Андре Паду - %22Понять тантризм%22 2019. Содержание предисловие переводчика введение i. Сфера индуистского тантризма
 Скачать 2.01 Mb.
|
|
Секс и мистика Сексуальный союз в рассмотренном нами здесь контексте всегда направлен на выход за пределы секса. «Это не совершается ради поиска удовольствий», – напоминает буддийский текст Хеваджра-тантра. Индуистские тантры не содержат подобных утверждений, возможно, допуская получение удовольствия до определенной степени. Дело в том, что, как им известно, существует мир по ту сторону удовольствия, поскольку удовольствие выступает преддверием к чему-то иному, что его превосходит, а это значит, мы должны испытывать удовольствие, выходя за его рамки. Секс является одной из форм бурления энергии, śakti-kṣobha. Между тем, кшобха это состояние бурления божества в агамах и тантрах, божества, которое порождает вселенную. Для йогина сексуальный союз, в котором он переживает это бурление, отныне оказывается участием в играх божественной энергии. А значит сексуальный союз может вполне естественно, если мы умеем задействовать его энергию и овладеть ее силой, будь то в рамках обряда или за его пределами, привести к союзу мистическому. То, что йогин и его партнерша испытывают в таком случае, это более не удовольствие (sukha), но блаженство (ānanda), а оно, как известно, является характерной чертой Брахмана. Это аспект секса, о котором следует помнить, так как он важен и даже имеет основное значение (например, в трике). Однако не у Абхинавагупты я возьму пример этого, но из более древнего произведения, «Виджняна-бхайравы» 2 . Вот 68-й стих: «[Йогин] должен сосредотачивать свою мысль, целиком пронизанную удовольствием, на центральной точке, между огнем и рыбой, будь ли то совершенно одну, будь ли то наполненную жизненным дыханием. В таком случае он растворяется в блаженстве любви» 3 . Этот текст становится ясным, если известно, что «огонь» и «рыба» означают начало и конец полового акта и что «центральная точка», на которой йогин должен сосредотачивать свою мысль, это кундалини, представляющая собой форму божества в человеческом теле. Кундалини, поднимаясь в ходе полового акта, достигает свое высшей точки, где с оргазмом йогин растворяется в абсолюте. Абхинавагупта в своем 1 Обряды, предписанные в «Вамакешвари-мате», одном из базовых текстов шривидьи, имеют целью прежде всего завоевание всех женщин. 2 Я вернусь к этой теме в 9-й главе, когда речь пойдет о мистическом опыте. 3 Лилиан Сильбюрн представляет и объясняет очень подробным и полным образом этот стих из «Виджняна-бхайравы» в своем переводе данного текста (с. 109–111). 104 комментарии на «Виджняна-бхайраву» «Паратримшика», впрочем, говорит об этом более ясно. Мы вернемся к «Виджняна-бхайраве», когда речь пойдет о мистическом опыте. Таким образом, секс во всех рассмотренных нами случаях используется как средство достижения трансцендентности (или, по меньшей мере, «измененных состояний сознания») или сверхъестественных способностей. Это не влечение, которому мы поддаемся, но сила, которой мы управляем. Это техническое мастерство, а не гедонизм: жизнь тантрика это не поиск удовольствий. 105 7. ТАНТРИЧЕСКОЕ СЛОВО Слово бесконечно, оно вне всякого творения и огромно <…> Слово это первый слог, рожденный из Порядка, мать вед, пуп бессмертия Тайттирия-брахмана 2.8.4–5 Начиная с ведийской эпохи индийцы приписывали слову первоочередное значение. Теоретические построения касательно его природы и могущества лежат в основе даже не только религии, но и самой мысли в Индии. Тантризм является частью этой традиции, развивая и доводя до крайности роль и влияние слова, главным образом, в форме мантр, и более того, увеличивая число обрядов и практик, где оно задействуется. Одновременно тантрики создали обширную литературу на эту тему. Данные практики и теоретические построения формируют то, что принято называть мантра-шастрой, учением о мантрах, чье место в тантрическом мире таково, что этот термин и термин тантра-шастра, тантрическое учение, в итоге часто стали восприниматься как синонимы. Все то, что имеет отношение к слову, его природе, его мощи и использованию, находится в самом центре тантрической реальности 1 . Тема весьма обширна: не хватило бы и целого тома. А значит, мы ограничимся только ее обзором, рассмотрев вначале космогонию слова, аспекты, которые оно принимает во вселенной и в человеческом теле и, наконец, некоторые ритуальные практики, где оно играет роль, связанную, прежде всего, с мантрами, чье значение крайне велико. Прежде всего, следует уточнить, что слово во всех случаях, которые мы сейчас рассмотрим, это слово произносимое, звучащее, устное: именно такое слово является божественным и действенным. Письменные формы, которые могут существовать, это только конкретные отпечатки, используемые в своей области, но рассматриваемые как низшие и имеющие какую-либо ценность, только насколько они дают возможность увидеть реальность, которая по своей природе является нематериальной. 1 Что касается этой темы, я отсылаю» читателя к моему исследованию «L’Énergie de la parole. Cosmogonies de la parole tantrique», где дается общий обзор. Исследование представляет для широкой общественности то, что составило мою диссертацию. Существует версия данного исследования на английском языке: Padoux A. Vāc. The Concept of the Word in Selected Hindu Tantras. Albany: State University of New York Press, 1990. 106 Космическое слово Могущество и космическая роль слова, провозглашаемые начиная с вед, в тантрических текстах составляют объект систематизации, которая уточняет его аспекты и функции, при этом данные моменты получили особое развитие в недуалистическом кашмирском шиваизме. Какой бы ни была их текстовая база, эти теоретические построения, однако, почти всегда обладают особенностью, которая может сбить с толку западных людей: эта особенность заключается в том, чтобы рассматривать слово не только как фоническую, сонорную или вербальную по сути своей силу природы, но преимущественно как находящую выражение через санскритский алфавит или через формы санскритского языка, а значит как связанную с устным ученым словом и, точнее, с представлениями фонетики и грамматики – и следует отметить, что нет ничего более индийского, чем это. «Обладать индийским типом мышления, – утверждал Луи Рену, – это прежде всего мыслить, как грамматик – но этот грамматик, добавил бы я, одновременно является теологом, метафизиком и мистиком. Тантрические аспекты космического слова весьма многочисленны. Их можно увидеть призываемыми в различных обстоятельствах. Одним из самых интересных является аспект, где слово выступает в роли космического творца в форме санскритского алфавита. Этот аспект описывается в вишнуитских школах, также как и в шиваитских, при этом наиболее сложное изложение через переплетение метафизики и грамматики присуще недуалистическому шиваизму: это система фонематической эманации, которая на основе старинных тантр представлена в особенности у Абхинавагупты, в частности, в 3-й главе «Тантралоки». Эта система слишком сложна, чтобы изложить ее вкратце. Скажем только, что божество здесь рассматривается как имеющее своей сутью Слово, представляющее его аспект энергии, шакти, и что природой и формой этой энергии-слова является санскрит. Стало быть, именно слово в форме санскрита приводит мир в существование и поддерживает его своим всемогуществом. Таким образом, высшее божество, Парамашива 1 , которое является абсолютным Сознанием, одновременно Светом и Сознанием (prakāśa и vimarśa) (при этом его аспект сознания выступает аспектом его энергии, а значит, слова), осознает присутствие в себе пятидесяти фонем санскритского алфавита в порядке, принятом в традиционной грамматике от а до kṣa 2 . Каждая фонема соответствует отдельному проявлению творческой мощи божества и порождает в нем один из уровней или составных аспектов космической манифестации. Этот процесс развертывается не во времени, он вне его. Он не 1 То есть «Высший (parama) Шива», высший абсолютный уровень божества, над уровнем, где оно разделятся на два, образуя таттвы Шивы и Шакти. 2 Санскритский алфавит в действительности содержит только сорок девять букв, при этом последняя это придыхательная ḥ. Но тантрические школы добавляют сюда в конец составную фонему kṣa. 107 перестает происходить, образовывая вездесущие и вечные источник и субстрат вселенной, созданные из слова. Божество не может прекратить творить и одухотворять вселенную, которая без него исчезла бы. Шива, содержащий, таким образом, в себе в архетипической форме санскритский алфавит и космическую манифестацию, которую он порождает, переходит через серию грамматически установленных актов осознания 1 , световых проекций и отражений фонем санскрита на различных уровнях космической энергии и побуждает появиться, наряду с четырьмя, сменяющими друг друга уровнями слова, от самого высокого, безгранично тонкого и высшего, до самого низкого, явного и конкретного, все уровни и аспекты космической манифестации, поэтапно развертывающейся согласно системе, классифицирующей таттвы 2 Такое же переплетение лингвистики и космоса обнаруживается менее интеллектуально утонченным, но более интегрированным в теоантропокосмический подход тантризма к телу и слову образом в других описаниях одновременно божественно-космического и телесного возникновения этого слова, где все же неразделимы божественное, космическое и человеческое. Я приведу цитату из старинной шиваитской тантры «Тантра-садбхава» 3 , где мы видим божественные сущности, рождающиеся в человеческом теле: «Эта энергия высшая, тонкая, воспеваемая как превосходящая всякую практику, скручена спиралью вокруг бинду сердца, подобно дремлющей змее. Она пребывает там, сонная, в бессознательном состоянии, о Ума! Эта Богиня заключает в себе четырнадцать миров, вместе с луной, огнем, солнцем и звездами, оставаясь в бессознательном состоянии, словно обездвиженная ядом. Она пробуждается вместе со звуком (nāda), очень чистым и сотканным из сознания, вспахтанная бинду (Шивой), присутствующим в ее существе, о Красавица! Из этого пахтания круговым и непрерывным движением в его теле возникают световые точки (bindu), производные от этого [полового] разделения. Таким образом поднимается тонкая Сила (kalā), Кундали. Владыка это бинду, 1 В отличие от нашего, санскритский алфавит в своей традиционной форме не представляет собой хаотичный набор букв, но перечисляет их в соответствии со строгими фонетическими правилами: сначала идут шестнадцать гласных, разделенные в соответствии с их фонетической природой, а за ними следуют согласные, согласно месту их артикуляции (от горла до губ) и принадлежности их к звонким или глухим, и заканчивается алфавит сибилянтами и придыхательной ḥ. Грамматика Панини две тысячи лет назад представила описание языка научного характера, подобное которому у нас появилось только в XX в. 2 Описание фонематической эманации содержится в книге: Padoux A. L’Énergie de la parole. P. 119–176. Перевод третьей главы «Тантралоки» можно отыскать: Abhinavagupta. La Lumière sur les tantras. 3 Это произведение было известно только в цитатах, и данная цитата содержится в комментарии Кшемараджи на стих 2.3. «Шива-сутр» (о природе божественного слова мантр), согласно которому я ее и привожу. Эта тантра ныне доступна в интернете. В отношении процитированного здесь отрывка см. перевод «Шива-сутр» Лилиан Сильбюрн: Shivasûtra et Vimarshinî de Ksemarâja. 108 пребывающий в ее лоне. Это четверица, о Возлюбленная! Благодаря соединению Вспахтанной и Пахтающего происходит выпрямление, сила, которая держится между этими двумя бинду (Шакти и Шива), именуемая Старшей (Джьештха). Взволнованная бинду, Кундали, образующая прямую линию, называется Прямой (Рекхини), имея два бинду на своих крайних точках. В таком случае она выступает силой тройственного пути и носит имя Раудри. Но ее воспевают также как Родхини, так как она загораживает путь к освобождению. Ее форма это форма Луны. Амбика обладает обликом полумесяца. Таким образом, высшая Энергия принимает три формы. От союза и отделения этих энергий происходит девять групп фонем, разделенных на девять категорий. Богиня последовательно входит в пять [брахма] мантр, sadyojāta и остальные. Вот почему, о Владычица героев, ее называют пятиричной. Ее также именуют двенадцатиричной, так как существует двенадцать гласных. Разделенная на пятьдесят частей, она пребывает в фонемах от а до kṣa. В сердце, как сказано, она наделена одним атомом, в горле двумя атомами и тремя, когда она находится на кончике языка. Именно на кончике языка, несомненно, возникают все фонемы. Таково рождение звука (śabda), проникающего во все, что движется и неподвижно». А значит, в этой мифологической картине божественная Энергия рождается в человеческом сердце, а затем становится кундалини, божественной, поднимаемой посредством сексуального союза двух божеств; после этого появляются три божественные энергии – а значит, мы находимся в области божественного. В таком случае задействуются пять мантр (которые одновременно являются божествами и ритуальными формулами), затем появляются фонемы, составляющие санскритский алфавит, а стало быть, слово, космическую силу. Но именно в органах речи – в человеческом теле – рождаются эти фонемы: божественный, космический и человеческий уровни неразрывно связаны. Существуют другие аналогичные описания космической манифестации через слово, они содержатся даже в текстах панчаратры, в Ахирбундхья- самхите (главы 16 и 17), например, или в Лакшми-тантре (главы 18–20). Если процессы творения различаются в деталях, принцип всегда один и тот же: это космогонии, имеющие фонетическую основу, при этом божественная энергия, творящая вселенную, остается энергией слова в форме санскритского алфавита. Возможно, нам покажется, что здесь придается чересчур много значения произвольным и причудливым мифическим или интеллектуальным конструкциям. Однако, они заслуживают упоминания, потому что являются как типично тантрическими по своему космическому подходу, так и типично индийскими по своей фонетической и грамматической оболочке. 109 Слово в человеческом существе: слово и сознание Вернемся к человеческому плану. Уровни и аспекты слова, которые мы только что видели в качестве основ сменяющих друг друга планов космической манифестации, проявляются также в человеческом существе. Стало быть, именно тем же образом, через появление все более конкретных уровней слова, в соответствии и здесь со взглядами теоретиков кашмирского шиваизма, в человеке рождается слово, язык, и вместе с ним его сознание и осознание им мира: если мир возникает со словом и через слово, с человеческим сознанием дело обстоит аналогичным образом. Слово в этих системах выступает жизнью сознания: осознание себя и слово неразделимы. По этому поводу экзегеты из числа кашмирских шиваитов принимают на свой счет выражение теоретика грамматики, шиваита Бхартрихари (V в.), согласно которому для человека «в этом мире не существует идеи или опыта, который не был бы сопровождаем словом». С этой точки зрения для человеческого существа имеется лишь присутствие в себе самом и в мире, пронизанное словом: я знаю, что есть, поскольку я говорю. Это слово, однако, не присутствует в человеке только на уровне языка, но на всех его уровнях, включая наивысший, parā, высшее Слово. Присутствие слова в человеческом сознании на деле необходимо, поскольку для этих мыслителей, которые были прежде всего метафизиками, любая форма слова, даже самая ясно выраженная, может обладать онтологическим статусом, а значит, ценностью как средства познания, только если она основывается на абсолютной отправной точке, вечном фундаменте, к тому же отождествляемом с высшим Сознанием, которое есть Слово. Эта необходимость является не только логической, но и метафизической, поскольку, как уже было сказано, индийские теологи, будь ли они тантриками или нет, придерживаются эманационистских взглядов: для них ничто не может быть проявлено в мире, если в начале оно не содержится в божестве. Индийской мысли чужда идея творения ex nihilo 1 , fiat 2 , после которого все предстает очам в готовом виде: творение это непрерывный циклический процесс, вечно исходящий от божества; связь манифестации с божеством не прерывается. Дело обстоит таким же образом mutatis mutandis 3 для человека, высказанное которым слово может существовать и быть ценным, только если оно основывается на высшем слове, вместилище, fons et origo 4 , вечном субстрате любого возможного слова 5 . «Каким образом, когда мы говорим, – утверждает тантрический текст (к тому же вишнуитский), – можно было бы перейти от одного слова к 1 ex nihilo – из ничего (лат.) – Прим. пер. 2 fiat – да будет (лат.) – Прим. пер. 3 mutatis mutandis – средневековая латинская фраза, означающая «внесены необходимые изменения» или «после внесения необходимых изменений». – Прим. пер. 4 fons et origo –латинский термин, означающий «источник и происхождение» – Прим. пер. 5 Сюда помещают даже органы речи, потому что они делают возможной артикуляцию! 110 другому, если бы каждое из них мы бы не брали из высшего Слова?» Это слово вызывает к жизни все, что существует, так как вселенная может существовать (в себе самой и для человека) только поскольку ее породило слово, пребывает в ней и продолжает ее одухотворять. При этом в основе любого человеческого сознания находится высшее слово, parā, семенное, молчаливое, слово превыше всякого слова, опора чистого светового сознания, где все покоится в зародыше. В нем рождается «внутренняя речь», которое скорее представляет собой схему движения к тому, чтобы стать явной («это как признак внутренней головы», – утверждает Абхинавагупта). Вместе с этим движением появилось зрящее слово (paśyantī), которое собственно всегда произносится на первом этапе. Оно именуется «зрящим», поскольку именно на этом уровне рождается в сознании как желание говорить схема первого образа того, что будет явлено на следующих этапах, при этом данный образ будет синтетическим, не дискурсивным и целиком погруженным в сознание, в Я (aham), которое есть первое утверждение существа, трансцендентального «Я». Затем наступает черед среднего слова или слова-посредника (madhyamā), где образуются, всегда погруженные в сознание, очертания речи и того, что она выражает: Я (aham) и это (idam), объективность, пребывают здесь в их тонкой форме. Восприятие мира и названия появляются здесь: мы находимся в отправной точке дискурсивного сознания и того, что оно создает в мышлении. Иногда этот уровень описывают как уровень внутреннего языка. Наконец, наступает окончательный этап, этап «проявленного языка» (vaikharī), он называется так, потому что все конкретное, слова и вещи, присутствуют здесь и становятся явными. Это уровень языка, дискурсивного мышления и любой объективности: мир, в котором мы живем и говорим. Это тот же процесс, который образует космическую манифестацию. Я лишь представляю здесь краткое изложение теории, которая обладает различными продолжениями и в действительности является чрезвычайно богатой и тонкой. Мы видим здесь, каким образом рождается в человеческом существе, начиная с первых проблесков сознания, мышление, которое вырисовывается мало-помалу наглядно и в словесном выражении (но не в образе идей, индийцы никогда не думали, что можно мыслить идеями), внутреннее движение, которое через последовательные этапы совершается в ясно выраженных слове и мышлении; вместе с ним происходят язык (языки) и восприятие вещей: ясное осознание себя, ощущение мира и своего присутствия в мире. Здесь также описывается манера, в которой устанавливается связь слов с вещами, каким образом производится обретение любого сознания, на чем основывается и как функционирует память. Здесь также содержится теория обучения (которое, как предполагается, происходит в madhyamā, поскольку именно на этом уровне вещам даются названия). Изложение этой системы во всех ее аспектах, в особенности, у Утпаладевы и Абхинавагупты, образует одно из самых блистательных и захватывающих |