Мясищев В.Н. Личность и неврозы. В. М. Бехтерева в. Н. Мясищев личность и неврозы издательство ленинградского университета 1960 Книга

• Название: В. М. Бехтерева в. Н. Мясищев личность и неврозы издательство ленинградского университета 1960 Книга
• Анкор: Мясищев В.Н. Личность и неврозы.rtf
• Дата: 18.02.2018
• Размер: 4.12 Mb.
• Имя файла: Мясищев В.Н. Личность и неврозы.rtf
• Тип: Книга; #15682
• страница: 4 из 57

Чем определяется отношение к работе с самого начала? Во-первых, сознанием значения и необходимости работы, во-вто­рых, пониманием ее значения для самого работающего, в-третьих, непосредственным интересом к самому процессу ра­боты, в-четвертых, отношением к экспериментатору или инструк-

24

гору, в-пятых, обстановкой работы и, в-шестых, общим состоя­нием исследуемого, главным образом в смысле его активности (склонности к деятельности).

Допустим, что все это положительно в первоначальном отно­шении. Такое отношение нам встречалось при циклофрении и маниакальной фазе и при реактивной неврастении (Меерович и Хвиливицкий).

В процессе работы начинают обнаруживаться изменения, ко­торые прежде всего сказываются на непосредственном отноше­нии к процессу работы. Первоначальный интерес переходит в безразличие, работа надоедает, испытуемый начинает тяго­титься ею. Он не бросает ее в силу определяющей роли других моментов. Однако продолжение работы может изменить в отри­цательное и отношение к обстановке и к экспериментатору (resp-инструктору). Представление о значении работы для са­мого работающего под влиянием насыщения сменяется склон­ностью к скептически-критической оценке и отрицанию этого шачения. Отсюда лишь один шаг до нацело отрицательного от­ношения к работе, причем, если принципиальное значение труда не отрицается, то отвергается его реальное значение для данных, условий; исследуемый прибегает к софизмам, чтобы освобо­диться от необходимости работы, платонически признавая ее j общее значение.

Различные болезненные фермы дают различную динамику перехода от исходного интегрально положительного отношения через противоречивое в разных формах к интегрально отрица­тельному отношению.

При маниакальном состоянии в маниакально-депрессивном психозе отмечается (Меерович) быстрая динамика перехода от иррадиированно положительного отношения к дифференциро ванно положительному, далее к дифференцированно отрица­тельному и, наконец, к отрицательному аффективному разряду. У неврастеника (Хвиливицкий) близкая к этому динамика, но без аффективного разряда (просто отказ от работы).

У прогрессивных паралитиков их отрицательное отношение к процессу оказывается определяющим. Все другие моменты отступают на задний план, и работа быстро заканчивается аффективным взрывом. Уплощенной и обедненной, интеллекту­ально сниженной психической структуре паралитика соответ­ствует упрощенная и бедная динамика отношений, определяемая узкой конкретной ситуацией данного момента.

Процесс утомления, как показывают исследования наших сотрудников, имеет иную характеристику, чем процесс насы­щения.

Для характеристики работоспособности личности, уклоняю­щейся от нормы, чрезвычайно важным оказывается соотноше-ние утомления и насыщения в процессе рабщы. Работы Плотни­ковой показывают, что олигофрены-дебилы не обнаруживают

25

утомления, так как работают обычно без напряжения. Утомле­ние они, однако, обнаруживают в интересной для них работе. Для реактивно депрессивных характерна быстро наступающая кар­тина утомления при отсутствии каких бы то ни было признаков насыщения. При истерии обнаруживается насыщение, но не утомление, конституциональные неврастеники, наоборот, обна­руживают утомление, не проявляя насыщения.

Для того, чтобы правильно понять природу этого соотноше­ния, нужно обратиться еще к тем случаям, в которых речь идет о социальном, хотя и не болезненном нарушении поведения, на­пример, к случаям детской социально-педагогической запущен­ности. Исследования Милявской, Никольского и Феоктистовой показывают, что как раз у этих детей снижение работоспособно­сти идет за счет повышенной насыщаемости, а не утомляемости.

Мы не останавливаемся здесь собственно на утомлении, про­блеме, как известно, широко разработанной но в соответствии с только что изложенными соображениями еще неполно и недо­статочно проанализированной. Отметим только одну заслужи­вающую внимания деталь, которая была выявлена благодаря применению принципа соотносительного анализа реакций док­тором Мееровичем. Больные, страдающие циклофренией в мани­акальной фазе, обнаруживая объективные признаки утомле­ния, отрицают его. Если характерная для истерии противопо­ложная тенденция объясняется обычно симуляцией, то здесь, по-видимому, нет оснований думать о диссимуляции, и в этом явлении можно усматривать характерное для маниакального состояния изменение порога чувствительности к соматическому состоянию. Соответственно этому характерно для группы реак­тивно депрессивных резкое снижение их работоспособности при вопросах об их самочувствии.

Условия, определяющие кривую в процессе работы, этим не исчерпываются. Чрезвычайно важную роль здесь играют личные реакции в узком смысле этого слова. Отношения к задаче ра­боты связываются прежде всего с уровнем притязания (Левин).

Уровень притязания — это те количественно-качественные по­казатели, которым должна удовлетворять, по мнению исследуе­мого лица, его производительность.

В этом понятии чрезвычайно важно различать два момента, соответствующих субъективно-личному и объективно-принципи­альному характеру отношения к работе.

Субъективно-личная сторона притязания тесно связана с са­мооценкой, чувством неполноценности и тенденцией самоут­верждения и стремлением видеть в показателях работы сниже­ние или повышение престижа личности.

Объективно-принципиальная сторона притязания связана с сознанием значимости работы, с чувством общественной ответ­ственности, с требовательностью к себе, основанной на сознании долга.

26

Эти моменты характеризуют уровень сознательного отноше­ния к труду и вместе с тем эго- или социоцентрическую направ­ленность. Было бы неправильно думать, что болезненное состоя­ние определяет тот или иной тип притязания, но приходится отмечать, что при разных формах преобладает тот или иной тип. Особенно это имеет значение для психогенных заболеваний, воз­никновение которых теснейшим образом связано с особенно­стями личности больного.

Так, грубо схематизируя, можно сказать, что при истерии обнаруживается перевес эгоцентрической тенденции над социо-центрическон, при неврастении выражены обе тенденции, при психастении преобладает социоцентрическая.

Уровень притязания, в высокой степени характеризуя лич­ность, тесно связан с содержанием работы. Для отдельных болезненных форм характерно направление притязания; так у олигофрена уровень низок в области умственной работы, но может компенсаторно- повышаться в области ручной умелости, физической силы и старательности.

В некоторых случаях заболеваний уровень притязания харак­терно варьирует, обнаруживая различия внутри данной формы. Так, при истерии (пока не говоря о разном содержании работы) мы обнаруживаем в одной категории явно высокие притязания, в другой — скрытое притязание, в третьей — отсутствие притя­зания. Первое характеризует истерию с агрессивно-стеническимп компонентами личности, второе — истерию со скрытой или мяг кой агрессией и третье — истерию расслабленного, астено-абу-лического типа.

Наконец, обнаруживается тесная зависимость между общим состоянием активности, ее болезненным изменением и уровнем притязания. Этот уровень широк по объему и высок («все хочу и все могу» в превосходной степени) при маниакальном состоянии и, наоборот, падает до нуля в депрессии.

Развертывание кривой работы и процессуально обусловлен­ная динамика отношения тесно связаны с динамикой уровня притязания, который существенно зависит от успеха и неуспеха. Соотношение уровня притязания с успехом и неуспехом, как по­казывает клинический и экспериментальный материал, при бо­лезни нарушается, и характер этого нарушения дает существен­ный материал для понимания природы психопатологического состояния и процесса.

Диспропорция между уровнем притязания и внутренними ресурсами личности при объективно-принципиальном типе при­тязания является основным источником неврастении.

Анализ изменчивости уровня притязания и его связи с дина­микой болезненного состояния позволяет установить, что дети-истерики, обнаружившие значительное улучшенное при лечении и санатории поведение и состояние, характеризуются снижением или повышением уровня притязания соответственно успеху или

27

неуспеху и, наоборот, дети, не давшие улучшения, дают неаде­кватную реакцию, не меняют уровня притязания в зависимости от результата (Кандаратская и Меерович).

Неразрешение задачи у неврастеника влечет за собой пере­ход на облегченный тип задачи с постепенным повышением ее трудности по мере овладения ею; при истерии неудача чаще вле­чет за собой отказ от работы. При прогрессивном параличе в маниакальной фазе неудача дает напряжение, быстро разре­шающееся аффективным взрывом.

По ходу изложения мы неоднократно касались вопроса о роли общего нервно-психического состояния в кривой работо­способности. Здесь следует заметить, что и в данном вопросе мы имеем дело с сложной структурой поведения человека, в которой состояние является лишь одним из компонентов сложного целого.

Сознание необходимости, интерес, могут действовать как в разрез с состоянием, так и параллельно ему. Так, мы знаем случаи астении, при которой психогенное возбуждение — высо­кий интерес или сознание долга перекрывают состояние слабо­сти и истощенности. В маниакальной фазе деятельное состояние располагает к работе, но обнаруживается большая отвлекае-мость, зависящая отчасти от самого повышения возбудимости, отчасти от возможно повышенной насыщаемости.

Совершенно ясно, что принципиальная установка на труд должна оказывать регулирующее влияние, и естественно возни­кает вопрос, отчего зависит недостаточность центрального регу­лирования при маниакальном состоянии, только ли от возбужде­ния или от снижения функций высших регулирующих механиз­мов, и какова относительная роль того и другого и их взаимная зависимость.

В депрессивном состоянии принципиальная установка на ра­боту должна преодолевать другие трудности, трудности депрес­сивно-астенического состояния, которое не ограничивается только моторикой, но захватывает высшие процессы так назы­ваемого волевого регулирования. Вопрос встает не только о том,, снижаются ли здесь лишь импульсы моторной активности или меняются физиологические условия отношений. Не решая пока этого вопроса, можно на основе экспериментально-клинического материала лишь подчеркнуть сложный структурный характер отношения к деятельности и роль в ней общего состояния.

Заканчивая вопрос о динамике отношений в процессе дея­тельности, необходимо подчеркнуть роль психофизиологического исследования, опирающегося на принцип соотносительного изу­чения функциональных систем. Наши предшественники в этом вопросе давали довольно разноречивые сведения по вопросам так называемых объективных признаков состояний — утомления, страха и т. п. (см. работы Вейнберга6). Не отвергая возможных

6 Weinberg. Zeitschr. f. d. g. Neur. u. Psych., Bd. 85, 86, 93, 1925. 28

n.ipnaunii, полное противоречие мы относим за счет недоучета < ложной структуры отношений в процессе работы.

Упомянутые выше исследования наших сотрудников отме­чают разницу между вегетативными показателями утомления и насыщения (гальванограмма, пневмограмма). Отмеченные и процессе работы изменения гальванограммы сводятся к изме­нению числа и величины гальванических колебаний в сторону их уменьшения или увеличения. Дыхание становится аритмичным и прерывается глубокими вздохами.

В настоящий момент мы не имеем еще, однако, полной воз­можности расшифровать психологический смысл этих измене­ний, но в основном дело представляется так: в процессе утом­ления кривая реактивности имеет тенденцию снижаться; возни­кающая при насыщении отвлекаемость вызывает реакции на отвлекающие воздействия и учащает колебания. Необходимость работы при насыщении вызывает раздражение, усиливает и уча­щает колебания. Необходимость работы при утомлении, мобили­зуя усилие, повышает гальваническую реактивность, которая, бу­дучи сниженной утомлением, дает увеличение числа колебаний, но не увеличивает размера их. Общего правила поэтому вывести нельзя, но нужно в каждом отдельном случае дать анализ психо­логической структуры процесса, который и позволяет понять кривую вегетативной реактивности. Установленные таким путем данные позволят занять более прочные позиции в вопросах диагностики состояния работающего и объективного учета всего многообразия возможных при этом оттенков состояния и отно­шений.

Подытоживая материал нашего изложения, мы можем с до­статочным основанием противопоставить неправильной и узкой трактовке вопроса работоспособности более широкую, рассмат­ривающую этот вопрос в плане личности в целом и ее отно­шений.

Отсюда вытекает вопрос о выражении взаимозависимости личности и болезни в кривой работоспособности. Можно утвер­ждать, что отношение связано с особенностями преморбидной личности. Спрашивается, что же нужно относить за счет болез­ненного изменения, что за счет особенностей самой преморбид­ной личности? На современном этапе мы далеки еще от доста­точно полного решения этого вопроса и можем наметить только лишь некоторые положения.

Во-первых, между болезненной формой и между проявляю­щимся в кривой работы типом отношения сущестзует связь, кото­рая сказывается в том, что для разных, как мы видели, болез­ненных форм характерны различные по своей структуре, дина­мике, знаку (-J- или —) и активности типы отношения. Струк­турное различие заключается главным образом в различном соотношении принципиальных и конкретно личных, целевых и

29

процессуальных компонентов отношения, в различной удельной роли отношения к работе и состояния работающего.

Динамика в существенном характеризуется богатством и бед­ностью, изменчивостью или стойкостью.

Во-вторых, в зависимости от характера заболевания разли­чаются путь и характер, нарушения отношений и их роль в самом заболевании. С этой стороны существенно различать болезнен­ные реактивные состояния (например, реактивные неврозы, пси­хогенные психотические состояния), патологические развития (неврозы развития, психопатия, задержка развития) и патологи­ческие процессы (например, прогрессивный паралич, шизо­френия).

Первая категория характеризуется тем, что отношение пре-морбидной личности, сыгравшей роль в возникновении невроза, сказывается и в отношении больного к работе. Нарушение отно­шений в работе у этой группы, помимо того, тесно связано с бо­лезненными изменениями эффективности, болезненной исто-щаемостью и влиянием психического состояния на конкретную сторону отношений.

Вторая группа характеризуется нарушением системы отноше­ний, формируемым всей историей развития, причем болезненные состояния представляют лишь более тяжелую степень и явную форму того, что было до фазы декомпенсации этих больных.

Поэтому то, что обнаруживается в клинике, в высокой сте­пени соответствует их доклиническому поведению и отношениям.

Процессные формы и эндогенно-патологические состояния характеризуются первичным нарушением психических функций, влекущим за собой существенные нарушения типа отношений, и в частности их структуры и динамики (уплощение, обеднение и т. п.).

В-третьих, одна и та же клиническая форма может в зависи­мости от патогенеза иметь различную структуру отношений и кривую работы. Так, истерия развития и реактивная истерия, конституциональная и реактивная неврастения дают разную картину.

Наконец, в-четвертых, последнее замечание, которое касается практических следствий нашего понимания. В процессе работы, как в фокусе, выражается личность со всеми ее особенностями, в том числе и патологическими. Поэтому трудовые процессы должны гораздо более широко, чем это имеет место сейчас, использоваться для диагностики невро-психических заболе­ваний.

Терапевтическое значение трудовых процессов различно для разных заболеваний не только в том смысле, что они содей­ствуют функциональной стимуляции, но еще в том, что для ряда форм (психогенных) эти процессы реконструируют или по край­ней мере содействуют реконструкции нарушенных болезнью от­ношений.

за

Множество еще нерешенных в интересующей нас области об­щих и частных конкретных вопросов представляет задачи даль­нейших исследований. Здесь мы ставим своей задачей сформули­ровать некоторые позиции, которые вытекают из взгляда на лич­ность здоровую и на больную не как на механизм, и не как на существо аффективно-инстинктивное, а как на еще сознательную личность, хотя и претерпевающую при болезни глубокие изме­нения, могущую регрессировать на аффективно-инстинктивный уровень, но в ряде случаев не доходящую до этого или даже не идущую по пути такого регресса.

ЛИЧНОСТЬ И ТРУД АНОМАЛИЙНОГО РЕБЕНКА1

Нет надобности говорить о необходимости положить в основу практической воспитательно-образовательной работы с анома-лийным детством его изучение. Это положение достаточно обще­признано, но одного лишь признания, конечно, недостаточно, и трудная задача исследования в первую очередь ставит нас лицом к лицу с вопросом о наших научных позициях в этой области, в самом способе исследовательского подхода. Здесь мы коснемся только одной стороны этого большого вопроса, а именно вопроса о личности аномалийного ребенка.

Старая психология, страдавшая атомизмом и оторванная or практики, не разработала этой проблемы. В новой психологии за границей она привлекает большое внимание, но освещается в основном неправильно — идеалистически, механо-биологиче-ски и эклектически (Штерн, Бюлер, Шпрангер, Кречмер, Фрейд, Роббек, Адлер и др.).

У нас о проблеме личности говорят в последнее время все больше и больше, но теории этого вопроса, построенной на основе марксистско-ленинской методологии, еще нет. Есте­ственно, что психология и учение о детской недостаточности, опи­раясь на систему понятий нормальной психологии, также отра­жает недоразвитие этого участка психологической теории или, правильнее сказать, недостаточность всей теории, игнорировав­шей эту проблему. Этому положению можно противопоставить тезис о том, что психологическая теория, которая сможет удо­влетворить общепризнанным у нас требованиям целостности, конкретности, историчности, материалистичности, должна иметь своим центром понятие личности человека.