Мясищев В.Н. Личность и неврозы. В. М. Бехтерева в. Н. Мясищев личность и неврозы издательство ленинградского университета 1960 Книга
 Скачать 4.12 Mb.
|
|
1 Невропатология, психиатрия и психогигиена, т. IV, вып. 9—10, Л., 1935. 2 В. Н. Мясищев 17 Клинический материал, однако, сталкивает нас не с вопросом о предвестниках и начальных признаках, а чаще с выраженной картиной и ее нарастанием или убыванием. Здесь попытки анализа работоспособности тесно связаны с вопросами определения степени тяжести болезненного процесса и объективных признаков динамики заболевания. Задачи объективной диагностики в этой области тесно связаны с методами психологического эксперимента и трудовой терапии. Каковы же позиции эксперимента в этой области? Нам представляется не случайным то обстоятельство, что такой крупный и, пожалуй, непревзойденный до настоящего времени клиницист, как Крепелин, выдвинул эту проблему и вместе с тем дал ей определенное освещение, установив закономерности кривой работы. Крепелин, однако, коснулся лишь некоторых сторон этой многосторонней и сложной проблемы, подчеркнув значение таких моментов (которые он назвал «основными свойствами» отдельной личности), как упражняемость, увлекаемость, утомляемость, способность восстановления и т. д. Перспективы разработки психологии работоспособности связаны с развитием психологии волевого процесса. Здесь психология связана с именем К. Левина и его школы. Если в работах Крепелина выступают свойства работающего организованного механизма, то у Левина в его экспериментальном материале освещается динамика аффективных тенденций, потребностей, влечений и намерений. Введенное им разделение понятий насыщения и утомления, понятие истинных и мнимых потребностей, демонстративно показанная роль успеха и неуспеха, значение уровня притязания, — все это существенно обогащает наше понимание психологии процессов деятельности вообще, и работы в частности, как при нормальных, так и при патологических условиях. Однако, не разделяя теоретических позиций Левина, мы должны будем давать иное освещение фактам, им открытым, и всю дина-м-ику процесса работы рассматривать по-иному. Усилиями ряда авторов, в числе которых заметная роль принадлежит Левину,2 показана и доказана непригодность механической психологии элементов и ассоциаций, однако выдвинутая на ее место система целостной психологии, оперирующая понятием Gestalt, т. е. целостного психологического образования, представляет лишь формальное решение вопроса и в своей аффективно-волевой части не ставит вопросов психики в единстве формы и содержания и не вскрывает своеобразия человеческой психики. Система интегральной психологии человека должна быть построена на основе понятия сознательной личности и ее отношений к ее действительности. Сознательная личность, общественный индивид представляет прежде всего сложную динамическую систему отношений, обусловленную всей историей обществен- 2 См. К- L e w i n. Vorsatz Wille u. Bediirfniss. Berlin, 1926 и др. 18 но. о развития человека. Понятия личности и отношений должны быть положены в основу понимания психологии процессов тру-доной деятельности, и с этой точки зрения должен вестись анализ человека и его работоспособности в нормальном и болезненном состоянии. Отсюда вытекает ряд принципиальных и методических позиций, ранее недоучитывавшихся или совсем игнорировавшихся и академической психологии, но в жизни встречающих полное признание. Одностороннему функциональному пониманию противопоставляется понимание, основанное на принципе взаимообусловленности функции и отношения, заставляющем нас видеть в работе не только функции моторные, волевые, эмоциональные, функции внимания, памяти и т. д. Руководящей нитью нашего анализа процессов работы является положение о том, что отдельные функциональные проявления— запоминание или забывание, внимание или рассеянность, напряженное усилие или отсутствие его, состояние аффекта или безразличия — могут быть поняты только на основе учета отношения человека к работе, на основе его мотивов и целей работы, сознавания им значения ее, отношения к самому себе, требований к себе и к результату работы и т. д. Без такого понимания функциональный механизм представляется слепым, а анализ поверхностным и неправильным. Соответственно этому, подходя к изучению процесса работы при нервно-психических расстройствах, мы ставим вопросы не только о патологическом состоянии памяти, внимания, воли и т. д., хотя именно при этих состояниях функциональные нарушения часто выступают с определяющей значимостью. Но даже и здесь мы не получим правильного критерия для оценки функциональных нарушений, если не учтем того, как относится больной к своей задаче и как меняется в процессе и в условиях работы это отношение. Естественно поэтому, что мы ставим вопрос не в обычной обобщенной форме — как работает больной, но спрашиваем, каково отношение больного и как он работает в связи с этим? Совершенно ясно, что необходимость учета отношений выдвигает и необходимость знания личности в основных ее чертах на основе ее социально-исторического анализа. Так как отношение выражает связь личности (субъекта) с действительностью (объектом), то совершенно ясно, что, основанное на анализе отношений исследование не может игнорировать проблему содержания работы и ставит вопрос изучения работоспособности в тесную связь с характером работы. Это второе положение нашего исследования не лишает нас возможности решать вопрос о работоспособности в общем виде, но исключает необоснованное заключение от единичного вида работы к универсальной оценке работоспособности, требуя итога результатов работы в разных направлениях. Это затрудняет 2* 19 нашу задачу, но вместе с тем обеспечивает нам более обоснованные выводы. Необходимо отметить, что различие характера работы в смысле ее различной трудности, так же как и грубое деление на физическую и умственную работу, представляется недостаточным, поэтому мы не ограничиваемся одним типом работ, но стараемся использовать возможно многообразные ее виды. Яркий пример значения этого принципа можно найти в работе нашей сотрудницы Е. Е. Плотниковой,3 которая установила, что умственно отсталые при экспериментальном изучении скорее отказываются от решения арифметических задач, охотнее и больше всего работают над вырезыванием и быстрее всего отказываются от самой легкой работы — ставить палочки. И умственно отсталый ищет смысла в работе, но, в то время как нормальный вкладывает в нее условный смысл испытания, олигофрену недоступно это понимание условности, а с этим связывается отрицательное отношение к слишком легкой работе. Аналогичные примеры могут быть приведены при других болезненных формах. Прогрессивные паралитики отвергают точно так же примитивную и однообразную работу (Р. И. Меерович). Соответственно этому принципу учета содержания не только ставится вопрос о том, внимателен больной или нет, сохранена или нарушена у него память и способен ли'он к усилию или нет, но вопрос ставится и о том, к чему больной внимателен, к чему нет, что помнит, чего не помнит, в чем способен к усилию, в чем нет. Утверждая, что процесс работы основывается на отношениях личности, мы не можем пройти мимо роли всей обстановки, в которой он протекает. Это — третье, по внешнему виду довольно общепризнанное, положение, которое однако хотелось дополнить рядом замечаний. Дело не только в том, что с изменением условий меняется функциональная структура работы, но в том, что меняется ее значение для работающего, а следовательно и его отношение. Отсюда вытекает ряд вопросов к организации исследования. Как известно, уже давно отмечена искусственная обстановка лабораторного эксперимента. Лазурский выдвинул принцип естественного эксперимента, который он и Бехтерев пытались реализовать и в области изучения душевнобольных. Существенное продвижение в натурализации эксперимента представляют исследования Левина и его сотрудников. Экспериментируя в разных ситуациях, мы должны для правильного заключения о личности исследуемого сравнивать поведение и деятельность в каждом случае. Так, работа Р. И. Мееро-вича показывает, что результаты работы больных в маниакальной фазе циклофрении в мастерской и лаборатории различны. 3 См. «Журнал невропатологии и психиатрии», 1935, № 9—10. 20 Г. m.ui греком они обнаруживают неустойчиво периферический, но ям гору, тип отношения, а в лаборатории отношение их, оста-н;1жч> неустойчивым, приобретает целенаправленный характер, м работа занимает более центральное место в их отношении. У прогрессивного паралитика при переходе в лабораторию отношение не утрачивает «периферического» характера и не становится целенаправленным. В работе наших сотрудников Е. С. Авербуха и В. И. Буто-рина показано, что реакция на препятствие, различная при различных неврозах, резко различна у одного и того же больного в условиях рабочей терапии и лабораторного исследования. Расхождения же в этом отношении производственной, терапевтической и лабораторной работы имеют место еще чаще. Это позволяет понять, какие особенности реакций на препятствия являются результатом болезненного изменения личности и ее отношений, какие, вытекая из особенностей преморбидной личности, сами стали источником болезненного состояния. Четвертое „принципиальное положение, вытекающее из наших установок, требует разносторонней регистрации рабочего процесса как в основной формуле деятельности, так и во всех сопутствующих ее реакциях. Нами неоднократно подчеркивался принцип соотносительного исследования внешних и внутренних, ани-мальных и вегетативных, центральных и сопутствующих реакций. Внешне одинаковые показатели работы в соотношении с бредовыми высказываниями шизофреника или паралитика, понятно, имеют другой функционально-психологический смысл, чем те же показатели при отсутствии бредозого отношения. В первом случае в центре отношения стоит бред, а не работа. Неработоспособность истерика при отсутствии вегетативных, например гальванических, реакций свидетельствует об отсутствии усилия, тогда как та же работа при высокой вегетативной реактивности свидетельствует о резко астеническом состоянии. Истерик заявляет об утомлении тогда, когда нет его объективных признаков, а маньяк-циклофреник наоборот (см. ниже). Так как отношение определяет реализацию наших возможностей трудовой деятельности, то отсюда вытекает вопрос о том, как же характеризуются отношения и каково изменение их при болезненном состоянии? Здесь мы находимся на первых ступенях исследования. Отметим лишь некоторые определяющие ход рабочего процесса моменты. Совершенно ясно, что суждение о работоспособности без учета степени активности отношения и его положительного или отрицательного характера невозможно. С самого начала мы можем иметь индифферентное или даже отрицательное отношение. В тесной связи с этим работа может быть в центре деятельности больного или быть на периферии его интересов и выполняться для проформы. 21 Нет основания искать закономерную «кривую» работы там, где нет достаточно активного отношения. Классическая «кривая» работы Крепелина получена на сознательно и активно относящихся к его задаче сотрудниках. При истерии (Т. Я. Хвиливицкий4) и выраженной степени олигофрении (Е. Е. Плотникова5) за счет недостаточно активного отношения «кривая»-утрачивает свой закономерный характер и приобретает его тем в большей степени, чем более включается исследуемый в работу. Интересно и с теоретической и с диагностической стороны отметить, что активное отношение и включенность в работу характеризуются не только закономерной продуктивностью работы, но и кривой ее вегетативной характеристики. Так, колебания гальванограммы часты и неопределенны до полной хаотичности при невключенности в работу, при активном включении кривая имеет четкий характер и дает заметные отклонения в критических моментах работы — завершении отдельных моментов, при нарастании трудностей, при внешних воздействиях, мешающих работе или меняющих ее направление. В промежутке между этими моментами колебаний очень мало. Наряду с положительной или отрицательной активностью, явственно сказывается роль мотивации и структуры отношений. Эта мотивация представляет сложное сочетание эмоциональных и рациональных, личных и принципиальных, субъективных и объективных, непосредственных и опосредованных, внутренних и внешних мотивов. При неврастении (Хвиливицкий) типично сознательно-прин ципиальное отношение, к которому примешиваются элементы эгоцентрической тенденции — желания проверить свои силы. Это дает значительную активность в работе, четкую кривую как продуктивности работы, так и вегетативной реакции. Совсем иную картину представляет истерия, для которой характерно негативно-личное и внешнее отношение, демонстрирующее фиктивный характер работы, проформу ее, с отсутствием соответственно вышесказанному вегетативных реакций или их неопределенностью и неадекватностью основным моментам процесса работы. Реактивные депрессии демонстрируют пример того, как с переходом от работы в мастерской к работе в лаборатории благодаря разъяснению врача осознание цели в работе меняет резко отношение к ней и ее продуктивность — работа, ранее явно навязанная, приобретает внутренний смысл и становится лично и объективно значимой для больного. Это с неизбежностью отражается на количественно-качественной кривой продуктивности. Различное соотношение указанных только что моментов дает в итоге различный структурный тип отношения. 4 См. «Журнал невропатологии и психиатрии», 1935, № 9—10. 5 Там же. 22 'I,ми, непосредственный интерес, увлечение работой могут сочетаться с сознанием необходимости в работе, как отмечалось на примере неврастеника. В других случаях наблюдается типичная картина внутреннего противоречия и конфликта: с одной стороны, сознание полезности труда и внешней необходимости, так как больные должны работать в мастерской или так как врач предлагает работать, а с другой стороны, отсутствие интереса к данному виду труда или болезненное состояние инактивности, снижающее работоспособность. Личное отношение к работе в свою очередь очень сложно переплетено с такими моментами, как самооценка, уверенность, неуверенность, тот или иной уровень притязания. Чрезмерно легкая работа у слабоумных, паралитиков и олигофренов вызывает наиболее отрицательную реакцию, так как оказывается ниже их уровня притязания и грозит снизить самооценку. Это конфликтное отношение обязательно находит выражение в кривой вегетативной реактивности, приобретающей бурный характер. В зависимости от характера состояния, уровня интеллекта и других особенностей личности больного можно получить совершенно различные типы выражения и следствия негативного отношения — прогрессивный паралитик дает аффективный взрыв, неврастеник стремится усилием преодолеть усталость, истерик делает видимость работы или изнеможения от работы. В процессе работы отдельные компоненты отношений по-разному меняются, и динамика этих изменений неодинакова для различных болезненных состояний. При исходно отрицательном отношении работа протекает в условиях вынужденного подчинения. Это может дагь работу по типу негативно подчиненного отношения, при котором больной, преодолевая нежелание работать, заставляет себя подчиняться инструкции экспериментатора, но быстро меняет свое отношение на негативно-конфликтное, аффективно-негативное с бурным отказом от работы (Меерович). Первично негативное отношение у истериков может привести к быстрому отказу или может, как показывает Хвиливицкий, превратиться в позитивное на основе возникновения конкретного личного интереса, желания овладеть приемами работы. Ранее воспринимавшаяся как бесцельная и бессмысленная работа приобретает смысл, отношение превращается в позитивное, больной втягивается в работу, и его производительность заметно повышается. Необходимо здесь подчеркнуть, что осознание цели деятельности оказывается значимым не только для неврозов, его роль выступает явственно даже и в случаях сниженного интеллекта, как, например, при прогрессивном параличе и олигофрении. 23 Процесс работы при включенности в него больного начинает сам оказывать определяющее влияние на его отношение. Больной втягивается в процесс, у него создается стремление к завершению. По-видимому, в случае достаточной эффективности эта тенденция выступает резче при невысоком уровне интеллекта. Так, она особенно заметна при прогрессивном параличе в маниакальной и депрессивной его формах и при олигофрении (Р. И. Меерович). Она тесно связана и с общим состоянием активности, так как при депрессии (реактивной) она совершенно не обнаруживается. Эта тенденция представляет, однако, лишь одно из выражений процессуальной стороны работы, роль которой при различных формах и состояниях проявляется по-разному. Таким образом, существенными моментами динамики трудового процесса является сознание цели и значения работы (осознанность отношения) и конкретное отношение, возникающее в самом процессе. Два основных фактора работоспособности, отмеченные Крепелином, — утомление и упражнение — оказывают при этом различное влияние на динамику отношений в процессе работы. Крепелин, однако, совершенно игнорировал эту сторону, но она выступила по-новому у К. Левина в понятии насыщения. Надоедание в работе известно всякому, но симптоматология его, отличная от утомления, показана Левином. Однако работа Левина характеризовала его на основе преимущественно бесцельной и игровой деятельности. Поэтому ни пределы значения, ни истинная природа этого феномена не были до конца раскрыты. Мы рассматриваем насыщение как изменяющееся в процессе работы отношение к этому процессу. Насыщение представляет переход от заинтересованности к безразличию и отвращению к данному конкретному виду деятельности. Только различая принципиальное, сознательное отношение от конкретного процессуального, мй можем понять, почему изменение деталей работы может повысить продуктивность. Основное для характеристики работы в состоянии насыщения заключается в конфликте двух противоречивых тенденций. С одной стороны, стремления работать на основе сознания необходимости работы, вытекающего из принципиального, сознательного и положительного отношения к труду, и подчинения требованиям экспериментатора (resp-инструктора). С другой стороны, стремления прекратить работу вследствие нарастающего отрицательного отношения к ее конкретному процессу. Работа от начала до конца проходит через ряд фаз, обусловленных соотношением этих основных тенденций. |