Саша Майская Пособие для новобрачных
 Скачать 0.61 Mb.
|
9В понедельник она пришла на работу в отвратительном настроении. Начать с того, что у нее болело все тело — субботний марафон здоровья давал о себе знать. Повернуть голову Катерина не могла, приходилось поворачиваться всем телом. На негнущихся ногах, деревянной походкой она прошагала по коридору, и с облегчением повалилась на стул в своем офисе. Чуть позже выяснилось, что сидеть тоже больно. Катерина молча работала и страдала. Правда, во всем можно было найти светлые стороны — в частности, физическая боль помогала не думать о Сергее Куприянове постоянно. Так, время от времени. Она методично перекладывала документы из папки в папку, то и дело вздыхая и кряхтя. На обед идти не хотелось, и она осталась в офисе, решив закончить все сегодняшние дела и уйти пораньше. В самом конце обеденного перерыва на бумаги перед ней легла тень, и над головой Катерины раздался спокойный голос вице-президента Куприянова: — Это для «Радуги». Если понадобится еще, позвоните мне. Обещаю, что не буду кусаться. Пачка купюр была перекрещена банковской лентой, и Катерина бездумно таращилась на нее, пытаясь сообразить, какую сумму принес Куприянов на нужды детского балета. Выходило много — пятьдесят тысяч. В голове Катерины зазвонил тревожный звонок. Надо же хоть спасибо сказать... — Большое вам спасибо, Сергей Андреевич, за столь щедрый взнос. Вы уверены, что вас не затруднит... — Я рассчитываю на компенсацию. Катерине удалось поднять голову и пристально посмотреть на Куприянова. Если он сейчас опять заговорит о завтраке... Выпейте со мной кофе? Я не знаю... Кать, кончай, а? Я зову тебя на чашку кофе в людное место. При всем желании я не смогу наброситься на тебя и сорвать с тебя одежду. Чего ты боишься? Она тут же разозлилась и даже смогла выпрямиться на стуле, хотя это оказалось сродни подвигу. — Да пожалуйста, ничего я не боюсь! Когда пойдем? — Сейчас. Ты закончила на сегодня? — Да. — Ну и чудненько. Я вечером встречаюсь с Анютой, так что у меня есть часа два. Вот так. Два часа, потом он вернется к своей семье, а Катерина - к своему отсутствию семьи. И ничего у них с Куприяновым не будет. А раз не будет — он совершенно прав, бояться нечего. В полном молчании они дошли до лифта и остановились, дожидаясь кабины. Когда'бесшумные двери раскрылись, Куприянов посторонился, пропуская ее вперед, и кротко поинтересовался в спину: Мышцы не болят? Нет! Я чувствую себя просто отлично. Вот и хорошо. Они вновь замолчали, но теперь тишина была другой. Тишина накалялась и сыпала электрическими искрами, невидимыми для постороннего взгляда. Катерина отвернулась к стене и рассматривала отражение спины Куприянова в зеркале. Потом эта картина вдруг затуманилась, и перед глазами души своей Катерина увидела совершенно другое: Куприянов жмет на кнопку «Стоп», поворачивается к ней и начинает расстегивать ее блузку... Куприянову было трудно дышать — так он ее хотел. Он мрачно смотрел на дверь, страстно мечтая, чтобы они ехали не с двадцать третьего, а с триста двадцать третьего этажа. Тогда у него хватило бы времени на глупости... Он злился на Катерину, хотя прекрасно понимал, что это совершенно иррациональная злоба. Она же не виновата, что при виде ее глаз и волос Куприянову становится не до работы, не до семьи и не до чего, она и вообще может об этом не догадываться... Тут он вспомнил, как она ответила на вчерашний поцелуй, и затосковал еще сильнее. О0о всем она догадывается и чувствует она все то же самое. Только вот выходит, что у нее больше выдержки и силы воли, потому что именно она, Катерина Голубкова, вчера строго заявила, что между ними ничего быть не может. Он смотрел на большую красную кнопку экстренной остановки лифта и думал: нажать бы ее незаметно, быстро повернуться к Катерине и начать ее целовать. А еще можно запузырить гвоздик в пульт управления, и тогда они зависнут между этажами надолго, и он сорвет с нее часть одежды, прижмет к себе, и она поймет, что есть моменты, когда отказывать мужчине просто бесчеловечно... Катерина дышала как загнанный конь. Ей становилось все жарче и все неудобнее в этом чертовом офисном костюме. Неужели Куприянов не чувствует, как жарко в лифте? Ей в глаза все время лезла эта чертова красная кнопка. Интересно, а что будет, если ее нажать? — Интересно, а что будет, если ее нажать? Она даже вжалась в стену лифта — с таким выражением лица повернулся к ней Куприянов. Потом он прорычал: «А вот что!!!» — и со всей силы шарахнул по красной кнопке кулаком. Дальнейшее Катерина осознавала смутно. Помнила только, что в мире стало как-то очень много Куприянова. Он целовал ее, одновременно задирая на ней юбку и помогая задрать ногу к нему чуть ли не на плечо... Да-да, Катерина Голубкова, невзирая на боль в истерзанных мышцах, с большой охотой забиралась верхом на вице-президента компании, совсем как та глупая девица из рекламного ролика, нанюхавшаяся жевательной резинки с неповторимо мятным вкусом. И еще она целовала Куприянова в ответ, жадно, торопливо, постанывая и всхлипывая — в основном от боли в мышцах. Куприянов успел два раза поцеловать ее в грудь и три — в плечо, потом зажегся основной свет, и лифт мерно загудел, продолжая свой полет к нижним этажам. Потом он неожиданно затормозил, двери распахнулись, и в кабину вошла очаровательная старушка в брючном костюме. Она не ахнула, не поджала сухие губы, не нахмурилась — о, нет. Она солнечно улыбнулась им обоим и повернулась к ним спиной. Куприянов ошеломленно посмотрел на Катерину, она ответила ему не менее изумленным взглядом. Они скорчились в углу кабины, растерзанные, лохматые, совершенно оглушенные таким шквалом страстей, накрывшим обоих... Нетвердым шагом прошествовав по первому этажу, они вышли из здания, пересекли площадь и вошли в кофейню «У Абдаллы». Сели за столик в самом центре зала, и Куприянов спросил напряженным голосом: Тебе по-восточному? Да, и холодную воду. Хорошо. Мне тоже. Будьте добры, два по-восточному и стакан холодной воды. Со льдом! Со льдом. Улыбчивая официантка унеслась выполнять заказ, а Куприянов посмотрел измученным взором поверх растрепанных волос Катерины. Надо о чем-то говорить, но о чем он может говорить с этой женщиной, если единственное, чего ему хочется, так это как раз не говорить, а делать, и как можно дольше, но ведь... Мысли угрожающе перепутались в голове, и Куприянов торопливо схватил принесенный официанткой запотевший стакан с водой. Катерина протестующе пискнула, но Куприянов только свирепо завращал глазами и выпил воду залпом. Дотом осторожно поставил стакан и обратился к Катерине совершенно светским тоном: И давно ты увлекаешься балетом? Со вчерашнего дня. Меня просто попросили помочь собрать деньги. Понятно. Тебе не кажется, что во всем этом есть элемент мистики? — В чем? Во всем. Мы три дня подряд сталкиваемся в самых неожиданных местах. Ты хочешь сказать, что я нарочно тебя выслеживаю?! В том-то и дело, что нет. О переговорах в пятницу никто не знал, мне Колобков назначил встречу лично. В спортзал я решил пойти всего за полчаса до нашей встречи. И о том, что Анюта занимается в «Радуге», никто на работе понятия не имеет. Катерина высыпала в рот подтаявшие льдинки из пустого бокала, породив этим невинным жестом целую бурю эротических переживаний в мозгуизмученного вице-президента. Он вдруг, представил, как она этим кусочком льда проводит по... — А я всегда хотела уметь танцевать, но ничего не получалось. Потом Анюта худенькая, а я была толстой. В балет таких не брали. — Акхм... ну, у Анюты тоже не слишком хорошо получается, но все-таки. Ты с ней сегодня ужинаешь? Не совсем. У нас небольшое ЧП, Марина уверена, что я должен вмешаться. А-а, ясно... Ты даже не спросила, в чем дело? Ну, полагаю, меня это не касается. А мне вот нужен твой совет. А чего это ты на меня орешь? Потому что! Ладно, извини. Понимаешь, Анька часами треплется по телефону со знакомым мальчиком. Маринка случайно их подслушала и... Ну, в общем, они разговаривали про секс. — Вау! — Не смейся! С этими современными подростками так все непонятно! — Куприянов, ну ты даешь! Можно подумать, ты старый пень, а не молодой мужик. Сам-то ты что делал пятнадцать минут назад? Между прочим, та бабуся в лифте тебя не осуждала и не говорила «Мы такими не были». Куприянов подавился кофе и потому ответить не мог, только смотрел на разнузданную Катерину отчаянными глазами, полными слез, а Катерина разошлась не на шутку. ...И потом, что значит — говорили про секс? Можно обсуждать домашнее задание по биологии — там почти все про секс, пестикитычинки, гомозиготные и прочие... Ах-хмрр... Литература - практически вся поэзия эротична, не говоря уж о тех, кому она посвящалась. Взять хоть Пушкина — сколько народу он успел полюбить? Ка.,.тя... Подними руки и дыши глубже. Кроме того, я вообще не понимаю, как можно АНЮТЕ сказать, что ее ПОДСЛУШИВАЛИ! Да она из дома сбежит, вот и все. А что за мальчик? Где познакомились? Сколько лет? Ги... тарой занимается, там же, в «Радуге». — О, вот видишь! Хороший мальчик, значит. Нет, Куприянов, ты скажи, как ты собираешься говорить с двенадцатилетней девочкой про секс? Извращенец! Куприянов закрыл лицо руками и захохотал. Отсмеявшись, он серьезно посмотрел на Катерину и сказал: Знаешь, с тобой никогда не знаешь, что случится через минуту. Катька, ты невозможная — но очень интересная. Мне кажется, ты на меня как-то правильно влияешь. Я словно из-подо льда выламываюсь. Подснежник! Теперь они хохотали вместе. Однако, отсмеявшись, Катерина посмотрела на часы и стала торопливо собираться. — Все, у меня полный аллее со временем. Спасибо за кофе, все было замечательно... Куприянов перепугался, что она сейчас уйдет, и схватил ее за руку. — Слушай... ты на этой неделе в зал не собираешься? У меня же нет карточки. А самый дешевый абонемент там стоит моей трехмесячной зарплаты. Я лучше дома гантели потягаю. Лежа на диване. Я бы мог тебя провести... Она мягко высвободила руку и впервые посмотрела ему в глаза. Сереж... давай не будем усложнять, хорошо? Я уже все тебе сказала, тогда, в зале. Я не хочу — так. Куприянов это очень по-мужски. И подетски. Не хочу — и не буду. Хочу — буду. А бывает еще: не хочу — а надо. Значит, ты тоже не хочешь, чтобы мы... чтобы все... Она заглянула ему в глаза, и Куприянов в который раз поразился их отчаянной зелени. — Я тебе так скажу — наступает такой период в жизни человека, когда он должен максимально трезво оценивать свои желания и возможности. Я не собираюсь врать тебе, что мне абсолютно безразлично, как ты ко мне относишься. Кроме того, ты действительно ПОТРЯСАЮЩЕ целуешься. Но у нас с тобой нет и не может быть отношений, Сережа. У каждого из нас своя жизнь. Пожалуйста, не осложняй мою — ведь ты мой начальник? Анюте привет. Счастливо. Она повернулась и пошла к выходу, а Куприянов остался сидеть и смотреть ей вслед. Пятнадцать лет назад его бросила невеста. Сегодня его отвергала женщина, которую он, кажется, полюбил по-настоящему. Куприянов почувствовал прилив легкой паники. Может, пора идти к психотерапевту? Иди ровненько, ножки ставь тверденько, плечи расправь, грудь колесом... И не оглядывайся! Это ужасно, ужасно, ужасно. То, что было в лифте, ужасно. То, что вчера наговорила ему Люся, ужасно. Все ужасно, в принципе. И девки, дуры, тоже хороши! Зачем она вообще обратилась к ним за помощью? Ведь ясно же — никогда она не сможет снимать мужиков так же лихо, как Шурка, и удерживать их возле себя так же крепко, как Наталья... И кто вообще сказал, что у Шурки и Натальи все в порядке? Шурке тридцать восемь, а она все одна и одна. Наташка сидит в невестах уже два года, но почему-то никак не перейдет в разряд жен. И если разобраться, то почему Шурка так злится, когда Наташка начинает рассказывать про свою свадьбу? Не потому ли, что самой Шурке ни один из ее суперлюбовников выйти замуж никогда не предлагал? Катерина шла и злилась сама на себя за эти недобрые мысли, но и сделать ничего не могла. Идиотизм ситуации раздражал, как зубная боль. Ведь их с Куприяновым совершенна очевидно тянет друг к другу, они совершенно теряют головы, оставаясь наедине, и целуется он так, что в себя приходить совершенно не хочется. А Катерина почему-то должна все время бить его и себя по рукам, твердя «Мы не можем быть вместе!» Можно подумать, к ней женихи в очередь выстраиваются! И все эти Наташкины планы пора выкидывать. Сегодня она им об этом скажет. Ладно уж, на баскетбол можно и сходить, хорошая игра, но потом — все. Ставим вопрос ребром: если сегодня вечером не найдется Катерине Голубковой подходящий жених, она прекращает сотрудничество с Наташкой энд Шуркой... И с чувством глубокого облегчения отдается Сереге Куприянову прямо на рабочем месте. И в спортивном зале. И на заднем сиденье автомобиля. И в кинотеатре. И в библиотеке. И на балете «Щелкунчик»... Наташкин телефон не отвечал, и потому Катерина-поехала сразу к Шурке. Та открыла ей дверь, и Катерина даже испугалась — настолько непривычно выглядела подруга. - Во-первых, Шурка была босая, в халате, непричесанная и без макияжа. Это было странно, потому что, по собственному Шуркиному утверждению, «мужчина может случиться всегда», и нужно держать себя в товарном виде двадцать четыре часа в сутки. Во-вторых же, у нее было очень странное выражение лица. Какое-то... испуганно-счастливое. Катерина открыла рот, чтобы поздороваться, но Шурка приложила палец к губам, схватила Катерину за шиворот и потащила в кухню. Здесь, закрыв дверь, она повернулась к Катерине и просипела: — Только не ори, он совершенно измучился. — Кто?! — Макс. — Кто?!?! Макс. Наташкин Максим. Шурка, да как ты... Заглохни, плесень. Это совершенно не то... — А Наташка? У них же свадьба через неделю! Свадьбы не будет. То есть как это не будет? Либединская, ты соображаешь... Шурка простерла веред руку — и Катерина покорно умолкла. Все-таки в Шурке было что-то античное... Рассказывать она тоже умела. Выяснилось следующее. Наташка не ночевала дома все эти дни, начиная с пятницы. Не звонила, ни о чем не предупреждала, к телефону не подходила. В воскресенье же вечером Макс, к тому времени окончательно деморализованный и отчаявшийся, получил от Наташки по электронной но-чте сообщение, что свадьба отменяется. Якобы она много думала в последнее время — здесь Шурка яростно фыркнула — и поняла, что они поторопились с решением о свадьбе. Последним ударом было появление в глубокой ночи курьера на фирменном бронированном микроавтобусе, который привез ВСЕ бриллианты, когда-либо подаренные Максом Наташке. Несчастный отвергнутый жених заметался по опустевшему любовному гнездышку, а потом понял, что не может оставаться в одиночестве. К Шурке он приехал в два часа ночи, и до утра они пили водку и говорили, а потом Макс рыдал у нее на груди, и как-то так получилось, что там же, на груди, и заснул. НО! Не в том смысле, как могли бы подумать некоторые. В чисто платоническом, отчасти даже материнском смысле! В этом месте рассказа Шурка гневно зыркнула на Катерину, но та слушала ее заворожено, открыв рот, а это всегда подкупает. Шурка смягчилась и закончила свой рассказ: — И я думаю, что так даже и лучше. Признаюсь, не ожидала от Блондинки такой силы духа. Вот поженились бы и мотали друг другу нервы, а он впечатлительный, он бы мог даже инфаркт получить... Образ впечатлительного Макса проник в сознание Катерины, и она быстренько закрыла рот. — Шур, ты того... чересчур уж за него переживаешь. — Ты бы его видела на рассвете, когда он рыдал во-от такими слезами! Катерина выволокла из-под стола пустую литровую бутылку из-под «Смирновской» и с сомнением изрекла: Это после литра выпитой? Да тут кто хочешь зарыдает. Не серди меня! Прости, прости, Шурочка! Слушай, а наши планы? На сегодня все отменяется? Шурка немедленно преобразилась. Глаза ее сверкнули боевым огнем. Еще чего! Сегодня благотворительный матч ЦСКА, будет зал битком, и знаменитости станут спрашивать лишний билетик. Кстати о билетиках: если меня опять не пропустят внутрь, я завязываю с поисками женихов. Катька, ты очень закомплексованная. Да? Кто бы говорил. Ты сколько не могла успокоиться после того, как нас выперли из «Семи Слонов»? Ладно, проехали. Значит, так: сейчас ты едешь к себе, мы переодеваемся и в половине седьмого встречаемся у стадиона. А Наташка? — А где я тебе возьму Наташку? Кстати, скорее всего она придет прямо туда. — Ты уверена? — Нет, не уверена, но ведь с нами она все эти дни встречалась? Короче, так: никаких бриллиантов, лифчик с прозрачными бретельками, сверху что-нибудь красное и обтягивающее. Джинсы, кроссовки. Художественный беспорядок на голове, макияж поярче. — Зачем? — Затем, что на нас должны обратить внимание телевизионщики. Им нужна хорошая картинка — нам нужны хорошие мужчины. А куда ты денешь Макса? Пусть спит. Его все равно не поднять, так что... проснется — сам уйдет. Показалось Катерине или в голосе Шурки прозвучала скрытая горечь? |