Статья Штурман с сайта eulex ru
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
Глава 27. Самое главное происходит на Сицилии. А потом — снова в кругосветку «Я всегда твердил, что судьба — игра» И.А. Бродский — Ник, неужели ты собираешься выйти в этом к праздничному столу? За пару дней, проведенных в доме родителей Кайла, Ники уже привыкла к тому, что к ней в комнату в любой момент могли ворваться Симона или Лучиана, а то и вовсе дети. Не так уж это ее и раздражало, собственно. Зато она теперь сестер совершенно не путала. Однако сейчас явление Лучианы было совсем некстати. Черт с тем, что Ник стоит в одних брюках и лифчике, с водолазкой в руке. Но вот шею, которую она столько времени тщательно маскировала, прикрыть от бдительного ока Лучианы не успела. — Вот скотина! Incazzato! (ит. охреневший) — Лучиана, схватив Ник за плечи и не давая ей отвернуться, разглядывает приобретший все дивные оттенки спелой сливы синяк. — Это я ударилась… — совершенно безнадежно соврала Ник. Ну не молчать же… — Тридцать лет, а ума нету! — все так же эмоционально восклицает Люци (так младшую из сестер звали все домашние). — Ведет себя как мальчишка, как юнец зеленый! — Эмн… — Ник не представляет, что тут можно сказать. И, черт! Она чувствует, что краснеет. Да когда же она научится не впадать в краску по малейшему поводу?! — Ник! — заявляет ей Лучиана со всей строгостью. — Не позволяй ему этого делать! Ишь, моду взял — метки свои расставлять! Еще прав никаких не имеет, а туда же! Не позволяй ему этого делать, слышишь! Ник озадаченно кивает. Лучиана, посчитав, видимо, тему исчерпанной, забирает из рук Ники водолазку. — Что это у тебя? Боже, какое уныние! — Ну… я как-то плохо собрала вещи… ничего подходящего нету. А ты же понимаешь… мне нужно шею прикрыть… Кайл сказал… — О, как это на него похоже! Наделать глупостей и заставить других расхлебывать! — снова негодует Люци. Но соглашается: — Шею надо прикрыть. Иначе папа весь дом разнесет. Ну, ничего. Повяжем красивый шарфик. — У меня нет… — Зато у меня есть! И вообще — пошли, потрясем мамин гардероб. — Зачем? — ахнула Ник. — Ну, в моих вещах ты утонешь. Как и в вещах Сим. А вот с мамой у вас примерно один размер. А у нее куча красивых вещей, которые она сроду никуда не носит. Вечно в джинсах. — Ой, нет! — уперлась Николь. — Так нельзя! Без спросу… — Уверена, что мама возражать не будет. Но раз тебе так важно — пойдем, спросим! Извлеченная из недр кухни, где она священнодействовала, готовя рождественский обед, Тереза только рукой махнула со словами: «Нашли, чем отвлекать! Конечно, пусть Ник берет все, что ей понравится». Ники попыталась смущенно поблагодарить, но мать Кайла уже снова скрылась в полной ароматных паров кухне, а Лучиана с энергией небольшого бульдозера тащила ее наверх. А потом к ним присоединилась Симона, и Ник снова почувствовала себя куклой, которую наряжают. Как тогда, у Корделии. Только в этот раз было гораздо веселее. Все-таки сестры у Кайла были такие, что с ними невозможно было грустить или смущаться. Импульсивные, непосредственные, веселые и при этом далеко не глупые — женщины в семействе Падрони были едва ли не лучше мужчин. Познакомившись совсем недавно, Ник чувствовала себя с ними так, будто знала их всю жизнь. Таких подруг у нее не было даже в юности, в пансионе. А Симона с Лучианой… Ник даже пожалела, когда процесс приведения ее в «приличный вид», который устроил всех трех участниц, завершился, и сестры поспешили по своим комнатам — внести последние штрихи в собственную блистающую безупречность. К рождественскому столу собралось человек пятнадцать, как показалось Ник. Все семейство Падрони, включая двух дочерей с мужьями и детьми (коих было в совокупности четверо — к давешним ангелочкам присоединились два не по годам серьезных юных сеньора — сыновья Лучианы), обоих неженатых сыновей, пару каких-то пожилых родственниц, то ли тетки, то ли — бабушки, Ник не поняла. У нее и так голова кругом шла. Сеньор Падрони усадил ее рядом с собой, завив, что он, как никто другой, сможет правильно растолковать Ники все нюансы празднования Рождества по-сицилийски. И Ник оказалась втиснутой между отцом Кайла и его зятем, Алессандро. Оба были невероятно общительны и громогласны. И если Алессандро хоть иногда на себя отвлекала Лучиана, то Джо Падрони почти целиком и полностью посвятил свое внимание Ники. Она бросала жалобные взгляды на мрачного Кайла, сидевшего чуть наискосок от нее, но, судя по выражению его лица, сделать он ничего не мог, хотя и сам не выглядел счастливым от того, что их рассадили далеко друг от друга. В довершение всего, малышка Марселла заявила, что будет сидеть за столом только на коленях у Ник. На попытки матери уговорить ее сменить место дислокации она продемонстрировала столь явное намерение поднять рев, что Ник поспешила согласиться. Ей не трудно, в конце-то концов, девчушка почти совсем ничего не весит. И хоть какой-то буфер от сеньора Падрони. Правда, гордо торчащие за спиной Марселлы крылышки, доказывающие каждому, кто еще этого так не понял, что сие дитя есть ангел, создавали Ники ряд дополнительных неудобств. Сама-то она успевала отворачивать лицо, но вот благодаря тому, что девочка постоянно крутилась, обращая свое внимание то на деда, то на дядю, пара пуговиц на ее (точнее, не совсем ее. Но на этот вечер — точно ее, ибо сидело на ней безупречно) шелковом платье оказалась неожиданно расстегнутой. О чем ей сообщили потемневший взгляд Кайла и восхищенный вздох Алессандро. Какого черта отец посадил Ник с собой?! У Кайла не было возможности даже взять ее за руку. Невозможность прикоснуться к ней приносила почти физический дискомфорт. Особенно когда она так… прекрасна. Улыбается, в очередной раз отворачиваясь от ангельских крыльев. Но ему кажется, что ангел в этой парочке как раз Ник. Такая трогательно-нежная в невероятно шедшем ей темно-синем, абсолютно девичьем платье. Шею украшал крошечный кокетливо повязанный шарфик. За такую Николь он должен благодарить, видимо, сестер. Хоть какой-то прок от них. Он уже привык видеть ее постоянно в драных джинсах и футболках. Тот судьбоносный раз в Монако — не в счет. Хотя на его дне рождения она тоже была в каком-то милом сарафанчике, но тогда ему было не до того. А сейчас… Изящные руки, открытые платьем без рукавов. Шарфик… он прекрасно понимает — почему. И совершенно отчетливо помнит вкус ее кожи на шее под своими губами, зубами, языком. И ведь прекрасно сознавал, что делает, но остановиться — ну вот не мог и все тут! Кайл зажмурился, отгоняя воспоминания, потом снова посмотрел на Ники. Мягкий шелк льнет к груди…. Какого черта! Пара пуговиц расстегнута, и видно белое кружево. Он едва не завопил! Хорошо, что Ник почувствовала его взгляд и быстро привела одежду в порядок. А то Сандро уже был в декольте Николь обоими глазами, за что и получил от Люци подзатыльник. Молодец, сестричка! Но как же он хочет быть рядом с ней. Хотя бы взять за руку! Прижаться бедром, почувствовать, какая она там под этим тонким шелком… Никогда еще рождественский обед не длился для него так долго… — Ники, девочка моя, обязательно попробуй запеченного угря! Это самка, с икрой. Если это блюдо отведать на Рождество, то… — Джо Падрони смущенно хмыкнул в бороду, — в общем, женщинам это полезно! — Это папа так деликатно пытается сказать, что есть такое дурацкое поверье — если отведать на Рождественском обеде самку угря, да еще с икрой, — то в следующем году будешь обязательно… с потомством. — Господи, — поперхнулась спагетти Ник. — А мне-то зачем? — На всякий случай. Пригодится, — усмехнулась в ответ Симона. — И ты тоже ешь! — напустился на старшую дочь отец. — И я тоже? А мне зачем? — изогнула соболиную бровь Симона. — У меня уже есть два… — взгляд в сторону прыгающей на коленях Ники Марселлы, — два… хм… ангела. — На всякий случай! Пригодится! — авторитетно заявляет Франческо, накладывая супруге на тарелку порцию угря. — Мама! Ну, зачем ты каждый год это готовишь? — Отец просит, — невозмутимо отвечает Тереза. — И потом — вкусно же! — Вкусно, — соглашается со вздохом Симона и берет вилку. Перед подачей на стол десерта (о котором говорили почти со священным трепетом или уж как минимум — с придыханием: какие-то загадочные «серро» и «панеттоне») все дружно отправились во двор — сжигать полено. Это, как пояснил ей сеньор Падрони, было ярким примером смешения христианства и язычества. Традиция пришла в Италию из северных европейских стран, где таким образом почитали день зимнего солнцестояния, совпадавший с Рождеством. В семье Падрони в силу определенных причин эта традиция чтилась особенно рьяно, и во дворе дома уже было подготовлено огромное полено, которому предстояло гореть аж до Нового Года. Воспользовавшись тем, что отец Кайла отвлекся на препирательства с сыновьями по поводу того, кто будет поджигать полено, Ник отстала от общей массы, а потом и вовсе передумала выходить на улицу. Ей категорически требовалось побыть одной! Хотя бы несколько минут. Боясь быть застигнутой врасплох, она поднялась на второй этаж, полутемный, освещенный лишь светом с лестницы. В свою комнату заходить передумала — ее внимание привлекло панорамное, от потолка до пола, окно в конце коридора. Подойдя к нему, Ник увидела, что выходит оно как раз туда, где собралось сейчас все дружное семейство Падрони, и уже весело плясали языки огня на здоровенном бревне. Сложив руки на груди, Ники задумчиво, даже рассеяно наблюдала эту картину. В голове всплывали воспоминания обо всех ее предыдущих Рождествах. Самые светлые были детские — когда еще была жива бабушка, а на Рождество всегда приезжал Этьен. Тогда она еще верила в чудеса. Потом была череда грустных, совсем не-рождественских Рождеств в пансионе. Тогда она уже не верила в чудеса. И вообще — не верила ничему и никому, даже дяде. Который только обещал и почти никогда не приезжал и не забирал ее. После пансиона Рождества были… не грустными. Они были… никакими. В студенчестве это были либо пьяные вечеринки, либо, чаще всего — она уезжала к Этьену, а Рождество с ним — это всегда увлекательно, интересно и… связано с его, а потом и с ее работой. Не сказать, чтобы ее это слишком уж огорчало, потому что то, чем занимался дядя, и чем мечтала заниматься она сама — это было безумно интересно, гораздо интереснее красных носков надо камином. Которого и не было у них отродясь, кстати. Единственная традиция, которую они с дядей соблюдали — это рождественские подарки. Но это походило скорее на ежегодное соревнование — кто кого больше удивит, подарив нечто совершенно инновационное и уникальное из мира технических новинок. А сейчас… Ей показали идеальное Рождество. Большая дружная семья, которая весело и с отменным энтузиазмом отмечает праздник. И в этой семье, похоже, все совершенно искренне любят друг друга. И ей посчастливилось стать на время частью этой… сказки. Да, именно так. Для нее это больше всего походило на сказку. И все эти забавные, но ужасно милые и добрые люди. И самый милый из всех них, который просто с ума ее сводил своим присутствием рядом. Мега-талантливый, хладнокровный и расчетливый чемпион. Доводивший ее до чувственного обморока нежный и страстный любовник. А еще — примерный сын и любящий брат. И все это — один и тот же человек. Все это в нем удивительным образом гармонично уживалось. И Ник легко представляла себе Кайла в роли главы своей собственной такой же суматошной, но дружной и крепкой семьи. Неожиданно на глаза навернулись слезы. Потому что себя она в этой картине не видела совершенно. Ее место там, с дядей, в Аргентине. На пыльных проселках, в итоговых протоколах и препирательствах с аргентинскими чиновниками. И потом… у нее все-таки есть Этьен. А он, несмотря ни на что, замечательный. Ник мизинцем убрала выступившие в уголке глаз слезы. Есть некто, еще более замечательный. Но, увы… — А где Ники? Кайл встревоженно обернулся. — Черт! Я думал, ты захватил ее в пожизненное рабство и учишь обращению со спичками, па. — Нет, я не видел ее последние минут десять. — Наверное, она в доме осталась, — вмешался Тома. — Я ее тоже на улице не видел. — Пойду, поищу, — Кайл повернулся в сторону дома. — Иди, — ответствовал отец, отходя к пылающему полену. — Кольцо не забудь, — негромко сказала ему подошедшая Симона. — Нет, нет!!! — панически замотал головой Тома в ответ на разъяренный взгляд брата. — Я ей ничего не говорил!!! Она сама… — Конечно, сама, — усмехнулась Сим, — не слепая. Давай, иди, — она подтолкнула брата в спину, — родителей, если что, возьмем на себя. — Управы на вас никакой нету! — прошипел Кайл родственникам на прощание. — Вы можете не лезть не в свое дело?! Никакой личной жизни… — Иди уже устраивай свою личную жизнь! — дружно огрызнулись брат с сестрой. Он предположил, что Ники какого-то черта решила отсидеться в своей комнате, поэтому сразу отправился на второй этаж. А там… Ее силуэт на фоне торцевого окна он заметил боковым зрением. Как тогда… в Монако. Уже второй раз за сегодняшний вечер он вспоминает тот благотворительный бал, который позволил ему осознать свою ошибку и изменил для него все. Неужели он знает Ники меньше года? И неужели он половину этого времени вел себя как… Он вздрогнул, вспоминая. Какое же у его девочки сердце, что она простила его?.. Кайл стоял у выхода на лестницу и смотрел на ее тоненькую фигуру, слегка подсвеченную отблесками огня с улицы… Такая хрупкая, изящная… ранимая. Хочется схватить ее и спрятать, чтобы никто и никогда больше не смел обижать! Его нежная, смешная умница. Его Ники, его! Ну кому он морочит голову? Он просто не может без нее жить. Так какого дьявола он тянет время и не может решиться?! Все предельно просто. Как и все самое главное в этой жизни. Ник задумалась так глубоко, что отреагировала, только когда он положил ладонь ей на талию. Резко обернулась в кольце его рук. Огромные глаза блестят, нежные губы так рядом, так близко, что он забывает, о чем хотел поговорить, что хотел сказать… — Извини, — голос ее чуть хрипловат, — я просто слегка устала от шума и… — Ники… — он поправляет выбившуюся прядь от ее лица, — я хочу тебе кое-что сказать… — Да? — почему-то шепотом отвечает она. Какого черта он стал говорить именно так? Понятия не имеет! Но, как и всегда в моменты сильного волнения, он внезапно перешел на родной язык. — Ti amo (ит. Люблю тебя), — шепнул негромко. — Ti amo, mia ragazza (ит. Люблю тебя, моя девочка). Потом спохватился, что говорит не на том языке, но исправиться не успел. Ее широко распахнутые потрясенные глаза и… — Я знаю… что это означает… — И что же это означает? — выдыхает он. Она какое-то время смотрит на него. А потом губы ее долгожданно дрогнули. — Ti amo… Это значит — я люблю тебя. Я люблю тебя… Кайл. Он выдыхает, еще раз, с чувством нереального облегчения. Прижимается своим пылающим лбом к ее прохладному. Пальцы слегка подрагивают, очерчивая линию ее скулы, невесомо прикасаясь к мягким линиям нежного рта. Она неожиданно прихватывает его палец губами. — Ниииик… — выстанывает он, — погоди! Я должен еще кое-что тебе сказать! Торопливо вытаскивает из кармана ту самую коробочку, один щелчок и глазам Ник предстает сверкающее великолепие семикаратного сапфира в обрамлении бриллиантов поменьше. А Кайл снова сбивается на родной язык: — Ники… Sposami (ит. Выходи за меня) … Ti prego (ит. Прошу тебя). А вот это уже за границами ее познаний в итальянском. — Я не понимаю, — совершенно искренне шепчет она, потрясенно и неверяще глядя на прекрасное кольцо в его руке. Она догадывается, но все равно — поверить не может в то, что это происходит на самом деле! Он не выдерживает, одной рукой притягивает ее к себе плотно, крепко. — Неважно! Просто ответь «Да»! И, не дожидаясь ответа, прикасается к ее губам своими. Наконец-то, долгожданно… Коридор заливает яркий свет и заполняет грозный голос: — ДЖУЗЕППЕ КАЙЛ ПАДРОНИ!?! КАК ЭТО ПОНИМАТЬ?!? Ник вздрагивает всем телом, а вот Кайл реагирует гораздо спокойнее. — А кто-то обещал взять родителей на себя, — бормочет он себе под нос. — Болтуны, — и, уже громче и обращаясь исключительно к Ник, несмотря на то, что на сцене появилась еще пара действующих лиц: — Солнышко, свой шанс сказать мне «Да» ты прохлопала. С этими словами он в одно движение надел кольцо Ник на пальчик, восхищенно цокнул языком от того, как оно село — легко и плотно одновременно. Поднял руку Ники, продемонстрировал надетое кольцо отцу и матери, стоявшим у лестницы. — Все? Есть еще вопросы? Нет? Тогда попрошу оставить меня с моей невестой наедине! Хотя бы на пять минут! И после этого он все-таки поцеловал Ники. Ровно так, как хотел весь это чертов обед и еще огромную кучу времени до этого. Поцеловал, сломив ее слабое сопротивление, вызванное присутствием родителей. И когда она приоткрыла губы и позволила ему целовать себя так, как ему хотелось, а в его темных волосах запутались пальцы, на одном из которых сверкало красивое кольцо, Кайл понял — или родители ушли, или Ники стало все равно. Его устраивали оба варианта. Он ее сейчас точно просто так не отпустит! — Джо, по-моему, мы тут лишние… — Да. Пойдем, Тереза… Главное мальчик уже сделал. Дальше он справится без нас. Чета Падрони стала спускаться по лестнице. — Она красивая, — удовлетворенно заметил Джо. Тереза согласно кивнула. — Только такая худенькая, — озабоченно пробурчал сеньор Падрони. — Как она будет рожать наших внуков? — Джо! — усмехается жена. — По-моему, ты слегка торопишь события! — Во-первых, — назидательно ответствует ей супруг, — я знаю своего сына! А во-вторых, она попробовала твоего фирменного угря! Тереза Падрони отвечает на это мягким смехом. — Кааайл… — они наконец-то отрываются друг от друга. — Что? — он и не думает ее отпускать далеко, не дальше пары сантиметров. Их снова оставили одних и в полутьме, милосердно погасив свет. Но это не будет длиться долго, он знает своих родственников, поэтому не собирается тратить время попусту. — А ведь я так и не сказала тебе «Да», — шепчет она с легкой поддразнивающей улыбкой. — Не страшно, — успокаивает он ее. — Скажешь «Да» в церкви, священнику. А мне не обязательно. Я, — легкий поцелуй в губы, — и так все прекрасно понял. У него идиотски-счастливый и безобразно-самодовольный вид. И Ник просто не может удержаться. Испытывает острое желание проверить, что это все взаправду, на самом деле, и он серьезен. — У меня есть условие! — она так натуралистично надувает губки, что Кайл забывает обо всем, кроме этих очаровательных пухлых губ прямо перед его губами. Да ну его, это условие, он хочет ее целовать, в надутый сексуальный ротик! — Кааайл! — ее ладошки упираются ему в грудную клетку. — Тебе что, не интересно?! — Интересно! Я согласен, — он снова пытается ее поцеловать. — На все?! — На все! — но потом осторожность все же просыпается. Он вздыхает. — Ну, что там еще за условие? — Я хочу… — Ник приходится импровизировать, — выходить замуж в гоночном комбинезоне, вот! — В комбинезоне?! Хм… — Кайл хмурит лоб. — Неожиданно. То-то падре Лоренцо удивится. Хотя, с другой стороны… Думаю, нет такого закона, который бы запрещал венчаться в комбинезоне. Так что… я согласен! — Согласен?! — Да, — абсолютно серьезно кивает он. — А что? Отличная идея, по-моему. Никаких расходов на платье. Возьмем один из твоих гоночных комбинезонов с прошлого сезона. Кстати, я тебе говорил, что ты потрясающе смотришься в комбинезоне? — Подожди… — Нет, мне эта идея определенно нравится! А снимать как удобно, одна «молния» — и все! — Кайл даже довольно зажмурился, видимо, представляя сам процесс расстегивания «молнии» на Ник. — Никаких лишних трат времени, ррррраз — и ты голая. О, да, мне ОЧЕНЬ нравится! Все, решено — венчаешься в комбинезоне! — Нет, не хочу! Я передумала! — Нет уже, милая, — приторно улыбается Кайл. — Твое желание для меня — закон. Комбинезон — так комбинезон! — Кайл!!! — Ник невесть откуда взявшимся жестом капризной избалованной наследной принцессы топает ножкой. — Прекрати!!! Я хочу платье! Красивое белое платье! — Конечно, любимая, — он прячет улыбку за поцелуем. — Как скажешь. Платье так платье… — Ой, они уже про платье говорят! — от лестницы слышен звонкий голос Симоны. — Люци, беги сюда скорее! Потом, когда их тормошили и поздравляли Симона и Лучиана, а рядом с деланно снисходительным видом стоял Тома… Ник вдруг поняла, что не испытывает ни смущения, ни неловкости. Прижимаясь щекой к плечу Кайла и слушая, как он со смехом отбивается от сестер и их поистине «щенячьих» восторгов по поводу только что произошедшего знаменательного события и его не менее знаменательных последствий, Ник чувствовала, что… она может не беспокоиться. Что он все сделает правильно, что ему можно доверять. И что она принадлежит ему, так же как он принадлежит ей. Ее пилот. Ее любимый. Ее Кайл. Кажется, пора снова начинать верить в чудеса. На свадьбе на Ник было такое пышное платье, что оно едва поместилось в проходе церкви, и для ведущего ее Лавиня нашлось совсем немного места. Но Этьена это не смущало. Он был крайне внушителен, ведя под торжественные звуки органа племянницу к алтарю. А уж взгляд, которым он одарил Кайла, передавая ему руку Ники… Только жениха этот взгляд совершенно не впечатлил. Во-первых, никого, кроме Ники, он не видел. Ну а во-вторых… Он понимал и уважал Лавиня. Тот отвечал за Ники и оберегал ее, как мог. Но теперь за Ники отвечает Кайл. И Этьену придется с этим смириться. Кстати, знакомство будущих родственников началось весьма бурно. Джо Падрони пришел в праведное негодование от того факта, что кто-то (в данном конкретном случае — Этьен Лавинь) не считает его старшего сына образцом безупречности и имеет сомнения в том, что он достоин Николь. Нет, Ники — это, безусловно, сокровище, но ведь и его мальчик не на помойке найден! А Этьен упрямо стоял на своем и утверждал, что, будь его воля… В общем, обстановка слово за слово ощутимо накалялась, пока в дело не вступило тяжелое оружие — дипломатические способности Терезы Падрони и бутылка граппы. После распития каковой родственники разошлись, полные наилучших чувств друг к другу. Джо был преисполнен благоговейного восхищения тем, что, как выяснилось, Ник и ее дядя из числа — обедневших, но все же! — чистокровных потомственных французских аристократов. А Этьен, поближе познакомившись с родителями Кайла, здраво рассудил, что у таких чудесных людей не мог родиться совсем уж полный подонок. Наверное, он все же был к Кайлу чересчур предвзят. — Джузеппе Кайл Падрони, согласен ли ты взять в жены Николь Бенедикт (тут Кайл удивленно распахнул глаза, а Ники лишь пожала плечами. Не он один с сюрпризами в имени!) Хант в жены, хранить ей верность в счастье и в несчастье, во здравии и болезни, а также любить и уважать во все дни жизни, пока смерть не разлучит вас? — Да, — ответил жених без запинки. За ее смех по поводу «Джузеппе» он своей «Бенедикт» отомстит потом, позже. А сейчас надо делать то, зачем они здесь. — Николь Бенедикт Хант, согласна ли ты взять в мужья Джузеппе Кайла Падрони, хранить ему верность в счастье и в несчастье, во здравии и болезни, а также любить и уважать во все дни жизни, пока смерть не разлучит вас? Ник делает паузу, совсем крошечную, едва заметную, но достаточную, чтобы его глаза полыхнули негодованием за столь несвоевременное озорство. Но потом, конечно же… — Да. Ее нежная улыбка и сияющие сквозь прозрачную ткань глаза сполна компенсируют эту шалость. Священник говорит приличествующие случаю слова, но реагирует Кайл на главное. И, откинув невесомый занавес фаты, он целует свою жену перед Богом и перед людьми. Падре Лоренцо произносит завершающие слова обряда бракосочетания, стараясь не обращать внимания на то, где именно находится рука новобрачного во время поцелуя. С другой стороны — чего ждать от мальчишек Падрони?! И потом, наблюдая такой, возможно, не совсем уместный в стенах храма пыл новоиспеченного супруга, старый падре уверен — он еще успеет застать ту же самую компанию под сводами своей церкви на крестинах первенца этой вот парочки. Даст Бог, успеет. — Ник, просыпайся! — Еще пять минуууут, — со стоном из-под одеяла. — «Еще пять минут» было десять минут назад! — одеяло самым бесчеловечным образом сдергивается, обнажая стройную фигуру «а-ля натюрель». — Изверг! «Изверг» поспешно отворачивается. Иначе они точно опоздают! — Ники, вставай, я кому сказал! Опоздаем! — Ну, подумаешь… — она садится и милосердно натягивает на себя одеяло. Сладко зевает, трет глаза. — Ну, опоздаем… — Ты что, забыла?! Сегодня совещание проводит новый руководитель команды! — Ну, положим, не новый, — Ники с наслаждением потягивается, отчего одеяло падает вниз, а супруг со стоном отворачивается, — а всего лишь временно исполняющий обязанности руководителя команды. А это совсем другое дело! — Все равно! Она — редкостная стерва! — Да ну? — заинтересованно вопрошает Ники, доставая белье из комода и, не торопясь, натягивая. И с улыбкой смотрит на спину мужа, который упорно не отворачивается от окна. Что же там такого интересного? — Точно тебе говорю! Умная, ехидная и ужасно строгая! Лучше не опаздывать! — Ой-ой-ой, — хмыкает Ник, — я просто уже трясусь от ужаса. — Зато, — Кайл поворачивается и наблюдает, как Ники застегивает блузку, — у нее совершенно фантастическая задница. А губы такие, что когда она говорит, я понимаю одно слово из трех. — Я так и знала! — торжествующе воскликнула Ники, забыв на время о пуговицах. — Я знала, что, когда я говорю, ты меня не слушаешь! — Слушаю! — примирительно усмехнулся. Притянул жену себе, чмокнул в нос. — Но мечтать мне никто не запрещает. — Но не на совещаниях же! — И, кстати о совещаниях, — он с видимым сожалением разжимает руки. — Пошли завтракать. А то и вправду… — вздыхает, — опоздаем. — И все-таки я не понимаю! — он приканчивает вторую чашку кофе, наблюдая, как Ники уминает вафли. — Что за блажь жениться посреди сезона! — Ты так скучаешь по Максу? — усмехается Ники. — И потом, ты что — сомневаешься, что я смогу самостоятельно провести этап?! — она демонстративно негодует. — В тебе не сомневаюсь, — парирует Кайл. — А вот в здравом уме нашего шефа — пожалуй, есть некоторые сомнения. — Между прочим, это не моя инициатива! Лучше бы они оставили за старшего Антонио! Но Кертис настоял, а Максу, похоже, все равно… — Еще бы ему было не все равно! Старый влюбленный дурак! Выдумал тоже — жениться в пятьдесят с лишним! Да еще и уезжать в свадебное путешествие! Медовый месяц у него, надо же… Ник улыбается. — Они с Корделией давно… питают чувства друг к другу. И потом — что за предубеждение против медового месяца?! Не понравился собственный? — Еще как понравился… — мечтательно вздыхает он. — Хорошо, но мало… Ладно, — одергивает он самого себя. — Черт с ним, с Максом. Просто тут еще и Уилсон уехал… — Как, и Кертис тоже виноват? — Вечно ты своего любимого начальника защищаешь! Хотя… в этот раз Кертис все-таки не виноват, — Кайл встает, подает руку Николь. — Что же делать, если у него жена рожает. — Значит, — уже в холле Ник задумчиво наблюдает, как, опустившись на колено, муж шнурует кроссовки, — ты полагаешь, что у Кертиса есть уважительная причина, чтобы пропустить этап? — Конечно. Ребенок все-таки. Это важно. А что, — он поднимает взгляд, прервав на время возню со шнурками, — еще кто-то?.. Мы несем потери… — Не знаю, — пожимает Ник с нарочито равнодушным видом. — Но мне кажется… что может так случиться… что тебе придется пропустить ралли Германии. — Это еще почему? — он поворачивает голову, не разгибаясь. Смотрит снизу вверх на ее мягко улыбающиеся губы, на какое-то новое выражение в любимых глазах. Проблеск озарения. И неверяще: — Ты что, хочешь сказать… — Уверена, любимый, что ты сам сможешь догадаться о причине. Он резко поднимается на ноги, но голова у него кружится отнюдь не от этого. И — да. На совещание они все-таки опоздали. Эпилог «Такова участь всех писателей и летописцев, — они создают воображаемых друзей и теряют их, повинуясь законам творчества. Но этого мало: от них требуется отчет о дальнейшей судьбе воображаемых друзей» Ч. Диккенс — Ты не пьян? — Не смешно, Макс. Я говорю абсолютно серьезно. — Это не смешно, действительно! — вечно невозмутимый Мак-Коски все-таки подрывается с места. Широченными шагами отмеряет пространство от стола и обратно. И, резко повернувшись к Кайлу: — Это просто АБСУРДНО! Кайл, напротив, сохраняет видимость полнейшего спокойствия, сидит, скрестив руки на груди. Лишь взгляд выдает, как нелегко дается ему этот разговор. — Я предупредил тебя заранее, как и прописано в контракте. — К черту контракт! Ты не можешь уйти из команды! — А в контракте написано — могу, — негромко отвечает Кайл, подкрепляя свои слова упрямым взглядом. — Кайл!!! Что происходит?! При чем тут контракт?! Мы столько лет вместе работаем! Да что там работаем… — Макс ослабляет узел галстука, расстегивает пару пуговиц. — Охххх… Ты меня угробишь, мерзавец! На лице Кайла мелькает виноватое выражение. — Послушай, Макс, я уверен… — Нет, это ТЫ меня послушай!!! — Мак-Коски с шумом выдыхает, пытается успокоиться. Получается, не сразу, но получается. — Кайл, послушай. Мы столько лет вместе. Ты мне… почти как сын. Ты можешь мне сказать, что происходит?! И чего ради тебе взбрела в голову идея бросить гонки?! Кайл молчит какое-то время, а потом отвечает, тихо, но видно, что это дается ему непросто. — Макс, вот ты говоришь — я тебе как сын. А у меня есть СЫН! — Кайл, я не понимаю… — Я не могу собой рисковать! Ради Джо! И ради Ник! Если со мной что-то случится… Черт, я не хочу оставлять сына одного. Я отвечаю за него. Я — отец! Ты понимаешь?! За все годы их сотрудничества Кайлу не так уж часто удавалось удивить своего шефа. А вот сейчас — уже второй раз всего за десять минут. Мак-Коски долго собирается с ответными словами. — Кайл… Я понимаю твое беспокойство. Но НЕ понимаю, с чего ты взял, что с тобой что-то может случиться? — Потому что это автогонки, а не Диснейленд! Я уже разбивался несколько раз! — Ну, все обошлось же… — А вдруг в следующий раз не обойдется?! Я не могу рисковать, понимаешь?! Я принадлежу не только себе! — Да понимаю я все! — Мак-Коски до сих пор пытается справиться с удивлением. И это Падрон, который в принципе не знал таких слов как «страх», «опасение», «осторожность»?! — Но послушай… Ты же супергонщик. Ты выступаешь в ралли уже почти десять лет, и ни разу твоя жизнь не подвергалась серьезной опасности! С тобой ничего не случится, потому что ты не позволишь этого! Ты же, с твоим талантом, стопроцентно контролируешь ситуацию! Ты Бог на трассе, Падрон, а потому — бессмертен! — Не богохульствуй, Макс, — морщится Кайл, — всегда есть вероятность… — Всегда есть вероятность утонуть в собственной ванной! — не сдержавшись, рявкнул сэр Макс. — Ты двукратный раллийный чемпион, твою мать, Падрон! И станешь и трех, и четырехкратным! Если прекратишь валять дурака! Кайл вздыхает. — Я принял решение и не изменю его. — Как ты мне напоминаешь свою жену в аналогичной ситуации, — стонет Мак-Коски. А потом, неожиданно встрепенувшись: — Ник знает? — Пока нет, — морщится Кайл. — Отлично! — приободряется сэр Макс. — Значит, есть шанс. — С чего ты взял, что Ники будет против моего решения и поддержит тебя? — С того! — огрызается Мак-Коски и хватает телефон. — Все, иди с глаз моих долой! Я хочу поговорить с тем человеком в вашей семье, у которого есть мозги! — Дело твое, — пожимает плечами Кайл. — Но, по-моему, ты тратишь попусту время. — Мне кажется, — он не просто недоволен. Он взбешен. А потому старается говорить негромко и размеренно. Потому что если сорвется на крик — будет форменный скандал и потом стыдно, — что мы могли бы решить этот вопрос между собой! — Вопрос касается команды, — эта предательница отвечает так же спокойно. Сидит рядом с Максом, а не с ним! Напротив, через стол от него. — И поэтому мы будем обсуждать его здесь. — Это мое решение! И я не собираюсь менять его! Макс раздраженно выдыхает. А Ники, все так же спокойно: — Хорошо. Ты завершаешь свою карьеру как гонщик. Что дальше? Как ты будешь зарабатывать на жизнь? Как ты собираешься содержать семью? Кайл даже моргнул от неожиданности, от такого поворота разговора. — Ну… придумаю что-нибудь. — Что именно? — Ники неумолима. — Что-что!? — он разражается всерьез. — С моим опытом… найду себе какую-нибудь работу, можешь не сомневаться! — Не сомневаюсь, — кивает Ник серьезно. — Значит, собираешь стать автоспортивным чиновником? — Хотя бы так! — огрызается. — Думаешь, справишься? — Значит, ты справляешься… Макс справляется… дядя твой справляется… А я не смогу?! — Кайл, послушай, это все не так-то просто… — вмешивается Мак-Коски. — Не в этом дело, — перебивает шефа Ники. — Как и к любому делу… тут нужна склонность. Или талант, если угодно. Нужно уметь обращаться с цифрами, бумагами, иметь аналитический склад ума! Это нудно, кропотливо, не всегда интересно. — Я прекрасно понимаю… — Ты пилот, Кайл! Пилот от Бога! И нечего тебе заниматься всякой чушью, которую могут делать другие. — Я принял такое решение, — мрачно процедил он, — ради вас, между прочим. Ради тебя и Джо. — Красивый жест, — согласно кивает Ники. — Но я к ним равнодушна, как ты помнишь… — Ну, знаешь!.. — он все-таки вскакивает с места. У Макса возникает серьезное опасение, что напрасно он привлек к этому вопросу Ники. Но Николь олимпийски спокойна. Или делает вид. — Не дури, Кайл. Я ценю твое беспокойство. Но я совершенно уверена: до тех пор, пока ты помнишь, что тебе есть ради кого возвращаться с трассы — с тобой ничего не случится. Не с тобой. Ты же профессионал, которому есть к кому возвращаться. Ради кого возвращаться. Кайл вздыхает, трет лицо ладонями. И потом, обреченно и, тем не менее, все так же упрямо: — Нет. Не могу. Я ухожу. — Отлично! — Ники резко поворачивается. — Сэр Макс, место второго штурмана еще вакантно? — Да, — растерянно отвечает шеф «Мак-Коски». — Тогда я бы хотела его занять, если вы не против. — Как бы не так! — Кайл орет, а Макс понимает — нарастает чисто итальянский скандал. — Кто тебе разрешит?! — Кто мне запретит, хотела бы я знать?! Это мое решение! — она обжигает его взглядом, которого он давно не видел. Наверное, с того бала в Монако. Сто миллионов лет назад. — Учти, Кайл! В нашей семье кто-то обязательно будет выступать в ралли. Если не ты, то я! Между ними только что воздух не искрит, а у Макса идиотское, но непреодолимое желание залезть под стол. — Ах, так!? Так, значит?! Ну, раз ты так… — он с трудом подбирает слова. — Готовь контракт, Макс! МОЙ контракт! И с этими словами он вылетает из кабинета, оставив Макса и Ник наслаждаться грохотом захлопнувшейся двери. — Ох, Ники, что ж мы наделали… — спустя несколько секунд произносит растерянно сэр Макс. — Нда… что-то он разошелся, — задумчиво отвечает Николь. — Пойду-ка я исправлять то, что натворила. А вы, сэр Макс, готовьте контракт. Его. Она нагнала его на полдороге к боксам. Положила руку на плечо, он, разумеется, тут же ее сбросил. Снова руки туда же, теперь уже обе. Он снова резко повел плечами в попытке скинуть их. Ник не сдалась, обхватив его крепче за плечи, прижавшись к спине, губами в основание шеи, туда, где заканчивалась футболка. Ну, хоть остановился. Но стоит, как каменный, только дышит тяжело. И кулаки сжимаются. Тихонько гладит твердое плечо. — Кайл… — шепотом, в шею. — Ну, Кайл… — Я это сделал ради тебя! И ради Джо! — он и говорит-то с трудом. — А ты… ты… — снова дернул плечами, но она не отпустила. — Я все понимаю… — Ни хрена ты не поминаешь! — он срывается в крик, выворачивается из ее рук, и она видит его глаза — потемневшие, разочарованные, гневные. Но она все равно держит его за плечи. Не отпустит! — Мне иногда кажется… — он говорит это тише, но горько, — что для тебя интересы команды важнее… чем я. Или чем наш сын. — Не дури! — притягивает его к себе, близко, глаза в глаза. — Я это сделала ради тебя! — Да? — усмехается желчно, неверяще. — Где логика? Ждешь, когда я убьюсь нахрен?! — Кайл!!! Не провоцируй меня! Иначе я тебе все-таки влеплю пощечину! — Давай, валяй! Покажи, как ты на самом деле любишь меня! Идиот! За шею притягивает его близко, несмотря на его нехилое сопротивление. Но влюбленную женщину трудно остановить! И яростным шепотом в ухо: — Ты НЕ сможешь без этого! Не ври себе! Ты зачахнешь. Через полгода или через год! А, может, и раньше. Хочешь превратиться в унылого типа с потухшими глазами?! Я не хочу такого мужа! — И что теперь?.. — он слегка обескуражен ее словами. — Я же не смогу гонять всю жизнь. Когда-то придется… — Когда-то! — она все так же крепко держит его, не отпуская. — Но не сейчас! У тебя есть несколько лет на то, чтобы заниматься любимым делом. И на то, чтобы подумать, что тебе подойдет лучше всего, когда время уходить ДЕЙСТВИТЕЛЬНО придет. Но не сейчас, Кайл. Нет. — Нет? — Ты должен делать то, что приносит тебе удовольствие. То, ради чего ты создан. Я хочу, слышишь, хочу, чтобы ты был счастлив! А без гонок ты счастлив не будешь, Кайл Падрон! Потому что ты, мать твою, чемпион! — Черт побери, Ник… — Не заставляй меня умолять тебя… Его руки наконец-то поднимаются, чтобы лечь на ее талию. Прижать к себе, хотя куда уж ближе. — Все равно… Я боюсь, Ники… — Все будет в порядке… — шепчет она, шевеля ему волосы дыханием. — Ты профессионал. Ты не позволишь себе ошибаться. У тебя прекрасный штурман, почти такой же, как я когда-то. Машина не подведет — за этим слежу я. И… мы будем всегда с тобой — я и Джо. Мы не позволим случиться плохому. — Да, — выдыхает. — Вы всегда со мной, в моем сердце. Так и стоят, обнявшись, и молчат. Сказать больше нечего. Пока молчание не прерывает трель телефона. Кайл со вздохом лезет в карман. — Да, мама. Где? А Джо? Ладно, понял, — и, уже обращаясь к Ники: — Пойдем спасать Профессора. Бабушка временно капитулировала и отсиживается в парикмахерской. — Профессор, где мой сын? — Он с Марселем, — отзывается Кеснель, не отрываясь от изучения каких-то чертежей. — Ник, посмотри-ка… И пока Ники отвлекается на Оливье, Кайл проходит в глубину боксов. Юный Джо Падрони сидел в компании одного из младших механиков и был занят тем, что методично пытался засовывать все валяющиеся рядом блестящие запчасти себе в рот. А лохматый Марсель так же методично отнимал их у малыша, в результате чего периодически у этих двух возникала дискуссия на повышенных тонах — Джо возмущенно вопил, а молодой механик хохотал. — Вот ты где, бандит! Услышав знакомый голос, ребенок поднимает голову и, радостно улыбнувшись во все свои восемь зубов, тянет к отцу ручки. Кайл подхватывает сынишку на руки. Все, кто хоть однажды видел Кайла Падрона с сыном на руках, не упускали случая съехидничать над чемпионом и проинформировать того, что его сын на него нисколько не похож. И в самом деле — малыш Джо был отменно упитан, белокож, светловолос и голубоглаз. Уродился то ли в мать, то ли в покойного американского деда-боксера. Хотя, принимая во внимание тот факт, что основную часть времени ребенок проводил с бабушкой, общественное мнение склонялось к тому, что более всего Джонатан Падрони походил именно на нее. Кайла это нисколько не беспокоило. Он заявлял, что главное, а именно, pene[7] и страсть к гонкам, его сын унаследовал от отца. А цвет глаз и волос — дело десятое. Сын отвечал отцу глубокой взаимностью, несмотря на несовпадение цвета волос и глаз, и при малейшей возможности не слезал у отца с рук. Хотя возможностей таких у малыша было немного — учитывая, что спустя две недели после его рождения родители вернулись в раллийный чемпионат, а Джо в компании бабушки (которая с возмущением отвергла идею Ники о том, чтобы нанять Джонатану какую-то там няньку при наличии родной бабушки и, оставив хозяйство на мужа, стала на время членом команды «Мак-Коски») отправился следом за родителями в кругосветку. Надо сказать, что характер у Джо был истинно нордический — он рос спокойным здоровым малышом, давая родителям возможность заниматься любимым делом. Единственное, на чем он настаивал с совершенно сицилийским упрямством — спать он желал только с родителями, в обществе маминой груди. Что доставляло папе просто-таки колоссальные неудобства. Сейчас же, воспользовавшись тем, что любимый человек номер два оказался в его полнейшем распоряжении, он довольно восседал на шее у отца, с видом триумфатора созерцая с высоты своего положения внутренность боксов. А затем, с папиной-то шеи все видно… — Мама!!! — завопил упитанный херувим аккурат в ухо отцу. — Ну, пойдем к маме, — вздохнул Кайл, потирая ухо. — Смотри, что у меня есть! — Что это? Кайл демонстрирует ей электронный ключ. — Боже мой, ты убил Профессора? — Нет, — хохочет Кайл, — ограничился подкупом Марселя. — И что ты ему пообещал? — усмехается Ники. — Неважно, — отмахивается муж. — Главное — у меня есть ключ от боксов. Пошли. — Ты все-таки ужасно коварный… Он запирает гараж изнутри и поворачивается к ней. — Ну и что ты хочешь показать мне? Новую коробку передач? Я видела, Оливье показал. — Нет. — А что тогда? Привезенные вчера «Пирелли» я тоже видела. — К черту «Пирелли»! — Что тогда? — Ник!.. — он демонстративно закатывает глаза. — Мы. С тобой. Здесь. Одни. В гараже. Джо с бабушкой. До тебя все еще не доходит?! Она звонко хохочет. — Ты все-таки озабоченный! Еще бы он не был озабоченный! Беременность, рождение ребенка, эта чертова работа, от которой они временами падали с ног от усталости оба. И этот нахальный упитанный херувим, который спал исключительно между ними! А Ник после родов стала такая… фигура чуть округлилась, приобретя невероятно волнующие очертания. Грудь пополнела и стала еще более чувствительной. И… о, он был не просто озабоченным! Он чертовски озабоченный! — Чего стоишь? — он стягивает через голову футболку. — Раздевайся! — Ты такой романтичный… — Ники морщит нос, но взгляда от обнаженного торса мужа не отрывает. — К черту романтику! Я хочу секса! Она даже успела разок хихикнуть, прежде чем он ей заткнул рот поцелуем. Ее тонкие пальцы соскальзывают по капоту от его резких движений сзади. Колени подгибаются, несмотря на то, что одна его ладонь придерживает ее за животик, в то время как другая властно давит на поясницу. С губ ее неудержимо срываются стоны, от которых он… еще пара таких же глубоких движений, протяжный стон, теперь уже его, и они обессиленно заваливаются на капот «Импрезы». И, продышавшись, спустя минуту-другую: — Черт, я старею… Я даже не успел понять, как кончил. Прости. — Даже не знаю, смогу ли простить… — Я постараюсь… реабилитироваться… в твоих глазах… и между твоих ног. У нее заходится дыхание. От его слов. И от его дальнейших действий. — Кайл… — ее пальчик рисует на его влажной груди какой-то замысловатый узор. — Ммм… — Три раза, Кайл… — Впечатлен твоими математическими способностями. Американская система образования частично реабилитирована в моих глазах. Ой, — его традиционно щипают, в этот раз — за бок. — Без презерватива, Кайл! — Какая наблюдательность! Но из резины тут были только покрышки… Не мой размер, милая, как бы я себе не льстил. Она не выдерживает и прыскает. — Сознайся, ты сделал это специально! — Разумеется. Это единственный способ отвлечь тебя на что-то. Чтобы ты не лезла в мои дела. — Ты не хочешь, чтобы я лезла в твои дела? — против воли, голос ее звучит расстроенно. — Все еще сердишься? — Не сержусь, — прижимает ее к себе со вздохом. — И… лезь в мои дела. В душу. В сердце. Будь со мной. Не оставляй меня. Всегда. — Всегда, любимый. — Где вас черти носили? — заспанная Тереза Падрони трет глаза, встречая сына с невесткой в дверях. — Работали, мам, — Кайл целует мать в щеку. — Ясно, — невозмутимо отвечает Тереза. Незаметно качает головой. Опять Ники засос на шею поставил, неисправим. — Как Джо? — С трудом, но мне удалось убедить его, что с плюшевым медведем тоже можно спать в обнимку. Кайл усмехается. — Он на нашей кровати? — Ну, разумеется. — Так, чур, я первая в душ, — Николь зевает. — Падаю с ног. Тереза понимающе кивает, Кайл смущенно хмыкает. — Да две ванной же, — отвечает Тереза. — Идите уже оба быстро в душ и спать — ночь на дворе. — Все, ушла, — Ники легко приобнимает свекровь, целует в щеку. — Спокойной ночи, Тереза. — Спокойной ночи, девочка. Отдыхай. Николь скрывается в ванной. — А ты чего ждешь? Я покараулю, чтобы Джо не проснулся. — Мне кажется, ты хочешь что-то мне сказать, мам? — Хочу, — слегка улыбается Тереза. Потом становится серьезной. — Во-первых, ты ведешь себя с женой как животное. Вспомни, сколько тебе лет! — Мама! — смущенно и одновременно возмущенно парирует сын. — Мне… хм… не очень комфортно говорить с тобой на эту тему, но уверяю тебя! Ники не против. — Смотри, не залюби ее насмерть. Опять вон у нее синяк на шее. — Мама! — Ладно, люди взрослые, сами разберетесь, — соглашается Тереза. — Я, собственно, про другое хотела сказать. — И? — Звонил Тома. Габриэлла беременна. — А вот это, — широко улыбается Кайл, — по-настоящему хорошая новость! Когда он вышел из душа, оба его белокурых ангела уже сопели. Кайл убрал с кровати ненужного теперь плюшевого медведя, лег на его место. Длины его руки хватило, чтоб обнять обоих самых дорогих ему людей. Ник что-то пробормотала, не просыпаясь. Джо завозился, устраиваясь поудобнее, привычно уперся круглой розовой пяточкой отцу куда-то в район печени, удовлетворенно вздохнул во сне и затих. И через пару минут сопели все трое. Примечания 1 — закрытая для доступа публики территория, где располагаются зоны управления гонкой. (обратно) 2 — устройство, способное реагировать на повороты тела, на котором оно установлено, относительно инерциального пространстве. (обратно) 3 Начос* — популярная закуска мексиканской кухни. (обратно) 4 Шринк* — слэнговое выражение, означающее психиатра, реже — терапевта. (обратно) 5 Vade in расе — В переводе с латыни — «Иди с миром». Фраза, которую произносит католический священник при отпущении грехов после исповеди. (обратно) 6 альфахорес — традиционное аргентинское печенье (обратно) 7 pene— пенис(ит.) (обратно) Оглавление Глава 1. Шотландия. Северный Эйршир. Андроссан Глава 2. Южная Америка. Аргентина. Буэнос-Айрес Глава 3. Северо-Западная Англия. Камбрия. Барроу-ин-Фарнесс Глава 4. Вермланд. Карлстад. Ралли Швеции Глава 5. Гуанахуато. Леон. Ралли Мексики Глава 6. Алгарве. Виламура. Ралли Португалии Глава 7. Побережье Мертвого моря. Ралли Иордании Глава 8. Италия. Олбиа. Ралли Сардинии Глава 9. Кордоба. Вилла Карлос Паз. Ралли Аргентины Глава 10. Греция. Лотраки. Ралли Акрополис Глава 11. Монако. Благотворительный бал, посвященный 150-летию автоспорта Глава 12. По прежнему — Монако. Все еще — благотворительный бал, посвященный 150-летию автоспорта Глава 13. Финляндия. Ювяскюля. Ралли тысячи озер Глава 14. Мозель. Трир. Ралли Германии Глава 15. Новый Южный Уэльс. Кингсклифф. Ралли Австралии Глава 16. Страсбург. Эльзас. Ралли Франции Глава 17. Таррагона. Салу. Ралли Испании Глава 18. Великобритания. Кардифф. Ралли Уэльса Глава 19. Барроу-ин-Фарнесс. Буэнос-Айрес. Андроссан. Монако. В общем — галопом по Европам. И не только по ним Глава 20. Монако. А потом — вон из Монако навстречу неизвестности и горизонту Глава 21. Где-то на просторах Адриатики. Точные координаты от автора скрыли, увы Глава 22. Все та же прекрасная Адриатика Глава 23. Все тот же порядком надоевший всем безыменный остров на просторах Адриатики Глава 24. И снова круговорот людей и событий по миру Глава 25. Из Аргентины на Сицилию Глава 26. Италия. Сицилия. Провинция Мессина Глава 27. Самое главное происходит на Сицилии. А потом — снова в кругосветку Эпилог |