фил20. Тема 10. Позитивизм Позитивизм

• Название: Тема 10. Позитивизм Позитивизм
• Дата: 18.12.2018
• Размер: 136.85 Kb.
• Имя файла: фил20.docx
• Тип: Документы; #60881
• страница: 3 из 7

Жан Поль Сартр - французский философ, основатель атеистического экзистенциализма. Сартр разрабатывает идею специфичности и аутентичности человеческого существования; развивает концепцию бытия, включающую в понятие бытия индивидуальную свободу.

Главная особенность - возникновение человеческой реальности есть «абсолютное событие», к которому не применимы никакие генетически-казуальные объяснения. Отсюда одно из первых положений Сартра - «Человек есть ничто».

Вторая особенность -представления о свободе. Человек свободен, именно потому, что у него нет «природы», которая бы могла предопределить способы его поведения и жизнедеятельности. Только от самого человека зависит, каким он будет и каков будет мир, в котором в этом случае ему приведется жить. Человеческая природа - ни добра, ни зла, она свободна. Свобода имеет и другой негативный аспект - чувство тревоги. Человек страшится своей безосновной свободы, он боится быть единственным источником ценностей, ему тяжко вынести все бремя ответственности, он пытается «списать» свои действия на якобы не зависящие от него объективные причины. Но и в этом случае любая маска, любая роль – результат свободного выбора; человек - безусловный автор своего деяния. На протяжении всей человеческой жизни свобода, всегда есть ответственность, утверждающая себя в формировании личной позиции. Это утверждение находит свое завершение в известном сартровском положении о том, что человек должен действовать так, как будто ему надлежит заменить собой недостающего Бога.

Альбер Камю. Сам Камю не считал себя ни философом, ни экзистенциалистом. Камю полагал единственным средством борьбы с абсурдом признание его данности. В «Мифе о Сизифе» Камю пишет, что для того, чтобы понять, что заставляет человека совершать бессмысленную работу, нужно представить спускающегося с горы Сизифа счастливым. Многие герои Камю приходят к похожему состоянию души под влиянием обстоятельств (угроза жизни, смерть близких, конфликт с собственной совестью и т. д.), их дальнейшие судьбы различны. Высшим воплощением абсурда, являются разнообразные попытки насильственного улучшения общества — фашизм, сталинизм и т. п. Подлинное общение - это объединение людей в бунте против абсурдного мира. Он полагал, что борьба с насилием и несправедливостью «их же методами» могут породить только ещё большие насилие и несправедливость.

Экзистенциалистская философия - оптимистична, т.к. учит, что становление человека происходит не тогда, когда он замыкается в себе, изолирован от других, а когда он преследует какую-либо цель вне себя. В этой связи именно экзистенциализм показывает, что человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого. Экзистенциализм тем самым освобождает человека от всех надежд и иллюзий, что он может стать свободным благодаря чему-то вне себя самого. Экзистенциализм отразил в своей философии состояние сознания, переживаний людей в современном мире, тем самым он во многом обнажил и объяснил те противоречия, с которыми сталкивается человек в этом мире.

8. Постмодернизм, его истоки, основные представители и идеи.

З. Фрейд также стоит у истоков постмодернизма. Своей теорией, объединяющей роль бессознательного в жизни человека и развитии культуры, он утверждал совершенно новый взгляд на развитие человечества и личности. В частности, история, по нему, есть результат действия не рациональных и сознательных факторов, а иррациональных и бессознательных сил. Тем самым была показана недостаточность позитивистского и рационалистического подходов к объяснению общественной и индивидуальной жизни. Открыв роль бессознательных, архетипических факторов, психоанализ изменил само понимание бытия и реальности. Бытие – это прежде всего человеческое бытие и главное в нем не сознание, а бессознательное, занимающее основное пространство – переднюю в человеческом доме, а место сознания – это лишь небольшая прихожая. Психоанализ оказал также большое влияние на возникновение постмодернизма через «структурный психоанализ» Леви-Стросса и Лакана. Итак, человеческой гордыне и всему мировоззрению модерна, ставившему в центр мира человека с его разумом, величием и свободой, фрейдизмом был нанесен последний «удар», в целой серии таких «ударов». Так, Н. Коперник доказал, что Земля, на которой обитает человек, не является центром Вселенной. Ч. Дарвин дал в родственники человеку обезьяну и показал, что человек лишь ступень на пути биологической эволюции, а не венец божественного творения. К. Маркс показал, что человек вынужден действовать под влиянием экономических сил, общества, а не по своей свободной воле. З. Фрейд нанес человеку «психологический удар», показав, что он не является господином даже в своем собственном доме. Критике классической философской парадигмы и возникновению постмодернистского мышления способствовали также достижения в области естествознания. В частности, его развитие в конце XIX столетия было настолько мощным, осуществлялось такими быстрыми темпами, что не могло не способствовать утверждению релятивистского взгляда и отрицанию всех и всяческих абсолютных истин в науке. Среди важных открытий, способствующих формированию релятивистского способа мышления и релятивистской научной картины мира, следует назвать такие, как открытие делимости атома, радиоактивности, создание квантовой механики, формулировка теории относительности, утверждение концепции большого взрыва, развитие генетики, утверждение принципов универсального эволюционизма и самоорганизации и т. д. Естествознание этого периода со всей очевидностью показало несостоятельность претензий классического мышления на стабильность, постоянство, абсолютность и центризм. Напротив, оно требовало утверждения философии нестабильности, релятивизма и децентрации. Если И. Ньютон способствовал формированию модерна, то А. Эйнштейн стоит у истоков постмодернизма. Наконец, нельзя не отметить, что постмодернистская ситуация в мышлении была подготовлена и характером социальной практики в XX веке. Перманентные локальные и мировые войны, эксплуатация, насилие и нищета; раскол мира на противостоящие лагеря, движение, союзы и т. д.; расизм и национализм; региональные и этнические конфликты; Хиросима, Нагасаки и Чернобыль – все это и многое другое показали шаткость и неопределенность человеческого бытия, отсутствие тех точек опоры, на которые можно было бы опереться в этом социальном мире. Экономическая, политическая и духовная практика явилась основательной критикой человеческого разума и показала его неспособность рационально организовать человеческое существование. Человеческое, действительно, оказалось «слишком человеческое». В социальном плане рубежом возникновения постмодернизма можно назвать события 1968 года во Франции, когда леворадикальное движение охватило всю страну. В это время мыслящая интеллигенция почувствовала остроту социальных противоречий и отсутствие в обществе рациональности. И хотя термин «постмодернизм» употреблялся и ранее, его широкое хождение наблюдается именно с конца 60-х годов. Становление и сущность постмодернизма. В качестве теоретического понятия «постмодернизм» начинает употребляться лишь в 80-е годы, благодаря прежде всего работам Ж. Ф. Лиотара. Именно в это время постмодернизм приобрел свою концептуальную оформленность и самостоятельность. Если же иметь в виду его содержательную сторону, то наибольшее и самое непосредственное влияние на возникновение «ситуации постмодерна» оказало философское направление, связанное с анализом языка, которое совершенно сознательно причисляет себя к постмодернизму. Исторически становление этого стиля мышления связано с исследованиями следующих мыслителей. Фердинанд де Соссюр (1857–1913). С его исследованиями связано зарождение структурализма – направления в познании XX в., задачей которого является выявление структуры в различных областях культуры, в том числе в языке. По его мнению, язык – это система знаков, но сами связи между словом и предметом, знаком и означаемым являются произвольными. Людвиг Витгенштейн (1889–1951). Согласно ему задача философии состоит не в достижении истины, а в анализе логической структуры языка. Значение слов и выражений естественного языка не является каким-либо объектом, обозначаемым словом. Значение словам и выражениям языка придает только использование слов в определенном контексте (языковой игре) и в соответствии с принятыми правилами. Мартин Хайдеггер (1889–1976) – дал экзистенциально-лингвистическую критику метафизики. Он сознательно отказался от традиционных категорий философии модерна, таких как субъект, объект, познание, дух, материя и т. д., и занялся «деструкцией» («разбором») исторических конструкций разума при помощи феноменологического метода. Истина, по нему, – это не соответствие наших представлений реальности, она укоренена в способе бытия человека. Истина есть истинное бытие, она тождественна бытию. Мишель Фуко (1926–1984) – внес заметный вклад в разработку проблематики постструктурализма своими исследованиями в области социального конструирования знания. В европейской эпистемологии (теории познания) он выделил три «эпистемы» (познавательных поля): Возрождение, классический рационализм, современность. Если для Возрождения язык выступает как вещь среди вещей, а для классического рационализма (модернизма) – как средство выражения мысли, то в современной эпистеме язык является самостоятельной силой. Жак Деррида – является уже ярким представителем постструктурализма и постмодернизма, который отбросил всякую возможность установить для текста какой-либо единственный и устойчивый смысл. С его именем связан способ прочтения и осмысления текстов, названный им деконструкцией, которая выступает у него основным методом анализа и критики предшествующей метафизики и модернизма. Сущность деконструкции связана с тем, что любой текст создается на основе других, уже созданных текстов. Поэтому вся культура рассматривается как совокупность текстов, с одной стороны, берущих начало в ранее созданных текстах, а с другой – генерирующих новые тексты. Таким образом, оказывается, что культура является не чем иным, как системой текстов, которые имеют уже самодовлеющее значение, которые живут своей жизнью и выступают в качестве демиургов реальности. Более того, тексты приобретают самостоятельный смысл, отличный от того, который имел в виду автор. Но при этом и сам автор теряется где-то в далеком прошлом. Так что текст становится в сущности не только автономным, но и анонимным, бесхозным. Необходимо также отметить, что деконструкция как способ исследования текста связана с поиском одного текста внутри другого и встраивания одного текста в другой. При этом исследователю невозможно находиться вне текста, и всякая интерпретация и критика считается несостоятельной, если она допускает «выход» исследователя из текста. Помимо Ж. Лиотара, М. Фуко и Ж. Дерриды видными представителями постмодернизма сегодня являются такие авторы, как Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ф. Гваттари и другие. Всех их объединяет стиль мышления, в рамках которого отдается предпочтение не постоянству знания, а его нестабильности; ценятся не абстрактные, а конкретные результаты опыта; утверждается, что действительность сама по себе, т. е. кантовская «вещь в себе», недоступна для нашего познания; делается акцент не на абсолютность истины, а на ее относительность. Поэтому никто не может претендовать на окончательную истину, ибо всякое понимание является человеческим истолкованием, которое не бывает окончательным. Кроме того, на него оказывают существенное влияние такие факты, как социально-классовая, этническая, расовая, родовая и т. д. принадлежность индивида. Таким образом, мир не существует отдельно от интерпретатора и интерпретации, и представление о нем реализуется через беспрерывную цепь интерпретаций. Объект и субъект познания оказываются нераздельными. При этом объект познания мы воспринимаем таким, каким он уже дан нам в интерпретации предшествующих познающих субъектов. И любой объект познания уже изначально оказывается включенным в определенный до нас истолкованный контекст. Кроме того, человеческое познание происходит посредством знаков и символов, которые в своем происхождении и своих смыслах и значениях обусловлены также человеческими факторами: историческими и культурными условиями, интересами, психологическими свойствами и т. д. Поэтому на объекте всегда лежит печать субъекта. Всякое познание жестко связано с субъективностью познающего, которую невозможно преодолеть в познании, но которая искажает истинный смысл, значение и характер объекта. Итак, в философии (так же, как и в науке, искусстве, религии) эпохи постмодерна не существует и не может существовать какая-либо объективная основа, ибо нет объективной истины, той точки зрения, которая могла бы служить основанием для «истинного» мировоззрения. Отсутствие опорных пунктов и устойчивых принципов познания, размытость границ между объектом и субъектом познания, социокулътурная обособленность, историческая относительность и неопределенность любого знания – все это и характеризует «ситуацию постмодернизма» в современной культуре вообще и философии в частности. В «состоянии постмодерна» человек оказался лишенным каких-либо философских, научных, религиозных или нравственных опор и устоев и остался один на один с миром, в котором безраздельно властвует гераклитовское «panta rei». Следует отметить, что смысл и содержание понятия «постмодернизм» у различных авторов во многом отличаются. И это вполне понятно и естественно, ибо само мышление в рамках этой парадигмы исключает какое-либо единство взглядов и постоянство мировоззренческих позиций. Постмодернизм по своей сущности и смыслу не может рассматриваться в качестве какой-либо самостоятельной и определенной философии. Постмодернизм как особая единая философская система – это contradictio in adjecto[1]. Поэтому в данном случае не употребляется термин «философия постмодернизма». Говорят о «постмодернистском мышлении», «ситуации постмодернизма в философии», «интеллектуальной ситуации постмодернизма». И это не случайно, ибо, как уже отмечалось в литературе, «то, что имеется в виду под словом «постмодерн», значительно разнится в зависимости от контекста»[2]. Однако сказанное не означает, что ситуацию постмодернизма в философии вообще нельзя охарактеризовать никаким образом. По мнению Р. Тарнаса, «в самых общих чертах постмодернистское мышление можно рассматривать как незавершенный и непостоянный набор положений, который складывается постепенно под влиянием множества разнообразнейших интеллектуальных и культурных толкований»[3]. Поэтому если, несмотря на имеющиеся в рамках постмодернизма различия, попытаться выделить этот «набор положений», т. е. его некоторые общие черты, то прежде всего, видимо, надо назвать следующие из них. Плюрализм, отсутствие какого-либо единого начала и универсальных предпосылок. Ни в познании, ни в культуре, ни в человеческом мире нет никаких интегрирующих идей. Всякое единство носит «репрессивный» характер и связано с тоталитаризмом, любая форма которого должна быть отвергнута. Неспособность человека познать и изменить мир и порядок вещей. Любые наши проекты преобразования действительности обречены на провал. Отказ от попыток привести мир в систему, ибо он не поддается никакой систематизации и не вмещается ни в какие схемы. События всегда идут впереди теории. Отказ от модернистского способа мышления посредством оппозиций и утверждение мышления вне оппозиций (вне бинаризма): субъект-объект, целое-часть, внутреннее-внешнее, центр-периферия, власть-подчинение, верх-низ, мужское-женское, научное-обыденное, высокое искусство-китч и т. д. Распад субъекта как центра познания и утверждение децентрации, т. е. отрицание центра как такового. Поскольку отрицается оппозиция «субъект-объект» и субъект перестает быть центром познания, то становится возможным говорить о «философствовании без субъекта», что в рамках классического философского мышления является нонсенсом. Представление мира и культуры как совокупности текстов. Текст как репрезентация реальности. А поскольку ни одно истолкование текста не может претендовать на признание всеми, то и «истинного» смысла текста быть в принципе не может. Отказ от понятия «прогресс» как в знании, так и в социальной жизни. Таким образом, для постмодернизма не может быть и речи о какой-то истине или прогрессе. Все относительно. Наше знание – это результат исторически обусловленной языковой и социальной практики. Эти языковые структуры не связаны с какой-либо независимой реальностью, а социальная практика всегда ограничена локальными формами бытия. Разум человека не может претендовать не только на истинность, но и универсальность. Замена реальности текстом снимает проблемы первичности-вторичности, объективности-субъективности, а вместе с этим и вопрос об «объективности» истины и «объективности» бытия. В постмодерне другие точки отсчета, контексты и ассоциации. Здесь речь идет не об объективной реальности и ее отражении в сознании, а о текстах, которые имеют отношение только к другим текстам, которые в свою очередь... и так до бесконечности. Происходит «языковая игра», игра «означающих». Существует плюрализм человеческих «истин», который «разоблачает» обыденное представление о силе нашего разума, якобы способного все больше и больше постигать какую-либо первоначальную реальность. Характерная черта постмодернизма – негативизм, «апофеоз беспочвенности» (Л. Шестов). Все, что до пост- модернизма считалось устоявшимся, надежным и определенным: человек, разум, философия, культура, наука, прогресс, – все было объявлено несостоятельным и неопределенным, все превратилось в слова, рассуждения и тексты, которые можно интерпретировать, понимать и «деконструировать», но на которые нельзя опереться в человеческом познании, существовании и деятельности. Важная черта «ситуации постмодерна» в том, что он принципиально не может существовать как какое-либо целостное и общее мировоззрение или философия. Ибо, согласно ему самому, «хаосу жизни» нельзя навязывать никакую теорию. Так как в основе этой мыслительной парадигмы лежит утверждение плюралистичности, локальности, временности (темпоральности) и децентрации бытия, то постмодернизм выступает разрушителем всех и всяческих философских и мировоззренческих течений, школ и направлений. Пессимизм, отчаяние и недоверие к действительности – также характерные черты этого мышления. И тут мы сталкиваемся с весьма парадоксальной ситуацией, когда теория разрушает и отрицает саму себя, исходя из собственных постулатов. Действительно, с одной стороны, постмодернизм претендует на определенный концептуальный смысл, на утверждение своих заслуг перед классическими концепциями (теориями модерна). Чувство превосходства постмодерна над последними вытекает прежде всего из осознания того, что человек бессилен объяснить мир, что человеческий разум (в том числе и его собственный) не способен добраться до сути вещей и не может претендовать на «истину». Но, с другой стороны, постмодернизм тем самым отрицает и самого себя, свою собственную «истинность» и лишает других доверия к своим собственным рассуждениям, словам и текстам. Представители постмодерна, таким образом, загоняют себя в логическую ловушку, которую они сами себе устроили: они пытаются оспорить эпистемологическую способность разума, обращаясь для этого к самому разуму. Проблема, следовательно, состоит в том, как можно при помощи логики и разума доказать «неспособность разума» к доказательству, к познанию вообще. Итак, в «сухом остатке» от постмодернизма остается лишь критическое сознание, которое вместе с тем является и самокритическим сознанием. И это последнее само по себе уже обнадеживает и вызывает оптимизм. Ибо, применив «деконструкцию» к самому себе, постмодернизм необходимо должен будет признать историческую относительность и преходящее значение своих собственных «истин», утверждений и текстов и охарактеризовать себя как один из возможных «локально-темпоральных-децентрированных-антитоталитарных» и т. д. взглядов. И это совсем не означает, что завтра не появится новая философская парадигма, ибо место для нее уже расчищено, благодаря в том числе и постмодернизму. И в этом, возможно, заключается его самое большое значение в истории философской мысли. Вместе с тем следует отметить, что постмодернизм способствовал утверждению не только критического мышления, но и социальной критики западно-европейской истории и общества. Многие, в том числе представители научного сообщества, были вовлечены в «деконструкцию» традиционного восхваления капитализма. После постмодернизма уже, видимо, нельзя отрицать равноправную многозначность объективной реальности, человеческого духа и человеческого опыта. Понимание всеми этого равноправного многообразия мира создает предпосылки для его интеграции и синтеза в единую систему. И если человечество не осознает тех возможностей и импульсов, которые содержатся в этой интегративной тенденции, если оно не вырабатывает для себя объединяющих идей, то в XXI веке оно столкнется уже не с «деконструкцией», а с «деструкцией», причем не в теоретическом, а практическом «контексте».
Проблема рациональности и отчуждения в философии Франкфуртской школы.

Франкфуртский институт социальных исследований был основан в 1923 году. Его начальная ориентация – работа в области истории социализма и рабочего движения. Директорами института были австро-марксист Карл Грюнберг, Фридрих Поллок. После того, как в 1931 г. директором института стал Макс Хоркхаймер (1895–1973) институт стал ориентироваться на социально-философскую проблематику, на комплексное исследование современного общества. В 1933 г. институт переехал в Женеву (часть сотрудников образовала филиал в Париже), затем в 1938–39 гг. Хоркхаймер с группой сотрудников переезжает в США, возрождает институт в Нью-Йорке при Колумбийском университете. В 1950 г. институт восстанавливается во Франкфурте-на-Майне.

В школу входили Теодор Адорно (1903–1969), Герберт Маркузе (1889–1979), Эрих Фромм (1900–1980), Юген Хабермас (Г.р.1929) и др.

На начальном этапе в философских построениях Франкфуртской школы использовались некоторые идеи Маркса, элементы гегельянства, фрейдизма, экзистенциализма. Общая эволюция шла от политико-экономического анализа общества в сторону его критики. Особое внимание уделялось проблеме управления общественным сознанием через “массовое искусство”, “индустрию культуры”, “массовые коммуникации”. Становятся типичными темы: фашизм, нацизм, сталинизм, индустриальное общество, проблема человека. Франкфуртцы поставили задачу создания “критической теории общества” (инициаторы - Хоркхаймер и Маркузе), провести “тотальную” критику всего социального познания, идеалистически-метафизических и сциентистски-позитивистских концепций.

В программной работе Хоркхаймера “Традиционная и критическая теория” (1937, второе издание – 1968) говорится о том, что традиционные социальные теории следуют как за образцами за науками о природе, стремятся образовать согласованную систему понятий и подвести предметное содержание под мысленные конструкции. В этом плане подвергаются критике Макс Вебер как выразитель стремления социологии ориентироваться на естественные науки, Карл Мангейм за представление о возможности беспристрастного познания истины, критикуются утопические концепции идеального общества, основанного на всемогуществе науки.

Обычно социология исходит из «субьектно-объектной» модели, в которой на одной стороне – знание, на другой – “обстоятельства дела “. Хоркхаймер предлагает позицию “критической” теории, где субъект (ученый) и объект (факты) должны рассматриваться как исчезающие моменты, диалектически обуславливающие и переходящие друг в друга. Это – “тотальная” практика, в ней происходит “отнесение гипотез к фактам”. В качестве познающего субъекта нужно брать не отдельного индивида а общественного человека, представляющего собою “тотальность” всех социальных определений. Предметом социального познания должна быть вся система деятельности, “праксис”, вся система отношений между природой, обществом и человеком.

При исследовании этой системы выявляются два пласта деятельности: целенаправленная, сознательная и стихийная, бессознательная. В этой системе, с одной стороны, – рациональность индивида, а с другой, – стихийность общественных процессов. В силу такой ситуации человек оказывается в конфликте с самим собой.

Хоркхаймер выступает против таких социальных теорий, которые стремятся образовать согласованную систему понятий. Такие теории не пригодны для практического использования. “Критический” способ мышления определяется категорией противоречия; использование же противоречия разрушает дедуктивную связь понятий.

“Критическая теория” утверждает “несостоятельность целого”, всего общественного устройства. Она – против навязывания индивиду со стороны общества форм и границ деятельности как “естественных” и “неизменных”. Подвергаются критической рефлексии понятия лучшего, полезного, целесообразного; показывается, что они имеют социально обусловленное содержание, полезное для существующего. “Критическая теория”, по Хоркхаймеру, не ориентируется на приращение знания, а имеет целью “эмансипацию человека от порабощающих отношений”.

Маркузе полагает, что подлинный предмет “критической теории” – “Будущее”, понятное как радикальное отрицание “данного”. В книге “Разум и революция” (1941) говорится, что “критическая теория” должна доказать неистинность “данного”, “фактического”. Диалектика понимается Маркузе как негативная диалектика; позитивная, утверждающая является, по его мнению, самопротиворечием, абсурдом. В “критической теории” большое место отводится фантазии. “Выходя за пределы наличного, она может предвосхитить будущее".

Критикуя традиционную диалектику, Маркузе считает, что в ней искажено понимание соотношения необходимости и свободы. “Люди верят, что их отношения друг к другу проистекают из объективных законов, которые действуют с необходимостью физических, и их свобода заключается в приспособлении их индивидуального существования к этой необходимости. Поразительно конформистский скептицизм сопровождает, таким образом, развитие современного рационализма. Чем больше разум торжествует в технологии и естественных науках, тем менее охотно откликается он на требование свободы в общественной жизни человека.”

Франкфуртцы говорят о том, что идет “ликвидация” традиционной философии, что ее содержательные моменты уходят из философии в сферу социального знания. Франкфуртцы ведут критику рационализма.

В совместной работе Хоркхаймера и Адорно “Диалектика просвещения” (написана к 1944 г., вышла после войны, в 1948), то, что раньше называлось рациональностью, например, у Вебера, они назвали просвещением. Проблема рациональности связывается ими с проблемой власти. Цель рационализации – овладение внешней и внутренней природой, сам принцип рациональности совпадает с принципом воли к власти. В работе предполагается критическое переосмысление истоков цивилизации.

Самый первый акт рационального овладения природой, опирающийся на волю и разум, – первоначальное грехопадение человечества. Человек противопоставил себя природе, отпал от нее, противопоставил ее себе как объект, что-то безжизненное, неодушевленное, бессмысленное. В дальнейшем это вылилось в стремление к полной автономности разума от каких-либо природных уз и к господству над природой. Человек подчиняет природу посредством труда. Но, подчиняя природу, он изменяет и самого себя, искореняет в себе все непосредственное, формирует в себе твердый, “мужской” характер. В дальнейшем господство над природой трансформируется в господство человека над человеком. Но дело не только в этом.

Порабощение природы привело к болезненному расстройству разума. Господствующий рационализм сопровождается самообманом относительно своего истинного положения в мире. Подлинное содержание мира, насильственно рационализируемое человеком, все больше заслоняется образом самого человека. В итоге рационализация уродует человека, вносит раздор в отношения людей к природе и друг к другу.

В работе “Диалектика просвещения” Адорно и Хоркхаймер говорят о пути разума - разум стал техничным, а не критичным, он стал чисто инструментальным, контролируемым системой. “Мы живем в тотально административном обществе”, над населением возвышается “техническй аппарат и владеющие им социальные группы“, «служа аппарату, индивид исчезает». “Система” использует мощный аппарат культурной индустрии, создаются примитивные, единообразные ценности, блокируется инициатива и творчество. Просвещение превращается в свою противоположность.

Возмездие просвещения – отчуждение. Все рассматривается через призму власти, научных абстракций. В частности, провозглашается математически мыслимый мир единственно мыслимым. Происходит “аннигиляция” индивидуальностей, “индустрия сознания”. В ХХ веке создаются “псевдо-коллективы”, состоящие из псевдо-индивидуальностей. Отчужденная культура обслуживает волю к власти. Истинная культура, истинное искусство противостоит рациональному миру всеобщего насилия и эксплуатации и поэтому с необходимостью “выталкивается” этим обществом и его “функционерами”. Отсюда – конфликт истинного искусства с массовой публикой.

Финал всего этого процесса – люди впадают в “коллективное безумие”, будь то мировые войны, фашизм или истерия антисемитизма. “Помрачение разума” наглядно проявляется в истреблении природы и массовом уничтожении людей.

В книге “Помрачение разума” Хоркхаймер, продолжая критику рациональности, пишет: “Формализация разума ведет к парадоксальной ситуации культуры. С одной стороны, в нашу эпоху достигает своей кульминации разрушительный антагонизм самости и природы, антагонизм, в котором концентрируется история нашей цивилизации. Мы видели, как тоталитарное стремление укротить природу редуцировало ego, человеческий субъект до роли простого орудия репрессии. Все иные функции самости, выраженные в общих понятиях и идеях, были дискредитированы. С другой стороны философское мышление ... пришло к отрицанию существования этого антагонизма или к забвению о нем.” В настоящее время “болезнью затронут сам костный мозг духовной жизни, то есть сознательность в ее предельном понятии или его собственная сокровенная природа.”

Хоркхаймер говорит о болезни разума, ее породила “жажда человека господствовать над природой”. Затем в индустриальном обществе “мышление теперь может служить какой угодно цели - порочной или благой. Оно – инструмент всех социальных действий, устанавливать нормы социальной или частной жизни ему не дано, ибо нормы установлены другими... Разум совершенно порабощен социальным процессом. Единственным критерием стала инструментальная ценность, функция которой – господство над людьми и природой”.

“1.Природа представляется простым инструментом в руках человека, объектом эксплуатации, которая при отсутствии цели не знает ограничений. 2.Мышление, не обслуживающее определенные групповые интересы, считается поверхностно бесполезным. 3.Такая умственная деградация вполне устраивает власти предержащие, с помощью прирученных “мыслителей” удобно контролировать капитал и рынок труда. 4. Массовая культура навязывает образ жизни, принятый теми, кто, ненавидя, на словах тем не менее восхваляет его. 5.Продуктивная способность рабочих подчинена техническим требованиям, а городские власти определяют стандарты по собственному усмотрению. 6.Обожествление промышленной деятельности не знает пределов. Несуетность воспринимается как порок, если время бездеятельности превышает то, которое необходимо на восстановление сил. 7.Значение “продуктивности” соизмеряется термином “пользы”, соотносимой с властными структурами, а не со всеобщей необходимостью”.

А где же выход? Традиционная философия не дает ответа. Выход где-то “за пределами” исчерпавшей себя субъективности, на пути возрождения “коллективистских” принципов. Надо как-то снова примирить “разум” и “природу”. Нужно противостоять “духу коммерческой культуры”. “Критическое” мышление должно помочь индивиду выстоять под натиском тотальности, уклониться от организации, которая навязывается авторитарными режимами.

Сегодня еще не поздно не смириться с атмосферой автоматизированного общества. Философия, как минимум, помогает в этом своей критикой этого общества.

Адорно критикует “организованное общество”, в котором рационализация подчиняет каждого индивида, исключает социальную активность. Это общество разобщает людей, создает мощную “индустрию культуры”, которая заполняет все свободное время каждого человека, чтобы вбить в голову государственный порядок как закон всей его жизни, основу его духовной структуры. Важная роль в этом “тотальном” процессе духовного порабощения человека принадлежит культуре. Сам процесс культуры квалифицируется как рост, расширение и углубление организованного господства над людьми.

В противоположность позитивистской социологии, которая стремится к “объективности”, устранению “субъективных привнесений” в объект исследования, “критическая теория” предполагает “субъективный”, “тенденциозный”, “партийный” момент как обязательный в социологическом исследовании. Общество, как совокупность насильственно связанный друг с другом элементов, неизбежно опосредовано человеческим духом, с его субъективностью и тенденциозностью. И сам социолог также не может быть беспристрастным. Адорно подчеркивает, что познающий субъект обязан участвовать в преобразовании общества в соответствии с тем, как он считает, что должно быть.

“Негативная диалектика” Адорно исходит из критического отрицания существующего. Адорно любил повторять, что дело человеческого разума – подвергать сомнению все на свете, в том числе – и даже в особенности – самого себя. В работе “Негативная диалектика” (1966) он утверждает необходимость абсолютного, тотального отрицания. Благим может быть только негативное, нетождественное, нерешенное. Диалектическое мышление должно снова основа преодолевать свою понятийную структуру, чтобы выразить невыразимое, постичь непостижимое, сказать несказанное.

Адорно говорит: задача негативной диалектики – перевернуть ложную уверенность философских систем в господстве общего над индивидуальным. Иллюзия, что бытие доступно мышлению. Реальность – не есть нечто рациональное, скорее она есть нечто разорванное и неуспокоенное. Нужно развеять ложные образы реальности.

“Негативная диалектика” – это не диалектика рационального типа, а некий синтез непосредственного, природного и рационального, понятийного. Эта диалектика ориентируется не сколько на науку, сколько на искусство, художественное мышление. Характерно, что в более ранней работе “Философия новой музыки” (1949) Адорно выступает как апологет новой венской школы (А.Шёнберг, А.Берг, А.Веберн). В идейной основе этой школы он видел философию отчаяния. “Истинным” в искусстве может быть лишь отрицание, абсурд.

Адорно говорит, что в традиционном понимании субъект и объект взаимоопределяют друг друга. В логике субъект высказывания – то, что подлежит определению. Но, с точки зрения негативной диалектики, в обществе ситуация иная. Социальный субъект не определяется через объект, не отражает объект, а определяет себя в различных социальных институтах, т.е. объективируется.

Маркузе утверждал, что культура угнетает человека и как социальное, и как биологическое существо (подчиняя своей деспотической власти всю структуру его инстинктов). “В своей всеобщей форме специфически западная идея разума осуществлялась в системе материальной и интеллектуальной культуры (экономике, технике, “образе жизни”, науке, искусстве), которая находит свое полное развитие в индустриальном капитализме, и система этого разума обнаруживает тенденцию к специфическому типу господства, который становится судьбой современного народа, – к рациональной бюрократии.”

Культура склонна к саморазрушению. В частности, “искусство разделяет судьбу всякой истинной человеческой коммуникации: оно отмирает”. Все, созданное на основе разума, по Маркузе, обнаружило свою неразумность, рациональность обернулась иррациональностью. Отсюда вывод Маркузе о возможности “качественно новой рациональности”.

Маркузе говорит о “недостаточном радикализме”, “недостаточной революционности” диалектики Маркса. Переход от настоящего к будущему должен быть “тотальной революцией”, абсолютным разрывом с настоящим. Это возможно потому, что между настоящим и будущим нет общих соединительных звеньев, как нет таковых между Добром и Злом. Маркузе выступает за такую рациональность, которая высвободит человека из-под гнета норм культуры. Используя идеи Фрейда, Маркузе говорит, что нужно снять запреты, наложенные культурой, “принципом реальности” на “принцип удовольствия”. Он считает, что проблему взаимоотношений личности и общества можно решить на основе биопсихического переустройства человека. К человеку должна прийти сила отрицания извне, на основе образа будущего. Ликвидация всех запретов, наложенных культурой и цивилизацией на “принцип удовольствия” будет в глазах большинства выглядеть как нечто неразумное иррациональное. Но на самом деле это акт высшего разума.

В книге “Одномерный человек” (1964) Маркузе говорит о том, что индустриальному обществу удается решить две проблемы: расширить внутренний рынок и теснее привязать трудящихся к существующей системе производства и потребления, “интегрировать” их экономически. Рабочий, имеющий собственную квартиру, машину, холодильник, телевизор и. т. д. – это иная социальная фигура, чем пролетарий Х1Х века, едва зарабатывавший себе на жизнь. Теперь рабочий заинтересован в нормальном функционировании хозяйственной системы. Люди потеряли способность встать в оппозицию к существующему обществу. Человек потерял социально-критичкское измерение, стал человеком одного измерения, которое задается ему “обществом потребления”. Массы – совокупность “одномерных” людей. “Сейчас идеалы автономии личности, гуманизма, трагической и романтической любви отошли в прошлое, а если и используются, то лишь как орудие в борьбе Востока и Запада. Эти ценности имеют значение лишь в контексте пропаганды, они сами стали элементами массовой культуры.” Современное индустриальное общество с “одномерным человеком”, наделенным “одномерным мышлением”, является конечным итогом развития науки Нового времени.

Чтобы выйти из тупика, нужно взорвать утвердившийся способ бытия, опираясь на принципиально новый “жизненный проект”. Речь идет о каком-то качественно новом типе рациональности. “Критическая теория призывает к выдвижению нового проекта, который продемонстрировал бы более высокую рациональность.”

Маркузе говорит, что весь мир, окружающий современного человека, имеет политическую природу. Мир – это политика, прямое, косвенное или символическое угнетение. Поэтому истинна только одна форма борьбы – политическая; все другие не касаются сути дела, а поэтому служат укреплению существующего строя.

Маркузе выступает за социальный катаклизм, радикальный переворот. Нужно опереться на “варварские”, “первобытные”, “стихийные” силы человеческой души. Революционная инициатива от “одномерных” людей переходит к “аутсайдерам”, которые не смогли или не захотели приспособиться к “буржуазной цивилизации”, которые находятся вне господствующей системы и меньше всего поддаются ее растлевающему влиянию (люмпен-пролетарии, люмпен-буржуазия, люмпен-интеллигенция). Особая роль отводится молодежи. Маркузе также апеллирует к искусству – сюрреализму.

Социальная революция в концепции Маркузе сочетается с сексуальной революцией – раскрепощением эротических влечений человека. В книге “Эрос и цивилизация” он требует “тотальной эротизации” всех человеческих отношений. Политический радикализм сочетается с моральным радикализмом, отказом от существующей морали.

Хабермас призывает вместо проблемы отношения к природе поставить на первый план проблему отношений между людьми. Нужно изменить систему общения, “ликвидировать” идеологию, перейти к “коммуникативной рациональности” общения свободных от принуждения людей.

Франкфуртцы считали, что на место “буржуазного индивида” должна прийти иная личность. В ее основе будет некое эстетическое начало, “самоуподобление” личности природным стихиям, “саморастворение” личности в окружающих личностях. Индивид становится открытым для истинного наслаждения (слияния с природой и другими людьми).

Франкфуртская школа существовала более сорока лет, она распалась как школа в середине 70-х годов. Идеи франкфуртской школы, ее “критическая” направленность, стали теоретическим основанием движения “новых левых”, способствовали формированию умонастроения протеста и разрушения, политического экстремизма.

“Новые левые” вначале (50-60-е гг.) представляли собою элитарное литературно-философское течение “социально-критических” интеллектуалов. Затем они распространили свое влияние на молодежь, студенчество. Идеологи “новых левых” среди студенчества (Марио Савио, Руди Дучке, Д.Кон-Бендит, С.Кармайкл) считали своим учителем Маркузе. “Новые левые” абсолютизировали насилие и террористические методы борьбы. Они выдвинули концепцию революции “для” народа, но против него, поскольку он не понимает своего собственного блага в силу своей “одномерности”. Движущая сила революции – аутсайдеры. Нужно отказаться от парламентских методов борьбы. Нужно спровоцировать демократические режимы с тем, чтобы они обнаружили свою “фашистскую” сущность.

“Новые левые” выдвинули тезис о “молодежном расизме”, согласно которому “молодое” и “старое” поколения противостоят друг другу как два враждебных класса. Проповедник контркультуры Норман Браун в конце 60-х годов писал: “необходимо сказать нашему младшему поколению, что реальная борьба не в политической сфере, а в том, чтобы положить конец всякой политике”. От политики – к поэзии, к искусству.

В.Рейх вслед за Маркузе утверждал, что человеческая цивилизация носит репрессивный характер, она основана на подавлении естественных человеческих инстинктов и влечений. Подлинная должна снять все запреты, уничтожить все репрессивные нормы и ограничения.

Франкфуртская школа получила широкий международный резонанс именно в связи с распространением движения “новых левых”.

Концепции философии истории ХХ века.

Философия истории анализирует проблемы смысла и цели существования общества, перспективы его развития.

 

С возникновением христианства оказалось возможным иное понимание истории. Оно предполагало поступательное прогрессивное развитие в истории человечества: от акта творения Богом до ее "финала" - второго пришествия Христа и Страшного суда. В новое время земная история перестала восприниматься как священная история. В XVIII веке в работах просветителей постоянно звучала тема мощи человеческого разума, который следовало лишь освободить от пут религии и предрассудков. История оценивалась теперь как история разума. Наиболее системно представление о неизбежности прогресса в движении человечества было дано в философии Гегеля. В марксистской концепции общества прогресс рассматривался как результат неуклонного развития производительных сил. С конца XX века понятие прогресса общества и истории все более связывается с развитием телесных и духовных характеристик самого человека. С особой силой философия истории XX века поставила проблему коммуникации как основания человеческого существования. История возможна лишь в той мере, в какой люди открыты миру и друг другу. История реализуется через общение.

 

Философы и социологи используют различные подходы к изучению общественного прогресса. В марксистской философии, например, был разработан формационный подход. С точки зрения формационного подхода, исторический прогресс понимается как смена общественно-экономических формаций. Общественно-экономическая формация - это исторически конкретное общество на данном этапе его развития. Она включает в себя все явления, которые имеются в обществе: материальные, духовные, политические, социальные, семейно-бытовые. Основу общественно-экономической формации составляет способ производства материальной жизни в единстве производительных сил и производственных отношений. В развитии, исторического процесса Маркс выделял пять формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую. Формационный подход к развитию общества существует наряду с культурологическим и цивилизационным подходами.

 

Культурологический подход к истории использовал Освальд Шпенглер (1880- 1936). Он исходил из того, что каждая культура существует изолированно и замкнуто. Появляясь на определенном этапе исторического процесса, она переживает возрасты отдельного человека (детство, юность, зрелость и старость) и затем погибает. Смерть культуры, по Шпенглеру, начинается с возникновения цивилизации.

Понятие "культура" относится к числу фундаментальных в современном обществознании. Культуру часто определяют как "вторую природу", т.е. культура есть природа, обработанная человеком в целях удовлетворения тех или иных потребностей. Однако культуру нельзя свести только к вещам, произведенным человеком. Понятие культуры охватывает собой и продукты духовного производства, распространяется на общественные отношения. Суть культуры заключается в том, что она несет в себе систему и природных, и социальных качеств. Культура обнаруживает себя в истории. Одним из главных критериев жизнестойкости и прогресса культуры является способность одной культуры вбирать и осваивать достижения других культур. Культура обусловлена потребностью общества в закреплении и передаче совокупного духовного опыта.

 

Категория цивилизации охватывает природу и уровень развития материальной и духовной культуры. Цивилизация воплощает в себе технологический аспект культуры. Главное в цивилизации - это непрерывная смена технологий для удовлетворения столь же непрерывно растущих потребностей и возможностей человечества.