Проблема структурного единстваЗаписок юного врача М.А.Булгакова. Проблема структурного единстваЗаписок юного врача М.А.Булгакова.. Работа Проблема структурного единства Записок юного врача М. А. Булгакова
 Скачать 103.41 Kb.
|
§1. Составные части цикла «Записки юного врача» М.А. БулгаковаНа сегодняшний день в цикл «Записки юного врача» можно отнести семь рассказов. Рассказы «Морфий» и «Я убил» можно назвать дополнением, но не частями цикла, потому что они отличаются сюжетом и способом повествования. В семи рассказах цикла «Записки юного врача» сюжеты похожи друг на друга. В больницу к доктору попадает пациент, или врач едет к пациенту, главный герой назначает лечение либо проводит операцию, если это необходимо. А в рассказах «Морфий» и «Я убил» рассказываются истории его коллег, которые раскрываются нам через их дневники. Начинается цикл с рассказа «Полотенце с петухом». Как только молодой врач пребывает в один из поселков Смоленской губернии, ему приходится проводить ампутацию. Раньше он не проводил такие манипуляции, поэтому крайне встревожен. Однако операция проходит успешно, и старый фельдшер это подмечает, говоря, что, по всей видимости, у доктора большой опыт. Врач же с дрожью говорит, что это уже третья. А после сам себя корит за то, что солгал коллеге. Мораль рассказа - не стоит лгать, ведь каждый должен с чего-то начинать и получать опыт. Нужно думать не о том, что скажут люди, а развиваться как профессионал, несмотря на все предрассудки. В рассказе «Вьюга» нашему доктору пришлось отправиться в страшный буран в отдаленную деревню для оказания неотложной помощи. Здесь Булгаков четко показывает, что для нашего героя гораздо важнее врачебная этика, чем собственный комфорт, и никакие препятствия не в состоянии помешать ему выполнить свой врачебный долг. В центре рассказа «Стальное горло» - маленькая девочка, у которой последняя стадия дифтерии. Она попадает на прием к молодому врачу, и тот пребывает в полнейшем бешенстве от невежества и преступной халатности матери и бабушки пациентки. Не найдя другого выхода, доктор проводит трахеотомию, то есть вставляет в горло девочки стальную трубку, чтобы она могла нормально дышать. Эту историю Булгаков выставил в несколько комедийном свете, так как крестьяне с окрестных деревень съезжались, чтобы посмотреть на доктора, вшившего в горло девочки стальную трубу. Михаил Булгаков этим рассказом показывает нам, что нужно доверять профессионалам, особенно когда на кону жизни людей. В «Тьме египетской» автор также подчеркивает крестьянское невежество, в анекдотическом формате. Врач прописывает курс хинина, рассчитанный на неделю, больному малярией мельнику. Однако рабочий человек не хочет ждать так долго, и решает за раз принять все, чтобы поскорее выздороветь. Булгаков в данном рассказе показывает, что нужно знать меру во всем и следовать прописанному лечению. В «Крещении поворотом» главный герой вынужден принимать тяжелые роды без какого-либо опыта. Перед процедурой он судорожно читает пособия, однако находит массу несоответствий и непонятных ему моментов. Однако в итоге ему приходится полагаться только на свою врачебную интуицию. Операция проходит успешно, и доктор вновь берет книгу, подмечая, что предыдущие пробелы теперь ему ясны. Вывод автора – теоретический опыт всегда нужно подкреплять практикой. В «Звездной сыпи» молодой врач вынужден бороться со вспышкой сифилиса в небольшом населенном пункте. Несмотря на все мероприятия, которые проводились, он с горечью должен признать, что для борьбы с массовыми заболеваниями нужна четко выстроенная система. В рассказе «Пропавший глаз» Булгаков подчеркивает, что врачу нельзя поддаваться гордыне, человек постоянно учится чему-то новому. Врачебная практика – это лучший учитель, нужно только правильно делать выводы, и выявлять закономерности. Теперь наш доктор это хорошо понимает, как и то, что его обучение никогда не прекратится. Из вышесказанного следует, что цикл «Записки юного врача» разделен на отрывки из врачебной практики доктора. Действия каждого фрагмента в среднем заканчиваются за день. Каждый рассказ - это новая история из будней врача. Из любого фрагмента цикла можно вывести мораль и поучительный смысл. Шаг за шагом мы наблюдаем путь профессионального становления молодого врача. От студента только что закончившего медицинский факультет - до опытного и уважаемого доктора в округе. §2. Композиционные особенности цикла «Записки юного врача» Как известно, Булгаков при жизни так и не напечатал все рассказы цикла «Записок юного врача» вместе, хотя подобные намерения у него, несомненно, были. Это ставит перед публикаторами и исследователями трудную проблему реконструкции композиции «Записок», то есть определения последовательности, в которой рассказы цикла должны следовать друг за другом. Мы не будем браться за решение этой проблемы. Отметим лишь, что взгляд на «Записки юного врача» со стороны биографии Булгакова позволяет выявить некоторые важные закономерности их общего, магистрального сюжета. Композиция «Записок» может быть представлена в виде простейшей схемы: 3+ 1 + 3. В центре первых трех рассказов («Полотенце с петухом», «Крещение поворотом» и «Стальное горло») — тема инициации юного героя на медицинском поприще, и устроены эти рассказы отчасти сходно: в больницу к врачу привозят больную, чье состояние требует немедленного хирургического вмешательства; врач боится, чувствует себя самозванцем, но решается на операцию, которая проходит успешно; персонал больницы выражает восхищение мастерством врача, он же реагирует на восторги недоверчиво. При этом в каждом из трех рассказов делается акцент на одном из трех факторов, обеспечивших успех операции. Идеальные словесные этикетки для этих факторов можно найти в стихотворном наброске Пушкина, который Булгаков возможно держал в голове, когда работал над «Записками юного врача» (а возможно, и не держал): О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И Опыт, [сын] ошибок трудных, И Гений, [парадоксов] друг, [И Случай, бог изобретатель] [13, с. 187]. Так вот, в сцене операции из рассказа «Полотенце с петухом» подробнее говорится о Гении, который помогает юному врачу в борьбе со смертью и тьмой: «Еще, еще немножко... Не умирай, — вдохновенно думал я...» [12, с. 12]. «...я стал редкими швами зашивать кожу... но остановился, /осененный/, сообразил... оставил сток... вложил марлевый тампон...»; «Правая нога была забинтована гипсом, и зияло на голени вдохновенно оставленное мною окно на месте перелома» [12, c. 12]. Удачно сделать операцию в рассказе «Крещение поворотом» юному врачу помогает опыт его предшественника: «...мы с Анной Николаевной стали чистить и мыть обнаженные по локоть руки. Анна Николаевна под стон и вопли рассказывала мне, как мой предшественник — опытный хирург — делал повороты. Я жадно слушал ее, стараясь не проронить ни слова. И эти десять минут дали мне больше, чем все то, что я прочел по акушерству к государственным экзаменам, на которых именно по акушерству я получил «весьма». Из отрывочных слов, неоконченных фраз, мимоходом брошенных намеков я узнал то самое необходимое, чего не бывает ни в каких книгах. И к тому времени, когда стерильной марлей я начал вытирать идеальной белизны и чистоты руки, решимость овладела мной и в голове у меня был совершенно определенный и твердый план» [12, c. 24]. А в рассказе «Стальное горло» дважды на помощь юному врачу приходит случай, ведь в этот раз он делает операцию по наитию, не с помощью накопленного предшественниками oпыта, а вопреки ему: «Вспоминая все, что я видел в университете, я пинцетами стал зажимать края раны, но ничего не выходило. Мне стало холодно, и лоб мой намок. Я остро пожалел, зачем пошел на медицинский факультет, зачем попал в эту глушь. В злобном отчаянии я сунул пинцет наобум, куда-то близ раны, защелкнул его, и кровь тотчас же перестала течь»; «Ни на какой рисунок не походила моя рана. Еще прошло минуты две-три, во время которых я совершенно механически и бестолково ковырял в ране то ножом, то зондом, ища дыхательное горло. И к концу второй минуты я отчаялся его найти... «Положить нож, сказать: не знаю, что дальше делать», — так подумал я... Я снова поднял нож и бессмысленно, глубоко и резко полоснул Лидку. Ткани разъехались, и неожиданно передо мной оказалось дыхательное горло» [12, c. 31]. Четвертый, серединный рассказ «Записок юного врача», «Вьюга», разительно отличается и от трех первых, и от трех последних рассказов цикла. Здесь не к юному врачу привозят больную, а он сам едет к ней. Эту пациентку врач не спасает и спасти a priori не может (у нее перелом основания черепа). То есть, в отличие от первых трех рассказов, во «Вьюге» победу на медицинском фронте одерживает смерть, а Гений, oпыт и счастливый cлучай терпят поражение. Красноречивым жестом юного врача, признающего это поражение, рассказ завершается: «Я остался наверху один. Почему-то судорожно усмехнулся, расстегнул пуговицы на блузе, потом их застегнул, пошел к книжной полке, вынул том хирургии, хотел посмотреть что-то о переломах основания черепа, /бросил книгу/». Зачем смотреть «что-то» о «переломах основания черепа» в «томе хирургии», если это знание оказывается бесполезным в сражении со смертью [12, c. 38]. Где »? Однако кроме битвы юного врача со смертью на медицинском фронте в рассказе «Вьюга» изображен бой врача со стихией ветра. На обратном пути в Мурьино герой вместе со своим провожатым пожарным из-за разыгравшейся метели сбивается с санного пути, а затем заблудившихся путников начинают преследовать волки. В рассказе подчеркивается, что именно юный врач, а не его, казалось бы, привыкший к критическим ситуациям спутник проявляет инициативу и решимость, которые итоге спасают две жизни (а если считать лошадей, то и четыре): «Пожарного и меня мне стало жаль. Потом я опять пережил вспышку дикого страха. Но задавил его в груди. — Это — малодушие... — пробормотал я сквозь зубы. И бурная энергия возникла во мне. — Вот что, дядя, — заговорил я, чувствуя, что у меня стынут зубы, — унынию тут предаваться нельзя, а то мы действительно пропадем, к чертям. Они немножко постояли, отдохнули, надо дальше двигаться. Вы идите, берите переднюю лошадь под уздцы, а я буду править. Надо вылезать, а то нас заметет. Уши шапки выглядели отчаянно, но все же возница полез вперед» [12, c. 41]. Мы видим, что во «Вьюге» Булгаков неакцентированно расширяет поле борьбы юного врача с тьмой за человеческие жизни. Становится ясно, что это может быть не только операционный стол и приемная больницы, но, например, и зимняя русская равнина, поглощенная тьмой в самом буквальном смысле этого слова: «...вверху и по сторонам ничего не было, кроме мути» [12, c. 40]. Такое переключение внимания с медицины на иные, находящиеся вне прямой компетенции врача сферы, готовит читателя к восприятию трех последних рассказов цикла («Тьма египетская», «Пропавший глаз» и «Звездная сыпь»). В этих рассказах юный врач и его «рать» сражаются не только и не столько с болезнями деревенских жителей, сколько с главной причиной их болезней — беспросветным невежеством большинства пациентов. Как и три начинающих цикл рассказа, три последних рассказа «Записок юного врача» объединены общей темой, которая в каждом из рассказов подсвечена по-своему. В «Тьме египетской» серию случаев, демонстрирующих дремучесть местных крестьян, венчает история об «интеллигентном мельнике» — о невежестве, ловко маскирующемся под культурность: «— Объясни мне только одно, дядя: зачем ты это сделал?! — в ухо погромче крикнул я. И мрачный и неприязненный бас отозвался: — Да, думаю, что валандаться с вами по одному порошочку? Сразу принял — и делу конец. — Это чудовищно! — воскликнул я» [12, c. 52]. В рассказе с гоголевским названием «Пропавший глаз» речь идет об опасности, которая подстерегает самого просветителя, если он слишком уверится в своем профессионализме и значимости для окружающих: «— Я, — пробурчал я, засыпая, — я положительно не представляю себе, чтобы мне привезли случай, который бы мог меня поставить в тупик... может быть, там, в столице, и скажут, что это фельдшеризм... пусть... им хорошо... в клиниках, в университетах... в рентгеновских кабинетах... я же здесь... всё... и крестьяне не могут жить без меня...» [12, c. 55]. В итоге юного врача посрамляет некультурная деревенская «баба», не давшая ему безо всякого толка резать глаз своего ребенка. Отметим, что этот извод темы Булгаков впоследствии развил в повести «Собачье сердце», где высокомерный профессор Преображенский пытается скрестить человека и пса. И, наконец, в «Звездной сыпи» изображен единственный в цикле человек из народа, который сам, без подталкивания и принуждения, стремится победить свою болезнь и потому с истовой точностью выполняет все предписания врача. Это молодая женщина, которую едва не заразил сифилисом муж. Завершается рассказ «Звездная сыпь» двумя абзацами — длинным и коротким. Во втором, коротком, слову «товарищ» возвращается его теплое, почти утерянное в пореволюционную эпоху значение. А в первом абзаце в очередной раз в цикле возникает тема света, который противостоит тьме. Булгаков не слишком оптимистичен — это все еще не сильный электрический свет, а слабый свет допотопной керосиновой лампы. Xорошо, что это не сопровождающий все войны и разрушения в ХХ веке «свет размолотых в луч скоростей» (о котором в «Стихах о неизвестном солдате» впоследствии напишет Мандельштам), а свет просвещения, помогающий врачу распознать болезнь пациента, чтоб сразиться с ней и победить ее: «Итак, ушли года. Давно судьба и бурные лета разлучили меня с занесенным снегом флигелем. Что там теперь и кто? Я верю, что лучше. Здание выбелено, быть может, и белье новое. Электричества-то, конечно, нет. Возможно, что сейчас, когда я пишу эти строки, чья-нибудь юная голова склоняется к груди больного. Керосиновая лампа отбрасывает свет желтоватый на желтоватую кожу... [12, c. 79]. Из вышесказанного следует, что мы можем восстановить примерный порядок цикла «Записки юного врача». Проанализировав факты биографии и детали рассказов. Булгаков сумел передать жизнь обычного врача со всеми её недостатками. Вложив в произведение множество смыслов и особенностей. §3. Мотивы и мозаичность в цикле «Записки юного врача» «Записки юного врача» Булгакова являются оригинальным произведением в сюжетном и жанровом отношениях. Ему присущи элементы и очерка, и мемуаров, и научно-популярной литературы, а также беллетристики. Именно форма дневника дает такую широту выбора для автора — он может излагать свои мысли любым способом. Как отмечает М.О. Чудакова, в начале своей литературной карьеры Булгаков отдает предпочтение рассказу «от лица повествователя, близкого к автору, о собственных злоключениях, с подчеркнутой свободой от беллетристического “вымысла”, с опорой, напротив, на автобиографичность в жанре дневника или записок». Это всегда — хронологически последовательно организованное повествование от первого лица, с чередой временных вех — лет, сезонов, месяцев, дней [2, c. 212]. Главное действующее лицо, как и автор самих «Записок», — молодой врач, который недавно окончил обучение в университете и только приступил к практической врачебной деятельности. Интересно и то, что по ходу повествования мы так и не узнаем имя рассказчика, для нас он так и остается безымянным юным врачом, это общий портрет, характеризующий представителей этой профессии, как и описанные в дневнике ситуации, с которыми ежедневно приходилось сталкиваться сельским врачам. Стоит отметить и то, что в «Записках» описываются действительные случаи из врачебной практики самого Булгакова: все операции автор когда-то делал сам. В «Записках юного врача» мы замечаем профессиональный и глубоко личный взгляд автора на героев и происходящие события. Семь рассказов цикла объединяет не только личность рассказчика, но и время, и место действия, и единая, связующая все рассказы сюжетная линия — судьба юного врача в сельской глубинке в пореволюционные годы. Всем рассказам свойственны локальный сюжет и кратковременность самого события (чаще всего описываемые действия происходят в течение одного дня). Хотя автор описывает лишь отдельные моменты из врачебной практики, по ним мы можем составить полную картину и прочувствовать весь процесс до конца. Многосоставность, мозаичность, композиционная дробность присущи уже самым первым опытам прозы Булгакова. Писатель не скупится на детали в своем повествовании, поэтому нам так легко почувствовать себя очевидцами происходящего действия. Несмотря на привязанность действия к осени «1917-го незабываемого года» («Полотенце с петухом»), основной темой произведения, на которой заостряет внимание автор, становится не картина грянувшей революции, а ежедневная борьба за человеческие жизни, которую нам как раз и описывает молодой врач. Во всем цикле рассказов лишь в одном рассказе «Пропавший глаз» появляется солдат, вернувшийся «с развалившегося фронта после революции», а крестьяне, обращаясь к врачу, зовут его то по-старому: «господин доктор», то по-новому: «товарищ доктор». Булгаков не упоминает ни о каких революционных настроениях в деревне, он описывает нам лишь атмосферу российской глубинки, «вековую тишину», которую не могут потревожить никакие исторические коллизии. По сравнению с большинством произведений Булгакова первой половины 1920-х гг., где тема революции и гражданской войны занимает центральное место в сюжетной линии, «Записки юного врача» стали особым явлением в раннем творчестве писателя. По мнению Яблокова Е.А., такое умолчание об исторических событиях носит демонстративный характер. Именно время действия рассказов (1917—1918 гг.) вызывает ассоциации с «Капитанской дочкой» А.С. Пушкина, что заставляет автоматически усматривать в «бытовых» ситуациях некий метафорический смысл. И с самого начала, с прибытия молодого врача на будущее место работы, мы находим в «Записках юного врача» отражение «метельной» пушкинской метафоры социального катаклизма [4, c. 6]. В рассказе «Стальное горло» метель, «как бес, летала и шаркала», словно вторя социальному кризису. В рассказе «Вьюга» само название, пушкинский эпиграф и пронизывающий весь рассказ образ вьюги не оставляют места для сомнения в значимости мотива «метельности», «вьюжности» в произведениях Булгакова («Несет меня вьюга, как листок» — неслучайная фраза, окрашивающая весь цикл «Записок»). Мотив зимней непогоды заметен и в «Тьме египетской», он описан также и в «Пропавшем глазе». В связи с этим можно утверждать устойчивость этого метафорического мотива в произведениях Булгакова. «Метельность», восходящая к Пушкину, предстает не только в цикле «Записок...», эпиграфом из «Капитанской дочки» открывается роман «Белая гвардия»: «Пошел мелкий снег, и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло. — Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!» [9, c. 179].Цитата-то из Пушкина, ты берешь ее у Соколова, но так делать нельзя, цитату исследователя надо вводить в свой текст, и никак его цитата не м ожет заканчиваться художественной цитатотой. В дипломной ни в коем случае нельзя это делать! Герой Булгакова отправляется на земскую службу ранней осенью. Обычно это самая красивая и живописная пора года. Жара уходит, а холод еще не наступил, кругом все желтеет. Но в рассказе «Полотенце с петухом», открывающем «Записки», герой всего за сутки езды оказывается как бы в ином сезоне, в ином пространстве: «Да разве я мог бы поверить, что в середине серенького кислого сентября человек может мерзнуть в поле, как в лютую зиму?! Ан, оказывается, может. И пока умираешь медленною смертью, видишь одно и то же, одно. Справа горбатое обглоданное поле, слева чахлый перелесок, а возле него серые драные избы, штук пять или шесть. И кажется, что в них нет ни одной живой души. Молчание, молчание кругом...» [12, c. 8]. Создается такое впечатление, что герой попал в «царство зимы». Впереди его ждет не светлое будущее, а сплошные мучения и испытания. Село, в которое отправляется работать юный врач, называется Мурьино. Название этой местности сразу вызывает у читателя ассоциацию с семантикой подземелья. Приезд героя в Мурьино напоминает прибытие в загробный мир: «...я стоял на битой умирающей и смякшей от сентябрьского дождика траве во дворе Мурьинской больницы» [12, с. 5]. («Полотенце с петухом»). Фактически перед читателем «катабазис» — путешествие героя в потусторонное, темное царство. Сам Булгаков, размышляя о своем положении на земской службе, пишет в письме родным 31 декабря 1917 г.: «Тяну лямку в Вязьме, вновь работаю в ненавистной атмосфере среди ненавистых мне людей. Мое окружающее настолько мне противно, что я живу в полном одиночестве» [11, c. 214]. Друг юности Булгакова А.П. Гдешинский отмечал, что в письмах из Никольского «Миша очень сетовал на кулацкую, черствую натуру туземных жителей, которые, пользуясь неоценимой помощью его как врача, отказали в продаже полуфунта масла, когда заболела жена» [9, c. 325]. Эти настроения Булгакова находят подтверждение в записи его допроса в ОГПУ 22 сентября 1926 г.: «На крестьянские темы я писать не могу, потому что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать».[11, c. 237]. Но, несмотря на все тяжести и трудную работу, молодой врач понимает свою службу как высокую миссию исцеления темных, необразованных крестьян не только от физических, но и душевных недугов. Преддверие Октябрьской революции герой Булгакова встречает операцией «поворот на ножку», которая описывается в рассказе «Крещение поворотом». Уже в начале рассказа герой чувствует необычную, тревожную атмосферу вокруг него: «Кто-то настойчиво и громко барабанил в наружную дверь, и удары эти показались мне сразу зловещими» [12, c. 21]. К нему приводят роженицу с поперечным расположением плода, и молодой доктор понимает, что впереди его ждет целое испытание. Он совершенно не знает, как нужно поступать, даже обращение к учебнику акушерства ему не помогает. По мнению Б.В. Соколова, младенец, неправильно лежащий в чреве матери, как бы олицетворяет новый, рожденный революцией мир, который его творцы хотят произвести на свет, руководствуясь книжными марксистскими теориями. [9, c. 384]. Но страной не должны управлять только неопытные революционеры. Как предполагает сам Булгаков, надо прежде всего руководствоваться живым опытом народной жизни, как воспринимает юный врач со слуха опыт фельдшера и акушерки. Хотя предположение Б.В. Соколова несколько прямолинейно, следует также принять во внимание еще два момента: развитие вышеописанного символического сюжета и повторение его в других произведениях. В данном эпизоде символично все, от начала (упомянутый выше зловещий стук в дверь символизирует грубое вторжение истории в жизнь человека) и до конца, когда перед нами открывается оптимистичное видение исторических событий. И то, что сцена трудных родов с ярко выраженным взаимодействием красного и белого цветов благополучно закончилась, вселяет в нас уверенность в таком же завершении революционных событий. Другой момент, на который нам стоит обратить внимание, — это повторение и развитие сюжета «поворота на ножку». Социальный и исторический смысл этой сцены раскрывается в рассказе «Пропавший глаз», но эта символическая картина имеет здесь уже более сложный смысл. Молодой врач вспоминает о втором в его жизни повороте на ножку, когда он сломал ручку уже мертвому младенцу. Этот эпизод он прокручивал в голове, возвращаясь в санях домой. И здесь символична связь оптимистичного взгляда на историю и трагедии. Вспоминая о трупике младенца, герой рассказа говорит себе: «Вздор — ручка. Никакого значения не имеет. Ты сломал ее уже мертвому младенцу. Не о ручке надо думать, а о том, что мать жива» [12, с. 58]. И здесь, если исходить из предположения Б.В. Соколова, отчетливо видна параллель с историческими событиями: младенец (новый, рожденный революцией, мир) оказывается мертворожденным, но, к счастью, мать — Россия —жива [8, с. 241]. Хотя для рассказов «Записок» характерно отсутствие явно выраженной социальной проблематики, почти каждое название рассказа в какой-то степени имеет метафорический смысл. В «Полотенце с петухом» мы видим образы «белого» и «красного» петухов, коллизия которых, конечно, в условиях 1920-х гг. не могла существовать вне политических коннотаций. Как только молодой врач приехал в Мурьинскую больницу, кухарка в знак приветствия решила встретить своего будущего начальника «ободранным, голокожим петухом с окровавленной шеей», и петуха он должен съесть. Именно с этого момента объявлена война врача в этом черном царстве, а шире — война на всей территории бывшей царской России. В конце рассказа, когда врач удачно совершил первую в своей жизни ампутацию, девочка-пациентка подарила ему «снежно-белое полотенце с безыскусственным красным вышитым петухом». Событие это происходит как раз через два с половиной месяца после операции, в начале декабря 1917 г. («в окне сиял один из первых зимних дней»), т.е. уже после октябрьского переворота. Первый раунд борьбы уже закончен, победителем из него вышел красный петух на фоне белого цвета. Взаимодействие, столкновение красного и белого цветов повторяется на протяжении всего повествования «Записок»: в «Пропавшем глазе» в сцене вырывания зубу у солдата мы наблюдаем контраст между «ярко-белой неровной костью», белой марли и «алой солдатской крови». В рассказе «Крещение поворотом» белые простыни и красная кровь обретают дополнительный символический смысл: на фоне соединения красного и белого («кровяные пятна на простынях») происходит сцена трудного, но благополучного рождения ребенка. В рассказе «Стальное горло» герой Булгакова продолжает спасать человеческие жизни в глубинке. В нем мы видим очень талантливого врача, которому удается выйти победителем из самых сложных ситуаций. Его удача в трахеотомии похожа на чудо, но это чудо совсем не случайное. Об этом свидетельствуют другие примеры из врачебной практики героя. Несмотря на свой духовный кризис (действие рассказа происходит после Октябрьской революции, в нем особо подчеркнуты одиночество и тоска героя), главное чувство, которое испытывает молодой врач, —желание помочь страдающему человеку. Именно этот случай заставляет героя уверовать в свои силы, позволяет ему избавиться от внутреннего страха и тревоги. Голос его стал твердым, решительным, «стальным», как у настоящего опытного врача. Удачная операция принесла герою славу, по окрестностям начали распространять легенду о «стальном горле». Это помогает молодому доктору на время забыть свою тоску, подтверждая значение своей высокой миссии в сельской глуши: «дом мой был одинок, спокоен и важен» [12, c. 32]. В связи с повторением символических сюжетов необходимо обратить внимание на взаимосвязь между рассказами «Записок». Выше уже говорилось о связи символических сюжетов в «Пропавшем глазе» и «Крещении поворотом», но очевидна также связь рассказа с «Вьюгой». В «Пропавшем глазе» пушкинская «вьюжная» метафора, присутствующая во многих его произведениях, раскрыта предельно выразительно: «Вьюга свистела, как ведьма, выла, плевалась, хохотала, все к черту исчезло...» [12, c. 37]. Неслучайно также появление нечистой силы в «Пропавшем глазе» (ведьма и черт), перекликающейся с пушкинскими «Бесами». Ведьма и черт возникают в центре «метельной» метафоры, и в зловещей картине зимней бури во «Вьюге» открывается то же: «Вертело и крутило белым и косо, и криво, вдоль и поперек, словно черт зубным порошком баловался» [12, c. 37]. В самом же рассказе «Вьюга» разворачивающееся «метельное» действо — воплощение хаоса в широком смысле, это не только обозначение природной стихии, но и тотального катаклизма. Она, эта вьюга, разрушает все старое, традиционные представления о мире, заново строит новые порядки и правила. Не случайно рассказ этот открывается эпиграфом — известными пушкинскими строками, в которых слышатся зловещие голоса вьюги, зимней бури: «То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя». Образ вьюги в этом рассказе обретает расширительный, символический смысл. Он воплощает в себе и тяжкую судьбу людей в этой забытой богом глубинке, и страшное время, когда происходят описываемые события, и нелегкий, порой даже полный гибельного риска труд врачей, борющихся за жизнь людей среди «снежного океана». Отсюда опять ассоциация с событиями тогдашней России, которая ищет свою новую дорогу. Стоит отметить, что «Вьюга» — это единственное произведение в составе «Записок», где в центре фабулы оказывается смерть пациента. Революцию, конечно, невозможно совершить без жертв. Обратимся теперь к рассказу «Тьма египетская». В заглавии рассказа Булгакова явна реминисценция из Ветхого завета: «И сказал Господь Моисею: простри руку твою к небу, и была густая тьма по всей земле Египетской три дня; не видели друг друга, и никто не вставал с места своего три дня, у всех же сынов Израилевых был свет в жилищах их» [12, c. 47]. Метафора «тьма египетская» реализуется в начале рассказа — слово «тьма» употреблено в прямом, физическом смысле: «Где электрические фонари Москвы? Люди? Небо? За окошками нет ничего! Тьма...» [12, c. 47]. Дальше с развитием сюжета мы чувствуем «тьму» не только визуально, она еще и царит в душе, психике деревенских жителей. Как и мотив с «красным» и «белым», сквозная метафора «тьмы» и «света» пронизывает все пространство «Записок», что также является еще одним связующим все рассказы мотивом. Так, «могильная тьма» в «Полотенце с петухом» перекликается со сверкнувшим из тьмы «меленьким, но таким радостным, вечно родным фонарем у ворот» в рассказе «Пропавший глаз». Противостояние тьмы и света знаний откровенно подчеркнуто в «Крещении поворотом», в заключительной сцене, где юный врач склоняется над посвященными «опасностям поворота» страницами медицинского справочника: «...все прежние темные места сделались совершенно понятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что значит настоящее знание» [12, c. 27]. И мотив «света» и «тьмы» в цикле идет часто бок о бок с «метельной» метафорой, соединяя все рассказы общим драматическим смыслом. Цепочка анекдотических ситуаций, о которых в «Тьме египетской» рассказывают молодому врачу фельдшер и акушерки, говорит об ужасном невежестве, в котором живет народ, вынужденный доверяться безграмотным «бабкам» и знахарям, что является причиной очень высокой смертности в деревнях. Булгаков ставит в центр своего повествования проблему врачебного долга. «Тьма египетская», царящая в русской деревне, порой приводит молодого врача в отчаяние, однако он, как подлинный русский интеллигент, борется с ней всеми силами и способами: «Ну, нет, — раздумывал я, — я буду бороться с египетской тьмой ровно столько, сколько судьба продержит меня здесь в глуши» [12, c. 52]. В завершении этой цены раскрывается другая важная черта образности «Записок», в которых наряду со сквозными метафорическими мотивами («красное/белое», «тьма/свет», «метельность»), связующими рассказы, возникают и символические образы, не повторяющиеся от рассказа к рассказу, но «поднимающиеся» над всем пространством «Записок», одухотворяя его важным для автора и его героя объединяющим смыслом. Такова символическая картина сна героя в «Тьме египетской»: «И сладкий сон после трудной ночи охватил меня. Потянулась пеленою тьма египетская... и в ней будто бы я... не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду... борюсь... В глуши. Но не один. А идет моя рать: Демьян Лукич, Анна Николаевна, Пелагея Иванна. Все в белых халатах, и все вперед, вперед...» [12, c. 53]. И нотка самоиронии, которая венчает сцену («Сон — хорошая штука!»), не лишает ее героического пафоса, который единой высокой, «рыцарственной» нотой обнимает, выходя за пределы рассказа, все содержание «Записок». И на протяжении всего рассказа сон соединяется с реальными событиями из жизни молодого врача: вот он — несколько раньше — расхаживает вечером по кабинету и говорит сам с собою: «Ну, нет, — раздумывал я, — я буду бороться с египетской тьмой ровно столько, сколько судьба продержит меня здесь в глуши» [12, c. 52]. Обратим внимание: эти его раздумья прямо совпадают, соединяются с концовкой рассказа, с тем внутренним монологом, от которого начинается сцена символического сна: «Ну, нет... я буду бороться. Я буду... Я...» [12, c. 52]. И, возвращаясь опять к вечерним раздумьям юного врача, мы видим, как он сидит за письменным столом, ожидая пациента, и облик его явно перекликается с образом рыцаря из символического сна: «Правая моя рука лежала на стетоскопе, как на револьвере». Стоит заметить, что эта взаимосвязь сна из «Тьмы египетской» с описываемой реальностью выходит за пределы рассказа, возникая на всем пространстве «Записок». Вот фрагмент из «Вьюги», прямо совпадающий с картиной символического сна в «Тьме египетской» и так же «поднимающийся» над всеми рассказами «Записок», сообщая им единый высокий смысл: «На обходе я шел стремительной поступью, за мною мело фельдшера, фельдшерицу и двух сиделок. Останавливаясь у постели, на которой, тая в жару и жалобно дыша, болел человек, я выжимал из своего мозга все, что в нем было. Пальцы мои шарили по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал, как таинственно бьет в глубине сердце, и нес в себе одну мысль — как его спасти? И этого — спасти. И этого! Всех! Шел бой. Каждый день он начинался утром при бледном свете снега, а кончался при желтом мигании пылкой лампы-“молнии”» [12, c. 38]. Весьма интересно, что основу сюжетной ситуации в «Тьме египетской» составляет эпизод празднования дня рождения молодого доктора, который провел этот день вместе со своими товарищами в темноте. Как городской житель, привыкший к современным условиям жизни, через этот опыт он получает «второе рождение»: может познать народную темноту и решиться с нею бороться. Особенно достоверно это показано в рассказе «Звездная сыпь». Само название рассказа имеет и прямое, и переносное значение. Во-первых, это массовое распространение венерических заболеваний, с которым столкнулся молодой врач в глуши. Во-вторых, это некая горечь по поводу народного невежества, она подобна вирусу, царившему в воздухе сельской местности. В рассказе ясно показано, насколько сложным было взаимодействие юного врача с местными крестьянами. Простосердечный интеллигент-энтузиаст, талантливый человек, который постоянно борется за жизнь простого народа, все время наталкивается на стену тяжелого недоверия, его отношения с миром крестьянства никак нельзя назвать идиллическими. Как и в других рассказах «Записок» Булгакова, заболевание, давшее название произведению «Пропавший глаз», т.е. «исчезновение» глаза, — носит символический характер. Е.А. Яблоков отмечает, что данное заглавие построено с учетом омонимии глагола «пропасть»: 1) скрыться, исчезнуть (в том числе — погибнуть, умереть); 2) стать бесполезным, некачественным, испортиться. Глаз — метафора зрения; традиционно считается, что зрение бывает не только «внешнее» (физическое), но и «внутреннее» (духовное), причем именно последнее дает человеку способность адекватно воспринимать мир и самого себя в нем; в «Пропавшем глазе» говорится о том, как герой на время потерял эту способность [4, c. 76]. На приеме он видит младенца с непонятной опухолью вместо глаза. Диагноз поставить не удается, молодой врач в полной растерянности. В итоге болезнь излечивается сама собой: это был просто гнойник, который сам лопнул. Булгаков утверждает: сколько бы ни работал врач, как бы ни был велик его опыт, жизнь ставит все новые и новые задачи. Единственный вывод, к которому приходит герой рассказов в конце года напряженной работы, говорит о его способности постоянно совершенствоваться: «Нет. Никогда, даже засыпая, не буду горделиво бормотать о том, что меня ничем не удивишь. Нет. И год прошел, пройдет другой год и будет столь же богат сюрпризами, как и первый... Значит, нужно покорно учиться» [12, c. 66]. Необходимо заметить, что портрет героя также связывает цикл «Записок». В каждом рассказе мы можем видеть изменения и развитие героя, связанные с взаимодействием с реальностью. В самом начале цикла, в рассказе «Полотенце с петухом» перед нами предстает юноша, тщетно старающийся выглядеть солидно, а в завершающем цикл рассказе («Пропавший глаз») мы видим уже мужчину, пережившего нелегкий год в Мурьевской больнице: «И вот целый год. Пока он тянулся, он казался многоликим, многообразным, сложным и страшным, хотя теперь я понимаю, что он пролетел, как ураган. Но вот в зеркале я смотрю и вижу след, оставленный им на лице. Глаза стали строже и беспокойнее, а рот увереннее и мужественнее, складка на переносице останется на всю жизнь, как останутся мои воспоминания» [12, c. 57]. И процесс взросления героя передан Булгаковым отдельными штрихами, решениями и поступками героя, средствами речевой характеристики, восприятием его другими персонажами «Записок». Решительность, уверенность в правильности диагноза и вместе с тем осторожность, умение увидеть человеческую индивидуальность, проникнуться сопереживанием — главные черты героя Булгакова. Мы видим примеры врачебного мужества — повседневного, обыденного и все-таки необыкновенного. Итак, композиционное своеобразие «Записок юного врача» Булгакова состоит в том, что автор сумел выполнить свой цикл рассказов различными мазками — фрагментами из врачебной практики начинающего доктора, при этом создавая полную, целостную картину жизни, отразившую судьбу героя-интеллигента в деревенской глубинке в годы революции. Размышляя о мозаичности повествования «Записок юного врача» Булгакова, примем во внимание, что в этой мозаике, составленной из разных эпизодов жизни молодого врача его борьбы за профессию складывается внутренне целостная картина жизни. Рассказы цикла, отличающиеся многообразием, связаны друг с другом одной сюжетной линией (судьба юного врача в русской деревне в революционную эпоху). Внутренняя взаимосвязь рассказов достигается сквозными метафорическими мотивами («красное/белое», «тьма/свет», «метельный» пушкинский мотив), единичными символическими образами, возникающими в том или ином рассказе и выходящими за рамки самого рассказа, придающими героический смысл всему циклу (картина символического сна в «Тьме египетской»). Кроме того, эволюция героя, процесс его развития создает единую цепь повествования, звеньями которой являются его ежедневный труд, общение с местными и весь его опыт проживания в деревне. Заключение В результате нашего исследования мы выявили специфику структурного единства цикла «Записки юного Врача» М.А Булгакова. В первой главе мы проследили историю создания цикла и факты биографии в данном произведении. Пришли к выводу, что Булгаков хотел создать из всех рассказов единый цикл, но при жизни ему не удалось этого сделать. Мы увидели какие именно рассказы точно должны были войти в цикл. Убедились в автобиографичности цикла «Записки юного врача»: каждый эпизод - это реальные случаи из жизни самого Булгакова. Сделали выводы о личности и мировоззрении Михаила Булгакова. Далее в исследовании мы опирались на факты биографии и историю создания цикла «Записки юного врача». Во второй главе мы рассмотрели фрагменты цикла по отдельности. Пришли к выводу, что каждый рассказ - это один эпизод из жизни доктора, а фрагменты цикла имеют свой смысл и определенную мораль. Так же мы разобрали композиционные особенности цикла. Благодаря фактам биографии и деталям рассказов восстановили примерный порядок цикла «Записки юного врача». Сделали выводы по мозаичности и уникальной структуре произведения. Рассказы цикла, отличаются многообразием, связаны друг с другом одной сюжетной линией. Внутренняя взаимосвязь рассказов достигается сквозными метафорическими мотивами, единичными символическими образами, возникающими в том или ином рассказе и выходящими за рамки самого рассказа, придающими смысл всему циклу. Даже тот факт, что Булгаков не указал порядок рассказов цикла, всё равно позволил ему создать уникальное произведение. Несмотря на неточности дат в рассказах и композиционную раздробленность. Сюжетная линия и всё происходящие с главным героем интуитивно понятно читателю. Каждая история - это новое захватывающие путешествие в мир медицины и судьбы обычных людей. Глобальная связность цикла «Записки юного врача» подтверждается единством действий, персонажами, подтекстами и мотивами, объединяющими рассказы. Благодаря «Запискам юного врача» нам открылись подробности жизни обычного врача. Мы увидели, каким доктором был сам Михаил Булгаков, множество случаев из его врачебной практики. Каждый фрагмент цикла заставляет задуматься о нравственности и тяжелом выборе, от которого может зависеть не только твоя судьба, но и жизнь сотен, а то и тысяч людей. Загадки и новые смыслы, связанные с циклом «Записки юного врача», делают его актуальным по сей день. Список использованной литературы Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова .— 2 -е изд.,д о п .— М .: Книга, 1988.— 672 с. Чудакова М.О. Новые работы: 2003-2006. – М: Время, 2007.-560 с. Яблоков Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. - Уральск, 2016.- 424 c. Яблоков Е.А. Текст и подтекст в рассказах М.А. Булгакова «Записки юного врача». - Тверь: ТвГУ, 2002. - 103 с. Лихтенштейн И. Е. Медицина в жизни и творчестве Булгакова// Клиническая медицина, 1998 .– Т.66. - №8 – 316 с. Бурмистров А.С. К биографии М. А. Булгакова // Творчество Михаила Булгакова: исследования и материалы. – Ленинград: Наука, 1991. -457 с. Виленский Ю.Г. Доктор Булгаков - Киев: Здоровье, 1991. -256с. Соколов Б.В. Михаил Булгаков загадки судьбы. – М.: Вагриус, 2008.- 544 с. Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. - М.: Эксмо; Алгоритм; Око, 2007.- 831 с. Вересаев В.В. Собрание сочинений: В 5 т. – Т. 1: Повести и рассказы. Записки врача. – М.: Правда, 1961. -238с. Булгакова Е.С. Лаппа Т.Н. Белозерская Л.Е. Воспоминания о Михаиле Булгакове / сост., пред., ком. В.И. Лосева. - М.: Астрель, 2006. – 532с. Булгаков М.А. Избранные сочинения: В 3 т. – Т. 1: Записки юного врача. Записки на манжетах. Диаволиада. Роковые яйца. Собачье сердце. Белая гвардия. Рассказы. - М.: ТЕРРА, 1997. – 688 с. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 6 т. – Т.1: - М.: Правда, 1969. – 429 с. |