Главная страница
Навигация по странице:

  • Значит, исследователи должны поставить вопрос: чем речь из динамиков отличается от живой речи

  • Райнер Пацлаф Застывший взгляд. Райнер Пацлаф Физиологическое воздействие телевидения на развитие детей


    Скачать 0.76 Mb.
    НазваниеРайнер Пацлаф Физиологическое воздействие телевидения на развитие детей
    Дата30.09.2021
    Размер0.76 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаРайнер Пацлаф Застывший взгляд.doc
    ТипДокументы
    #239588
    страница7 из 9
    1   2   3   4   5   6   7   8   9

    Так что ж, значит, масс-медиа все больше затыкают нам рот, растят поколение немых зомби?

    Где бы молодые люди ни развлекались, они обречены на молчание — в кино, на концертах под открытым небом, на дискотеке, за просмотром видеофильмов, перед телевизором или компьютером.
    Их оглушают до бессознательного состояния, им внушают всякую всячину, но вот сказать что-нибудь самим — этого им нельзя, этого они не смеют"111.

    Так Иоахим Кучке описал новую ситуацию в 1993 г.
    О сходном положении дел говорит и Конрад Адам ("Франкфуртер альгемайне цайтунг". 1993.18 июня):

    "Уже некоторое время одна пожилая учительница начинает уроки для первоклашек со странного упражнения.
    Она велит шестилетним ученикам встать, подойти к окну, открыть его, снова закрыть, вернуться на место и в немногих ясных словах рассказать, что они сделали.
    Когда некоторые родители удивленно и с легким упреком осведомились о смысле этого упражнения, учительница сослалась на новые, необычные исследования: дети с большим трудом понимают инструкции, выполняют их и дают отчет о сделанном.
    Тому, кто вырос в еще здоровых, т. е. теперь уже нетипичных условиях, невозможно и представить себе, что в огромном количестве нынешних семей днями и неделями не произносится ни слова.
    Способность рассказывать и слушать, взаимно выдвигать аргументы и разумно решать в пользу того или иного постепенно исчезает, не говоря уж о таких архаичных формах речи, как песня, молитва и слова ободрения".

    Тем временем проблема приняла такие масштабы, что в Великобритании пришлось принимать специальные аварийные программы для первоклассников.
    В 1996 г. пресса сообщала об этом следующее: "Дети дольше учатся говорить, если с ними редко разговаривают.
    Поэтому британские дошкольники все чаще сталкиваются с проблемой отставания в развитии речи.
    Теперь в 360 британских школах вводятся аварийные программы, рассчитанные на обучение поступивших в первый класс детей тому, как здороваться или спрашивать дорогу"112.

    Нарушения развития речи у дошкольников

    Некоторое время назад группа специалистов — фониатров и педаудиологов, занимающихся нарушениями артикуляции, речи и слуха у детей, забила тревогу после того, как случилось следующее.
    Чтобы снабдить педиатров удобным инструментом для раннего распознавания нарушений развития речи у детей в возрасте от трех с половиной до четырех лет, директор клиники нарушений коммуникативных способностей при Майнцском университете профессор Манфред Хайнеман разработал методику тестирования, практически опробованную и усовершенствованную в 1988 — 1992 гг. в ходе множества пилотных обследований113.
    Разработка таких методов — будни науки.
    Но вот цифры, полученные с помощью нового метода, были какими угодно, только не будничными: уже в ходе первого пилотного обследования114 в одном из майнцских детских садов нарушения развития речи обнаружились у 22% детей, а в ходе третьего обследования в майнцских детских садах, относившихся к "социальным горячим точкам", — и все 34%.

    В среднем у 25% детей выявлены нарушения развития речи, из которых половина квалифицирована как легкие и по четверти — как средней тяжести и тяжелые; это казалось невероятным, потому что диахронные обследования 1976 и 1977 гг.115 выявили по тем же диагностическим критериям лишь 4%, что соответствовало уже известным показателям для Германии.
    Затем майнцские результаты были подвергнуты еще одной тщательной перепроверке, но все осталось как было: за добрых десять лет цифры выросли более чем на 20%.
    Диагноз поистине ужасающий.

    Другие данные подтвердили этот результат.
    Так, число учеников в школах для детей с отставаниями в развитии речи в Северном Рейне — Вестфалии в 1986 — 1992 гг.
    выросло на 58%, в Баварии за тот же период — на 54%.
    Обследования, проведенные в детских садах города Ноймюнстера (Шлезвиг-Гольштейн) в 1994 г., диагностировали нуждающиеся в лечении нарушения речи у 25 детей116.
    Логопед из Англии Салли Уорд обнаружила, что в Манчестере такие дети составляют 21% от общего числа117, подобные же значения для детишек из мегаполисов она разыскала в англоязычных работах 80-х годов118.
    Результаты Манфреда Хайнемана, полученные в 1996 г., нашли окончательное подтверждение в обширном исследовании Йор-га Долетала и его коллег на материалах обследований 1641 ребенка из детских садов города Бохума — у 25% из них обнаружились нарушения артикуляции, а у 43% — недостаточное понимание речи.
    Под угрозой все развитие ребенка
    Меж тем было проведено множество других исследований.
    Английское Общество помощи детям с дефектами речи в 1996 г. сообщило, что уже каждый третий ребенок в Англии "заметно отстает в речевом развитии"120.
    Проведенные в Болгарии в 1998 г. опросы показали, что от 21 до 27% дошкольников страдают расстройствами речи121.
    Объединение немецких логопедов на своей ежегодной конференции, проведенной в Аугсбурге в 1998 г. на тему "Расстройства речи и артикуляции у детей", констатировало, что проблемы с речью отмечаются у 15 — 30% всех детей дошкольного возраста122.
    Вероятно, в ближайшее время цепь сообщений с такими цифрами будет продолжена.
    Кстати, обнаружилось, что эта проблема не связана с определенными социальными слоями или уровнем образования; одинаково страдают дети профессоров и подсобных рабочих.
    Значит, причины надо искать много глубже.

    Насколько серьезно нарушения развития речи могут сказаться на всем дальнейшем развитии ребенка, выяснилось в ходе так называемых follow-up* обследованиях школьников второго — третьего классов (от восьми до девяти лет), у которых нарушения были диагностированы и лечение началось уже за четыре года до этого.
    Оказалось, что 52% из них по-прежнему страдают легкими расстройствами артикуляции, 44 — отстают в развитии речи, 36 — сталкиваются с трудностями в овладении инструментарием культуры (прежде всего правописанием).
    У них была хуже развита и кратковременная память, и им с заметным трудом давалось построение фраз и обращение с другими речевыми структурами123.

    __________________

    *Продолжающихся в течение значительного промежутка времени (англ).

    Для более глубокого понимания проблемы важно учесть сделанное учеными наблюдение, что нарушения развития речи у малышей проявляются, как правило, не изолированно, а в сочетании с целым рядом других дефицитов, прежде всего в сфере моторных и сенсорных способностей.
    Это говорит о том, что овладение речью у детей необходимо рассматривать на более широком фоне: дело идет о развитии не одной отдельно взятой способности, а о целом спектре процессов развития, лишь в своей совокупности делающих ребенка способным ориентироваться в окружающем мире всеми органами чувств и действовать в нем.
    Более подробно мы поговорим об этом ниже.

    Двенадцать минут разговора в день

    Тысячелетиями речь была для людей столь же естественной средой, как воздух, а дети овладевали ею совершенно спонтанно, и это казалось природной способностью.
    Если бы кому-то взбрело в голову поучать родителей, что они должны говорить со своим ребенком не меньше такого-то времени, те сочли бы это шуткой, инструкцией типа "надо дышать".
    Но то, что некогда само собой разумелось, сегодня уже не таково, и когда недавно одна из ведущих немецких больничных касс решила издать для родителей книгу под названием "Поговори со мной!", призванную побуждать их говорить с ребенком, она вовсе не шутила124.
    Причина такого поступка очевидна: расходы на обучение каждого третьего или четвертого ребенка в специальной школе для детей с нарушениями речи оказались бы непомерно высокими для страховой больничной кассы, не говоря уж о том, что для обслуживания такого наплыва не хватило бы никаких специалистов.
    Поэтому все наблюдатели единодушны в мнении: необходима профилактика!

    А для этого надо знать, чем вызвано данное явление, и оказывается, что причин тут множество.
    В интервью для прессы125, а также в приложении к упомянутой книге специалисты, к примеру фониатр Манфред Хайнеман и Тео Борбонус (руководитель школы для детей с нарушениями речи в Вуппертале), настойчиво указывают, что рост нарушений развития речи следует связывать не столько с медицинскими факторами, сколько с изменившимися социокультурными условиями, в которых растут нынешние дети.
    Нарушения слуха, вызванные медицинскими причинами, конечно, немного возросли, считает Хайнеман, но все же главной причиной врачи единодушно называют растущее молчание в семьях.

    У родителей "сегодня все меньше времени для детей: в среднем у матери для нормального разговора с ребенком остается лишь примерно двенадцать минут в день", сообщает Борбонус.
    "Высокая безработица, усилившееся давление конкуренции и рационализации, болезненные сбои систем социального страхования, — продолжает он, — все это делает человека более подавленным, бессловесным, равнодушным".
    Учителя и родители, считает и Хайнеман, уже не справляются с внезапными социальными изменениями, со стрессами и конфликтами по поводу разводов, с неполными семьями и профессиональными проблемами.
    Телевидение наносит вред развитию речи
    Но наиболее сильнодействующим фактором, наносящим вред развитию речи у детей, надо считать телевидение, поглощающее все больше времени и у родителей, и у детей.
    Чистое просмотровое время (которое не надо смешивать с много большим временем работы телевизора) в 1964 г. составляло в среднем по ФРГ 70 минут в день, в 1980 г. для взрослых этот показатель поднялся до двух часов, а в 1998 г. дополз до отметки (опять-таки для взрослых) 201 минута в день126.
    Это равнозначно примерно трем с половиной часам "радиомолчания" между родителями и ребенком.

    И уж совсем невозможными оказываются семейные разговоры, если милых деток одаривают еще и собственным телевизором.
    Вынужденная изоляция заставляет их заметно увеличивать потребление телевидения, как свидетельствуют статистические данные.
    У детей в возрасте от трех до тринадцати лет без собственного телевизора просмотровое время составляет 100 минут в день, тогда как у детей с собственным телевизором оно постоянно растет.
    В 1999 г. уполномоченная радиостанции "Свободный Берлин" по работе с молодежью Инга Мор пришла к выводу: "Дети с собственным телевизором каждый день смотрят передачи более трех с половиной часов"127.
    Заставляет задуматься ее примечание, что эти дети больше всего любят смотреть взрослые передачи в вечерних и ночных программах!)

    Особенно ужасно, что в 1998 г. это касалось уже самых маленьких детишек (от трех до пяти лет), — таких, что смотрят телевизор от двух до четырех часов ежедневно, было 10,3%, а еще 2,4% смотрели передачи по четыре — шесть часов и больше128.
    Хайнеман замечает по этому поводу: "Но как раз эти дети, по нашим данным, смотрят дополнительно еще и видеофильмы и играют на карманной электронной игрушке или на компьютере"129.
    Следовало бы добавить: и как раз у них возникают нарушения речи, которые надо серьезно лечить.

    А между тем ущерб развитию речи у детей наносит отнюдь не только молчание перед телеэкраном.
    Хайнеман подчеркивает, что в этом отношении телевизор с его "преобладанием визуальной информации" и сам по себе неблагоприятно сказывается на детях.
    "Даже детские передачи, — сетует он, — часто совершенно далеки от действительности, а быстрые смены кадров не дают ребенку возможности как следует проследить за ходом действия.
    Передачи нередко построены стереотипно и потому никак не побуждают ребенка развивать собственную фантазию и творческие способности.
    К тому же именно у частных телевещателей доминируют боевики и показы сцен насилия".
    Поэтому и речь детей в играх со сверстниками становится скудной — они ограничиваются восклицаниями наподобие тех, что встречаются в комиксах, бессвязными обрывками фраз и нелепыми имитациями шумов, сопровождая их роботоподобными движениями.

    Но телеэкран не только препятствует формированию речи и артикуляции.
    Он блокирует и спонтанные, творческие игры и естественное движение, не давая детям стимулов, столь необходимых им для формирования двигательных навыков и органов чувств.
    Нехватка многообразия варьирующихся раздражений, идущих от окружающего, может привести к дефициту в формировании функций головного мозга, предупреждает Борбонус, а страдают при этом творческие способности, фантазия и интеллект.
    Основываясь на многолетнем педагогическом опыте, ученый констатирует, что из-за нехватки первичных стимулирующих раздражений у нынешних детей с все большим трудом формируются функции для восприятия внутренних и внешних состояний — тепла, равновесия, движения, обоняние, осязание и вкус.
    Этот дефицит только усугубляется недостатком в больших городах пригодных для игр площадок и стимулирующих условий.
    Поэтому Борбонус призывает создать среду, стимулирующую развитие детей.
    "Человеческая теплота, игры и движение при этом обязательны", — гласит его вывод.

    Фатальные последствия ложной модели мышления

    Корни проблемы уходят, очевидно, гораздо глубже — в общий склад и условия существования нашего времени, слишком глубоко, чтобы можно было говорить об одном изолированном патологическом явлении.
    Нарушения развития речи — лишь верхушка айсберга, т. е. комплекса причин, начинающих угрожать всей нашей культуре и цивилизации.
    Но причин опускать руки нет — ведь вина тут лежит на нас самих и нам же самим надо скорректировать неверное направление развития.

    Для этого необходимы разнообразные усилия.
    И все же шансов на успех будет мало, если не удастся изменить что-то решающе важное в нас самих, в нашем складе мышления.
    Его главная отличительная черта — привычка рассматривать все, что относится к речи и ее слуховому восприятию, сквозь призму чисто технической модели отправителя и получателя, входа и выхода, будто дело идет об обмене информацией между двумя компьютерами.

    Такой подход был и остается наиболее распространенным в науке, не обошел он стороной даже комплексный процесс обучения малышей речи.
    Хотя в 60-е и 70-е годы часто указывали130, что дети научаются речи не через пассивное ее восприятие, а интерактивно, многие исследователи упорно твердят: чтобы дети овладели речью, важно просто установить правильный input, "вход", со стороны окружающих, а уж лучше радио и телевидения тут ничего не придумаешь — ведь никакой взрослый не может тягаться в абсолютной правильности речи со специально обученным диктором, не говоря уже о множестве образовательных программ.
    Так вот, стало быть, телевидение, этот своего рода говорящий учебник с картинками, и есть идеальное средство для обучения малышей, лучше всего способствующее развитию у них речи131.

    В том, что такой подход не имеет ничего общего с фактами, общественность могла убедиться, когда английский логопед Салли Уорд обнародовала результаты своих десятилетних исследований (1996).
    Она установила, что у 20% обследованных детей в возрасте девяти месяцев уже обнаруживается запаздывание физического развития, если родители пользовались телевизором как нянькой132.
    Если дети продолжали смотреть телевизор, большинство из них к трем годам отставали в своем развитии уже на целый год, т. е. говорили как двухлетние, а тем самым под угрозой оказывалось все их дальнейшее развитие.
    А вот если родители, проявив наконец благоразумие, вместо телевизора начинали пользоваться прямыми речевыми контактами с ребенком, девятимесячный малыш мог наверстать упущенное уже за четыре месяца, лекарством же было не что иное, как слова, живые слова родителей!

    В 1990 г. некоторые ученые еще полагали, будто план обучать детей первого года жизни языку исключительно через электронные масс-медиа, чтобы посмотреть, овладеют ли они речью таким путем, — это "жестокий мысленный эксперимент"133.
    Тем временем мысленный эксперимент превратился в жестокую реальность, которая учит: речь из динамиков не делает того, чту делает речь взрослых в прямых контактах с детьми.
    Даже когда из аппарата звучат те же самые слова, ребенок, постоянно слышащий только их, оказывается отброшен в своем развитии назад, потому что при этом блокируется формирование необходимых для речевой деятельности структур мозга.
    А вот звуча из уст матери, они же так сильно продвигают малыша вперед, что он даже способен наверстать упущенное.


    Значит, исследователи должны поставить вопрос: чем речь из динамиков отличается от живой речи?
    Ведь с точки зрения физической разницы как будто бы нет.
    Но почему же тогда технически опосредованная речь не дает сложиться функциям мозга у детей, тогда как ее оригинал эти функции поддерживает?

    Речь — вовсе не такси

    Языкознание привыкло видеть в человеческом языке всего лишь транспортное средство, с помощью которого информация от "отправителя" поступает к "получателю"*.
    Но этот подход, развитый еще в XIX столетии, чреват далеко идущим выводом: если дело только в том, чтобы "транспортировать" содержание, то у живой речи нет собственного, особенного смысла, ведь информация может дойти до адресата и через других посредников — письмо, знак, образ, жест.
    Каким из них воспользоваться, информации столь же безразлично, как безразлично пассажиру, на такси какой марки — "дайм-лер", "вольво" или "форд" — ехать на вокзал.
    Но ребенку совсем не безразлично, через какого посредника входить в мир языка.
    Ведь свою человеческую сущность — в самом фундаментальном смысле слова — он сможет когда-нибудь добыть, лишь если вступил в контакт с человеческой сущностью родителей через живую родительскую речь.
    При этом дело не столько в передаче информации, сколько в совсем иной, гораздо более значимой деятельности.
    Прежде чем малыш научится произносить хотя бы одно крошечное предложение, он должен в совершенстве овладеть координацией более сотни мускулов, участвующих в артикуляции, а это в высшей степени сложный процесс.
    По уровню сложности с ним не сравнится ни одно другое движение, какому способен научиться человек134.
    И этот процесс, в свою очередь, — лишь часть той длящейся не один год борьбы за овладение функциями своего тела, которую ведет ребенок.
    С первого дня жизни он с невероятной энергией тренирует различные двигательные функции и их взаимодействие, начиная с движения глаз и рук через умение держать голову, стоять и ходить и вплоть до овладения тонкой моторикой кистей рук и пальцев.
    Артикуляция звуков речи — словно зрелый плод на дереве, выросшем из деятельности этого "двигательного человека", работающего над мускулатурой всего тела.

    ________________

    * Это приложимо, конечно, не ко всякому языкознанию, а только, пожалуй, к ориентированному на сплошную формализацию изучаемых связей.

    Насколько тесно в первые годы жизни моторика речепроизнесения связана с общей моторикой тела, выявилось, к примеру, в ходе обследования дошкольников с нарушениями речи (Массингер, Никиш, 1996).
    Оказалось, что у 70% детей они сопровождались дополнительными нарушениями как тонкой, так и общей моторики135.
    В более ранних обследованиях было выявлено от 60 до 70%.
    Нарушения развития речи сказывались в том числе на движении глаз136.

    Но если двигательные способности как следует не развились, то недоразвитыми останутся и сенсорные способности.
    Это уже доказано относительно зрительного восприятия (нарушения у 85% детей)137, и прежде всего относительно осязания: дети без нарушений речи в возрасте от трех до шести лет в тестах Кизе-Химмель показывали заметно лучшие результаты в тактильном восприятии, чем дети того же возраста с нарушениями речи138.
    При повторных тестах второго уровня эти последние все еще не могли справиться с комплексными тактильными восприятиями139.
    Стало быть, похоже на то, что формирование тактильного восприятия — предпосылка, необходимая, чтобы дети овладевали речью.

    Речь — это искусство движения

    Возбуждение звуковых волн и перенос информации так же мало характеризуют звучащее, живое слово, как анализ частот — ощущения, оставшиеся от прослушивания концерта в зале.
    За звуками речи стоят не колебания голосовых связок, а бессознательный искусный "постановщик движения", с большим тщанием настраивавший свой физический, голосовой инструмент, покуда не оказался в состоянии словно играючи извлекать из потока воздуха бесчисленные звуки и оттенки речи.

    Если бы мы могли воспринимать эту бессознательную деятельность глазами, то увидели бы, что в ее ходе беспрестанно созидаются пластические формы: получается это примерно так же, как у ваятеля, обрабатывающего дерево или камень, — разве что тут речь идет о мягкой, подвижной мускулатуре, порождающей все новые формы звука.
    Чтобы артикулировать звук, отнюдь не достаточно направлять поток выдыхаемого воздуха через гортань, выпуская его изо рта в виде звука.
    На самом деле этот поток на своем пути через трахею, глотку и рот должен пройти сквозь рельефно вылепленную полость, похожую на русло реки, — ее форма с быстротой молнии меняется движением мускулатуры нёба, язычка, языка, челюстей и губ в зависимости от того, какой звук требуется произнести.
    И вот, когда поток воздуха выходит наконец через губы, он не только звучит, но и несет с собой — в силу каждый раз особенной формы пройденного им "речного ложа" — соответствующую особенную тенденцию формы, которую и придает окружающему рот воздуху.
    Так рельеф внутренней мускулатуры порождает пластические формы внешнего воздуха.

    Первым на эти незримые, порождаемые речью воздушные формы указал в 1924 г. Рудольф Штайнер141.
    Его замечание, что сделать их зримыми безусловно возможно, пользуясь соответствующими средствами, в 1962 г. было реализовано дрезденской учительницей Иоганной Цинке.
    Десятилетиями изучая эту тему, она смогла показать, что каждый звук речи и впрямь порождает перед ртом особенную, характерную только для него воздушную форму, причем явление это закономерно воспроизводится.
    Чтобы зримо отобразить отдельные формы и зафиксировать их с помощью фотоаппарата, Цинке поначалу использовала явление естественной конденсации пара при температурах ниже нуля.
    Но намного эффективнее оказался другой метод — перед произнесением какого-либо звука нужно было вдохнуть немного табачного дыма.
    Тогда возникающая воздушная форма оказывается насыщенной частицами дыма, и ее без труда можно видеть при комнатной температуре.
    Другим способом визуализации могут служить снимки, сделанные при помощи прибора Тёплера и интерферометра.
    (Снимок на ил. 3 сделан при помощи прибора Тёплера, остальные - обычные снимки выдыхаемого табачного дыма.


    На них показаны предельные объемы воздушных форм.)

    Но полная картина происходящего выявилась, лишь когда "воздушные звуковые формы"

    _________________

    * Следует учесть, что во всех примерах речь идет о звуках немецкого языка, артикуляция которых заметно отличается от артикуляции соответствующих русских; в данном случае все звуки артикулируются более энергично и "резко".



    (как назвала их Цинке) были засняты на пленку высокоскоростной камерой.

    Тут можно было увидеть, как каждая форма в течение долей секунды возникает, достигает полного объема и



    вновь исчезает, причем каждый раз это происходит в другом темпе и другой манере.

    Тогда всякий звук речи предстает взору как текучее изваяние142.

    Стало быть, речь — в самую первую очередь формосозидающий процесс.

    В его ходе складываются динамические образования, которые частично в течение секунд остаются в воздухе, после того как соответствующие звуковые волны уже исчезли.

    Но одновременно и все тело говорящего при каждом звуке речи производит определенные, недоступные невооруженному глазу движения.

    Выявить эти движения помогла еще совсем молодая наука кинезика: исследователи снимали говорящих высокоскоростной камерой (30 и 48 кадров в секунду), а затем подвергали отдельные кадры микроанализу.

    Оказалось, что эти микродвижения протекают абсолютно синхронно с актом произнесения, затрагивая всю мускулатуру тела с головы до ног143.

    Слушатель пляшет один танец с говорящим

    Специалисты по кинезике с изумлением обнаружили, что слушатель, со своей стороны, отвечает на выслушанное точно такими же микро-движениями, какие бессознательно производит говорящий, и точно так же — с головы до ног, но с минимальным запаздыванием в 40 — 50 миллисекунд.

    Сознательная реакция при этом, естественно, исключена.

    Открыватель этого явления Уильям Кондон описывает поразительную синхронность движений говорящего и слушающего следующими словами: "Выглядит это так, будто все тело слушающего точно и пластично сопровождает речь говорящего плясом"144.

    Хотя физически связи между этими процессами установить невозможно, кажется, будто говорящий и слушающий ритмично движутся в какой-то общей среде.

    Причем, как показали проверочные тесты, это относится исключительно к звукам речи, но никак не к шумам или бессвязным звукам.

    А речь опять-таки может быть на каком угодно языке: Кондон выяснил, что двухдневный младенец реагирует и на китайскую речь, и на английскую точно теми же микродвижениями, какие производит говорящий145.

    Отсюда становится понятно, что слышимая речь первым делом воздействует на бессознательного "постановщика движения", о котором говорилось выше.

    Он, словно танцор, всем телом встраивается в актуальный пластический поток движения, каким является речь, и притом сразу, без предварительной сознательной регистрации, переживания и обработки звука.

    Зазор в 0,04 секунды не оставляет никакой возможности для размышлений, а уж тем более — для эмоциональной реакции.

    Звуки речи пронизывают всего человека

    Все это происходит на самом глубоком, наиболее элементарном уровне речи, там, где она — чистое движение.

    Движение порождает все, что составляет речь.

    Она по самой своей сути призвана размягчать даже самое жесткое и застывшее слово — к примеру, угол или край, — превращая его в текучий процесс движений мускулов и звуковых воздушных форм, переходящий от К к Р, от Р к А, от А к Й в постоянной трансформации.

    Этот двигательный процесс, исходя от говорящего, переходит на мускулы и конечности слушающего — и вот они охвачены им же.

    Слышит в буквальном смысле слова человек целиком.

    Даже язычок слушающего постоянно воспроизводит то, что говорит или поет другой.

    Но все это — лишь первый этап в процессе слушания.

    На следующем этапе движение переходит от чисто мускульной активности на ритмическую деятельность сердца и легких.

    Тут оно, как всякий рассказчик может видеть на своих слушателях, производит напряжение и расслабление, ускорение и замедление естественных ритмов, и теперь эти легкие отклонения охватывают и душу слушателя, вызывая в ней живой отклик.

    Телесное движение преобразуется в движение души, и из области бессознательных переживаний, похожих на глубокое сновидение, мы переходим в область полуосознанных, грёзоподобных эмоций.

    Лишь на третьем этапе это движение достигает полюса нервной чувствительности головного мозга, где вновь преобразуется — на этот раз в движение умственное, ясно осознаваемое как понятие или представление.

    Здесь, в сфере понятий, "к-р-а-й" являет собой нечто твердое, застывшее, тогда как на уровне телесного процесса звукоизвлечения это было чистое движение, а на душевном уровне — подвижное ощущение.
    Стало быть, речь пронизывает собой всего человека, причем снизу вверх, а не наоборот:



    Овладение речью и формирование мозга
    Эти ступени, на которых реализуется слушание, в миниатюре (снизу вверх) отображают путь, который в полном масштабе должен пройти ребенок, овладевающий речью.
    И здесь отправную точку следует искать не в холодном регистрирующем уме, а в целиком бессознательной, импульсивной двигательной активности тела.
    Но протекает она одновременно с речевыми движениями тела говорящего, и тут нам придется подправить расхожее представление о детях как подражателях: речь идет не о подражании, а, с позволения сказать, о совыражении.
    Приведенный выше пример с американским младенцем, движения тела которого были синхронны со звуками и китайской, и английской речи, демонстрирует, как протекает этот процесс на самом деле.
    Ребенок отнюдь не лежит колодой, вслушиваясь в звуки речи, чтобы затем попытаться сделать нечто подобное собственными двигательными усилиями.
    Напротив, он с первого же мгновения бессознательно всей своей телесностью встраивается в движения, производимые звуками, он "выплясывает" поток речи вместе с говорящим со всей точностью и закономерностью, не привнося туда ничего своего.
    Уильям Кондон точно выразил это в названии своего исследовательского отчета: "Neonate Movement is Synchronized with Adult Speech" ("Движение новорожденного (протекает) синхронно с речью взрослого").
    Это еще не имеет ничего общего с эмоциями и мышлением, а представляет собой чистую деятельность, формообразующее движение.
    Из этого-то движения ребенок строит позже свою речь.

    При всем при том весь этот процесс окутан густой мглой, которую нам надо постепенно рассеивать, если мы хотим правильно помогать развитию речи у детей.
    Ведь, научаясь воспроизводить формы звуков, ребенок одновременно развивает свой мозг, формирует его.
    В это время закладываются основы всего интеллекта, и взрослые вносят в это дело решающий вклад: ведаем мы о том или нет, любым произнесенным словом мы воздействуем на физический организм ребенка, а тем самым влияем и на формирование его душевных и умственных способностей, какими они сложатся в последующей жизни.
    1   2   3   4   5   6   7   8   9


    написать администратору сайта