Статья Штурман с сайта eulex ru
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
Глава 11. Монако. Благотворительный бал, посвященный 150-летию автоспорта «И не видно полотна, Лимузины, лимузины… Среди них, как два пятна, Две красивые машины, Будто связанные тросом, (А где тонко — там и рвется). Акселераторам, подсосам Больше дела не найдется» В.С. Высоцкий. «Песня о двух красивых автомобилях» — Нет! — Не знаю такого слова, — качает головой сэр Макс. — Я не пойду! — И таких слов я не знаю. — Да не пойду я! — упрямо повторяет Ник. — У тебя нет выбора, Николь, — вздыхает Мак-Коски. — Участие в благотворительных мероприятиях прописано в контракте. — А мне плевать! Увольняйте! Сэр Макс вдруг отчетливо понимает, что говорит, в сущности, с еще достаточно молодой девушкой, и племянницей своего лучшего друга, к тому же. — Николь, — пытается он урезонить ее, — я тебя не трогал несколько месяцев. Ни благотворительных мероприятий, ни пресс-конференций, я знаю — ты это не любишь. Но здесь — совсем особенный случай. Будут все. Вся элита автоспорта, все титульные спонсоры. Ты не можешь не пойти. Должна. — Не пойду! — Ник упрямо мотает лохматой головой. — Хоть выгоняйте из команды! Нет! У сэра Макса нет своих детей. Но годы общения с капризными звездами автоспорта его многому научили. Выходит из-за стола, садится на стул рядом с Ник. Она смотрит на него — упрямым и виноватым одновременно взглядом. — Николь, ты же профессионал. Я понимаю — не хочешь, уверен — есть веские причины. Даже догадываюсь — какие. Но — надо. Всего один раз в сезон. Ники, девочка моя, очень нужно. Я прошу тебя. Пожалуйста. Ник жалобно вздыхает. Так нечестно! Он не имеет права ее просить! — У меня одежды нету подходящей… Только джинсы, футболки и всякое такое… — приводит она последний аргумент. — Вот это как раз не проблема, — отвечает с энтузиазмом сэр Макс. — Это как раз очень просто решается! — Это как это? — подозрительно спрашивает Николь, пока Мак-Коски деловито пиликает кнопками мобильника. — Как, как… — сэр Макс подносит телефон к уху. — Ты забыла, кто один из наших титульных спонсоров, а? То-то же… Один из крупнейших европейских брендов одежды, между прочим… — и, без паузы: — Корделия, душа моя, как ты поживаешь? Да, и я тоже по тебе страшно соскучился. Но никак, пока никак, времени нет совсем. Ты знаешь, у меня к тебе важное дело. Ник слушает разговор шефа команды и неведомой ей Корделии с острым чувством обреченности. Она каким-то непонятным образом дала втянуть себя в совершеннейшую, неведомую ей авантюру. Все внутри вопило — она стоит на пороге больших неприятностей для своей персоны. Бутики «Золотой площади» похожи на аквариумы с дорогими экзотическими рыбками. Огромные витрины, расчетливо выставленный свет, яркие ткани. Вот в один из таких аквариумов Ник и открыла дверь. Пинком ноги, что характерно. — Мне нужна Корделия Деламико, — бросила холеной мымре за стойкой. Та смерила Ник холодным взглядом — от макушки встрепнутых соломенных волос до кончиков весьма нестерильных на вид кедов. — У вас к мисс Деламико дело? — лениво и протяжно. — Дело! — рявкнула Ники. Она злилась и нервничала, а это паршивое сочетание для собеседника. — Государственной важности. От имени по поручению Господа нашего! И посланца его на земле — сэра Макса Мак-Коски. Упоминание фамилии Мак-Коски заставило барышню с цепким взглядом мгновенно подобраться. — Одну минуточку, — девушка грациозно выплыла из-за стойки, — сейчас я приглашу мисс Деламико. Оставшись одна, Ник засунула руки поглубже в карманы и понурила плечи. Какого черта она дала себя втравить в этот маскарад?! — А вот и вы, Николь! — пропел за спиной мелодичный голос. — А вот и я, — обреченно ответила Ник, оборачиваясь. Холеная изящная брюнетка без возраста. Улыбается Ник, как родной дочери. — Так вот, значит, кого Макс ко мне прислал… Ну что же, Николь, пойдемте. — Куда? — тоном профессионального параноика интересуется Ник. — В примерочную. Мне нужно посмотреть на вас без одежды. — Зачем? — взвыла в ужасе Ник. — Размер, Николь, размер, — терпеливо ответила мисс Деламико, увлекая Ник в сторону кабинок. — Первым делом — надо точно определиться с размером. И, спустя несколько минут… — Боже мой, Николь… — Что? — нервно переспрашивает Ник, с трудом подавляя желание прикрыться руками под внимательным взглядом владелицы бутика. — Вы никогда не хотели поработать моделью, Ник? У вас идеальное сложение для модели. От удивления у Николь даже желание прикрыться пропало. — Чего? — Все как надо, — продолжает Корделия, медленно обходя Николь вокруг, — рост… ноги… пропорции… осанка… грудь вот только… чуть великовата. — Что?! — изумление Ник неподдельно. — Грудь? Великовата? Вы мне льстите… — Не льщу. Нет, для девушки ваших пропорций — то, что надо, не больше и не меньше. Но для модели… Хотя, учитывая прочие достоинства… а кожа какая… а глаза… а профиль… при таком раскладе на размер груди можно закрыть глаза. У Николь глаза в пол-лица. — Эмн… мисс Деламико… — Корделия. — Хорошо. Корделия, у вас со зрением все в порядке? Может, вы очки забыли надеть? Брюнетка звонко хохочет. — Ох, поверьте мне, Николь. На таких, как вы, у меня глаз наметан. На многих модельных кастингах бывала. Вы просто созданы для подиума. Неужели никогда не задумывались о карьере модели? Николь пытается осмыслить сказанное. Безрезультатно. Потом пожимает плечами, перестав обращать внимание на свою почти наготу. — Я предпочитаю зарабатывать на жизнь головой, знаете ли… — Похвально… — задумчиво протягивает Корделия. Смотрит на Ник, обхватив подбородок изящными пальцами. — Есть у меня один чудный костюмчик… просто на вас… идеально. Красное кружево на сером чехле… макияж поярче… губы алые… Словосочетание «красное кружево» ввергает Ник в панику. — Нет! Никакого кружева! Тем более — красного… — Вы же даже не видели, Николь… — И видеть не хочу! — Хорошо, — покорно вздыхает Корделия, — давайте определимся с тем, что вы совершенно точно не приемлите. — Нуууу… — Ник в задумчивости трет лоб, — никаких декольте и вырезов до задницы. И ничего прозрачного. И… Хотя… Все, наверное. А, нет! Никакого мини! — Николь, — владелица магазина едва сдерживает улыбку, — мы не продаем скафандры. — Ну что сразу — скафандры, — надувает губы Ник. — Что я такого сказала… — Так! — Корделия решительно хлопает в ладони. — Думаю, надо начинать. Уверена, в процессе мы достигнет разумного компромисса. — Но оно же прозрачное! — Только сверху и по бокам, Николь. — А юбка? Я в этом кринолине и пары шагов не сделаю! — Зато не мини, как вы и хотели. — Где тут лямки! Оно же свалится! — Ник, с вашей груди — не свалится! — Не верю! — Это что за ужас?! Я что, женщина — кошка? — И в самом деле, Моник, унесите. Это совершенно не то. — Какого черта оно белое! Я похожа на невесту. — Напрасно вы так, Ник. Белый цвет вам очень к лицу… — Нееет, только не белый! — Я же просила, мини — не надо! — Ник, всего на ладонь выше колена. Ноги у вас безупречные. И цвет идеален… — У меня на коленке ссадина! — Правда ваша, — со вздохом. И так три часа. Но компромисс все же был достигнут. А еще предстояла битва за туфли, белье, макияж и прическу. Но у Ник уже силы кончились. Она была одна, а их — целая стая наглых девиц во главе с неумолимой Корделией. Стоя перед зеркалом, Кайл уже в третий раз перевязывал бабочку. Повертев порядком измочаленный кусок шелковой ткани, отбросил его в сторону и достал из коробки новый. Не то, чтобы он навык потерял, но некую минимальную сосредоточенность процесс завязывания бабочки все же предполагает. А Кайл был погружен в невеселые мысли. И направление у этих мыслей было уж совсем неожиданное. Может, ему и вправду показаться врачу? Шринку, как ему в сердцах сказал Эзекиль. Так больше продолжаться не может. Этот голос. Спокойный, уверенный, твердый. При этом — приятный слуху, мелодичный. Он верил этому голосу больше чем себе. Он был уверен, что голос всегда точно все знает. Что он не подведет. Этот голос… в машине он был для него всем, его маяком, его путеводной звездой, нитью Ариадны, что вела вперед. Он, черт побери, почти любил этот голос! И как же он ненавидел Шарки! За все. За эту несуразность и нескладность. За собачью преданность в начале, сменившуюся волчьим оскалом потом. За то, что ее стали уважать. За то место, которое она занимает в его команде… и в его жизни. Он не хотел давать ей ничего, ни кусочка себя, а она захватила, потихоньку прокралась и стала повсюду. Вот если бы она была парнем — цены б не было такому штурману! А это бесполое недоразумение… как бы он хотел, чтобы она куда-нибудь исчезла… Если бы не одно «но». Кайл, дружище, так любимый тобою Голос и несуразная Шарки — это один и тот же человек! Пальцы его дернулись, узел сорвался. Кайл вполголоса выругался. Он, бля, шизофреник! Или как там это называется… когда раздвоение личности? Невозможно жить дальше вот так. Делать вид, что все нормально. Он умом, конечно, понимал, что его любимый Голос, которому он был готов доверить все, включая свою жизнь, принадлежит Шарки. Той самой Шарки, при виде которой его прямо-таки трясло от ненависти. Или нет — не ненависти. Презрения! Отвращения! Омерзения! Да провались ты пропадом! Только ведь она исчезнет вместе с его любимым дорогим Голосом, который должен принести ему победу, он был уверен в этом. Он выдохнул сквозь сжатые зубы. Надо как-то преодолевать эту пропасть, он понимал, что это ненормально. От Голоса он отказаться не мог. Значит — надо как-то мириться с Шарки. Как-то пытаться меньше ее… презирать, что ли? Найти в ней что-то симпатичное… Хоть что-то… Должно же быть что-то?! Может, попытаться проводить с ней больше времени? При мысли об этом его прошиб озноб отвращения. Быть с ней? Невыносимо! Он устало потер глаза, а потом встретился взглядом со своим отражением. Не нравится мне твой взгляд, Падрон. В зеркале отражался привлекательный мужчина в смокинге. Только вот взгляд, мрачный и настороженный, разительно контрастировал с общей непринужденностью и элегантностью. Взгляд человека, у которого явно не все в порядке с головой. Может, так вот и начинается шизофрения? Ну, что, Кайл, к доктору пойдем или сам справишься? Усмехается своему отражению, улыбка выходит чуть кривоватой. Зато бабочка наконец-то получилась идеальной. Мужчина вздыхает. Ладно, сначала этот чертов бал, а потом он крепко подумает над тем, что делать, пока он не сошел с ума окончательно, разрываясь между Голосом, которому он без малейших раздумий доверял жизнь, и унылой и жалкой Шарки, которую он терпел рядом, превозмогая себя. Как убедить себя, что это аверс и реверс одной монеты?! Как ему собрать себя обратно в одно целое?! С наслаждением хлопает дверью гостиничного номера. Ему хоть ненамного, но легчает. Надо успокоиться, грядущий бал, учитывая планируемое присутствие Шарки — настоящее испытание для его нервов. В огромном зале он без труда нашел сэра Макса. Во-первых, тот ростом за шесть футов, возвышается над толпой. А во-вторых… рядом с ним стояла такая куколка, что у Кайла при взгляде на нее по спине мгновенно прокатилась сладкая волна. Хороша! Когда подошел ближе, понял — он не ошибся. Его любимый цвет и размер! Жаль, что она пришла с сэром Максом. Хотя, может, она его просто сопровождает? Мало ли как еще обернется сегодняшний вечер… Он вполне может иметь очень приятное завершение. Кайл окинул спутницу Мак-Коски внимательным и, без сомнения, раздевающим взглядом. Надо сразу дать понять красотке, что за ставки в игре. Но какова… Статная, с гордо развернутыми плечами, грудь не велика, но форма… идеальная для мужской ладони — как он и любит. Все великолепие фигуры почеркнуто обманчиво простым по покрою платьем, оголявшим точеные плечи, в разрезе виднелась безупречно стройная ножка. А цвет… цвет платья — светло-голубой, с легким оттенком бирюзы, идеально гармонировал с цветом глаз. Лицо было тоже великолепно. Убранные назад светлые волосы позволяли во всей красе оценить все: тонкий породистый носик, пухлые и при этом четко очерченные губы. И глаза — огромные, в обрамлении длинных ресниц. Однако, чем больше он всматривался в ее лицо, тем отчетливее формировалась в голове мысль: «Я видел ее раньше!». Определенно! Вот только память никак не хотела выдавать дополнительной информации — ни имени, ни подробностей их встречи, ни, хотя бы, того, какова она в постели. Ни-че-го. Кайл подмигнул незнакомке, рассчитывая на ее помощь в восполнении прорех в воспоминаниях. А в ответ: взмах ресниц — и его окатили ледяным презрительным душем взгляда ярких светло-голубых глаз. Презрение? С чего бы это? Видимо, их прошлая встреча была не совсем безупречна. Ну почему же он не может вспомнить, откуда ее знает? Такую красотку невозможно забыть! Но ощущение узнавания было столь же назойливым, сколь и неуловимым. Он подмигнул ей еще раз, она же в ответ демонстративно отвернулась в сторону. Кайл помимо воли улыбнулся, пожимая параллельно руку сэру Максу. Даже так? Такие ему нравились больше всего — холодные, гордые, неприступные. И как же приятно было, сломив ледяной панцирь неприступности, обнаружить под ним горячую, плавящуюся в его руках, задыхающуюся, возбужденную и невероятно земную женщину. Сопротивляйся, девочка моя. Так намного интереснее, уверяю тебя. — Счастлив знакомству, — негромко сказал ей, глядя прямо в глаза. И медленно руку ее в плен, и губами коснулся. Чуть дольше и интимнее, чем полагается по этикету. Прохладные нежные пальчики в его ладони ощутимо дрогнули. Так, именно так, девочка моя. Никуда ты не денешься. Руку ее отпустил, и еще раз в глаза, контрольно. Для четкой расстановки сил. В ответ получил взгляд, в котором в равных долях плескались изумление и презрение. Кайл обернулся к Мак-Коски. Увы и ах, но прекрасную богиню сейчас увести никак нельзя, есть еще всякие обязанности и ритуалы, которые надо исполнить. Хотя бы перед спонсорами. — Макс, а где наше чудовище? Рискнуло показать себя публике? Или трусливо отсиживается в темном углу? — Кайл! Ты что? — Что? Да я про Шарки. Ты уломал ее покинуть свою келью? Хотя бы в парандже, чтобы не позориться. — Падрон!!! — сэр Макс рявкнул так, что на них обернулось не менее двух десятков человек. — Ты в своем уме?! Мак-Коски никогда не кричал на своего первого пилота, и Кайл опешил. Да что он такого сказал? А потом он, вслед за разъяренным шефом команды перевел взгляд… на прекрасную блондинку рядом. Он ее все равно не узнал. Если бы не этот взгляд. Полный бешеной ненависти и презрения взгляд, который он так часто в последнее время ловил на себе. Да неужели? Быть не может! Но взгляд, взгляд ее… Потрясенно, на выдохе: — Шарки?!.. Первой в их ошарашенном трио опомнилась она. — Простите, — пробормотала сбивчиво, — мне надо уйти… Припудрить… что-то. И, скользнув между ними и слегка задев Кайла плечом, она торопливо направилась к выходу из зала. Сэр Макс и Кайл одновременно повернули головы вслед уходящей, почти убегающей Ник. И оба видели, как она торопливо шагает, спотыкаясь на непривычных ей шпильках, путаясь в подоле длинного вечернего платья. И ее прижатые к губам пальцы. — Я убью тебя, — тихо и бесцветно произносит Мак-Коски. — Откуда я мог знать… — так же тихо, вполголоса отвечает потрясенный Кайл. — Падрон, ты, мать твою, слепой?! Или идиот?! Или и то, и другое вместе?! — срывается на крик Мак-Коски. — Макс, я… — Ты знаешь, чего мне стоило заставить ее прийти?! Уговором и шантажом! Чуть ли не силой! Ты прекрасно понимаешь, как это важно! И вот теперь — все усилия… псу под хвост! — Ты бы хоть предупредил… что она будет… такая… — А я откуда знал?! Я сам обалдел, когда увидел. — Ну вот, а чего ты хочешь от меня… — Так!!! — снова срывается Мак-коски. — Ты с больной головы на здоровую не перекладывай! Значит так, Кайл. Иди за ней. И не позднее чем через полчаса приведи мне ее сюда! Спокойную, не зареванную, способную улыбаться и фотографироваться со спонсорами! Ты понял меня?! — Понял. — А если нет… Я тебя уволю к чертовой матери!!! Не то чтобы он поверил… Но прозвучало это угрожающе. Да Кайл и сам понимал — он совершил серьезнейшую ошибку. Он выходил из зала с ощущением, что навлек на свою голову крупные проблемы. Которые ему кровь из носу надо как-то разрешить. Но для начала — найти… ее. Глава 12. По прежнему — Монако. Все еще — благотворительный бал, посвященный 150-летию автоспорта «Это скопище машин На тебя таит обиду. Светло-серый лимузин! Не теряй ее из виду! Впереди — гляди — разъезд! Больше риска, больше веры! Опоздаешь! Так и есть!.. Ты промедлил, светло-серый!» В.С. Высоцкий. «Песня о двух красивых автомобилях» Яркие южные звезды двоились и расплывались в глазах. Ник стояла, запрокинув голову, и смотрела в ночное небо. Мысль сделать именно так возникла в голове неожиданно — не иначе, какие-то обрывочные воспоминания из пансионской юности. Если очень хочется плакать — нужно поднять голову вверх, чтобы не испортить макияж. На душе было так погано, что подпорченный макияж должен был бы волновать ее менее всего. Но Ник привыкла уважать чужой труд. А, увидев себя сегодня в зеркале после тех титанических усилий, которые приложили Корделия и ее девочки, Ник не могла относиться к себе как… к себе. Она попросту не узнала свое отражение. И теперь относилась к себе, такой нереально, невозможно, неузнаваемо красивой, как к произведению искусства. Которое ей отчего-то хотелось сохранить, несмотря ни на что. Несмотря на то, что тот, кому в самой-самой глубине души ей очень хотелось понравиться в таком виде, разбил вдребезги ее хрупкую мечту. Сначала вознес на небо этим полным восхищения взглядом и нежным поцелуем руки, от которого она вздрогнула всем телом. А потом, с размаху, наотмашь… Он ее просто не узнал! Он улыбался и целовал руку другой! А когда понял, кто перед ним… Поздравляю тебя, Николь! Ты наконец-то увидела на лице великого и бесстрашного Падрона выражение настоящего ужаса. Ник еще сильнее, до боли в шее запрокинула голову, как будто это могло удержать готовые пролиться слезы. Жалко ведь портить такую красоту, вон девушки сколько времени старались. А она сейчас постоит, продышится и пойдет потихоньку домой. И больше никогда не увидит Кайла Падрона. Все, к черту неустойки и что там еще предусмотрено по контракту! Нет таких денег, ради которых стоит терпеть такое! Доигрался. Допрыгался. Довыпендривался. Этими и другими, еще более резкими словами потчевал себя Кайл, шагая по коридорам шикарной резиденции правящей семьи Гримальди. Растерянность и подступающая паника — вот те чувства, которые полностью владели им. Как он мог, черт побери, не узнать… ее?! И где ее искать? И, самое главное, что делать, когда найдет? Его глаза выхватили на фоне стены фигуру весьма внушительную, но пытающуюся казаться как можно неприметней. Сотрудник охраны. То, что надо! — Простите? Фигура изобразила всем своим видом сдержанное внимание. — Вы не видели тут девушку? Ээээ… голубое платье, светлые волосы. Красивая и… возможно… немного расстроенная. — Насколько расстроенная? — деловито поинтересовался охранник. Кайл поморщился. — Очень. — Я не видел, — качнул головой здоровяк, — сейчас уточню. Отошел на пару шагов, вполголоса переговариваясь по рации со своими коллегами, разбросанными по всему зданию. Затем вернулся к Кайлу. — По коридору прямо, потом налево. И еще раз налево. Там ее видели недавно. Кайл кивнул и двинулся в указанном направлении. Паника нарастала. Что, Кайл, хотел собрать себя в единое целое? Преодолеть пропасть между Голосом и Шарки? Поздравляю! Теперь их трое! Прекрасная незнакомка… а у него, несмотря ни на что, сердце предательски дрогнуло, когда вспомнил, как отреагировал на нее… бесившая его Шарки… и его любимый Голос… и все это — один и тот же человек! Его проблемы множились просто с ужасающей скоростью. Он едва не проскочил. Как заметил, непонятно. Натренированным за годы езды на предельных скоростях боковым зрением, не иначе. Небольшой балкончик, а на нем — одинокий силуэт в светлом платье на фоне темного неба. Кайл подошел к балконной двери. Со стороны балкона такие двери обычно не запираются. Значит, надо просто потянуть на себя ручку и выйти… туда, к ней. И… Он глубоко вздыхает, пытаясь собрать скачущие мысли. Так, во-первых, успокоиться. Во-вторых, настроиться на то, что сейчас он будет разговаривать не с Шарки, не с Голосом из штурманского кресла, и не со сногсшибательной красавицей, увиденной им в зале. Он будет говорить с человеком, в котором есть это все! С Николь Хант. Впрочем, проще всего ему было найти общий язык именно с красавицей-блондинкой. Уж с такими-то он умел разговаривать! Хотя нет, одернул он себя, как раз с ними он обычно не совсем… разговаривал. Ладно, обойдется как-нибудь, сколько еще можно тут торчать перед дверью, как идиот. Не давая себя времени на то, чтобы опомниться и струсить, он поворачивает ручку и шагает внутрь. Она вздрогнула. Но не обернулась, продолжая стоять, запрокинув голову, обнимая себя руками. Что ж, звезды сегодня действительно красивы… — Николь… Она вздрогнула еще раз, ощутимее. И, хрипло, через силу: — Шарки! Кайл чуть не застонал. Как же он усложнил себе задачу! — Ник, послушай… — Шарки! — шипит она. — Меня зовут Шарки! — Я больше никогда не назову тебя так… — А я больше никогда не собираюсь разговаривать с тобой! Вообще! Ты понял? Что сказать? Довыпендривался… — Ник, послушай… — повторяет он. — Я — Шарки! — упрямо в ответ. И почти кричит уже. — Да послушай же! — не выдерживает он и тоже почти кричит в ответ. Выдыхает шумно. Надо успокоиться. — Ник, я прошу, выслушай меня… Молчит. И на том спасибо. Он стоит у нее за спиной и, наперекор всему, любуется красивой тонкой шеей. Слепой он был, что ли?.. Кайл усилием воли заставляет себя сосредоточиться. Главное сейчас — вернуть ее в зал, иначе все мероприятие срывается, и чем это грозит лично ему… черт, лучше об этом не задумываться. — Послушай, — он выдыхает, собираясь, — я знаю, что вел себя как последний идиот. И нет мне оправданий. Я расскажу тебе о том, почему я это делал. Потом. Когда сам в этом разберусь. А сейчас… Николь, прости меня, пожалуйста. Прости меня… за все. Плечи вздрагивают в судорожном вздохе. — Ник… — Уходи. Черта с два! Куда ему идти, когда он должен быть здесь, с ней! Нет, он не уйдет. — Николь, что мне сделать, чтобы ты простила меня? — Уйди. Сейчас. Немедленно! Это мы обсуждали, не вариант. Он лихорадочно соображает. Он никогда раньше не просил, не вымаливал прощения. Тем более — у женщины. Что сделать? Все, все, что угодно, но нужно, чтобы она его простила! — Хочешь, я встану на колени? — Вставай. И на колени он ни разу в жизни не становился. Только в детстве, когда его заставляли молиться. А вот сейчас, подумав и поколебавшись, он все-таки опускается на колени. Так нужно. Ему это категорически не нравится, но он терпит. Молчание, и ничего не происходит. — Ник?.. Чуть заметное движение плечом он воспринимает как ответ, как знак, что она его слушает. — Я на коленях стою. — Мне все равно, — бесцветно. — Совсем? — Абсолютно. — Тогда, я поднимусь, если ты не против, — он, откровенно говоря, разочарован. Самонадеянно полагал, что падение на колени может растопить любое сердце. Оказалось — не любое. — А то штаны помну, а мне еще возвращаться… со спонсорами фотографироваться… Неожиданный хриплый смешок. — Тебя сэр Макс заставил прийти, да? Пригрозил тебе? Я же ему нужна… для спонсоров… для всяких там представлений, знакомств… Какое усердие, Кайл… На колени готов встать, чтобы исполнить поручение шефа? — Да пошел Макс! — Кайл легко поднимается с колен, отряхивает брюки. — Плевал я на него. На колени я готов встать только ради тебя… Фраза звучит фальшиво, Кайл понимает это в ту самую секунду, когда замолкает. Ник не дура, она тоже это чувствует и качает головой: — Отдает дешевой мелодрамой, Падрон. Так я тебе и поверила… Кайл готов выть от бессилия. Ну вот как, как вымаливать прощение у женщины, которая тебе ни на йоту не доверяет?! Зато ты ей доверяешь больше чем себе, тихонько произносит внутренний голос. Ты веришь каждому ее слову, целиком и безоговорочно. А вот что ты сделал, чтобы она поверила тебе? Внезапно, вдруг, мгновенно в голове все собирается. Из мелких разрозненных фрагментов мозаики формируется одно цельное полотно. Одна оглушающе простая мысль: «Падрон, ты законченная мерзкая тварь. Окончательный и бесповоротный подонок». Злость на себя включила мозги. И он вдруг понял… — Ник, я знаю, что делать! Я извинился перед тобой и нисколько об этом не жалею. Очень надеюсь, что ты меня все же простишь… Я… как натуральный моральный урод, унижал тебя публично, при всех. И извиняться буду тоже публично. На первом же совещании… где будут все… вся команда… я извинюсь при всех. Обязательно. Честно. Веришь мне? Он наконец-то шагает вперед и встает рядом с ней. И видит: и вцепившиеся в перила тонкие пальцы, и блестящую дорожку от слез на щеке, и закушенную нижнюю губу. Ругается вполголоса, запас приличных слов у него уже иссяк. — Ник, ну правда… — он просто не знает, что еще сказать. И, неожиданно для себя, накрывает ее ладонь своей. Правильно, если слова бессильны, надо переходить к… невербальным методам коммуникации. Холодные пальцы дрогнули под его ладонью, но он лишь сильнее сжал их, не давая отнять руку. И, вопреки обстоятельствам, наслаждался прикосновениям к ее руке. Интересно, а те ссадины с Аргентины уже зажили? Пришлось срочно давить в себе желание поднести руку к губам и проверить… Он чертов извращенец! Столько времени травил, сживал со свету человека, который и виноват-то был только в одном — что родился женщиной. Прекрасной женщиной, к слову сказать. В голове начинается кружение и мельтешение, но все затмевает острое чувство стыда и почти непреодолимое желание сбежать. Куда угодно, лишь бы избавиться от этого топящего его чувства собственной вины и угрызений вдруг внезапно проснувшейся совести. Только вот от себя не убежишь, не так ли? Ее пальцы под его ладонью дрожат. Потом вздрагивают плечи. Потом она начинает вздрагивать вся, всхлипывая. А потом… Медленно притянул ее к себе, к плечу. И гладил по содрогающейся спине, обнаженной, получая от этого извращенное, кто б сомневался, удовольствие! И чувство облегчения от ее тихих слез тоже было извращенным. Но он был уверен: раз плачет, значит — простила. И плевать, чего там хотел от него Макс. Обойдется. Он должен ее привести в зал, и Макс с него шкуру спустит, если он этого не сделает, но… В данный момент он совершенно точно понял — прощение Ники во сто крат важнее каких-то там спонсоров. — Слушай, — шепчет ей тихонько в волосы, — давай я тебя домой отвезу? Сейчас немножко подождем, пока ты… — замялся, пытается сказать по-другому: — Черт с ним, с этим балом, совру что-нибудь… Что тебе плохо стало, голова заболела или еще что-нибудь. Перетопчутся. А? Что скажешь, Ник? Поедем домой? — Никуда я не поеду! — упрямо, шмыгнув носом напоследок. — Ник, ты не обязана… — Я профессионал! — Видела бы ты себя сейчас, профессионал… — А кто виноват?! Кайл улыбается. Она огрызается, значит — пришла в себя. — Пойдем, найдем дамскую комнату. — Зачем? — удивляется Ник. — И что значит — пойдем? Ты в дамскую комнату со мной собрался? Маньяков туда не пускают. — Кто это не пустит, интересно? Пошли, надо тебя в порядок привести. Она выпрямляется, высвобождаясь из его объятий. Вздернутый подбородок, упрямо сжатые губы — она поразительно быстро приходит в себя. — Возвращайся в зал. Я скоро приду. — Николь, я подожду тебя. — Я сказала — возвращайся! — в ее голосе звенит металл. В сочетании с заплаканными глазами это создает потрясающий эффект. — Я обещала Мак-Коски, что буду присутствовать на этом проклятом вечере, и я это сделаю. Тебе не о чем волноваться, — она горько усмехается уголками губ и отворачивается. Это не победа. Но и не поражение. — Я могу чем-нибудь помочь? — Да. Я видела в зале Корделию Деламико. Знаешь, кто это? Отлично, ты меня очень обяжешь, если попросишь ее прийти сюда. — Сделаю все, что смогу. — Ну, и где она? — шипит сквозь зубы Мак-Коски, не переставая широко улыбаться. — Сейчас придет, — Кайл тоже улыбается репортерам до боли в скулах. — Я все уладил. — Очень на это надеюсь… Николь появилась через полчаса. Безмятежная улыбка, прямая спина, по-прежнему безупречный макияж. — Ники, дорогая, твоя мама гордилась бы тобой, — произносит сэр Макс. Будучи при этом совершенно искренним. — Можно пригласить тебя на танец? — Предупреждаю, что из меня не самая хорошая партнерша для танцев! — Зато, безусловно, самая красивая. — О, какая неприкрытая лесть! — Николь сдержанно улыбается. На Кайла она даже не посмотрела. — Я приглашу ее на следующий танец, — заявляет подошедший Хирвоннен. — Кто бы мог подумать, что малышка Ник окажется такой умопомрачительной красоткой! Кайл с неприязнью покосился на второго пилота. — Черта с два! Иди, танцуй со своим штурманом! Следующий танец она обещала мне. Микко жизнерадостно ржет. — Я бы рад, но Крис не в моем вкусе. — Николь, я бы хотел потанцевать с тобой, — одобрительный кивок Макса. — Ты ведь мне не откажешь? Ники очень хочет отказать, но рядом стоит Мак-Коски и не сводит с нее внимательных глаз. Приходится соглашаться. — Буду счастлива, — цедит она сквозь зубы и кладет пальцы в протянутую ладонь. Кайл это чувствует сразу. Какая она деревянная в его объятиях. Какие у нее ледяные пальцы, какая у нее неестественно напряженная спина под его рукой. Она упорно смотрит куда-то поверх его плеча. — Ник! Молчание. — Ники!.. Ну, посмотри на меня. Пожалуйста. Николь переводит взгляд на него, и Кайла обдает холодом. Ух ты, как, оказывается, малышка Шар… Ники может смотреть! — Что? — Ник, ну я же… извинился. И извинюсь еще раз, публично, я же обещал… Николь недоумевает: неужели он и в самом деле считает, что этого… достаточно? Что можно просто извиниться, и этого хватит, чтобы она забыла, как он к ней относился все эти месяцы? А что поменялось? Она надела красивое платье и туфли? И все? Увидел, что у нее есть грудь и ноги, и это поменяло все? Если бы она знала, то вырядилась бы в платье в самую первую их встречу! Ник представляет, как она бы залезала в раллийную машину — в шлеме, короткой юбочке и на шпильках, — и фыркает, не сдержавшись. — Что смешного? — бормочет Падрон. — Что смешного? — переспрашивает Ник. — Да все! — И я? — Ты — больше всего. — Макс, что случилось с Николь? — А что с Николь? — Мак-Коски уверенно ведет Корделию в танце. — С ней все в порядке. — Сейчас — да! Но еще час назад…Ты б ее видел! Сэр Макс хмурится. Значит, Кайл ее все-таки довел. — Насколько все было плохо? — Поверь, мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы привести ее в порядок. — Так это тебя я должен благодарить? — Мак-Коски подносит руку Корделии к губам. — Благодарить — меня, — улыбается Карделия, — а вот кого убивать за то, что ее до этого довели… — Убивать — понятно кого, — мрачно цедит сэр Макс. — Если бы я только мог придушить своего первого пилота… — Да неужели!? — ахает Корделия. — Кайл!? Не может быть! Такой хороший мальчик. Такая красивая девочка… Что там может быть не так?! — Известно что, — грустно усмехается Мак-Коски, — один — упрямый идиот, другая — умная гордячка. А в результате я слягу с сердечным приступом еще до конца сезона. — Николь, Кайл, потрясающе смотритесь вместе! Позвольте фото? — Конечно, — широко улыбается Кайл. — Да сколько можно… — вполголоса бормочет Ник. — Работай, профессионал, — шепчет он ей на ухо, обнимая за плечи. — Это наша работа. Улыбаемся и машем. Он не отходил от нее ни на минуту. Улыбался, болтал без умолку, отвечал на вопросы журналистов, спонсоров и просто знакомых. Отшучивался от ироничных замечаний, несколько раз танцевал с ней, уверенно ведя и не давая сбиться. Ник в принципе умела танцевать — занятия по бальным танцам входили в обязательную программу пансиона, но она ими старательно манкировала, поэтому блестящей партнершей себя не считала. Но послушно танцевала с ним. И улыбалась, постоянно улыбалась, хотя безумно устала. Устала делать лицо, устала прямить спину и плечи, устала держать удар. Устала от его тревожащего и непонятного присутствия рядом. Она — профессионал. Она выдержит это испытание. А о том, что было на балконе, она себе запретила думать. Она подумает об этом потом, завтра. Главное — пережить этот вечер, а там видно будет. Думать о произошедшем, стыдиться своих слез и рефлексировать по поводу проявленной слабости, а также гадать о том, насколько искренен был Кайл, она сейчас точно не будет. |