Саша Майская Любовь по заданию редакции
 Скачать 0.61 Mb.
|
ПОНЕДЕЛЬНИК — ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙРазбудил Семицветову Вадим Альбертыч. Он позвонил в семь утра в понедельник, и Женька долго не могла сообразить, какой стороной приставлять мобильник к уху. Вадик был до крайности взбудоражен. Евгения! Полчаса назад номер с ветеринаром поступил в продажу. Как он? Если не помер за ночь, то хорошо. Вчера, во всяком случае, было все нормально. Вы циничны, Евгения. Как моя мумусичка? Кто? Ах, эта змея... Отлично. У нее новый друг, зовут Буран. Ой! А он ее не того? Чего? А... нет, он не сможет. Старенький? Очень большой. Чтобы добраться до Матильды, как до женщины, ему придется лечь на землю. Евгения! С кем вы там познакомили мою собаку?! Кстати, когда назначена операция? Я не знаю, Вадим Альбертович. Я всего второй день здесь, у доктора Долгачева много работы—он еще даже не осматривал Матильду. Хорошо. Теперь о деле. Слухи о порче просочились, представляете? Вот ужас-то... Евгения, это что за легкомысленный тон! Впрочем, ладно, дело ваше. Главное в другом. Вы можете контролировать звонки, которые поступают доктору Долгачеву? Легко. У него нет телефона. А мобильный? Вадим Альбертыч, совесть надо иметь? На мобильный он отвечает сам. Это плохо. Ладно. Вам следует ожидать появления наших конкурентов. — Да они в жизни сюда не доберутся! Тут этих Караулов — как грязи... Отвечая Вадику, Женька сползла с кровати и подошла к окну. Андрей, голый по пояс, делал зарядку. На поленнице дров сидел Серега в милицейском бушлате и задумчиво курил «Беломор». Матильда лежала на крыльце, изображая коврик, Лесик крался вдоль плетня, изображая тигра. Чуть поодаль паслись пестрые куры, на плетне сидел роскошной красоты петух и с интересом разглядывал крадущегося внизу Лесика... Вот кого тут точно нельзя было представить, так это коварных конкурентов из гламурных московских изданий! Вадик тем временем не унимался. Евгения! В сегодняшнем номере «Московского Стиляги» ив двух приложениях к «Дрюч» вышли статейки, в которых прямым текстом говорится, что все модели с обложки «Самого-Самого» плохо кончают! А «Дрюч» еще и намекнул, что неплохо бы предупредить ни в чем не повинного сельского коновала о грозящей опасности. Каково? Вадим Альбертович, я сделаю, что смогу, но мне ведь еще статью писать... К черту статью! Кому она нужна, ваша статья! Но я думала... вы же сами позволили мне... опыт в журналистике... — Евгения, журналистика в наше время никого не интересует. Всех интересует только объем продаж. А если слухи о несчастных случаях разойдутся, объем наших продаж сократится до ниже плинтуса. Я же знаю этот мерзкий «Дрюч», зря, что ли, пили вместе? Они пришлют своего репортера, и тот немедленно все расскажет вашему ветеринару. —. Во-первых, он не мой... — Хорошо, нашему. Будет скандал. — Да с чего? Думаете, Андрей... Сергеевич поверит в эту чепуху насчет порчи? — Евгения, вы меня, конечно, извините, но вы дура. Меня совершенно не волнует, во что поверит или не поверит Долгачев. Если репортер «Дрюча» расскажет Долгачеву, что на самом деле вы за ним присматриваете, то Долгачев на вас разозлится, и вы присматривать за ним больше не сможете. Вы уедете в Москву, и я не удивлюсь, если сам же «Дрюч» и сорганизует тут же какую-нибудь диверсию... Женька устало отвела трубку от уха. Ведь он верит в то, что говорит! Наверняка верит! Что ж это за работа такая придурочная... Евгения! Вы что молчите? Я вас слушаю, Вадим Альбертыч. Так вот, у меня родился гениальный план. Резкое изменение концепции, понимаете? Поворот на сто восемьдесят градусов. Вам ясно? — - Нет, если честно. Поясняю. Раз слух уже пущен, мы сами его и поддержим. Придадим нашему журналу легкий флер мистицизма... У нас журнал для настоящих мужчин и о настоящих мужчинах, вы не забыли? Ну и что? Разве настоящий мужчина не может столкнуться со сверхъестественным? Просто он не испугается, а смело вступит в схватку с судьбой, вот вам и фишка! Вадим Альбертыч, я как-то... — Другими словами, теперь я хотел бы, чтобы вы не охраняли Долгачева от неприятностей, а наоборот... спровоцировали бы небольшую, скажем, травму. Или несчастный случай. А, Евгения? Только представьте: зловещий мистический ряд, череда загадочных трагедий... на это клюнут, голову отдам на отсечение. Женька не верила своим ушам. Вы вообще соображаете, Вадим Альбертович?! Вы что, предлагаете мне подстроить несчастный Случай с Андреем и доложить об этом вам?! Умница! Все схватываете на лету. Конечно! В том-то и дело — мы не побоимся сами признаться в том, что с нашими героями .творится нечто загадочное. Мы начнем журналистское расследование — я уже позвонил Анжеле и вызвал ее на двенадцать часов. Так что теперь мы все будем ждать вашего сигнала. Да не будет никакого сигнала! Евгения! Приказ об увольнении лежит у меня на столе! Если вы немедленно не прекратите капризничать... А я возьму и сама уволюсь! И собаку вам не отдам, вы ее только испортите. — Что?! — Что слышали. Совсем с ума посходили в своей Москве. Я иду работать, Вадим Альбертович. Статью я напишу и, если вы меня уволите, отнесу ее в «Дрюч». А еще наябедничаю Шамановичу, что это вы ему падение подстроили, и он на вас лично порчу наведет, вот! До свидания! Женька нажала отбой и ошеломленно посмотрела на умолкнувшую трубку. Что это с ней? Как она могла таким тоном разговаривать с самим Вадимом Альбертовичем Лабудько?.. Женька посмотрела в окно. Потом на телефон. Потом на сиротливо белеющий на тумбочке блокнот. . Ну, и что ты теряешь, уволившись от Вадика? Изумительную должность «подай-при-неси-пшла вон»? Привилегию возить Матильду к ветеринару? Сомнительное счастье встречаться на летучках с Анжелой Мессер, она же Анька Ножикова? Возможность слушать галиматью о порче, влияющей на объем продаж? Женька стукнула кулаком по подоконнику. Андрей Долгачев, успешный хирург, бросает практику в сытой и благополучной Москве, уезжает в дыру по имени Караул и становится ветеринаром. Предложи такое Вадику или даже Кононыхину — их удар хватит. Но зато Андрея на пятьдесят верст вокруг все знают в лицо и по имени, считают надежным мужиком, уважают и любят его. Он заслуживает их уважения — и он здесь счастлив, хотя у него нет компьютера, телефона и ванны-джакузи. А у Женьки Семицветовой все это есть — но вместо счастья только спрятанный на антресолях резиновый вибратор да звенящее одиночество по вечерам. Спрашивается — о чем она жалеет? Внутренний голос невинно поинтересовался, а чем именно Евгения Васильевна планирует осчастливить провинцию? Пламенными статьями в местной малотиражке? Женька огрызнулась на внутренний голос и решительно направилась вниз. Серега при виде Женьки застеснялся и куда-то смылся, а Андрей улыбнулся ей, ухватил за руку и поцеловал в щеку. Выспалась, московская штучка? О, да! И готова к работе. Дай мне задание. Сейчас. Раздевайся — и в койку. Солдатский юмор, Долгачев. Я серьезно. Чем я реально могу тебе помочь? Андрей озадаченно посмотрел на раскрасневшуюся и сердитую девушку. — Да я даже и не знаю... Не ожидал как-то тимуровских порывов. А, я понял! Для статьи тебе нужно побыть в шкуре респондента, да? Узнать профессию изнутри, так сказать. — Язви, язви. Да нет, отчего же. Уважаю. Что ж, поедем со мной. Сегодня у меня объезд дальних хуторов. Где-то может понадобиться и твоя помощь. Сейчас, только переоденусь... Он вдруг быстро притянул ее к себе и опять поцеловал, теперь в губы. Женька вспыхнула и вывернулась из крепких рук. Отстань! Больше не буду. Только духовное общение. Они не доехали даже до первого хутора, когда Андрею позвонили на мобильник. Он выслушал молча, хмуря брови, а потом резко развернул «хаммер» в обратную сторону. Женька испуганно спросила: Что-то случилось? Да. У Василь Степаныча Нюра никак не разродится. — Жена, да? — Корова. Нюра лежала на боку и часто дышала. Огромные раздутые бока ходили ходуном. Из карих глаз коровы текли слезы. Василий Степанович, местный участковый, на ходу торопливо пересказывал Андрею события сегодняшней ночи. Она, голубушка, мучилась с вечера. То ляжет, то встанет, то мычит, то стонет... Видать, большой телок, боком пошел. А уж утром она легла — и силы вон. Только плачет, сердешная. А мне, Сергеич, на дежурство, как на грех, надоть. Ты поезжай, Василь Степаныч, я все сделаю. Так ведь одному-то несподручно... У меня вон ассистентка завелась. Красивая! А с опытом? Ну! Что ты! А энтузиазма сколько! Женька упрямо выпятила подбородок. Ничего, вот сейчас она как поможет ему, как справится со всем шутя — тогда он язвить перестанет! — Я воды накипятил, в баке стоит. И тряпье чистое — там на полочке. Так я побегу? — Давай, Степаныч, не волнуйся. Пожилой, седой дядька в милицейской форме сдвинул фуражку со вспотевшего лба, а потом вдруг быстро опустился на колени возле коровьей морды и торопливо поцеловал плачущие глаза... У Женьки защипало в носу. — Милая ты моя... Страдалица... Потерпи маненько, Нюрушка... Андрей Сергеич тебе поможет... Андрей решительно выпроводил Василия Степановича на работу — и для Женьки начался первый в жизни урок акушерства. Через два с половиной часа у Жени Семицветовой глаза слезились от запаха коровника, руки тряслись от усталости, а шея и грудь немилосердно чесались от аллергии. Одно хорошо — ядреный навозный дух не оставлял насморку ни малейшего шанса. Нюрка вдруг забеспокоилась, странно и протяжно застонала, забилась на сене, и Андрей рявкнул на Женю, чтобы она не лезла под копыта и принесла лучше тряпки и воду, а сам как раз и полез под копыта, да еще и под хвост... Женька, борясь с накатившей дурнотой, с ужасом увидела, как рука Андрея, затянутая в тонкую резиновую перчатку, по самое плечо скрывается внутри коровы... Потом Андрей напряг мускулы, уперся в подстилку ногами и стал тянуть и тащить, и поворачивать что-то живое, бьющееся, старающееся выбраться из Нюркиного живота, и Женька в ужасе схватилась за косяк двери, потому что корова вдруг застонала совершенно по-человечески, а потом раздался громкий чмокающий звук, Андрей отлетел назад, а на подстилке забилось странное чудище, все затянутое молочно-белой пленкой. Женька взвыла от ужаса и зажмурилась, а когда открыла глаза — улыбающийся Андрей вытирал относительно чистым куском тряпки пот со лба, а Нюрка уже стояла на ногах и старательно вылизывала... Теленок был черненький, с большой белой звездочкой на широком лбу, с белыми чулочками на голенастых и ужасно длинных ножках-палочках. Эти палочки его еще плохо слушались, норовя то и дело скреститься, а то и завязаться узлом. Нюрка осторожно и терпеливо вылизывала свое чадо, а теленок сосредоточенно боролся с земным притяжением. Восхищенная Женька засмеялась от радости, а Андрей негромко сказал: — За шесть лет я принял, наверное, под тысячу телят. И все-таки это зрелище никогда не надоедает. Жень, подай мне трубочку, а? Нажми последний вызов и к уху мне приложи, ага... спасибо... Василь Степаныч? Все отлично! У нас мальчик! Ну ясное дело... Нет, хороший... в папашу, черный... Нюра молодец... Да, встала сама. Не волнуйся, работай спокойно. Я корм задам и коровник запру, а завтра заеду посмотреть. Ага. Пока. Женя Семицветова забрала у Андрея телефон и с восхищением посмотрела на своего любимого мужчину. Грязный, мокрый и счастливый, он сидел на соломе и улыбался, и для Жени сейчас в целом мире не было человека красивее и роднее, чем ветеринар из деревни Караул... |