История Российского государства и права Учебник (Исаев М_. Учебник" (Исаев М. А.) ("
 Скачать 2.67 Mb.
|
|
(doctores legum) времен рецепции римского права в Германии, нежели на богословские изыскания. Немалая заслуга в том югославянских книжников, как сумел доказать П.Н. Милюков, перенесших на русского великого князя те ожидания, которые они питали в отношении скорейшего освобождения от турецкого гнета. Плодом их соединенного труда явилось в начале XVI в., как считают, "Сказание о князьях Владимирских", в котором была явлена юридическая формула связи Москвы с Константинополем. Именно в вымышленной родословной московских Рюриковичей и в якобы имевшей место передаче Константином Мономахом Владимиру Мономаху императорских инсигний (регалий) наши книжники увидели доказательство правопреемства Москвы (Рима Третьего) от Константинополя (Рима Второго). Доказательства эти, как показало будущее, были не столь уж безнадежны. Во всяком случае начиная с Ивана III, заявившего послу германского императора (Sarcum imperium romanum nationis teutonicas) об извечности царского достоинства своего рода, и заканчивая Иоанном IV, третировавшим за худородность происхождения Стефана Батория и издевавшимся над шведским королем, предлагая тому по низости происхождения писать к Московскому царю через наместника новгородского, мы не находим ни единого повода к сомнению в том, что московские великие князья верили в происхождение своего рода от Октавиана Августа, но практические выводы из такого предположения все же делали. Самым главным практическим и политическим выводом, к которому пришли московские Рюриковичи в результате всех этих книжных изысканий, стало то, что они единственно себя видели наследниками дела св. Владимира, единственно себя видели наследниками земли Русской и тех ее частей, которые были отторгнуты от нее в разное время. Только они отныне могли носить титул "всея Руси" и никто более! * * * Положение христианского монарха, главы целого государства, отличается от положения вотчинника, каким до того был великий князь Московский. Прежде всего он был вассалом, теперь же он владыка sui iure: "Сего убо православия истинного Российского царствия самодержство Божиим изволением почен от великого князя Владимира, - писал Иоанн Грозный Курбскому, - просветившего Русскую землю святым крещением, и великого князя Владимира Мономаха, иже от грек высокодостойнейшу честь приимшу и храброго великого государя Александра Невского, иже над безбожными немцами велию победу показавшего, и хвалам достойного великого государя Дмитрия, иже за Доном над безбожными агряны велию победу показавшего, даже и до мстителя неправдам, деда нашего великого государя Иоанна, и закоснелым прародительствия землям обитателя, блаженныя памяти отца нашего великого государя Василия, даже доиде и до нас, смиренных скипетродержания Российского царствия" (Переписка. 1993. С. 12). Власть царя Московского противопоставлена власти отдельных лиц как внутри Московского государства, так и за его пределами. В первом случае царь есть pater familias (unu bon pere du peuple) всех своих подданных с правом жизни и смерти, правом на их имущество. Здесь достаточно вспомнить слова Иоанна Грозного: "А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же есми были" (Там же. С. 26). Царь - полный владыка, но владыка, однозначно долженствующий действовать на пользу себе и своим подданным. Благо царя - в благе его подданных. В то же время власть царя есть власть самодержавная <1>, т.е. не зависящая от воли его подданных. Сам Грозный по этому поводу заявляет: "А о безбожных языцех что и глаголати! Понеже те вси царствии своими владеют: как им повелят работные их, так и владеют. А Российское самодержство изначала сами владеют своими государствы, а не бояре и вельможи" (Там же. С. 16). -------------------------------- <1> Напомним, что русское слово "самодержавие" есть то же, что и немецкое "Souveranitat". В русском языке слово "самодержавие" буквально от византийского "аитократюр". Наконец, царь есть олицетворение единства государства, несмотря на то что пережитки вотчинного взгляда на государственную территорию в Московскую эпоху дают долго о себе знать. Так, Котошихин писал, что царским детям и братьям даже в период после Смуты продолжали давать уделы, но уделы "не государственные", как он выразился. Делалось это именно с целью сохранения единства страны, поскольку в противном случае, "как бы то дано было, и тогда б они брату своему царю ни в чем непослушны были, а дети б их от них разлучились, и от того б приходило до великой смуты" (Котошихин. 1906. С. 19). Единство территории и самодержавие порождали вкупе такой принцип, как единство власти. Боярская Дума, Земские соборы и прочие органы, пользовавшиеся властными полномочиями, никогда не действовали самостоятельно, а если и действовали, то народ их либо сам не воспринимал, либо Собор прямо заявлял, что его главной целью является избрание царя. Так, известная семибоярщина в 1610 г. после низложения Василия Шуйского разослала по стране присяжные грамоты, в которых призывала народ признать их, бояр, власть: "Мы присягаем во всем их бояр слушати и суд их любити, что они кому за службу и за вину приговорят, и за Московское государство и за них стояти и с изменниками битися до смерти". Подобное эгалитарное заявление кучки аристократических проходимцев буквально вывело из себя патриарха Гермогена, который разразился в адрес бояр следующим письмом: "Бывшим боярам нашим, а ныне же и не ведаем, как и назвать вас, но ни во ум нам не вмещается сотворенная вами, ни слух нам никогда от таковых прияша, ни в летописаниях видехом, каковая невместимая человеческому уму содеяшася вами"; и далее: "Чающее бы они на Царя возсташа, а того забыва, что Царь Божиим изволением, а не собою приим царство". Но такое помрачение рассудка не могло увести народ от общей мысли и убеждения, которые выразили соборные посланцы в 1613 г. Михаилу Федоровичу Романову, заявив: "Без Государя ни на малое время быти не можно". * * * Царское достоинство сопряжено было с несколькими полномочиями. Важнейшими из них были полномочия религиозные. Однозначно нельзя сказать, что русский царь был главой православной церкви. Скорее можно утверждать, что царь Московский был главой всех православных поместных церквей. Не случайно Иоанн IV послал суздальского архимандрита Феодорита в Константинополь за утверждением его собственного права быть преемником византийских василевсов. Признание этого права состоялось не просто решением Вселенского патриарха, но постановлением соборным. В ноябре 1562 г. в Москву прибыл посланец патриарха с грамотой, в которой утверждалось: "...реченному царю, господину Иоанну, быти и называться ему царем законным и благочестивым, увенчанным и от нас правильно, вместе с церковью, так как он от рода происходит и от крови царской, как мы уже сказали, и сие полезно всему христианству, повсюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты христианства". Так за царем Московским было закреплено это право. В чем его суть? Василевсы, а вслед за ними и русские цари отныне объявлялись согласно каноническим правилам православной церкви "centrum unitatis" (средостением церкви); они - ее главный судья; царь, как и василевс, есть "ФиЙотаЛамбдаАльфаКаппаТауОмикронСигма" "ПиЙотаСигмаТауЭпсилонОмегаСигма" (страж веры), как выразились отцы Халкидонского собора; царь - imperator sum etsacerdos (император и священник), как про самого себя сказал император Лев Исавр; царь, как и василевс, есть defensor ecclessia (защитник церкви); наконец, он - святой, хотя на Руси от этой части титулатуры василевса отказались. Русские цари использовали только титул "благочестивый". Во всяком случае такая скромность есть скромность чисто формальная. Указы русского царя есть такие же nostra divina praecepta, как постановления Феодосия и Валентиниана, его изречения - те же divino verbo, как Юстина и Юстиниана. Отношение православного монарха и Православной церкви подчинено взаимной обязанности их по отношению друг к другу (принцип симфонии). Царь и Церковь находятся в неразрывной связи друг с другом, поскольку связь эта освящена Богом в формуле "милостью Божией". Следовательно, власть царя установлена Богом и при посредстве Церкви. Власть царя держится Божиим промыслом, следовательно, царь есть еще и избранник Божий. Церковь посвящает царей посредством "особого своего чина и миропомазуя их на царство, на которых излита благодать Божия" [Никодим. 1897. С. 684]. Одним словом, за царем, как и за василевсом, по словам папы Льва Великого, признается "священническая ревность, священнический ум, священническая святость, священнический и апостольский дух". Но одновременно в столь высоком положении царя лежит и ограничение его власти: царь не может совершать действий, противных духу православия; отпадение от православия для него равносильно не только политической, но и физической смерти. Вору-самозванцу, сумевшему стать царем, хватило только подозрений в симпатиях к католицизму, чтобы его убили. Из священнических полномочий царя вытекало его право высшего церковного суда. Этим воспользовался Иосиф Волоцкий, когда, не поладив со своим прямым начальством - архиепископом Новгородским, напрямую обратился за защитой к Василию III. Несмотря на то, что поведение Иосифа Волоцкого противоречило каноническому праву, Василий III поддержал его. Само утверждение автокефальности Русской православной церкви также произошло благодаря поддержке царя. Избрание высших иерархов Церкви осуществлялось либо по прямому указанию царя, либо с его ведома и одобрения. Нередко цари выступали в роли законодателя по вопросам Церкви, доказательством чего служит деятельное участие Иоанна Грозного в Стоглавом соборе 1551 г. Вместе с тем русские цари до Петра не дают поводов обвинять их в цезарепапизме. Нередки случаи соправительства патриарха и царя, особенно при двух первых Романовых. Вместе с тем царь все же оставался "простым" человеком, в чем признавался Иоанн IV во втором своем письме к Курбскому: "А и з женою вы меня про что разлучили? Только бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. А будет молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не хранил, - ино все есмы человецы" (Переписка. 1993. С. 104). Было бы вместе с тем большим преувеличением считать власть царя Московского равносильной власти абсолютного монарха в западноевропейском понимании. А некоторые советские историки находят черты абсолютизма чуть ли не с середины XVI в. Власть царя Московского не была абсолютной хотя бы уже потому, что исходя из вышеизложенных канонических правил царь не мог, как западноевропейский монарх, по собственному произволу менять веру своих подданных, тогда как на Западе мы встречаем это сплошь и рядом, особенно с утверждением во время Реформации принципа "cujus regio, ejus religio". Также известно, что начиная с правления Василия Шуйского цари давали за себя "поручную запись". Вот наиболее характерные выдержки из нее: "И позволил есмя я, царь и великий князь, Василей Иванович всеа Руси, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими смерти не предати, и вотчин, и доров, и животов у братии их, и у жен, и у детей не отъимати, будут которые с ними в мысли не были. Также и у гостей, и у торговых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску доидет смертные вины, и после их у жен их и у детей дворов и лавок, и животов не отъимати, будут с ними они в той вине неповинны. Да и доводов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное христианство без вины не гибли; а хто на кого лжет, и, сыскав, того казнити, смотря по вине его: что было возвел неподелно, тем самым и осудится" (Собрание. 1818. 2. N 141). Этот своеобразный Habeas corpus act был повторен царем Михаилом Федоровичем, но его сын, царь Алексей Михайлович, как писал Котошихин, "письма он на себя ни дал никакого, что прежние цари давывали, и не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим" (Котошихин. 1906. С. 126). Юридическое установление власти царя произошло путем изменения московскими Рюриковичами порядка наследования великокняжеского престола. Изменение происходило путем все большего увеличения удела старшего сына, с одной стороны, а с другой - оказания ему предпочтения в деле передачи стола. Вехой стало завещание Ивана III, который отказал только одному Василию III 66 городов, а четверым остальным его братьям только 30. Сначала наследование шло внутри династии. Наследование осуществлялось в силу обычая, который нередко фиксировался в духовной грамоте (завещании). Нередко в духовной устанавливался порядок регентства при малолетнем наследнике. Так, например, поступил Василий III, дав регентство своей супруге Елене Глинской. Но все это время продолжается практика заключения договоров великих князей со своими родственниками (братьями и дядьями) о том, что они будут почитать великого князя в "отца место". Родовой принцип наследования престола продолжал давать о себе знать. Иоанн IV вводит новую практику - подтверждение прав на престол Земским собором. Отчасти в это время даже утверждается принцип выборной монархии на Руси, когда выбираются новые династии, таковых случаев было по крайней мере три (Годуновы, Шуйские и Романовы). Ирония истории заключена в том, что последним царем, которого формально избрали на царство, был Петр I. В то же время практика избрания Земским собором царя подкрепляет набиравшее силу положение: что престол передается только старшему сыну. В заключение скажем несколько слов о характере власти царя Московского. Сами цари смотрели на власть как на тяжелую обязанность, которую возложил на них Бог: "Всегда бо царям подобает обозрительным бытии, овогда кротчайшим, овогда же ярым; ко благим убо милось и кротость, ко злому же ярость и мучение, аще ли сего не имея, несть царь. Царь бо несть боязнь делом благим, но злым. Хощеши ли не боятися власти, то благое твори; аще ли зло твориши, бойся, не бо туне меч носит - в месть убо злодеем, в похвалу добродеем" (Переписка. 1993. С. 19). Однако наиболее спорной в характере царской власти является как раз деятельность автора процитированных выше строк. Его политика "вдовьей доли" (опричнины) до сих пор вызывает споры у историков. Средства, которыми она проводилась, были ужасны, хотя сама опричнина есть план окончательного уничтожения какого бы то ни было юридического, экономического, удельного и т.п. сепаратизма в России. Как очень верно заметил в свое время В.О. Ключевский, "удельный князь был крамольник, если не по природе, то по положению; за него цеплялась всякая интрига, заплетавшаяся в сбродной придворной толпе" [б. Ключевский. 1918. 2 : 163]. Только раз и навсегда уничтожив сепаратизм (вместе с его носителями), доставшийся ему в наследство, Грозный мог вздохнуть свободно. Это отлично понял немец-опричник Штаден, отметивший, что "хотя всемогущий Бог и наказал русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний Великий князь добился того, что по всей Русской земле, по всей его державе - одна вера, один вес, одна мера! Только он один и правит! Все, что ни прикажет он, - все исполняется, и все, что запретит, - действительно остается под запретом. Никто ему не перечит - ни духовные, ни миряне" (Штаден. 1925. С. 113). Боярская Дума. Наличие этого аристократического учреждения наряду с представительным (Земским собором) позволяет характеризовать государственный строй Московии как смешанный. За свою историю Дума пережила несколько периодов становления. Первому, наиболее раннему периоду (до середины XVI в.) присущ исключительно аристократический характер этого учреждения. Дума пока еще представляет собой реликт дружинного управления, она представляет собой совет князя с его ближайшим окружением. Второй период (XVI - XVII вв.) превращает Думу в высшее правительственное учреждение, венчающее собой систему приказов. Теперь это орган высшей правительственной власти ("а боярам и околничим, и думным людем сидеть в полате, и по государеву указу всякие дела делать вместе" (ст. 2 гл. X Соб. ул.)). Боярин теперь не аристократический, а высший служебный чин. Тем не менее настоящим властителем на Москве был скорее дьяк-бюрократ. Во всяком случае немец Штаден подметил в своих воспоминаниях одну устойчивую черту отечественной бюрократии: "кто получал свою подписную грамоту, должен был идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него свою грамоту в течение месяца" |