Философия учебник. Учебное пособие Обратить внимание! Оформить выходные сведения на обороте титула
 Скачать 1.41 Mb.
|
|
Раздел 2. Позитивизм Огюст Конт (1798–1857). Родоначальником позитивизма является французский философ Огюст Конт, использовавший в своем творчестве агностические идеи своих соотечественников, философов и ученых: Тюрго, Кондильяка, Лапласа, Мопертюи и других. Большое влияние оказали на него взгляды Даламбера, который считал, что философия должна заниматься только принципами классификации наук и оставить надежды на познание сущности вещей. Возникший в 30–40-е годы ХΙХ века во Франции, позитивизм не нашел понимания на своей родине, но зато получил полное признание и развитие в Англии, где местные философы, внеся в него некоторые изменения, придали ему популярный имидж (Герберт Спенсер) и серьезно углубили его первоначальный замысел, дополнив детальным логическим инструментарием (Джон Стюарт Милль). Подобное отношение англичан к этому учению объясняется эмпирическим характером его основоположений, полностью соответствующим духу практически всей новой английской философии. Дело в том, что, как уже было сказано выше, находившийся под влиянием французских мыслителей и ученых, О. Конт считал необходимым для философов отказаться от поисков «первопричин», «субстанциальных начал» и каких-либо «сверхчувственных сущностей», к чему была обращена вся прежняя философская мысль, и обратиться к проблеме построения «системы положительного знания», бесспорного и точного, «опирающегося исключительно на факты». Иными словами, он предложил заменить прежнюю метафизику, под которой имел в виду прежде всего спекулятивную систему Ф. Гегеля и другие философские системы его времени, знанием, «враждебным спекуляции», «полезным» и удобным для применения, содержание которого сводилось бы к «непосредственно данному», то есть к опыту, к эмпирии. По Конту, «всякая отрасль наших познаний» необходимо проходит три этапа, или три состояния: теологическое, или фиктивное; метафизическое, или абстрактное; и, наконец, научное, или позитивное. Эти состояния соответствуют в истории сменяющим друг друга способам объяснения явлений окружающего мира: в древности – посредством мифа и религии, затем с помощью философии (или метафизики), а в ХΙХ веке положительная (позитивная) наука заступает место философского объяснения. В фундаменте же науки должны лежать факты, собирание и систематизация которых являются ее главными задачами. Надо заниматься фиксацией фактов, не вдаваясь в поиски их возможных причин. Истинный позитивистский дух, пишет Конт, «состоит преимущественно в замене изучения первых или конечных причин явлений изучением их непреложных законов; другими словами – в замене слова «почему» словом «как». Джон Стюарт Милль (1806–1873). Английский философ Д.С. Милль, кроме солидного багажа логических разработок, добавил к учению Конта ряд важных положений, определивших все дальнейшее развитие позитивизма. Он считал научное знание результатом обобщения фактов, дающихся в опыте индивиду. Знание индивида становится научным, когда, получив языковое выражение, оно «вступает в ряд других истин, где отношение между общими принципами и частностями вполне понятно и где можно признать каждую отдельную истину за проявление законов более общих». Приведенное положение является очень емким и знаковым для рассматриваемой философии. Его значение заключается в том, что оно четко определяет роль в научном познании общих положений и законов, под которыми Милль понимает «некоторые регулярности» и «единообразия», зафиксированные при исследовании единичных фактов. Они необходимы для того, чтобы систематизировать и делать понятными эти факты, а также сохранять знания о них. Сами общие положения и законы не являются знанием. Вопрос об их истинности вовсе не ставится. Их роль в познании чисто инструментальная. Но благодаря им знание отдельных фактов, которое Милль только и считает научным, обретает этот статус (статус научности). Второй позитивизм. Эрнст Мах (1838–1916).Следующий этап развития позитивизма приходится на конец ХΙХ – начало ХХ века и связан с творчеством швейцарского философа Рихарда Авенариуса (1843–1896) и австрийского ученого-физика Эрнста Маха (1838–1916). Эти мыслители свели задачу философии к установлению принципов «упорядочивания явлений в сознании». Такая точка зрения, выдвинутая в свое время еще Миллем, обрела перспективу под воздействием новейших достижений физики, таких, как открытие естественной радиоактивности, электрона, рентгеновских лучей. Особенностью этих открытий была невозможность их объяснения с точки зрения механики. Поскольку же наука в то время не знала других способов объяснения фактов, кроме механистического, Э. Мах предложил не объяснять их вовсе, а просто описывать с помощью математических формул, как это сделал Дж. К. Максвелл по отношению к электромагнитным явлениям. Под свое предложение Мах подводит солидное философское обоснование, базирующееся на ряде положений, включающих такие понятия, как «нейтральные элементы», «принципиальная координация», «очищение опыта» и другие. Он считает, что необходимо отказаться от представления о существующей независимо от субъекта познания материи, а вместо нее говорить о нейтральных, или психофизических элементах мира, которые он понимает, прежде всего, как ощущения. По мнению Маха, «то, что мы называем материей, есть определенная регулярная связь элементов (ощущений). Ощущения человека, так же, как ощущения разных людей, обычно взаимным образом зависимы. В этом состоит материя». Но что собой представляют эти элементы, кроме того, что это ощущения? Ведь Мах утверждает, что они и психические, и физические. По-видимому, он имеет в виду не только ощущения, но и то что за ними скрывается. Одно и то же явление может представлять собой, с одной стороны, совокупность таких свойств, как тепло, холод, цвет, запах, звук и т.п., с другой же – ряд физических и химических процессов. При этом одно неотделимо от другого и вместе они образуют тела. В основе представления о неразрывной связи физического и психического лежит понятие «принципиальной координации», введенное в обращение Рихардом Авенариусом. Ее суть заключается в том, что, как говорит Авенариус, «Я» и «среда» являются не только оба первоначально необходимыми в одном и том же смысле, но и всегда – оба первоначально находимыми вместе». Иными словами это можно выразить так: «Я» не может существовать без «среды», а «среда» невозможна без «Я», или: не существует субъекта без объекта, а объект невозможен без субъекта. Из этой явно субъективно-идеалистической точки зрения и вытекает неразрывная связь ощущения с ощущаемым, или единство физического и психического в психофизических «элементах мира». Поскольку, с точки зрения Маха, все элементы абсолютно равноправны, то есть между ними нет таких различий, как между сущностью и явлением или причиной и следствием (разве можно ощущение характеризовать как сущность или явление?), то единственно допустимое отношение между ними – функциональное, которое предусматривает лишь определенную координацию между процессами, но ни в коем случае – причинную связь. Но раз нет причины и следствия, сущности и явления, а есть лишь функциональные отношения, то становятся невозможными такие операции, как объяснение и предсказание. Тогда познанию остается лишь одно – описание, то есть установление в сознании человека системы определенных (функциональных) отношений между элементами, или, другими словами, упорядочивание явлений в сознании. Неопозитивизм. В 20-е годы ХХ века идеи позитивизма обретают новое оформление в виде философского течения, получившего название «неопозитивизм». Его вдохновителями были британские философы Джордж Эдвард Мур (1873–1958) и Бертран Рассел (1872–1970), а также ученик последнего, австрийский логик и математик Людвиг Витгенштейн (1889–1951). Их объединяло убеждение, что задачей философии является прояснение знания, что ее проблемы – это проблемы мысли и языка. В частности Рассел утверждал необходимость для философии переключиться от «строительства обобщений о фактах» к логическому анализу высказываний науки, чем, по его мнению, и обеспечивается прояснение знания. Повседневный язык многозначен и двусмыслен, и потому для науки не годится. Его надо заменить языком логики и математики, где каждый термин и каждая фраза будут иметь одно единственное и строго определенное значение. Неопозитивизм развивался в нескольких центрах, главными из которых были «Венский кружок» под руководством Морица Шлика (1882–1936), «Общество научной философии» в Берлине (Г. Рейхенбах, В. Дубислав, К. Гемпель) и Львовско-Варшавская школа, в которую входили такие известные ныне в философском мире личности, как Я. Лукасевич, Ст. Лесьневский, А. Тарский и другие. Из множества концепций этой философии мы рассмотрим одно из самых влиятельных – «логический позитивизм», которому отдавалось предпочтение в «Венском кружке» и Львовско-Варшавской школе. Логический позитивизм. Лидером этого направления в неопозитивизме стал австрийский логик и философ Рудольф Карнап (1891–1970). Идеи и тенденции логического позитивизма нашли в его работах наиболее полное и ясное выражение. Взгляды Карнапа прежде всего характеризуются отрицательным отношением к философии. С целью отделения философской проблематики от предмета логики и позитивных наук Карнап вводит классификацию предложений, в соответствии с которой делит их на три класса: антинаучные, вненаучные и научные. К антинаучным он относит словосочетания, лишь по своей структуре напоминающие предложения, а по сути выражающие бессмыслицу. Вненаучными он называет предложения, которые невозможно сравнить с фактами. К ним, по его мнению относятся либо выражения, для проверки которых отсутствуют условия, либо те, что включают в себя так называемые «псевдопонятия», например, «дух», «абсолют», «вещь в себе» и т.п., и, наконец, предложения, полученные в результате неправомерного дедуктивного вывода. Именно этот класс предложений Карнап относит к философским. Соответственно, научными он называет суждения, которые принципиально доступны проверке чувственными данными. При этом они могут быть как истинными, так и ложными. Но что такое «истина» с точки зрения неопозитивизма? Этот вопрос отнюдь не риторический, поскольку у представителей этого течения действительно было свое понимание истины. А вернее сказать, у них было два ее понимания. С одной стороны, они воспринимали истину как соответствие предложения чувственным данным или «факту». При этом под «фактом» неопозитивисты понимали «то или иное состояние сознания субъекта или изменение такового». Неотъемлемым признаком факта являлась «его выразимость в описывающем его предложении». Само такое предложение называлось «протокольным». Интересно, что в конечном счете именно протокольные предложения, а не факты стали считаться в рассматриваемой концепции важными для науки. С другой стороны, истина понималась логическими позитивистами как логическая согласованность предложений. Иными словами, истинной считалась система суждений, не противоречащих ни друг другу, ни правилам логики. Вторая трактовка явно навеяна кантовской идеей, говорящей о том, что всякие внеопытные (т.е. внепространственно-временные) соотношения, такие как причинно-следственные, модальные, количественные и другие, являются не знанием, а лишь формой знания129. Поэтому в логике и математике скорее надо говорить не об истинности исчислений и систем, а об их правильности, то есть формальной непротиворечивости. Да и вообще можно ли говорить об истине, если основным принципом логического позитивизма стало отрицание научной осмысленности таких понятий, как «объективная реальность» или «источник чувственных данных»? Чтобы понять позицию логического позитивизма как взаимосвязную систему взглядов, необходимо разобраться в используемых им основных понятиях, таких как «верификация», «физикализм» и «конвенционализм». Как уже было сказано выше, основную задачу философии неопозитивисты видят в прояснении знания, то есть в проверке предложений науки с точки зрения их осмысленности и значимости, и что ее проблемы – это проблемы мысли и языка. В связи с этим М. Шлик предлагает принцип «верификации», то есть проверки научных утверждений посредством чувственных данных. Поскольку контролю подвергаются теоретические высказывания, непосредственно не сводимые к чувственному опыту, верификация включает в себя цепочку дедуктивных умозаключений или силлогизмов, отправной точкой для которых служит проверяемое суждение, и которые постепенно приводят к выводу, соответствующему эмпирическому уровню познания. Вывод должен быть более или менее подобен суждению типа: «В том-то и том-то месте, в то-то и то-то время, в тех-то и тех-то условиях можно наблюдать и пережить то-то и то-то». Если в указанном месте действительно обнаружится предсказанное явление, то проверяемое суждение можно считать научно обоснованным. Если же оно несводимо к предложениям, описывающим непосредственное наблюдение, то есть к уже упоминавшимся выше «атомарным предложениям», то такое суждение необходимо считать лишенным научного смысла. Второе понятие логического позитивизма, «физикализм», связано с доктриной выработки универсального языка науки, предложенной Р. Карнапом, Г. Фейгелем, Ф. Франком и другими. Сама эта доктрина появилась с целью избавиться от затруднений, вызванных уяснением представлений о «протокольных предложениях». Поскольку роль этих предложений состояла в констатации фактов, называемых неопозитивистами «атомарными», встала проблема объективности их содержания. Ведь факты воспринимаются индивидами, каждый из которых описывает их своим языком, и потому естественны следующие вопросы: а насколько верно их язык изображает факт, и насколько описание факта на этом языке доступно другим исследователям? В качестве средства избавления от подобного рода субъективизма неопозитивисты предложили ввести единый язык науки, а именно – язык физики или «физикалистский язык». Карнап охарактеризовал это как «требование адекватного перевода предложений всех наук, содержащих описания предметов в терминах наблюдения, на предложения, состоящие исключительно из терминов, которые употребляются в физике», откуда, собственно, и термин «физикализм». С другой стороны, некоторые специалисты по современной западной философии считают, что подобное требование скорее всего связано со стремлением неопозитивистов превратить язык в главный объект философского исследования. И, наконец, «конвенционализм». Термин обозначает доктрину, в соответствии с которой некоторые положения науки являются результатом «произвольного соглашения» ученых. Эта доктрина, также как и предыдущая, была создана ради избавления от трудностей, возникших из самой сущности позитивистского взгляда на науку. Речь идет о признании позитивистами научно обоснованными только тех ее положений, которые можно проверить посредством чувственного опыта. Однако аксиоматический метод, который используется современной наукой для построения теорий, кладет в их основания положения, исходя из их очевидности, без какой-либо эмпирической проверки. Когда-то считалось, что все очевидные положения, или аксиомы, основаны на практическом опыте человека. Но уже исследования Лобачевского и Риммана, показавших несостоятельность постулата о параллельных прямых, и создание на основе их открытий нескольких геометрий, а позже, появление целого ряда систем формальной логики поставило это утверждение под сомнение. Для неопозитивистов это послужило поводом заявить, что основоположения наук выбираются по договоренности, конвенционально. В пользу этого тезиса, по их мнению, говорит и тот факт, что порой одну и ту же теоретическую систему можно построить, исходя из «различных наборов аксиом». Подводя итоги, можно сказать, что логический позитивизм в целом характеризуется негативным отношением к традиционной философии, сужением функции философии до исследования языка науки с целью очищения его от антинаучных и вненаучных предложений и терминов и, наконец, сведением роли самой науки к описанию фактов, их комбинаций и последовательностей комбинаций, накоплению этих описаний и изобретению новых, более экономных способов их записи. Литература Учебники Ильин В.В. История философии/Учебник для вузов. – СПб.: Питер, 2003. Философия / Учебник для вузов // Под ред. В.В. Миронова. – М.: «Норма», 2009. Философия / Учебник для вузов // Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, А.В. Разина. – М.: Академический Проект; Трикста, 2004. Дополнительная литература Зотов А.Ф. Современная западная философия. – М.: Проспект, 2010. Мах Эрнст. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. – М., 1908. Милль Дж. С. Система логики. – Т. 1–2. – СПб: Изд-во: Типография М.О. Вольфа, 1865, 1867. Рудольф Картап. Значение и необходимость. – М., 1959. Рудольф Картап. Философские основания физики. Введение в философию науки. – М., 1971 (библ.). Философы двадцатого века. – Книга первая. – М.: Искусство XXI век, 2004. Раздел 3. Феноменология Эдмунд Гуссерль (1859–1938). Другой, относящейся к наиболее влиятельным философским системам, концепцией, ориентированной на принципы рационализма, стала «Феноменология» Гуссерля. Эдмунд Гуссерль родился в Моравии в городе Просниц. Получив высшее математическое образование и защитив диссертацию по математике, он неожиданно меняет сферу своих интересов и становится учеником известного немецкого философа Франца Брентано, оказавшего на него решающее влияние. Философские взгляды Гуссерля менялись на протяжении всей его жизни. Основные произведения, запечатлевшие этапы его развития, – это ранняя работа «Философия арифметики», двухтомник «Логические исследования», большая программная статья «Философия как строгая наука» и фактически подводящий итог его исследованиям большой, емкий доклад «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», опубликованный уже после ухода философа. Целью своей творческой деятельности Гуссерль считает превращение философии в строгую науку. Он полагает, что философия всегда к этому стремилась, но никогда желаемого не достигала. Более того, по его мнению, эта дисциплина вообще никогда не была наукой «Я не говорю, что философия – несовершенная наука, – пишет Гуссерль в одном из своих произведений, – я говорю просто, что она еще вовсе не наука, что в качестве науки она еще не начиналась»130. Дело в том, что несовершенны все науки, даже самые точные из них. С одной стороны, они незаконченны, и перед ними – «бесконечный горизонт открытых проблем». А с другой, в уже разработанном их содержании постоянно встречаются некоторые недостатки: «остатки неясности или несовершенства в систематическом распорядке доказательств и теорий». Однако в них всегда есть в наличности определенное строго научное содержание, которое постоянно разрастается и разветвляется. И в них всегда есть утверждения или положения, в которых не усомнится ни один разумный человек. Несовершенство же философии совсем иное. В отличие от науки, она совсем не располагает системой своих учений. А каждое учение в отдельности спорно, каждая позиция в определенном вопросе «есть дело индивидуального убеждения, школьного понимания, “точки зрения”». И нет ни одного положения или замысла, созданного необъятным объемом работы поколений философов, которое могло бы быть безоговорочно принято и составляло бы «частицу подлинного философского учения». Но действительно ли философия хочет стать строгой наукой? Гуссерль убежден в этом. Он считает, что история Запада знает периоды, когда проявлялось вполне сознательное стремление «переработать философию в смысле строгой науки». Такой «хорошо сознанной волей» к этому характеризуется, по его мнению, сократовско-платоновский переворот в философии, научные реакции против схоластики в начале нового времени, особенно деятельность Декарта, великие философии XVII и XVIII столетий, наконец, критическая философия Канта и, в какой-то мере, концепция Фихте. В дальнейшем Гегель и его последователи, полагает Гуссерль, ослабили эту волю, объявив, во-первых, всякую философию лишь относительно истинной, а во-вторых, отказавшись от критики разума, то есть от теории познания, в которой исследуются возможности человека в постижении действительности. Реакцией на распространение гегельянства было, по мысли Гуссерля, становление «натуралистической философии», к которой он отнес философские течения, рассматривающие всё «как природу». Представители этих течений в стремлении преодолеть влияние романтической (ненаучной, “миросозерцательной”) философии стали ориентироваться на естественные науки, и прежде всего, на физику и экспериментальную психологию. С их точки зрения, «все что есть, либо само физично», то есть является элементом физической природы, либо может быть психично, но в таком случае оказывается просто «зависимой от физического переменной»131. Несмотря на научную ориентацию, натурализм, по Гуссерлю, продолжает линию на ослабление и искажение «исторического влечения к построению строгой философской науки». Одним из основных пороков натурализма, под которым Гуссерль имел в виду множество течений, начиная с «популярного» материализма и кончая позитивизмом, автор «Феноменологии» считал так называемый «психологизм». Он отождествлял его с релятивизмом и сосредоточил на нем огонь своей критики. Релятивизм (от лат. relativus – относительный) представляет собой учение об относительности и субъективности человеческого познания. Впервые релятивистские идеи встречаются в философии Гераклита. Однако свое классическое выражение они получили в учении софистов, в частности, Протагора, выразившего свое кредо в следующей фразе: «Человек – мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют». Платон так прокомментировал это выражение: «Сущности вещей для каждого человека особые, – по словам Протагора, утверждавшего, что «мера всех вещей – человек», и, следовательно, какими мне представляются вещи, такими они и будут для меня, а какими тебе, такими они будут для тебя». Иными словами, у каждого человека – своя истина, и она целиком совпадает с его субъективным мнением. Современные Гуссерлю релятивисты, или «психологисты», так, конечно же, не считали. Они отрицали, что у каждого человека может быть своя особая истина. Но, по сути дела, они соглашались с тем, что у человека как вида есть своя, чисто человеческая истина. Дело в том, что психологизм представляет собой методологический подход к логике с точки зрения психологической трактовки ее понятий. То есть, он утверждает, что логические законы – законы истинного мышления – имеют источником своего происхождения человеческую психику. Они являются результатом сознательного синтеза людьми имеющихся в их голове представлений. Основой такого синтеза является жизненный опыт человека132. Законы логики были отождествлены сторонниками психологизма с формами поведения людей, с «типичными формами разрешения индивидуальной жизненной ситуации». В этой концепции речь идет не о частных мнениях, как у Протагора, а о «типичных», то есть общепринятых формах разрешения ситуаций. Однако Гуссерль видит в их суждении тот же релятивизм, что и у Протагора. Ведь знания, полученные опытным путем, даже если это опыт всего человечества, всегда относительны. Отсюда естественно заключить, что и законы логики тоже не обладают абсолютной истинностью. Основной аргумент Гуссерля против релятивизма и непосредственно связанного с ним скептицизма был известен еще философам древности. В осовремененном виде он выглядит приблизительно так: если мы утверждаем, что все наше истинное знание относительно, то это значит, что другие утверждения ложны. Следовательно, наше утверждение единственно истинно, а потому – абсолютно, что противоречит первоначальному тезису об относительности любой истины, в том числе и истинности логических форм. Сам Гуссерль исходил из убеждения в абсолютности истины и ее независимости от мышления субъекта. Он считал, что истина существует сама по себе, и для ее существования не важно, знаем мы ее или нет. «Наше аподиктическое133 мышление, – писал философ, – “открывает” лишь то, что уже заранее, само по себе существует в истине, последовательно развертываясь в бесконечность с помощью понятий, теорем, выводов, доказательств»134. Более того, любое наше знание, в том числе научное – это еще не истина, а лишь ее некое подобие, более или менее близкое к идеалу. Сам же идеал для человека почти недостижим. Ведь под «истинным» Гуссерль подразумевал знание ясное и очевидное, не вызывающее сомнений (вспомним Декарта). А как считал основатель феноменологии, ни один открытый наукой закон не отвечает этому требованию. Эти законы «не познаваемы a priori», то есть независимо от опыта, и, соответственно, не производят впечатления очевидности. Философия арифметики. Сам Гуссерль начинает прокладывать путь к научной философии в своем раннем произведении «Философия арифметики» (1891). В нем он пытается отыскать «последние основания» этой дисциплины, исходя из которых можно было бы построить единую и непротиворечивую систему арифметических вычислений – некий аналог будущей системы философии как строгой науки. Он видит эти основания в «простых восприятиях», или в «первых впечатлениях» от столкновения с миром чисел самих по себе. По его мнению, такой мир существует, но он доступен лишь интеллектуальному созерцанию, которое угадывает числа под материальным одеянием чувственных объектов. Как это происходит? С точки зрения Гуссерля, при взгляде человека на материальные предметы его «сознание сразу отличает множество из трех предметов от множества из пяти предметов: второе больше, даже в том случае, когда те предметы, которые составляют второе множество, меньше». В данном случае, по-видимому, речь идет о способности человека оценивать количество предметов, не прибегая к счету. Это интуитивное чувство количества, не пользующееся никакими обозначениями и счетом, Гуссерль называет переживанием числа, которое и является, по его мнению, понятием последнего. Это переживание или понятие тождественно самому числу. Однако такое непосредственное переживание доступно человеку лишь тогда, когда он имеет дело с простыми числами. Его сознание несовершенно. Оно не может непосредственно переживать большие числа. И тогда ему приходится прибегать к «суррогатам», то есть замещать настоящие числа их символами, изображаемыми посредством цифр и имеющими речевое обозначение. С ними и работает арифметика. В дополнение к ним изобретаются приемы счета и системы счисления (к примеру, десятичная), которые служат методами конструирования суррогатов больших чисел. Таким образом, арифметика восполняет недостаток человеческого сознания, неспособного непосредственно воспринимать большие числа. Логические исследования. Следующий этап развития взглядов Гуссерля представлен его фундаментальным трудом «Логические исследования». В этом произведении он отказывается от признания объективного существования чисел, называя эту точку зрения наивным идеализмом. Его вообще перестает интересовать вопрос о том, что стоит за содержанием нашего сознания, или, что то же самое, что собой представляет объективный мир. Подобно Канту или Фихте, он ищет и находит предмет познания в самом сознании. В чем смысл этой идеи? Выдвигая ее, Гуссерль опирался на тот несомненный факт, что предмет нашего познания дается нам в сознании и через феномены сознания. Поэтому мы воспринимаем мир не таким, каковым он пребывает в реальности, а таким, каким его сформировало сознание. Последнее, по Гуссерлю, играет главную роль в «конституировании» (создании, конструировании) предметов познания. Оно как бы «укладывает» явления и предметы реального мира в формы, соответствующие нашим познавательным способностям, таким способом делая их доступными нашему пониманию. Эти формы, или «сущности», как их называет Гуссерль, и являются основами наших знаний. А их изучение – главная задача философии как строгой науки. По сути дела Гуссерль здесь говорит о логических формах, но не в общепринятом гносеологическом смысле, то есть как о формах правильного мышления, а, скорее – в абстрактно-психологическом. Он обращается здесь к выявлению логики, или структуры, «такого психологического процесса, как процесс восприятия, усвоения и т.д. (переживания в широком смысле)» общезначимых принципов. Чтобы было понятнее, о чем идет речь, отвлечемся от гуссерлевского убеждения в априорном характере искомых им форм. Тогда исследуемый им вопрос будет выглядеть как проблема «функционирования в психической деятельности индивида истинного и общезначимого готового знания». Вспомним, что такое знание, или истина, существует, по Гуссерлю, в сознании человека независимо от того, знает он о ней или нет. И только опираясь на него (естественно, узнанное) можно построить здание строгой науки, в том числе и философии. Сам Гуссерль понимал под такими истинами, или сущностями, предельно общие смыслы воспринимаемых явлений действительности, выраженных, прежде всего, в суждениях, или высказываниях. Путь к их обнаружению лежит, по Гуссерлю, через «феноменологическую редукцию». Под редукцией135 обычно понимается процесс преобразования какого-либо сложного выражения в более простое и удобное для оперирования. Гуссерль сводит это преобразование к «выносу за скобки», то есть за пределы своего рассмотрения всего того, что не относится к феномену сознания. Дальнейшие рассуждения философа в этом аспекте связаны с таким понятием, как «интенциональность». Этот термин означает нацеленность сознания на предмет, возникающую благодаря вниманию и связанному с ним интересу. «Согласно мнению Гуссерля, – пишет исследователь творчества философа Зотов, – истоки познавательной активности следует искать в интенциональном акте, в нацеленнности сознания на предмет». И далее: «Нетрудно видеть, что это качество – одновременно и свидетельство активности сознания, и признак его «конечности»: ведь если сознание нацелено на то, а не на это», то оно ограничивает себя «тем» и не видит «этого»! Если бы сознание не было «интересующимся», то любые возможные предметы были бы для него неразличимы». Интересоваться же чем-либо значит выделять его из всего того, что для нас неинтересно, и что сливается в результате в некий однородный фон. Таким образом, сознание одновременно и создает предмет (вычленяет его из остальной аморфной массы), и ограничивает себя этим предметом, то есть оно «становится конечным» и, добавим от себя, предметным. Иными словами, если мы обратимся к сознанию, то увидим не его, а изображение предмета, подобно тому, как, глядя в зеркало, мы видим не зеркало, а отраженные в нем вещи и самих себя. Сущность редукции состоит в том, чтобы очистить сознание от знания о предмете, на который нацелена интенция. Мы должны отбросить все, что говорит о нем наука, наше обыденное опытное знание, наши ощущения. Этот процесс надо продолжать до тех пор, пока мы не окажемся лицом к лицу с элементами, без которых наше сознание не окажется пустотой. Позднее Гуссерль откажется и от интенции. В результате, по его мнению, перед нами останется чистый поток сознания, поток феноменов, постичь которые можно лишь с помощью интеллектуальной интуиции. Здесь необходимо сказать несколько слов о понимании Гуссерлем термина «феномен». Традиционно этот термин переводится как «явление». Но явление, как «явление чего-то» есть извещение о чем-то ином, то есть о сущности. Явление указывает на другое, на сущность, а феномен, по мнению Гуссерля, – на самого себя. Феномен, следовательно, есть цель познания, которое, в отличие от опосредованного, дискурсивного познания, есть скорее интуитивное. Выявленные с помощью интуиции сущности и будут теми самыми логическими формами, посредством которых происходит «конституирование» предмета познания. Но даже не эти формы и сущности интересуют Гуссерля. Они играют для него лишь роль коррелятов тех процессов переживания истины, которые происходят при выявлении очевидного априорного знания. Они (эти переживания) и становятся предметом его внимания вплоть до ухода его из жизни. Его целью является их постижение и описание в соответствующих терминах. И именно интерес к этим переживаниям становится исходным пунктом, стимулом, порождающим другую современную философию – экзистенциализм. Литература Учебники Ильин В.В. История философии/Учебник для вузов. – СПб.: Питер, 2003. Философия / Учебник для вузов // Под ред. В.В. Миронова. – М.: «Норма», 2009. Философия / Учебник для вузов // Под ред. А.Ф. Зотова, В.В. Миронова, А.В. Разина. – М.: Академический Проект; Трикста, 2004. Дополнительная литература Гуссерль Эдмунд. Философия как строгая наука. –Новочеркасск: Агентство САГУНА, 1994. Зотов А.Ф. Современная западная философия. – М.: Проспект, 2010. Философы двадцатого века. – Книга первая. – М.: Искусство XXI век, 2004. |