Статья Штурман с сайта eulex ru
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
Глава 18. Великобритания. Кардифф. Ралли Уэльса «И плавится асфальт, протекторы кипят, Под ложечкой сосёт от близости развязки. Я голой грудью рву натянутый канат. Я жив! Снимите черные повязки!» В.С. Высоцкий. «Горизонт» Только тот, кто сражался за нечто очень важное. Только тот, кто знает, какова она — цена победы. Тот, кому доподлинно известно, каков он — горький вкус поражения. Кто умеет собирать себя накануне финального боя до хрустальной прозрачности сознания, бритвенной остроты реакций, ледяной ярости эмоций. Кто умеет чувствовать в себе звенящую упругость стрелы под умелыми пальцами, нетерпеливую энергию пули в пока еще холодном стволе оружия. Только тот может понять, что чувствовал Кайл Падрон накануне старта ралли Уэльса. — Кайл, ты сможешь. — Смогу. Вопрос в том — сделаю ли… — Кайл… — Макс, не лечи меня. Я все знаю. — Ну, тогда не буду тебе ничего говорить. Отдохни как следует. — Конечно. — Кайл? — Что? — Не пей. Не надо. Падрон усмехается. Репутация у него, однако… Впрочем, сам заработал. — Чай можно? — Не злись. Я же переживаю… — Не дергайся. Я все понимаю. Все, ушел. До завтра. Не пей… Даже и мыслей таких не возникало. Ни алкоголя, ни девок, уже пару месяцев, если не больше. Как отрезало. Сам себя не узнавал. — Ну что, готов? — Нет. Но старт из-за этого не отменят. Поймал себя на парадоксальной мысли: ей он может признаться во всем — и в том, что боится, и в том, что волнуется. Она поймет, ей можно сказать все. Ну, или почти все. Ник протягивает руку, сжимает его ладонь. Его обычно горячие пальцы сегодня холодны. — Не дрейфь, чемпион, прорвемся. Давай, пожми мне руку на удачу. — На удачу? — переспрашивает он. Качает головой. — Сегодня этого мало для удачи. — Ничего другого нет. — Есть, — решение импульсивное, он и не думает его анализировать. Стремительно перегибается к ней через рычаг ручного тормоза и целует в губы, коротким и крепким поцелуем. Успевает поймать ее теплый потрясенный выдох. Отстраняется, не пряча взгляда, смотрит в ее широко распахнутые. — Вот это называется — на большую удачу. А она нам сегодня понадобится. Дальше все происходит в молчании. Перчатки, подшлемники, шлемы, ремни. Ник резко выдыхает. Выбросить все из головы. Потом, это все потом. Сейчас главное — гонка. Гладит большими пальцами листы бумаги на коленях. Только слова. Только рев мотора. Только летящая в лицо лента дороги. Не думать больше ни о чем. Предельная концентрация — только так можно победить. Никогда она не желала победы так, как сейчас. И не только для себя. Еще сильнее — для того, кто был этого более чем достоин. Быстрые и гладкие спецучастки южного Уэльса были созданы для таких стремительных гонщиков, как Кайл. Если бы не одно «но». Близость моря, вечная влажность, туманный, мать его, Альбион! Как следствие — безумно скользко. А вокруг — лес! И страх, выползший из омута воспоминаний о совсем недавней страшной аварии, мешал ему. Весь первый день он боролся с ним и со скользкой, как будто намыленной, дорогой. Выжал из себя все. Но по итогам первого дня они лишь вторые. Неплохо, но первый — Уолберг! — Кайл! — Ник, не надо! — Не надо что? — Не надо меня утешать! — он огрызается, но устал безумно и расстроен. Ник пожимает плечами. — И не собиралась. Он вздыхает. И что он, в самом деле? Это же Николь. Перед ней можно не притворяться. — У меня не получится. Я сегодня выдал все, что мог. Лучше я не смогу, Ник. — Ты сделал достаточно. — Мы вторые! — Зато день первый! — И что изменится завтра? Ник улыбается, хотя ей его нестерпимо жаль. Но не дай Бог дать ему это почувствовать. Его гордость этого не переживет. — Кайл, ну ты чего? Давай, не раскисай! Мозги включи! Лесные участки кончились. Завтра будем гонять по вересковым полям. — И что? — В-первых, там не так фатально скользко. А во-вторых… — Что — во-вторых? — Во вторых, на завтра по прогнозу ожидается сильный туман. — Вот повезло — так повезло! — невесело вздыхает Кайл. Ник усмехается. — Не представляешь себе — насколько. В тумане, друг мой, у кого «легенда» более правильно составлена — тот и будет на первом месте. А уж по стенограмме я штурмана Уолберга сделаю, — она звонко щелкает пальцами. — В легкую! На раз! Я же суперштурман, не так ли? Кайл улыбается. Слабо и неуверенно, но все-таки. А Ник продолжает: — Выше нос, il mio generale! (ит. Мой генерал, прим. автора.) Теперь он даже смеется. — У тебя ужасное произношение! — Не переживай, завтра я буду говорить по-английски! Она все-таки заразила его своей уверенностью. — Я тебя вчера поцеловал перед стартом. — Я помню, — торопливо и, одновременно, неуверенно. — Не помогло. — Угу. Не совсем. — Значит, сегодня ты меня целуешь. Может, так сработает? — Кайл, не дури! — она начинает нервничать. Будто мало того, что вот-вот гонка начнется! — Давай, штурман! Есть такое слово — «надо». — Ты… — Надо! Черт его подери! Наверное, не стоит с ним спорить. Нет более суеверных существ, чем гонщики. Если он это вбил в голову… Не давая себе возможности передумать и струсить, повторяет его вчерашний маневр. Перегнулась, быстро и невесомо коснулась его губ. Испуганно отпрянула, оглушенная собственным мгновенно ударившим гулким набатом сердцем. На него рискнула посмотреть только искоса. Кайл на нее тоже не смотрит. Кивает, глядя прямо перед собой. — Ладно, для первого раза достаточно. Поехали. И да пошлет нам Господь туман! Но сначала были «участки для Микки-Мауса» — простейшие, не представлявшие никакой сложности асфальтовые спецучастки. Нелюбимые гонщиками, они были весьма популярны среди зрителей, а самое главное — влияли на результат. Временами гонка на них больше походила на лотерею. Покончив с «асфальтовым адом», который в этот раз не внес существенных перемен в расположение гонщиков в промежуточной турнирной таблице, экипажи наконец-то полноценно ринулись в бой. Погода начала портиться, и с каждой минутой смеркалось все больше и больше. Ехать приходилось в полном сумраке, подкрепленном плотном туманом. После первого спецучастка: — Черт! Реально сложно! В паре секций я ни хрена не видел! — Все нормально. Я контролирую ситуацию. Поедем по приборам. Верь мне. — Хорошо, прибор. Как скажешь. Верю. В густом, хоть ложкой ешь, тумане они все-таки смогли прорваться на первое место. С микроскопическим выигрышем в семь десятых секунды. — Я же тебе говорила! Мы первые! — Условно. Меньше секунды — это не отрыв. — Значит, будем отрываться. Кайл хмурит брови. А потом, резко и уверенно: — Будем! На следующий день утреннюю секцию они тоже выиграли. Хотя у Ник скребли на душе кошки — организаторы «порадовали» гонщиков весьма жестким трамплином. Трамплин оказался коварным, и многие экипажи там повредили свои автомобили. Они же — погнули радиатор, но машина пока держалась. Сходы следовали за сходами, у кого-то случались проблемы с двигателем. Ник не знала, что им делать — поберечь машину или валить «на все деньги». По итогам дневной секции их с Уолбегом разделило одна и восемь десятых секунды. — Рискнем? — Конечно. — А если машина не выдержит? — Не думай об этом, Кайл. Не время для этого. Ставим все на победу. Говорят, риск — благородное дело. Говорят, везет сильнейшим. Много что говорят те, кто не знает, каково это — когда развязка близка, когда время растягивается и каждая секунда становится золотой. Оба экипажа, претендовавшие на лидерство, показывали весь день почти одинаковый темп. Интрига, да не просто интрига — судьба чемпионского титула! — держалась до последнего. И он все-таки не выдержал этого напряжения. В одном из поворотов последнего «допа» Уолберг совершил досадную ошибку, разрушив тем самым свой шанс на чемпионский титул. Кайлу осталось лишь спокойно доехать до финиша, ибо для остальных он был недосягаем. Оказывается, когда выигрываешь, первое чувство, которое испытываешь — опустошение. Вот и все. Ты это сделал. Команда кипела, бурлила, клокотала. Море радостных лиц, крики, кто-то терзает трубу, кто-то лупит в барабан. Нестройным хором распевают на месте сочиненный гимн победы, прославляющий «Субару», Кайла и Ник. Ни рифмы, ни ритма, но зато много энтузиазма. Ник смотрит на это все со смесью восторга, веселья и страха. Страха — потому что лицезрит картину всекомандного ликования с высоты более двух метров. После отпустившего ее нервного напряжения она из машины буквально выпала — и прямо на руки Оливье Кеснелю, старшему механику команды. Здоровенный, с фигурой штангиста и прозвищем «Профессор», он мигом подхватил ее, и Ник, не успев даже пискнуть, оказалась на его плечах, а земля вдруг — невозможно далеко. Оттуда же смотрела на хохочущего Кайла, который переходил из руки в руки. Всем хотелось обнять чемпиона. ИХ чемпиона! Кайл оборачивается, ищет взглядом Ник. Изумленно распахивает глаза, обнаружив ее на плечах у Оливье. Посылает ей воздушный поцелуй и кричит, пытаясь пересилить творящийся вокруг гвалт: — Эй, Профессор! Смотри, не урони моего штурмана! Это самое ценное, что у меня есть! Вечеринка по случаю победы затянулась до утра. Сэр Макс арендовал особняк, и празднующая команда едва не разнесла его вдребезги. Там было все: и море выпивки на любой вкус, и ломившиеся от закусок столы. Были музыканты какой-то модной британской группы. Им сэр Макс в свое время немного помог в продвижении к вершинам музыкального Олимпа, и сейчас они с удовольствием выступили на празднике. Впрочем, Кайл и их вовлек в командную попойку, о музыке они вскоре забыли, а инструменты были растащены любителями помузицировать из числа сотрудников «Мак-Коски», особенно жадных до искусства. Жалобные звуки терзаемых инструментов периодически вплетались в общую «симфонию веселья» до тех пор, пока музыканты не отобрали их у «похитителей», сообразив, чего им потом будет стоить заново настроить свои сокровища после такого «домашнего музицирования» Ближе к двум часам ночи Ник поняла, что еще чуть-чуть — и она упадет с ног и заснет где-нибудь в ближайшем углу. Сил совсем не осталось — сказывалось нервное напряжение. А восполнять запас сил с помощью горячительных напитков совсем не хотелось. Дежурный бокал шампанского, с которым она проходила весь вечер, был, скорее, атрибутом праздника, не более. А вот Кайл, в отличие от нее, выпивал со всеми желающими. По наблюдениям Ник, эта доза спиртного уже должна была свалить и слона, но Кайл пока держался на ногах, хотя и не совсем уверенно. Периодически отлавливал Ник в толпе, обнимал ее за плечи и громогласно объявлял всем и каждому, что это — его штурман, самый лучший на свете штурман. Терпение Ник лопнуло, когда солист приглашенной группы, тоже изрядно навеселе, окончательно запутавшись, сказал Кайлу, что у него очень красивая девушка, имея в виду Николь. В ответ Кайл расхохотался, в очередной раз притиснув ее к себе за плечи. — Нейл, она не моя девушка! Она мой штурман! — Теперь это так называют? — Чудак ты, — качает головой Кайл. — Это гораздо круче! Девушек у меня много, а штурман — один! А затем они вдруг решили, что должны спеть для Ник. Нейл откуда-то все ж добыл гитару, Кайл ему подпевал. У него оказался очень приятный голос, который не портило даже то, что Кайл безбожно фальшивил и забывал через одно слова. Все это было бы очень мило, если бы не одно «но». Она устала, слишком устала, чтобы по достоинству оценить такое внимание к себе. И больше всего в этом вечере ее раздражало одно: когда произносили тост — «За лучшего штурмана в истории ралли!». И когда Кайл вопил: «Люди, знайте: у меня супер-штурман!». Признание собственного профессионализма вдруг стало давить тяжелым камнем, висящим на шее. А в голове крутился вопрос: «Что лучше: быть единственным супер-штурманом Кайла Падрона или одной из его девушек?». Ник морщится. Быть «одной из» — это определенно не для нее. Но быть только супер-штурманом… Оказывается, это не так уж здорово, как она считала раньше. Она незаметно покидает развеселый особняк. В гостиницу, спать. А потом, после того, как выспится и отдохнет, она упакует свои немногочисленные вещи и улетит в Буэнос-Айрес, к дяде Эту. Он уже звонил, поздравил ее с победой. Скучает, ждет. Единственный, кто по ней скучает. Кто ее ждет. Глава 19. Барроу-ин-Фарнесс. Буэнос-Айрес. Андроссан. Монако. В общем — галопом по Европам. И не только по ним «Штурман — фигура малозаметная, его имя почти нигде не появляется, он, как правило, меньше „тусуется“ среди гонщиков, меньше „высовывается“, но поверьте мне, что классный штурман намного дефицитнее классного водителя» Статья «Штурман» с сайта eulex.ru. Барроу-ин-Фарнесс. — Падрон, я уже забывать начал, как ты выглядишь! — Привет, Макс, — Кайл широко улыбается, пожимая Мак-Коски руку. — Неужели скучал? — Не то чтобы… Но переживал за твою печень. — Ох, и не говори, — Кайл устало плюхается в кресло, безуспешно пытается замаскировать богатырский зевок. — Надо было со всеми отметить! Ты же понимаешь… — Кофе? — издевательски-вежливо интересуется сэр Макс. — Можно, — кивает Кайл. — Я к тебе прямо с самолета. А если в этой дыре, которую ты именуешь своим офисом, еще помимо кофе найдется пара свежих круассанов… или пончиков… я буду определенно счастлив. — Пончики ему… — хмыкает Мак-Коски, снимая трубку и отдавая распоряжения. — Я смотрю, ты пошел в разнос. Как же диета? А если наберешь лишние килограммы? Джул с тебя шкуру спустит. — Как наберу, так и сброшу. Дел-то, — Кайл пожимает плечами. — Ну смотри… Если ты в отца, то тебе расслабляться нельзя. Последний раз, когда я видел сеньора Падрони, он был похож на шар. Здоровенный такой шар. — Я телосложением в мать, — парирует Кайл. Дверь открывается. — О! Пончики! Мак-Коски улыбается, глядя на то, с какой нежностью Кайл смотрит на поднос с кофе и выпечкой. — Макс, а где наш кубок, кстати? Хоть разглядеть его, а то не видел толком… — У тебя за спиной. Кайл оборачивается. В стенной нише, подсвеченный голубым светом, красуется чемпионский кубок. ЕГО кубок. Улыбается довольно. Кофе, пончики и чемпионский кубок… Жизнь удалась! — Места на стене много, — комментирует он увиденное, возвращаясь к кофе. — На несколько кубков хватит. — Вон как ты заговорил… — А ты об этом не думаешь? — Кайл совершенно по-детски облизывает пальцы и берет в руки чашку. — Сезон кончился, да здравствует новый сезон! Я думаю, в следующем году мы с Ник просто не дадим никому ни единого шанса. Уверен в этом! Глядя на то, как Кайл уничтожает пончики и кофе, сэр Макс размышляет. Как ему сказать? Некоторое время назад. — Ник, твое решение мне абсолютно непонятно. — Простите, сэр Макс. Я не могу вам ничего добавить к сказанному. Но решения не изменю. — Николь! Ты единственная женщина, ставшая раллийным чемпионом. Ты самая успешная леди за всю историю автоспорта! И заметь, это не мои слова, так тебя короновала пресса. Это просто… — Сэр Макс, прошу вас, не нужно… — Нет уж, позволь, я закончу! Ники, девочка моя, — голос Мак-Коски смягчается, — нельзя так. У тебя же талант. Таких штурманов, как ты, история ралли знает единицы. Ты же профессионал! И потом — тебе это нравится, это твое, я же вижу! И с Кайлом у вас отношения прекрасные. В чем дело? — Неважно. Я приняла решение и не изменю его. Мне, правда, очень жаль, сэр Макс. Но я ухожу из «Мак-Коски». В этот момент она ему поразительно напоминает Этьена. Тот тоже иногда бывал невозможно упрямым. — А где, Ник, кстати? — Кайл наконец-то расправился с едой, сидит, довольный как кот, слизавший хозяйскую сметану. — В Буэнос-Айресе. — Дядя Эт соскучился по своей племяннице? — Не без этого, — задумчиво отвечает сэр Макс. — Ну, еще пару недель ему дам. А потом мне Ник нужна будет. Есть планы относительно… — Кайл! Послушай! — Весь внимание, — Падрон сыт, а посему — доволен и благодушен. Мак-Коски вздыхает. Как сказать, какими словами? Да как ни крути, все равно — смысл один. — Ник не будет выступать с нами в следующем сезоне, Кайл. — Как это?! — непонимающе и, как следствие, неверяще. — Вот так. Я заключил контракт с Мишо. — К черту Мишо! Что с Ник?! — Она ушла из команды. — Что значит — ушла?! — Кайл был бы не Кайл, если бы усидел на месте. Вскочил, с грохотом роняя стул. У Макса стойкое ощущение «дежа вю», но он старается демонстрировать невозмутимость и отвечает сухо и сдержанно: — У нее закончился контракт, и она не захотела подписывать новый. Кайл шумно выдыхает, глаза суживаются. — Таааак… Аль Кассими, верно? Пора объяснить этому арабскому сукиному сыну, что ТАК дела не делают! — Халид здесь не при чем. — Не при чем? Она ушла не в «Фиесту»? — Нет. — А куда?! — Я тебе уже сказал — она у Лавиня, в Буэнос-Айресе. — Да я не о том, где она сейчас! В какую команду она ушла?! Кайл уже орет. Мак-Коски изо всех сил старается сохранять показное спокойствие. — Ни в какую. Она вернулась в «Дакар». Кайл молчит. В полной тишине меряет шагами кабинет Мак-Коски. А потом, неестественно спокойно и негромко: — Ник ушла из нашей команды, чтобы работать в «Дакаре»? — Да. — И ты позволил ей это сделать? ЕЙ? Ты позволил лучшему штурману в истории ралли бросить то, ради чего он создан!? Что, черт побери, происходит, объясни мне!!! — Это ее решение. — Макс! Ты директор и владелец самой успешной раллийной команды! Черт, кому я это говорю?! Ты же опытный, тертый, хитрый и коварный! Неужели ты не смог убедить ее? Макс хмурится. Слишком много правдивого в словах Кайла. Пожимает плечами. — Не смог. Кайл потрясенно качает головой. — Я разочарован. ОЧЕНЬ разочарован в тебе, Макс. — Ну, знаешь! Не зарывайся! — КАК ты мог?! — из Кайла только что искры не летят. Опять начинает метаться по кабинету, затем оборачивается к Максу: — Как ты мог ЕЕ отпустить?! Надо было увеличивать контракт вдвое! — Я предлагал. — Не согласилась? — Нет, — Мак-Коски устало морщится. — И втрое предлагал. — Решившись, резко заканчивает: — Я ей предложил втрое больше чем… твой контракт на будущий год. У Кайла даже рот приоткрывается от изумления. — Не может быть… Сэр Макс уже сожалеет о сказанном. Кайл всегда очень ревностно относился к тому, чтобы быть самым высокооплачиваемым членом команды «Мак-Коски». Дело было даже не в деньгах, а в его самоуверенности и амбициозности. Теперь, когда Николь ушла, Максу еще не хватало только испортить отношения с первым пилотом, уязвив его гордость. Кайл отвечает. Неожиданно. — Надо были предлагать в четыре раза больше чем у меня! Diablo, Макс! Мы не можем ее потерять! Теперь уже очередь Макса удивляться. Он недооценил Кайла. Но ситуацию это уже не изменит. Мак-Коски вздыхает. — Не в деньгах дело, Кайл! Хоть в десять раз больше предлагай. — А в чем?! — Кайл подходит близко к Максу. Смотрит пристально в глаза. — Объясни мне, в чем дело?! — Не знаю! — сэр Макс сам растерян и расстроен, Кайл это видит. — НЕ знаю, Кайл! Она уперлась. Практически без объяснений. Я же не могу ее заставить! Кайл вдруг неожиданно успокаивается. Кивает задумчиво. Макс знает, что означает такой Падрон. Кайл будет драться и сражаться. До последнего. Тоже тот еще упрямец. — А что Лавинь? — А при чем тут Лавинь? — непонимающе переспрашивает сэр Макс. — Он ее дядя! Он самый близкий для нее человек. Если кто и знает, что с Ник, так только он! — Ну, в принципе, ты прав… — Конечно, прав! Поговори с Лавинем! Он твой друг. Макс, ты же понимаешь… Это ради блага Николь! Он это должен понимать. Уверен, там какая-то ерунда! Ее место здесь, в команде! — Я попробую. Но Ник чертовски упряма. — Я тоже, — парирует Кайл. — Учти, я не желаю ездить ни с кем, кроме Ник! — Менее года назад ты в этом кабинете заявлял нечто совершенно противоположное! — Да сколько же можно меня этим попрекать! Буэнос-Айрес. Любимая, почти родная Аргентина. Знакомый, несмотря на все нововведения минувшего года, до последнего камушка «Дакар». Дядя Этьен, самый близкий и родной человек. Все это в совокупности должно было сделать Ник счастливой. Но происходило все с точностью до наоборот. С каждым днем Ник все глубже погружалась в какое-то дурное сочетание отчаяния и уныния. Все началось с разговора с Мак-Коски. Тяжелейшего, в трех раундах разговора, который она еле выдержала. Но все-таки смогла, выстояла, сохранила лицо. И сэр Макс смирился с ее решением. Совершенно очевидно, что Кайлу он ничего об этом не сказал. Правильно сделал, собственно. Зачем вносить сумятицу в экипаж накануне финального этапа? А у нее было четкое ощущение собственного предательства, усиливающееся с каждым днем. До момента выигрыша чемпионского титула она это ощущение старательно заталкивала поглубже, да и было чем занять голову. Но потом… И ее собственный трусливый побег! Она улетела из Великобритании, даже не попрощавшись с Кайлом, по-английски. Какая горькая ирония! Нельзя было ТАК поступать с человеком, который привык к тому, что вы одна команда. Который привык рассчитывать на тебя. А она его предала, ушла без объяснений. Получается, она ему отомстила за все, хотя совершенно не хотела этого делать. Но дело было не в мести, а совсем в другом. Ник отбросила в сторону учебник итальянского, развернулась на кровати, закинув ноги на стену. Она страдала от собственной бездеятельности. На самом деле, работы было много, но вся она или раздражала, или вызывала уныние. Ей хотелось заниматься другим. Тем, что она делала в «Мак-Коски». Боже, как же ей это нравилось! Ощущение собственной власти, почти всемогущества. Когда получается все, за что берешься. Когда тебя окружают талантливые, увлеченные своим делом люди. Когда вы работаете вместе и добиваетесь результата. И какого результата! Все было прекрасно, кроме одного. Кайл. И дело совсем не в том, каким он был в первую половину сезона. А в том, каким он оказался на самом деле. Невероятно талантливый. Бесконечно обаятельный. Заботливый, внимательный. Умный сукин сын с острым чувством юмора. Человек, который не побоялся открыться ей в своей слабости. И оказался даже в слабости — сильным. Ах, да, и еще. Умопомрачительный красавец с фигурой бога. Ее пилот. И нет его вины в том, что, несмотря на все то, что он творил в первую половину сезона… Несмотря на то, что девушки падали к его ногам без малейшего сопротивления, и он к этому привык… Несмотря на все предупредительные знаки, которые заботливо расставила ей судьба и сам Кайл… Несмотря на все это и многое другое, она все-таки умудрилась… Ник швырнула учебник в стену. Он оказался крепким, хотя был кидаем так уже не в первый раз. Тихо шелестя страницами, книга мягко шлепнулась на кровать рядом с ее бедром. Она сбежала, чтобы спасти остатки своей гордости. А еще потому, что понимала — сил ее не хватит на то, чтобы быть с ним рядом и не сорваться. Не скатиться до его жалости (ему-то не привыкать) и своего унижения. Нет, только не так! Пусть считает ее предательницей, у которой не все в порядке с головой. Но не жалкой, безнадежно влюбленной дурой! Что самое унизительное, одной из ОЧЕНЬ многих жалких, безнадежно влюбленных дур! Вот только учебник итальянского тебе зачем, Ник? Неужели, вопреки всему, надеешься на что-то? «Для расширения кругозора», — в очередной раз огрызнулась она самой себе. Перекинув ноги через голову, соскочила с кровати. Сколько можно валяться и жалеть себя? Надо пойти и сделать что-то полезное. Смотаться до Сальты, посмотреть на новые участки трассы, запланированные на следующий год. Андроссан. — Этьен? — Здравствуй, Макс. — Судя по голосу, ты мне не особенно рад. — Рад. Просто готовлюсь к сезону… — Эт, мне хоть не ври! — тон Мак-Коски резок. — Нам нужно поговорить. Лавинь вздыхает. — Наверное. Говори. — Лично. Это касается Николь. Сэр Макс готовится к долгой дискуссии, к уговорам. Но Этьен неожиданно соглашается. — Хорошо, я прилечу. Где ты сейчас? — В Шотландии. — Послезавтра. Жди. Они стоят перед огромным, во всю стену, окном. Суровый морской пейзаж соответствует их мрачному молчанию. — Угости, что ли… — Чай, кофе? — Виски! И под односолодовый скотч разговор наконец-то начинается. — Что с Ник, Эт? — Это ты мне скажи, что с Ник? Она вернулась сама не своя! Я уж, грешным делом, думал, что ты из ума выжил и из команды ее выставил! — Ну, знаешь! — Да знаю я все, — морщится Лавинь. — Ник мне сказала, что это ее решение. Но все равно — это ты во всем виноват! Если бы ты не позвал ее тогда к себе… — Она стала чемпионом! Это ничего значит? — Значит, — шеф «Дакара» отпивает виски и невпопад морщится. — Конечно, это важно. Но после этого я ее не узнаю! Сэр Макс хмурит лоб. Похоже, старый друг тоже не понимает, что происходит. — Эт, я правильно вижу ситуацию: нет никаких особых причин к тому, чтобы Ник вернулась к тебе, в «Дакар»? — Да ну тебя… — машет рукой Этьен. — Какие причины могут быть? Я научился справляться без Ник. Я же понимаю, ее место там, у тебя. — Ты это понимаешь, я это понимаю, Кайл это понимает… А Ник — нет! — Вот только про Падрона мне не говори! — раздражено отвечает Лавинь. — Из-за него все! Я еще до него доберусь! — Напрасно ты так, — качает головой шеф «Мак-Коски». — Он, конечно, повалял дурака поначалу. Но сейчас он с Ник только что пылинки не сдувает. Так что он тут не при чем. — Не надо мне говорить, что он тут не при чем! — Этьен встает, делает несколько резких шагов по комнате. Поворачивается к Максу. — Если кто и при чем, то только он! — Объясни! — Если бы я мог, — Лавинь досадливо хмурится. — Ну вот чувствую я… — Чувствуешь? — иронически переспрашивает сэр Макс. — Да! Если тебе угодно, могу уточнить — печенкой чувствую. Спиной. Не знаю — чем! Но это все из-за него! — Не вижу причин, — пожимает плечами Мак-Коски. — Я тоже. Но одно могу сказать… Стоит мне заговорить о нем — она вся зажимается, собирается, как перед прыжком в воду. И она это пытается скрыть, делает вид, что все нормально. Но я-то ее знаю. Что-то там нечисто. — Что? Лавинь бормочет что-то под нос. Исподлобья смотрит на Мак-Коски. Тот отвечает ему таким же мрачным взглядом. — Ты думаешь о том же, о чем и я, Эт? — Видимо. — И? — Что — и? Я совершил колоссальную ошибку, когда согласился на твое предложение! — Кто мог знать, что так получится? — Действительно, — раздраженно выдыхает Лавинь. — Я думал, Ник будет… рассудительнее. И не поведется на этого… Что ж теперь… Она все сделала правильно. Я надеюсь, ты ему ничего не скажешь? — Конечно, не скажу, Эт. Первый раз в жизни Мак-Коски соврал своему другу. — Ну, что дал военный совет двух фельдмаршалов? — Что-то ты подозрительно доволен? — Мак-Коски, напротив, мрачен. Он до сих пор не уверен в правильности принятого решения. Стоит ли говорить Кайлу. И если говорить, то что именно? — Плакать, что ли? Есть проблема — должно быть и решение. Что сказал Лавинь? Как всегда самоуверенный, намеревающийся решить все проблемы этого мира одним движением пальца Кайл. Если бы только сэр Макс был уверен… что ему не кажется. И за вниманием Кайла к Ник стоит нечто большее, чем то, что связывает пилота и штурмана. Он знает Кайла не первый год, видел неоднократно, как тот обращался со своими многочисленными девушками. И теперь он думает… ему кажется… А если все-таки только кажется? И как плохо будет, если он ошибается, плохо, прежде всего, для Николь! Если он ошибается в своих предположениях, этим он ударит, больно ударит по Ник, а ведь девочка хочет сохранить свою гордость. Нет, он не будет рисковать. Но и молчать не будет. — Лавинь сказал, что во всем виноват ты! Он точит мачете и намеревается спустить с тебя шкуру. Кайл даже кофе поперхнулся от удивления. Прокашлялся, проморгался. — Он с ума сошел?! Я-то тут при чем? — Понятия не имею, — пожимает плечами сэр Макс. — Но он утверждает, что Ник из команды ушла из-за тебя. — Это она так говорит? — осторожно, едва ли не затаив дыхание, спрашивает Кайл. — Это говорит Лавинь. — А она? — А она молчит. — Что дядя, что племянница — мастера маскировки и неочевидных выводов, — ворчит Кайл. — Я уже вообще ни черта не понимаю, Макс. — Есть только одна непреложная истина, Кайл, — Мак-Коски серьезен и неулыбчив. — Причина ухода Ник из команды — в тебе, тут я согласен с Этьеном. И не спрашивай меня, какова именно эта причина, — упреждает он готовый сорваться с губ Кайла вопрос. — Единственный человек, который в состоянии это выяснить — ты. Хочешь ездить с Ник — выясни, какого черта она не хочет ездить с тобой! Пусть они разбираются сами. Максу совсем не нравится роль старого сводника. Неприлично его статусу, а самое главное — опасно и неблагодарно. Монако. Кайл совершенно бесцельно бродил по квартире. Компанию ему составлял бокал с виски. Со времени возвращения из Шотландии прошло уже два дня. Два дня, полных невероятного сумбура в голове и попыток понять, что произошло. Что происходит. С Ник. И с ним. Наливает себе еще «Макаллан Файн Оак», презентованного Максом. Это моветон — надираться тридцатилетним виски, но ему все равно. Почти полбутылки минус. А на весах уже плюс два килограмма — следствие двухнедельного праздничного загула. Если так пойдет и дальше, то Джул с него действительно шкуру спустит. Но ему сейчас это абсолютно неважно. На фоне того, что он может лишиться своего штурмана. Считай, уже лишился. Нет! Все внутри взбунтовалось, воспротивилось этой мысли. Не может быть, чтобы все закончилось именно так. Непонятно, невнятно, без объяснений! Нет, он вытрясет из Ник ответы на все свои вопросы. Почему? Какого черта? Что он сделал не так?! Он остановился у панорамного окна и мрачно уставился на кипящий внизу порт. Подсознание услужливо подсовывало ему ответы на его вопросы. И эти ответы ему не нравились. Она боится. После той аварии боится с ним ездить. И поэтому ушла. Это было бы больно, очень больно, но, в конце концов, справедливо. Кайл перестал себя обманывать и честно признал — такое возможно. Покрутив эту версию и поразмышляв, так же честно ответил себе — это маловероятно. Если бы она боялась сама — не смогла бы так виртуозно заставить его преодолеть собственный страх. Значит, дело не в страхе. Она не простила. Так и не простила. Дотянула до конца сезона, но простить окончательно так и не смогла, и поэтому покинула команду. И его. Возможно? Еще как возможно. И адски больно и обидно, но винить, кроме себя, некого. Еще один стакан виски для храбрости, и он решается всесторонне обдумать и эту версию. И с облегчением понимает — это тоже мало похоже на правду. Не стала бы Николь наравне с ним сражаться за победу, временами вытягивая патовые ситуации только на своих хрупких плечах, если бы все еще злилась на него. Он каким-то непонятным образом чувствовал — нет в ней злости к нему. На его счастье, она действительно простила его. Что тогда? Что, черт побери, мешает ей и дальше выступать с ним? Что в нем не так? Или… Все-таки не в нем? Что-то позвало ЕЕ обратно, в Аргентину? Или кто-то? Залпом допивает очередной бокал. В бутылке плещется уже на дне. Внутри жжет. Самая последняя версия. И, похоже, самая правдивая. Ее там ждет кто-то. Кто-то, кто не может жить с ней в долгой разлуке. Кто заставил ее бросить любимое дело и вернуться в Аргентину. Ради кого она бросила команду. И это не Лавинь, нет. Другой мужчина. Любимый мужчина. Пустой бокал из-под виски летит в стену. Кайл выдыхает шумно, отворачивается к окну. Прихлебывает остатки виски уже из бутылки. Взгляд сам собой среди калейдоскопа судов находит элегантный силуэт красавицы «Stella Marina», его парусной яхты, оснащенной, впрочем, еще и мощным мотором. Нет, он так просто не сдастся. Не уступит. И в сторону не отойдет. И вообще — с чего это он должен строить предположения? Он получит ответы на свои вопросы — хочет Ник этого или нет. Он имеет право знать — какого черта происходит. Ник упряма? Он еще упрямее. И, кажется, он знает, что нужно сделать, чтобы заставить Ник ответить на его вопросы. Для этого нужно просто время, терпение и соответствующая обстановка. Он добьется своего. Он знает — как. — Привет, штурман. У нее пальцы дрожали, когда она брала телефон. Она ждала и боялась этого звонка. В первое время после отъезда из Уэльса вздрагивала каждый раз, когда телефон оживал звуками. Ждала его звонка, его упреков, после того, как сэр Макс ему скажет о ее уходе из команды. Но недели шли одна за другой. Он не звонил. Сэр Макс ему не сказал? Быть такого не может! Значит, ему все равно — с ним она или нет. Не Ник, так другой штурман, видимо, Кайлу нет разницы. И к тому же, он слишком гордый, чтобы уговаривать ее. Это было неожиданно, горько и обидно. И плевать, что совершенно непоследовательно с ее стороны! И что она сама ушла, и чем меньше проблем с ее уходом, тем лучше. Все равно — как же обидно, что ему все равно! А теперь… спустя почти месяц… он позвонил. — Привет… Кайл. — Я тебя жду в пятницу. Сказано так небрежно, словно они последний раз разговаривали накануне, вчера. И вообще, о чем он говорит? — Извини, я не поняла тебя. — Неужели забыла? — он вполне натурально демонстрирует в голосе изумление. Даже легкую обиду. — У меня день рождения в пятницу! Врет, как пить дать, врет! Ноутбук под рукой, она быстро набирает в поисковике одной рукой привычное «Кайл Падрон». Действительно… не врет. — Ну что, проверила? — С чего ты взял? — Ник пытается замаскировать смущение. — Во-первых, я тебя знаю. Ты была б не ты, если б не проверила, — голос у Кайла ехидный. — А во-вторых, даже мне по телефону слышно, как ты лупишь по клавишам. Ник неопределенно хмыкает. Он ее поймал, что тут скажешь. — Так что, приедешь? — продолжает тем временем Кайл. — Где это будет? — В Монако. На моей яхте. — А я-то в Аргентине! — За тобой самолет прислать? — и снова небрежно, и ни слова о том, что она ушла из команды. Не знает, или ему все равно? Черт, пропади ты пропадом, Кайл Падрон! — А без меня никак? — Никак. Без тебя праздник не праздник! — Кайл преувеличенно бодр. — Давай, Ник, приезжай! Будет немного народу, все свои, наши ребята из «Мак-Коски». Для нее — уже не свои ребята, но Кайл упорно игнорирует этот факт. И как же она уже соскучилась по ребятам. И смертельно соскучилась по нему. Ладно, она позволит себе, она сможет, она выдержит. Один раз. Последний раз. — Хорошо, я буду. — Отлично! Сообщи, когда прилетишь. Я встречу. Он кладет трубку и вытирает пот со лба. Уф, у него получилось. Он уговорил Ник приехать. Дальнейшее будет проще. — Сал, привет. — При звуке твоего голоса у меня до сих пор болит голова! Кайл довольно хохочет. — Вини собственную невоздержанность, а не меня! — А кстати о невоздержанности… С каких это пор ты заделался монахом? Девушки были разочарованы. — Я спортсмен. У меня режим. Теперь уже ржет Фейсал. — Знаешь, спортсмен, ты, когда не трахаешься, пьешь в два раза больше. Я даже не думал, что такое возможно. Так что не заливай мне про режим. — Ладно, не буду. Слушай, Сал, у меня к тебе просьба. — Я весь внимание! — Выдели мне какой-нибудь из ваших островов. На пару недель. Во временное, но безраздельное пользование. — Ого… — удивленно тянет Фейсал. — Удивил. — Ну чего там! — Кайл настойчив. — У вас же их до черта! — Не так уж и до черта, — голос наследного принца все так же удивленно-задумчив. — Да мне и не жалко. Просто… — Просто — что? — Как ее зовут? — Кого — ее? — Кайл прикидывается непонимающим. — Ту, которой я обязан пополнением своей коллекции. — Какой еще коллекции? Сал, ты там не пьян, случайно? — Да нет, трезв, — довольно хмыкает Фейсал. — А ты что, забыл о нашем споре, друг мой? Ай-ай-ай… — Какой еще спор? — недоумевает Падрон. — О, да мы решили прикинуться непонимающими? — Кайл не видит, но Сал довольно улыбается. — Хорошо, напомню. Примерно год назад мы поспорили: кто первым влюбится. Я поставил свой «Baja OutLaw», а ты… — Свой «Spyder», я помню, — раздраженно отвечает Кайл. Идиотский спор, как же он забыл? — Вспомнил? Молодец! Значит, я его забираю? — С чего это ты так решил? — Что-то мне кажется, друг мой… что все признаки в совокупности указывают на то, что ты все-таки втрескался. — Знаешь, Сал, в таких случаях говорят: «Когда кажется — креститься надо»! Фейсал довольно хохочет. — Сие невозможно ввиду иного вероисповедания. Но я учту. Впрочем, если ты мне скажешь, что это просто очередное твое увлечение… Просто трах, не более… Я поверю твоему слову, Кайл. Только скажи… Такого он сказать не может. Ник не очередное увлечение. Он и себе-то толком не может объяснить, кем для него является Ники, и уж тем более не может этого сказать Салу. Да и какая к черту разница, лишь бы отделаться от него с этим дебильным спором и получить то, что требуется! — Забирай «Мазератти»! — шипит Кайл. — О да! — победный кулак Фейсала Кайлу не видно, но и ликующих интонаций более чем достаточно. — Когда я могу забрать МОЙ «Мазератти»? — А где МОЙ остров? — Записывай координаты. — Сал, только я тебя умоляю — что-нибудь скромное. Без этих ваших дворцов с колоннами, огромными бассейнами и прочего. Скромное бунгало, дежурный набор удобств. Без этого вот пафоса. — Ничего ты не понимаешь в красивой жизни! — Не понимаю, — соглашается Кайл. — Мне по-спартански. — Ладно, — усмехается Сал. — Найду тебе что-нибудь, спартанец. Завтра позвоню, детали обговорим. — И чтоб никаких камер! А то знаю я тебя — понатыкаете всюду, — спохватывается Кайл. — Без камер нельзя. Как иначе за безопасностью следить? Но ключ от комнаты с пультом управления камерами будет у тебя. — И на том спасибо! |