Filosofij_nauka Микешина. Программа Культура России
 Скачать 4.24 Mb.
|
|
Часть III. Методология научного исследования софского познания от мировоззрения и идейных предпосылок, входящих в условия познания, в истории философии приводила к тому, что проблемы формулировались каждый раз заново и предлагались новые способы их решения. Этот процесс относится к сущности самой философии, составляет способ ее существования. Можно эту особенность философского знания объяснить иначе: в философии существуют вечные темы, а проблематизируются они каждый раз по-новому в зависимости от позиции и стиля мышления философа, философского направления, типа культуры или исторической эпохи. Так, вечная тема познания истины представлена как проблема истины — высшей идеальной сущности (Платон и его последователи) или истины как проблемы соответствия знания и действительности (Аристотель и его последователи). Проблема Истины может исследоваться в ряду универсалий — Добра и Красоты, но может анализироваться как характеристика знания в связке «истинно — ложно — неопределенно». Методы философии История развития метода философии — это одновременно и история научного метода, его становления и дифференциации. Интеграция элементов философского и научного знания в античности и Средневековье, появление специально-научных методов (экспериментальных и математических) в Новое время и стремление философии ориентироваться на эти методы, наконец, осознание того, что метод философии не тождествен методу специально-научного исследования, — такова схема развития отношения между методами философии и науки. Главные методы философии — рефлексия, умозрение, интерпретация — применяются и во всех других областях познания, но здесь они являются базовыми. Несомненный интерес для понимания природы философствования представляет рассмотрение такого способа философского рассуждения, как рефлексия — форма теоретической деятельности, направленной на осмысление своего мышления, собственных действий, а также мышления и действий других — в целом культуры, науки и их оснований. Философская рефлексия осуществляется на уровне выявления содержания знания в разных формах культуры, языке, науке и на уровне актов и процессов мышления, -выявления логических оснований, методов образования категориального аппарата, этических и других оснований. Ведущими приемами метода рефлексии выступают критико-аналитический подход, сравнение, определение, экспликация как выявление Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 413 скрытых оснований, предпосылок и ценностей. Для научно- теоретического сознания также в целом характерно стремление к рефлексии своих предпосылок, оснований, исходных принципов, концептуального аппарата. Однако в специальных науках рефлексивная деятельность чаще всего носит стихийно- интуитивный характер или сменяется специальными методами. В отличие от научной философская теоретическая деятельность заведомо предполагает выявление и анализ предельных оснований, принципов, категориального аппарата и четко ориентирована на критико-рефлексивный подход как к своему содержанию и его предпосылкам, так и ко всякому знанию и познанию вообще, ко всем формам духовной жизни и универсалиям культуры. С изменением предмета философии в ее истории происходило изменение понимания природы рефлексии. Сократовская традиция предполагала понимание рефлексии как самосознания и самопознания. Такое понимание и сегодня можно встретить в психологических или художественных текстах. В самой философии понятие рефлексии стало применяться к способам организации и обоснования внеличностного - божественного или научного, объективированного знания, к опытно-познавательной деятельности субъекта, актам его мышления на пути к истине. Рефлексивное отношение к опыту и мышлению человека позволило философии обнаружить существование и дорефлексивных (доопытных, допонятийных, дологических) форм, выявить в нашем уме и мышлении длительность, последовательность, т. е. время, осознать сосуществование вещей и явлений, т. е. пространство. Рефлексии были подвергнуты восприятие, сомнение, вера, рассуждения, познание, желания (Дж. Локк); выявлено различие между внутренним и внешним опытом и многое, многое другое, что позволило прийти к выводу о рефлексии как самостоятельном акте мысли, осознающей свое содержание (Г. Лейбниц). По Канту, понятия образуются с помощью рефлексии, которая не имеет дела с предметами и не от них получает понятия, но осознает отношение представлений к источникам нашего познания, тем самым выходя на определения. Фихте разрабатывает «Наукоучение» как рефлексию научного знания о самом себе на основании формулируемых им правил. Для Гегеля рефлексия — необходимый момент познавательного процесса, в обобщенной логической форме он исследовал ее в «Науке логики» и, в частности, выделил три типа полагающей, сравнивающей и определяющей рефлексии. Исчерпывающую характеристику рефлексии в фило- 414 Часть III. Методология научного исследования софии дал Ф. Шеллинг: «Поскольку философия полностью находится в сфере бесконечного и над ней нет, как для математики, высшей рефлексии, она объединяет все рефлексии в самой себе, ее должна все время сопровождать рефлексия ее собственной сущности; она не только знание, но всегда и необходимо одновременно и знание этого знания...» (Шеллинг Ф. О конструкции в философии // Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 5-6). Процесс философствования предполагает не только критико- рефлексивный подход, но также и синтез — создание новых теоретических конструкций, принципов, понятий, которые не являются непосредственным результатом логического вывода или операций обобщения. Решению задач такого рода в большей мере способствует другой метод — умозрение, которое применяется в любом теоретическом мышлении, но для философии является одной из базовых операций и используется в тех случаях, когда непосредственно не опираются на чувственные данные. Отвлекаясь от эмпирических данных, умозрение реализуется, во-первых, с помощью рационалистических приемов — на основании логических правил и законов, из категорий и принципов выводятся суждения о реальном мире, его предметах и процессах. Путем такого умозрения строились целые системы, получившие название натурфилософских в отличие от научных. В качестве классического примера можно привести построение известным немецким философом XIX века Ф. Шеллингом «умозрительной физики» как одного из разделов натурфилософии, существенно дополняющих «эмпирическую физику». Он исходил из того, что все явления природы «связаны единым абсолютным и необходимым законом», из которого все эти явления могут быть «выведены». Эксперимент никогда не приведет к такому знанию, потому что «он никогда не сможет выйти за пределы сил природы, которые служат ему средством познания», тогда как посредством «дедукции всех явлений природы из абсолютной предпосылки наше знание превращается в конструкцию самой природы, т. е. в априорную науку о природе. Следовательно, если эта дедукция возможна, что может быть доказано только делом, то возможно и учение о природе как наука, возможна чисто умозрительная физика, что и требовалось доказать» (Шеллинг Ф. Введение к наброску системы натурфилософии, или О понятии умозрительной физики и о внутренней организации системы этой науки // Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1987. С. 187-188). Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 415 Во-вторых, умозрение реализуется «внелогическими» приемами как непосредственное интуитивное усмотрение идеи. Это то, что называлось духовным созерцанием эйдосов (Платон), духовным узрением сверхчувственного (Плотин, Николай Кузанский). По Аристотелю, непосредственно усматривались «высшие понятия», для Декарта это форма «ясного и внимательного ума», порожденная «одним лишь светом разума». Кант и Гегель не дают права «интеллектуальному созерцанию» называться знанием, А. Шопенгауэр переводит интуитивное созерцание из сферы «ума» в область воли и чувств. Позже русские философы вновь будут писать о «непосредственном созерцании предметов в подлиннике» (Н.О. Лосский), рассматривать интуитивное умозрение как первичную сверхрациональную ступень постижения «целостного бытия» (С.Л. Франк) (Новиков A.A. Интуиция // Новая философская энциклопедия в четырех томах. Т. II. М., 2001. С. 140-141). В-третьих, особо следует отметить умозрение как «конструирование» в философии. Конструирование идеи посредством продуктивного воображения (Кант, Шеллинг) давно исследовалось в классической философии, а сегодня возродилось в виде конструктивистской теории познания, опирающейся на обширный междисциплинарный материал и теорию самоорганизации (см. главу 11). Философами прошлого рассматриваются проблемы сходства и различия конструктивизма в математике и философии, в соотношении общего и особенного, свободы и необходимости, бесконечного и конечного, синтеза границы и неограниченного. Особо исследуются соотношения созерцательного, эмпирического и интеллектуального, а также различия конструирования в науке и философии, необходимость «разведения» конструирования понятия и логического образования понятия по роду и виду, «постулирования» и конструирования. По Шеллингу, «философии принадлежит во всем научном мышлении наибольшая свобода, поэтому она в такой же степени является искусством, как и наукой» (Шеллинг Ф. О конструкции в философии // Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 17), что особо ставит вопрос о свободе воображения, творчества, конструирования идей в этой области мышления. В целом метод теоретического умозрения является столь же традиционным и общефилософским, как и рефлексия. Разумеется, такого рода чисто умозрительные, натурфилософские построения без опоры на эмпирический базис давно подвергнуты критике 416 Часть III. Методология научного исследования и не оправдывают себя, тем более в естественных науках. Вместе с тем известно, что одну из главных исторических форм этого метода — натурфилософию Ф. Энгельс не только оценивал отрицательно, но и признавал за ней определенные заслуги, поскольку «ею были высказаны многие гениальные мысли и предугаданы позднейшие открытия», как, например, атомистическое учение древних греков. Натурфилософия исчерпала себя, но лежащий в ее основе познавательный прием — теоретическое умозрение продолжает широко применяться в философии, выражая, ее прогностическую функцию. Разумеется, традиционное понимание этого приема должно быть существенно пересмотрено с позиций современной методологии, в частности, с осознанием вслед за А. Эйнштейном того «факта», что теория не может быть получена индуктивным путем — так называемым обобщением эмпирических данных, а требует конструирования идеального объекта-модели и выдвижения гипотезы, т. е. процедур, содержащих значительную долю умозрительных моментов. Философское теоретическое познание не может обойтись без умозрения, но и не может в полной мере решить своих проблем, опираясь только на интуицию и творческое воображение. Сложность и неразработанность этой проблемы дает о себе знать, в особенности, в таком фундаментальном вопросе, как генезис философских категорий. Образование новых философских понятий часто трактуется как «обобщение обобщенного», «выведение» их из истории специально-научного познания, из социально-исторической практики. Безусловно, эти логико-гносеологические процедуры широко применяются в теоретическом мышлении вообще, философском в частности. Однако вряд ли можно считать, что появление таких понятий, как архэ, логос, монады и т. д., было результатом «обобщения обобщенного» или «выведения» в логическом смысле. Без сомнения, в философии понятия и категории возникают часто в результате умозрения как гипотезы, догадки, абстракции, которые в дальнейшем соотносятся с опытом, специально-научным знанием и либо, подтверждаясь, входят в категориальный аппарат, либо отбрасываются как пустые абстракции. Использование методов рефлексии и умозрения позволяет философии выполнять важнейшую и специфическую функцию — прогностическую по отношению к специальным, естественным и социальным наукам. Это проявляется в том, что философия способна создавать новые понятия и категории, готовит для специальных наук своеобразную предварительную программу их будущего Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 417 понятийного аппарата. Сопоставление истории философии и естествознания подтверждает прогностические функции философии по отношению, например, к естествознанию. Так, важнейшая для естественных наук идея атомистики, как известно, возникла в философских системах Древней Греции, а затем развивалась внутри философских школ до тех пор, пока естествознание и техника не достигли необходимого уровня для ее конкретно научного воплощения. Другой пример: естествознание приступило к исследованию объектов с учетом их эволюции только в XIX веке, в частности в учении Ч. Дарвина, однако в философии к этому времени уже был развит категориальный аппарат, необходимый для теоретического осмысления саморазвивающихся объектов, особенно в философской системе Гегеля. Интерпретация как метод философствования Интерпретация в философии имеет свои особенности. Философские идеи, концепции и учения живут особым способом — они заново проблематизируются и интерпретируются с появлением новых контекстов, в развивающейся культуре, в новом времени и остаются открытыми для последующих интерпретаций. Общие для любой интерпретации проблемы присутствуют и в этом случае, однако характер их проявления, безусловно, меняется. Главная проблема — множественность интерпретаций, что следует, по-видимому, оценивать положительно. Не только множественность, но даже конфликт интерпретаций (П. Рикёр) является не столько недостатком, сколько достоинством понимания, выражающего суть интерпретации, поскольку любой текст не исчерпывается одним — авторским или читательским — значением, но «живет» в виртуальности многих смыслов, которыми владеет человек в культуре и жизни. Оценка многозначности интерпретаций в значительной мере зависит от позиции философа: работает ли он в одной доктрине как «единственно истинной» или мыслит в режиме диалога различных подходов и концепций, заведомо предполагающего некоторое множество интерпретаций. Эта мысль может быть подтверждена идеями Ф. Ницше, который использовал понятие интерпретации для принципиально иного подхода к познанию мира, названному им «перспективизмом». Рассматривая познание как «волю к власти», он исходит из того, что наши потребности применяют логику, истолковывают мир с помощью «схематизирования в целях взаимного понимания» и это позволяет сделать его доступным формулировке и вы- 418 Часть III. Методология научного исследования числению. Такой подход объясняет нам, почему возможно множество интерпретаций. Всегда остается «зазор» между тем, что есть мир — бесконечно изменчивый и становящийся — и устойчивыми, «понятными» схемами и логикой. Всегда возможно предложить новые смыслы, «перспективы» и способы «разместить феномены по определенным категориям», т. е. не только тексты, но сама действительность открыта для бесконечных интерпретаций, а «разумное мышление есть интерпретирование по схеме, от которой мы не можем освободиться». Человек «полагает перспективу», т. е. конструирует из себя весь остальной мир, меряет его своей силой, осязает, формирует, оценивает, и ценность мира оказывается укорененной в нашей интерпретации. В философской интерпретации речь идет об особого рода «фактах»: не о вещах, но об «отсветах, тенях, уровнях» (М. Мерло-Понти). Сам интерпретируемый текст значим как целостность, обладающая более богатым содержанием, не постигаемым простым анализом значений слов, предложений, написанных страниц. Вторичная интерпретация текстов — интерпретация интерпретации — имеет дело с «понятиями о понятиях», является ведущей для философов, опирающихся на огромный массив историко-философских текстов, а «истолкование истолкований — дело более важное, нежели истолкование вещей» (М. Монтень). В этом случае интерпретатор прежде всего обеспечивает понимание значений и смыслов текста, который выступает для него первичной реальностью, соотнося его с другими текстами самого автора и других мыслителей, а также с внетекстовыми реалиями — историко-культурными, социальными и иными условиями создания текста. Особая задача — осуществляя текстуальный анализ, выявить неявное знание, скрытые смыслы и значения, концептуальные предпосылки и принципы. Интерпретация, решающая эти задачи, следует общим правилам и принципам, не отличается, по сути дела, от историко-филологической и достаточно часто заменяет собственно философскую интерпретацию, что может и не осознаваться. Лингвист, обращаясь к языку текста, может и не обсуждать проблему, излагаемую в тексте, тогда как философ всегда обращается к содержанию, к самой проблеме. Применяя логико-методологические и историко-филологические приемы, собственно философская интерпретация вместе с тем выходит на более глубокие уровни. Это либо дорефлексивный и даже довербальный уровень эмпирических знаний, «жизненного мира» — горизонт, предшествующий субъектно-объектным отношениям, либо надэмпири- Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 419 ческий, трансцендентальный уровень субъекта как «сознания вообще», либо, наконец, экзистенциальный уровень — уровень бытия субъекта. Один из существенных вопросов философской интерпретации — отношение к автору, понимание его роли в бытии философского текста. Обсуждаются возможные варианты: «изгнание» автора, «отсечение» его от текста на основе признания автономии языка, текста. Это в определенной степени соответствует идеалам классической науки, элиминирующей субъекта из знания, или эпистемологии без познающего субъекта Поппера, а также постструктурализму, идеи которого программно выражены, в частности, в «Смерти автора» Р. Барта. Наиболее известные аргументы, поддерживающие эту позицию, состоят в следующем: не имеет значение, что хотел сказать автор, значимо только то, что говорит его текст; автор часто не знает в полной мере, что он хотел сказать, авторские смыслы могут быть недоступны, а значение текста может изменяться даже для самого автора. На мой взгляд, эти аргументы, будучи эмпирически возможными, не являются непреодолимыми и коренятся прежде всего в традиционном понимании объективности знания как его «бессубъектности». Кроме того, критик или интерпретатор, «изгоняя» автора, сам становится на его место и присваивает право на авторские смыслы, что и поддерживает «беспредел» интерпретации. Чтобы избежать регресс в «дурную бесконечность» толкования смыслов философского текста, необходимо восстановить и сохранить роль автора как определителя значений и смыслов текста из своего «единственного места» (Бахтин) в мире. Изгнание автора, пренебрежение заданными им смыслами означает утрату главного нормативного принципа — прежде всего текст «значит» то, что имеет в виду автор. Доверие автору, соблюдение по отношению к его тексту не только семантических, эпистемологических, но и моральных норм — вот кардинальные условия корректности и обоснованности в работе интерпретатора — блюстителя авторской позиции, что, казалось бы, не вызывает сомнений. В связи с обсуждением проблемы автора, субъекта или «центра» Ж. Деррида выявляет два типа истолкований. Первый тип предполагает опору на «начало», «центр» как необходимое требование и условие; интерпретация находится под концептуальным и даже «идеологическим» контролем господствующей доктрины, владеющей «началом». Как методу ей отводится только логико- техническая функция в частных вопросах, но не дозволяется быть 420 Часть III. Методология научного исследования примененной к доктрине в целом, а тем более к ее «началу». Требуется лишь усвоить как образец «правильную» интерпретацию. Это можно иллюстрировать не только ситуацией господства одной (например, марксистской) доктрины в философии, но и идеалами классического естествознания, где, например, допускалось лишь одно описание и теоретическое объяснение данного эмпирического базиса (единственность истины), в отличие от признания сегодня возможности эквивалентных описаний и конкурирующих теорий по отношению к одному эмпирическому материалу. Итак, первый тип — это истолкование, приемлемое только по обязательным правилам, основанным на признании «начала», «центра». В этом случае вариативность и существование некоторого множества самих истолкований рассматривается как опасная «вольность», порождающая необъективность и ненаучность. Такого рода интерпретации, определяемые одной доктриной, часто бывают слишком жесткими и даже агрессивными, «узурпирующими», что является своего рода платой за определенность и обоснованность в рамках доктрины. Второй тип истолкования не предполагает опору на признанное «начало», а сама интерпретативность, вариативность принимается как определяющий принцип. Эту особенность второго типа истолкования невозможно игнорировать, отринуть, с этим «приходится жить». Такое понимание и применение истолкования, как считает Деррид, противоречит гуманизму, поскольку человек на протяжении всей истории мысли грезил о некоем надежном оплоте, о «начале» и о ясной цели. Оба типа интерпретации не приемлют друг друга и тем не менее одновременно существуют в современном гуманитарном знании, и еще на долгие годы эта ситуация, по мнению философа, сохранится. Проблема интерпретации в аналитической философии имеет свой опыт и иную традицию рассмотрения, в частности, в ее лингвистической версии, для которой за особенностями языка стоят общие «параметры» и свойства реальности. Именно эти онтологические идеи служат предпосылкой и основанием теории интерпретации известного американского философа Д. Дэвидсона, являющейся наиболее разработанной и аргументированной в аналитической философии сегодня. Для него реальность — не только объективная, но и субъективная — формируется и существует с помощью языка и интерпретации. Но Дэвидсон не приемлет веру в то, что каждый из нас может «построить» картину мира, опираясь на собственные восприятия, показания органов чувств. Сознание Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 421 не носит личного характера, основой познания являются интерсубъективность, наша коммуникация с другими людьми и объектами, а также ситуации и события, интегрированные в один и тот же «контекст значения», который требует интерпретации. С этих позиций реальность — это «сплав языка и интерпретации», познание реальности возможно лишь во взаимодействии с другими людьми, общим языком, событиями. В таком контексте иначе предстает и интерпретация, соответственно, новая теория Дэвидсона получила название «радикальной теории интерпретации». Он исходил из того, что понимание отдельного предложения обусловлено способностью понимания всего языка как единой концептуальной системы; интерпретируя фразу говорящего, мы должны проинтерпретировать всю систему языка. Для интерпретации отдельного речевого акта необходимо понять «нереализованные диспозиции говорящего», то, что говорящий подразумевает, каковы его убеждения или намерения, верования или желания. Мы должны принять общее соглашение по поводу того, в чем говорящий и интерпретатор убеждены, а разногласия должны быть выявлены и осмыслены. Принцип доверия, или «максима интерпретативной благожелательности», должен лежать в основе понимания и интерпретации, обеспечивая возможность коммуникации. Согласие и сходство убеждений и установок говорящего и интерпретатора, казалось бы, являются условием успешной интерпретации, но остается открытым вопрос: является ли то, относительно чего достигнуто согласие, истинным, ведь само по себе согласие вовсе не гарантирует истинности. Для концепции философа, однако, важно другое — согласие и общность убеждений нужны как базис коммуникации и понимания. Согласие не создает истины; когда осуществляется интерпретация, мы опираемся на общую структуру согласия, однако мы не можем считать, что мы знаем, в чем заключена истина. Истинность знания и успех интерпретации не находятся в прямой зависимости ни от полноты и предельной детализации знания, ни от «всеведения» интерпретатора. Проблема истины в теории радикальной интерпретации предполагает рассмотрение вопроса о влиянии языка на результаты интерпретации. В целом не вызывает сомнений плодотворность идей аналитической философии, рассматривающей интерпретацию в контексте таких понятий и явлений, как картина мира, язык, коммуникации и интерсубъективность, истина, убеждения, согласие, доверие, которые не выражают логико-методологические или этические принципы, 422 Часть III. Методология научного исследования социологические или лингвистические сущности, но предстают как компоненты бытия интерпретирующего субъекта. Истинность философского знания, как и специально-научного, может быть определена в традиции Платона — Аристотеля соответствием действительности. Однако абстрактно-теоретическая, рефлексивная и интерпретирующая природа философского знания, высокая степень умозрительности и опосредованности, а также существенная зависимость предмета и задач философии от социальной и культурно-исторической обусловленности — все это порождает особые требования к обоснованию и проверке истинности философского знания. В отличие от специально-научного знания экспериментальные исследования для проверки истинности философского знания неприменимы. Философия как рефлексия критически осмысливает сами эмпирические данные, их предельно общие основания и предпосылки, а поэтому философские утверждения не могут быть доказаны простой ссылкой на фактический ход дела. В теоретическом философском знании на первый план выступает система внеэмпирических критериев истинности — логических, социокультурных, политических, идеологических и других. При этом важно подчеркнуть, что в этой системе внеэмпирических критериев содержится, по сути, квинтэссенция социального опыта в целом, гораздо более полного и разнообразного, чем опыт экспериментальных исследований какого-либо конкретного фрагмента реальности. Эмпирический критерий, не теряя своей важности и ведущей роли при определении объективной истинности философского знания, выступает в данном случае в опосредованной форме. В конечном счете истинность философского знания проверяется на основе его применения в качестве предпосылок науки, методологических принципов теоретического мышления вообще и других форм деятельности в различных областях культуры и социальной практики. Истинностная оценка применима к философской теории в той мере, в какой она, как и специально-научная, представляет собой систему логически взаимосвязанных предложений, отражающих существенные, общие и необходимые внутренние связи и отношения явлений действительности. Содержательное отличие ее, например, от социально-научной теории, заключается в том, что в качестве предметной области здесь выступают не частные связи и отношения, а всеобщие объективные законы развития природы, общества и мышления. Как и научная система знания, философ- Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия 423 ская теория имеет определенный состав и структуру, а также предполагает построение абстрактной идеализированной модели объекта, в которой выполняются ее высказывания. Однако, если в состав научной теории входят понятия, отражающие объекты предметной области и их свойства и отношения, то в состав философской теории, кроме этого, включаются и понятия, характеризующие сам способ, условия построения и мировоззренческие основы философской теории. Наряду с высказываниями и принципами, относящимися собственно к предметной области, в философской теории содержатся высказывания о законах и принципах познания этой области. Данное обстоятельство объясняется тем, что научная теория принимает за исходные некоторые общепринятые положения, в то время как философия пытается вскрыть исходные предпосылки всякого знания и познания. Таким образом, философское знание, как и специально- научное, в развитой форме представляет собой логически непротиворечивую систему объективно-истинных высказываний о действительности, выполняет функции объяснения и предсказания. Но оно имеет и специфические, собственно философские параметры, поскольку принципиально отличается от специального предметом и методом познания, способами обоснования и проверки знания, а также обязательным включением в содержание теории мировоззренческих и методологических предпосылок, что и определяет специфические функции философского знания в общей системе культуры. В связи с этой особенностью следует, по-видимому, говорить не столько об истинности философского знания, сколько о его достоверности, т. е. принятии нами его как истинного на веру, на основании доводов, выдвинутых философом. Кроме того, философ имеет дело с выяснением не столько соответствия знания действительности, сколько соответствия вещи, явления, мысли понятию о них. Литература Основная Бажанов В.А. Метатеоретические исследования и рефлексивность научного знания // Вопросы философии. 1985. № 3. Борисов В.Н. Типы рефлексии в научном познании // Методологические проблемы науки. Новосибирск, 1976. Дэвидсон Д. Метод истины в метафизике // Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. М., 1998. |