Саша Майская Любовь по заданию редакции
 Скачать 0.61 Mb.
|
МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТЗаходить к Вадику на прощание Женя Семи-цветова не стала. Приказ о ее увольнении лежал у Аглаи Семеновны со вчерашнего дня, сдавать дела было все равно некому, так что Женька зашла на работу буквально на четверть часа. Сегодня утром она нечеловеческими усилиями привела себя в относительный порядок: нарисовала глазки, румянец, карандашом отделила линию губ от линии щек и подбородка, напялила затемненные очки и приняла лошадиную дозу антигистаминов. Сотрудники, встречавшиеся ей по дороге, с любопытством смотрели вслед, но заговаривать никто из них не спешил. Эдик Коно-ныхин, наоборот, едва не выпрыгнул из лифта—но вовремя взял себя в руки. П-привет, Женечка... Здравствуй, Эдик. Я слышал, ты нас покидаешь? Уже покинула. Да, собственно, я в курсе... Нехорошо вышло с этим ветеринаром. Надеюсь, он не наговорил тебе лишнего? —Нет. М-да... Слушай, насчет того фильма, на который я тебя приглашал... У меня просто на этой неделе очень много работы, и я... Эдик, не парься. Я все понимаю. И фильм этот — полная фигня. Не переживай. А... ну да. Ты не обидишься? На тебя? Конечно нет! Эдик встревожился. Почему это — на меня конечно нет? Женька впервые посмотрела ему прямо в глаза, потом наклонилась вперед и заговорщически поманила Эдика пальцем, а когда он осторожно потянулся к ней, сказала громко: — Потому что на тебя у меня даже аллергии нет! С этой загадочной фразой Евгения Се-мицветова навсегда покинула офис редакции журнала для настоящих мужчин «Самый-Самый». Целую неделю она ничего не делала. Вернее, ни о чем не думала и планов никаких не строила. Занималась генеральной уборкой, передвигала мебель, переклеила в маленькой комнате обои... Лесик и Матильда на всякий случай переселились под диван в гостиной и недоверчиво следили за хаотическими передвижениями хозяйки по квартире. Об Андрее и расставании с ним Женька старалась не вспоминать. Хуже всего приходилось ночью, когда приходили сны. Яркие, цветные, до ужаса реальные. Тогда Женька просыпалась и шла на кухню варить кофе. Она похудела, зеленые глаза постоянно блестели каким-то лихорадочным блеском, а возле губ появилась едва заметная жесткая складочка, отчего лицо Женьки приобрело выражение постоянной горькой насмешки над чем-то... Первые дни она ждала чуда, ждала звонка, потом перестала. Квартира с каждым днем все больше напоминала полигон ядерных испытаний, но Женька не останавливалась. Она выметала свою прошлую жизнь, стремясь вместе со старым хламом изгнать из памяти и Андрея Дол-гачева, красавца-ветеринара из деревни Караул. Ольга отбыла в отпуск, у Катерины было полно работы, но Маринка звонила регулярно. Женя выслушивала ее терпеливо, но почти всегда молча. Отвечала на вопросы коротко и неохотно. Правда, в один из вечеров Маринке удалось разговорить подругу. Але? Семицветова? Не спишь? Не сплю. А ты чего хрипишь? Голос потеряла? Нет, я прячусь. В прятки, что ли, играете со Стасиком? Типа того. Слушай... мне надо с тобой посоветоваться. По личному вопросу. Из меня советчик так себе. Жень, не гони, а? Я и так всю голову сломала. Не знаю, что делать. Кстати, как твоя Матильда? Что значит — кстати? Ты чего, беременная? — Нет! Но .ты знаешь, три дня назад, в ресторане, Стасик меня пытливо расспрашивал о том, как я отношусь к общечеловеческим ценностям типа семьи, брака и детей. О, я так и вижу это одухотворенное лицо с мощными надбровными дугами и изящным узким лбом... Семицветова, ты стала желчная и злая. Тебе нужно проверить кислотность. Так бывает при гастрите. — Да ладно тебе! Ты сама говорила, что Стасик не блещет интеллектом. Говорила. Но я имею на это право. В конце концов, я с ним живу. Всем остальным я могу ив рожу вцепиться, если они будут гнать на моего пупсика. Тихомирова, чего ты от меня хочешь? Чтобы я признала несомненные преимущества Стасика перед остальными представителями мужского пола? Признаю. Это все? Нет, не все. Слушай, сначала он спрашивал меня о браке и детях, а сегодня я нашла у него под подушкой каталог знаешь чего? Боюсь даже предположить. Обручальных колец! Как ты думаешь, это к чему? Женька неожиданно ощутила, как на глаза наворачиваются слезы. Нет, за Маринку она была рада, но почему-то стало нестерпимо жалко себя... — К дождю это, Тихомирова, к дождю. — Жень, я знаю, что тебе неприятно сейчас обсуждать чужое счастье, но мне нужен совет. Понимаешь, в принципе я и сама знаю, что надо соглашаться, но нужен толчок. Чтобы кто-то из моих подруг меня поддержал... — Марин, зная твой характер, я бы пошла от противного. Сказала бы тебе — ни в коем случае! — и тогда ты из принципа сделала бы наоборот. — Вот и Стасик говорит, что у меня склочный характер. — Слушай, а может, он не на тебе жениться хочет? — Типун тебе на язык! Ох, зачем я позвонила... Ладно, скажи честно — этот каталог дает мне право рассчитывать на предложение руки и сердца? — Думаю, да. Намек, конечно, тонкий, но зато конкретный. — Спасибо, Женечка! Ты — ангел. Мы с Катькой к тебе заскочим через пару дней, ты не против? Заходите, только у меня полное разорение в квартире. Ну, кухня-то цела? В принципе... — Вот и ладненько. Кстати, извини, что напоминаю, но... Ты, часом, не выкинула наш подарочек? Женька вспыхнула и процедила в трубку: — Спасибо, что напомнила. Сейчас залезу на антресоли и выкину. И действительно полезла, и действительно достала, поборола искушение развернуть продолговатый сверток и сложила возле вход^ ной двери, намереваясь и в самом деле выкинуть это последнее напоминание о своем самом безумном приключении... Сразу не собралась, а потом в гости завалились Маринка и Катька. Ладно, давайте выпьем этот бокал... Это стопка, Тихомирова. Давайте выпьем эту стопку... что ж она такая здоровенная у тебя, я уже совсем пьяная... выпьем за то, что я имею вам сказать. Ну и будь здорова. Не-ет, ты выслушай! Евгения! Екатерина! И отсутствующая здесь Ольга! Вы — мои лучшие подруги и должны знать об этом первыми. Итак. Вчера утром Станислав Петрович Голубчик сделал мне официальное предложение. Кстати, а как у Стаса фамилия? Семицветова, ты что, не слушаешь? Я же сказала — Станислав Петрович Голубчик. То, что он твой голубчик, я поняла. Фамилия у него есть? Ох, не могу с этими глупыми бабами... Его фамилия — Голубчик!!! Даю по буквам, специально для Семицветовой: гангрена, отит, лейшманиоз, уретрит, бешенство, чесотка, ишиас, круп ложный... Голубчикл? Странная фамилия... Все, заглохни. Спиши слова, на досуге сложишь буквы. И я это предложение приняла! —Ура! Ура. А ты фамилию менять будешь? Жень, ну ты хоть для виду за меня порадуйся? Женька решительно отодвинула тарелку и запечалилась по-настоящему. — Да я радуюсь, Марин, радуюсь. Просто... мне действительно хреново. Катерина участливо наклонилась к Женьке. Все еще не можешь забыть? Не-ка... — Влюбилась? —Да. Марина сердито тряхнула роскошной гривой черных локонов. — Предлагаю тост! За дружбу! Женька слабо улыбнулась, а потом подняла голову и отбросила светлую прядь со лба. Так кольцо-то он выбрал? Еще какое! — Тогда у меня встречное предложение. Давайте в пятницу встретимся в «Авокадо Клубе» и обмоем подарок Стаса и всю помолвку вообще? Как раз Ольга вернется. Девочки немного помолчали, а потом Катерина осторожно спросила: — Жень, а ты уверена, что тебя там не посетят особо... печальные воспоминания? Женька рассмеялась. — ТАМ меня могут посетить только самые приятные воспоминания. Собственно, если бы я остановилась на том, что было у нас с Андреем в ту ночь, я бы сейчас не напоминала раскисшую квашню. Маринка фыркнула, но тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. Женька улыбнулась, глядя на подруг. Они с ней носятся, как курица с яйцом, боятся слово лишнее сказать, вон, даже языкастая Маринка себя сдерживает. Хватит. Потом им надоест ее жалеть, они начнут потихоньку отдаляться, и кончится все тем, что она останется вообще одна. — Короче, девки, прекращаю страдать, начинаю новую жизнь. Для начала выкиньте мусор, когда пойдете домой. Это во-первых. А во-вторых? А во-вторых, идите уже домой. Спать хочу. До пятницы. Маринка и Катерина дотащили рекордное количество пакетов с мусором до помойки и начали по одному переправлять их в контейнер. Самый туго набитый пакет не выдержал и лопнул, продолговатый газетный сверток подозрительно упруго заскакал по асфальту. Маринка коршуном кинулась на добычу, Катерина присоединилась к ней. Через секунду они развернули газету. Еще через секунду напрочь забыли об оставшемся мусоре. Над тихим двором повисла безмятежная и долгая тишина, а потом ее разорвал восхищенный и немного испуганный шепот Маринки Тихомировой: ., — М-да, теперь понятно, почему она так скучает... Катерина зачарованно произнесла, не сводя глаз с того, что было в руках у Маринки: — Ты имеешь в виду — «почему» или... «ПО ЧЕМУ»?! — За Маринку и Стасика! — провозгласила Женя Семицветова, откидываясь на стуле и высоко поднимая бокал с вином. Катерина присоединилась к ней, добавив: — И за самый большой бриллиант из тех, которые я видела в своей жизни не на витрине, а на пальце подруги. Ольга скромно улыбнулась и приподняла свой бокал. — За любовь! Маринка чокнулась с подружками и выпила вино залпом, а затем покосилась на свой безымянный палец, точно боясь, что кольцо возьмет да испарится бесследно. Женька с улыбкой смотрела на свою подругу. Она была очень рада за эту змею, так рада, что даже впервые за эти две недели забыла о собственной тоске и душевных терзаниях. Несколько раз она порывалась позвонить Андрею!, но в последний момент трусила. И дело даже не в том, что он на нее был сердит, — она не сомневалась, что сумеет убедить его в своей невиновности. Просто... слишком много всего сошлось. И то, что Андрей не хочет жить в Москве, и то, что она не умеет жить в деревне, и то, что до Караула без поллитры не доберешься, и то, что у нее аллергия на мужчин... Может, дурак Вадик прав и некие высшие силы подают ей знак? В любом случае, сегодняшний вечер посвящен Маринке, и потому Женька Семицветова смеялась и болтала обо всем на свете,, обсуждала последние сплетни, расспрашивала интеллектуалку Ольгу о последнем фильме Звягинцева, подначивала Катьку пойти на концерт группы «Аэросмит» и с искренним интересом рассматривала вместе с Маринкой модели свадебных платьев в каталоге. Когда они уже расплачивались, в толпе танцующих произошло какое-то нервное шевеление, а потом танцующие начали расступаться, как морские волны перед пророком Моисеем. Женька с интересом посмотрела в ту сторону — и остолбенела. В следующий миг музыку, шум и вообще все местные звуки перекрыл звучный и практически трубный глас: — Евгень Васильна!!! Да пусти ж ты, ирод кривоногий! Сквозь испуганную толпу метросексуалов и гламурных юношей и девушек, как атомоход «Арктика» сквозь льды, пробивалась великолепная Антонина свет Спиридоновна из деревни Караул. Боясь упустить «Евгень Ва-сильну», она размахивала могучими руками и издавала звучные вопли, от которых закладывало уши и на память приходил незабвенный ТУ-154 в момент отрыва от земли. Маринка струсила и спряталась за бармена. — Женя! Это кто?! — Это? Антонина Спиридоновна. Вероятно, идет меня топить. — Чего? — Ничего. Вы идите, девочки, не ждите меня. — Еще чего! Она ж тебя прихлопнет, как комара! В этот момент Антонина Спиридоновна добралась до стойки и ухватилась за нее стальными пальцами. — Фу, успела! А я как увидала вас, так и замлела. Неужто, думаю, уйдет? Ой-ей, Евгень Васильна, как же вы тут живете-то! Страсть одна. И шум, и жарь, и народ очумелый мечется — кого ни спрошу, как в бУтик попасть, все только руками машут и бегут от меня, ровно от холеры. Слышь, молодой-кудрявый, плесни водички, я вся инда взопрела. Женька почти с нежностью взирала на Антонину Спиридоновну. Потрясающая девица! Джинсовая мини-юбка по-прежнему обтягивала крутые бедра, мощным ногам позавидовал бы любой конькобежец, из выреза цветастой блузки выпирал роскошный бюст, на котором покоилась толстенная пшеничная коса, и сияли искренней детской радостью громадные голубые Тонины глаза. Женька вдруг отчетливо поняла, что если сейчас кто-нибудь из присутствующих недомерков посмеет сейчас засмеяться над этой простой и незатейливой деревенской красавицей, она сама лично от души вмажет тому паразиту по башке... Впрочем, самоубийц так и не нашлось. Четверть часа спустя Тоня и Женька сидели на скамейке в ближайшем к «Авокадо Клубу» дворе и Тоня торопливо рассказывала о последних событиях, перемежая рассказ приветами от общих знакомых и сообщениями о природных катаклизмах. — ... о-ой, а боязно-то как было? Мамка ажио кричать начала — ну, плакать, по-нашему-то. Не пущу, говорит, дитя — это меня — в город, ее там — ну, меня — беспременно снасильничают. Гриша тоже опасался, но Андрей Сергеич сказали, что сейчас криминала в Москве всяко меньше... При этих словах местный криминал, затаившийся в тени домика на детской площадке, осторожно отполз в кусты, стараясь не звенеть стеклотарой. Женька мысленно отогнала от себя душераздирающие сцены возможной попытки изнасилования Антонины Спиридоновны чахлыми московскими хулиганами и робко спросила: — А как... Андрей Сергеевич? А ниче! Оклемался. Как вы уехали, он слег. Дня три лежал, не меньше, Сам весь серый, а ногти на пальцах синие. Серега — ну вы Серегу-то знаете — говорит, сердечный недостаток у него случился. Но потом встал. Оклемался, молочком отпоился. Там у Коро- стылихи опорос начался, так пришлось подсобить. Андрей Сергеич с ней, правда, не разговаривает. Она ж, кошелка худая, на вас наговорила, быдто вы маненько... тогось! Да ну, ерунда. А он обиделся. Видать, крепко вы ему по сердцу пришлись. Жаль, телефона не оставили. Он бы вам наверняка позвонил. Я и то, сколько раз видала — он пойдет, пойдет по двору, трубку в руках держит, смотрит на нее, а лицо злое такое, хмурое. Мол, эх, не. знаю номера Евгень Васильны, а то бы счас и позвонил... Убивался, в общем. Тоня, а как же вы в Москву, одна? Зачем одна? Я с Андрей Сергеичем и приехала! Мы уж завтра отбываем, потому в воскресенье наш гурт на прополку должен идти. А мне так захотелось на столицу посмотреть — ажио в грудях печет... Криминальные кусты мечтательно вздохнули. Женька сидела, боясь пошевелиться. Андрей здесь... Тоня... а где же вы остановились? А туточки, недалеко. Гостиница «Волга». Я в семьсот четырнадцатом, а Андрей Сергеевич в семьсот шестнадцатом, рядышком. Это чтоб мне не страшно было, ночью- то. Шумно у вас тут, иной раз брякнет чего, я и зайдусь от страха — не теракт ли? Атак — я ему в стенку стук, он мне — бряк, и на душе легчает... Женька проводила Тоню до гостиницы и на прощание взяла с нее слово, что Андрею Сергеевичу та об их встрече рассказывать не будет. Чтобы не волновать. Потом она поймала такси и поехала домой. А дома творилось черт те что. Лесик с оскорбленным видом сидел на самом высоком шкафу и зализывал проплешины на боку. Клочья Лесиковой шерсти валялись на ковре, а круглая, как шарик, Матильда со склочным видом сосредоточенно бродила по комнате и занималась непонятным делом: волокла в одну кучу попадающиеся ей на глаза тряпки. Нечто вроде гнезда уже лежало под батареей, и именно туда Матильда и шарахнулась от вошедшей Женьки вместо того, чтобы броситься ей навстречу с приветственным лаем. . Потом она начала скулить и часто-часто дышать, на Женьку рычала и трогать себя не позволяла. С некоторым опозданием до Женьки дошло — Матильда собирается рожать! Пометавшись по квартире без всякого смысла, Женька замерла посреди кухни и тяжелым взглядом уставилась на телефон. В комнате тихо плакала маленькая белая собачка. Женька недрогнувшей рукой нашла в справочнике гостиницу «Волга», дозвонилась с первого раза и попросила соединить ее с номером семьсот шестнадцатым. Потом накинула платок на трубку и стала ждать... |