесе, да и вообще в Калифорнии, оказалось менее выгодно, чем, например, в Луизиане. Сегодня разные штаты соревнуются по части налоговых льгот для кинопроизводителей, лишь бы именно к ним приезжали снимать. Логика здесь довольно простая и сугубо экономическая: съемочная группа, скажем, из ста человек должна где-то жить, что-то есть и пить, где-то стирать и т. д. Таким образом, появление в городе нескольких съемочных групп обеспечивает работой отели, рестораны, бары, прачечные, таксистов — всех. Кроме того, если продюсер принял решение снимать, например, в Джорджии, то он вряд ли захочет везти с собой из Лос-Анджелеса технический персонал, необходимый для съемок, водителей, камеры и прочее оборудование. А значит, для этого на месте, в Джорджии, могут быть созданы предприятия, такие услуги предоставляющие, что будет удобно для продюсера и выгодно для штата. Получается, что кино создает рабочие места, обеспечивает работой малый бизнес и — через налоги — пополняет казну штата. Взамен кинобизнес получает очень внушительные льготы. Так, в той же Джорджии из $12 млн, потраченных в штате, продюсер может получить обратно $3 млн за счет налоговых вычетов. Хорошей иллюстрацией ситуации, складывающейся с выбором мест для съемок, может служить история с фильмом «Дежа вю», который режиссер Тони Скотт планировал снимать в Новом Орлеане. Но случился ураган «Катрина», и съемки пришлось сначала отложить, а потом Скотт и вовсе решил снимать в другом городе. Говорят, что губернатор Луизианы Кэтлин Бланко лично уговаривала продюсера Джерри Брукхаймера не переносить съемки и предоставила группе невиданную помощь. И штату, и городу это было жизненно важно, так как: 1) обеспечивало работой тысячи людей, пострадавших от урагана, и 2) становилось сигналом для киноиндустрии в целом — в Новом Орлеане и в Луизиане по-прежнему можно работать. За 2005 год производство фильмов принесло в казну штата Луизиана $125 млн. В 2009 году режиссер Питер Берг снимал в Сан-Франциско пилотную серию к сериалу «Травма» (к слову, так и не состоявшемуся). Пресс-служба мэрии города выпустила пресс-релиз, где подробно описывалось, что съемки принесут городу. А приносили они немало: 340 новых рабочих мест и $7 млн через расходы съемочной группы на еду, жилье и т. д., налоги и оплату предоставляемых городом услуг (закрытие дорог, сверхурочная работа полиции и дорожных служб). И поэтому для съемок центральной сцены — крупной аварии на шоссе со взрывом бензовоза — власти города вполне бестрепетно три дня по нескольку часов перекрывали движение на одной из ключевых автомобильных развязок города. В 2003 году для съемок погони в фильме Майкла Бэя «Плохие парни-2» в Майами на несколько дней закрыли эстакаду, соединяющую центр города с районами Майами-бич и Саус-бич. По масштабам это могло сравниться, например, с закрытием на несколько дней Московской кольцевой автодороги. Но для Бэя всегда идут на уступки — как устоишь перед постановщиком самого «Перл- |