В. Н. Билль Белоцерковский Шторм
 Скачать 0.53 Mb.
|
|
Председатель. Покажи документ. Поддевка (показывает шиш). На!.. Окопались вы тут... (Поворачивается спиной.) Председатель. Стой, говорю! Поддевка. Пошел ты... (Шагает к двери.) Матрос (в дверях с наганом в руке). Стой, красавчик! Человек в поддевке, вздрогнув, останавливается. Председатель (сзади). Руки вверх! Поддевка (закружившись на месте). Ой! Ой! Матрос. Дай-ка, красавчик, осмотрю я тебя! (Выдергивает из-под полы револьвер, кладет на стол.) Поддевка. В дороге нашел. Матрос. Это тебе вредно носить. (Вытаскивает из-за голенища валенка огромный нож.) И это в дороге нашел? Поддевка. Нашел, ей-богу, нашел! Председатель. Ну, а теперь ты покажешь свой партбилет? Поддевка. Товарищ председатель! Я ведь ненормальный, на меня находит, от контузии в голову, находит... Председатель. На нас тоже находит. Дай-ка партбилет! Поддевка. Получите... (Подает.) Председатель (иронически). Славный у тебя партбилет. Хороший билет. Сам смастерил? Человек в поддевке начинает дрожать, дергаться. Матрос. Что с тобой? Вприсядку собираешься? Поддевка. На меня находит... Припадка такая, с тифом... Матрос. С тифом? Может, с холерой? Председатель. Отправить его! Поддевка. Куда? (Еще сильнее дергаясь.) Председатель. Лечить! Поддевка. Куда лечить? Матрос. В Чеку! Поддевка. За что в Чеку? Матрос. Климат там подходящий... Поддевка. Караул! Караул!.. Матрос (выталкивая). Да ты не волнуйсь, не волнуйсь. Ничего, кроме смерти, не будет. Не волнуйсь! За дверью крик: «Караул!..» Пауза. Появляется Раевич. Раевич (протягивает руку, но вдруг, спохватившись, отдергивает ее). Извините, забыл: рукопо-жатие отменяется. Председатель. Только не по отношению к тебе. Раевич. Спасибо. Но я не желаю тебе зла. Председатель. А что такое? Раевич. Мне что-то нездоровится. Председатель (тревожно). Может, тиф? Раевич. Возможно. Матрос (появляясь). Раевич! Ура! (Протягивает обе руки.) Раевич. Виноват! (Прячет руку за спину.) Я, кажется, болен. Матрос (тревожно). Да ну!.. Неужели?! Председатель (матросу). Сдал бандита? Матрос. Сдал коменданту. Председатель (Раевичу). Что слышно на свете? Что нового? Раевич. Я узнал некоторые новости из Сибири. Председатель. Каким образом? Раевич. Частью от пленных офицеров-колчаковцев, частью от наших товарищей из Сибири. Главным образом — из иностранных газет, журналов и писем. Председатель. Интересно! Матрос. Давай! Давай! Раевич. Я вкратце. (Вынимает из кармана блокнот.) Дипломатический заговор. Англия должна получить в России «зону влияния» — кавказскую нефть, Урал, северный лес и контроль над Прибалтикой. Франция — железо, уголь Донбасса и контроль над Крымом. Японии — Сибирь с ее золотыми приисками. Что касается Америки — она уже контролирует железную дорогу в Сибири, а свои сердечные намерения пока полностью не высказывает. Хотя мистер Гувер, глава АРА — общество помощи голодающим детям в Европе, — роздал уж сто миллионов благотворительных долларов врагам Советской России. Председатель. Широкая натура. Матрос. Лопнуть бы ей... Раевич. А вот высказывания английского «поэта»... Председатель. Поэта? Раевич. «Баку — величайший нефтяной центр мира! Если нефть — королева, то Баку — ее трон!»... Здорово сказано... А?! Чем не поэт! Председатель. А что другие «поэты» говорят? Раевич. Япония о Сибири: «Какой простор! Какие недра! Столько в них еще неизведанного добра. Непочатый край! Необитаемая земля!» И так красиво, что сразу высадила десант в семьдесят тысяч солдат! Председатель. Не терпится... Раевич. Снабдив их русскими словариками, в которых против слова большевик, объясненного как — барсук, значится: подлежит истреблению... Председатель (иронически). Культурно. Матрос. А в общем получается (подпевает): Мундир английский, Погон французский, Табак японский, Правитель омский, Эх, шарабан мой, американка... Раевич. А для оправдания своей интервенции следующий бред: имеются, мол, факты, что на улицах советских городов бродят выпущенные на свободу сумасшедшие люди, которые вырывают падаль у собак; что большевики объявили неделю любви; что большевики рубят топорами иностранцев, насильно загоняют женщин в казармы на потребу артиллерийских полков. Председатель (смеясь). Почему артиллерийских? Раевич. Чтобы показать свою осведомленность. (Продолжает.) Людей топят, отрезают языки и носы, закапывают живыми в землю, а в Петропавловской крепости держат роту профессиональных палачей... Председатель. Почему в Петропавловской крепости? Матрос. И почему только роту? Раевич. А вот что пишет «Нью-Йорк Тайме»: «Дни советской власти сочтены. Колчак готовится к походу на Москву». Но самое изумительное высказывание сокровенных мыслей одного из известных дипломатов Англии: «Ни в коем случае не объявлять войны России. Но советских людей убивать без разбора, захватывать их земли, вооружать их врагов, блокировать их порты, топить их корабли, организовывать крестовый поход. Серьезно и деятельно, не упуская ни малейшего случая, готовить Советской России гибель»... Председатель. Кто это говорит? Раевич. «Но, если нам будут говорить, что это, мол, война против России — всячески отрицать. Война — как можно! Интервенция — как не стыдно! Нам совершенно все равно, как русские сами меж собой разрешают свои дела. Мы торжественно заверяем, что не оставим себе ни пяди территории Советской России». Кончается это суждение словом: «Тррах». (Прячет в карман блокнот.) Председатель. А что означает это слово «тррах»?! Раевич. Залп!.. Расстрел... советских людей... Пауза. Председатель. Да кто это сказал?! Раевич. Один английский дипломат. Председатель. Так и сказал? Раевич. Слово в слово... Председатель. Ну и ну! Матрос (с горечью). Ругаться я умею, а вот сейчас теряюсь. Раевич. Как понять? Матрос. Не нахожу подходящего слова... Культуры нехватает Раевич. И не найдешь. Человеческий язык беден. Матрос. Жаль, жаль. Раевич. Так вот, об этом материале я хотел бы информировать и нашу партийную организацию. Председатель. Да, это не мешало бы. Раевич. И желательно завтра. Послезавтра, пожалуй, будет поздно. Матрос. Сляжешь? Раевич. Возможно. Председатель (пытливо взглянув на него). Отложим?.. А? Или пусть другой вместо тебя. Раевич (решительно). Нет. У меня, эмигранта, получится острей, так сказать, личные счеты с «культурной Европой», да и замена не избавит меня от тифа, если он уже во мне... Ну, будьте здоровы! Руки не подаю. (Торопливо уходит.) Председатель и матрос молча, с оттенком грусти глядят ему вслед. Матрос (вздохнув). Эх! Побольше бы нам таких интеллигентов. Председатель. Будут... Теперь для нас ворота открыты. Занавес КАРТИНА ВТОРАЯ Тот же кабинет перед заседанием Укома. Председатель и делопроизводитель матрос, пишет. Рабочий Попов, с пере-вязанной щекой, страдая от зубной боли, шагает взад и вперед. Редактор, женщина лет тридцати в мужской гимнастерке, брюках и сапожках, просматривает газету и делает отметки карандашом. Лектор. Лектор (сумрачно уставившись на редактора). Вот не нравится мне, когда женщина, к тому же член партии, без всякой надобности смешит людей... Ну зачем, спрашивается, вам эти мужские брюки? Кому это нужно? Неужели для революции это так важно?! Или это является выражением равноп-равия с мужчинами? Редактор (отрываясь от газеты). А вы поездите верхом, сколько я езжу, тогда и поймете, почему я ношу брюки. Лектор. А я не вижу надобности редактору газеты разъезжать верхом на коне. Редактор. Как вам известно, я еще заведую женотделом. Приходится разъезжать по волостям и селам. И почему это вам только сегодня бросилось в глаза? Матрос. Да просто потому, что у него настроение плохое. Лектор. А почему ему быть хорошим? Обстановка-то какая. Матрос. А что именно? Лектор. Туго нам приходится. Туго. В кольце мы, вернее в петле. Вот-вот захлестнет. Матрос. Ну, вот еще... Лектор. А главное, и отступать уже некуда. От всей России, подумать только, от одной шестой мира остался клочок — девять губерний! Островок революции среди моря контрреволюции. А к тому же у нас еще армия молодая. Командиров нехватает. Бывший взводный, а то и рядовой, подчас и штатский, командуют частями. Ну какой, например, из тебя был командир броневика? И что это был за броневик! Обыкновенный грузовик с пулеметом. Матрос. И с броневой рубкой. Лектор. Ну какая там броня! Кирпич. Матрос. Да... кирпич. Но этот броневичок так глушил беляков, что раз даже в белую газету попал. Редактор (отрываясь от газеты). Ты как это узнал? Матрос. Пленный сообщил: белый генерал описывал, место боя. Вдруг, пишет он, из лощины с грохотом выскочил грузовик, а на нем какое-то странное сооружение из кирпича, вроде русской печи. Не успели мы понять в чем дело, как из печи застрочил пулемет, а в отверстие выглянула матросская рожа, показала мне пальцами нос, ругнула на всю степь и скрылась со своей печкой за холм. Вот этот нос и прочее... были моего произведения. Смех. Лектор. Это все не серьезно. Не убедительно. Попов. Паникуешь, товарищ лектор, паникуешь. Лектор. Трезвое рассуждение ничего общего с паникой не имеет. Редактор. Будь у меня такие «трезвые» мысли, я бы из партии вышла. Лектор. А наивные разговоры о победе без материальной основы — это, по-вашему, трезво? Не романтика? Редактор. Нет. Это интуиция. Лектор (насмешливо). Интуиция... Вот так марксистская логика! Строить прогнозы на интуиции — это же просто шутка. Если так рассуждать, я могу ответить тем же: моя интуиция говорит совершенно обратное. Редактор. То же самое она вам говорила и перед Октябрем. Однако вы ошиблись. Председатель. Совершенно верно! Редактор. Нет, товарищи, это не шутка, когда интуиция основана на органической связи с действительностью, с духом и волей рабочего класса. Это то, что называется шестым чувством! А что касается клочка, островка, так это тот трамплин, та материальная база, от которой не сегодня-завтра мы сами перейдем в наступление. Была бы только революционная воля! Лектор (устало). Но с одной волей, без достаточного вооружения... Наивно. Матрос. И вооружение будет. Лектор. Где его взять? Матрос. У врага! У беляков... Вот как было в Царицыне. На весь укрепленный район было всего тридцать две пушки. Чуть ли не по одной пушке на батарее. Белогвардейское командование об этом узнало и решило, сосредоточив силы, произвести прорыв в определенном месте. Разведка наша об этом донесла. В это время в Царицыне был товарищ Сталин. По его приказу свезли на угрожаемый участок ночью, тайно, все пушки, до единой... и когда чуть свет беляки с ревом бросились в атаку, их встретили таким огнем, что у них цикорий посыпался, вроде как поперхнулись, а тут еще врезались в них наши «печи на колесах» и пошли крошить... Такой получился водоворот, что командующий их потом с горя бился головой об стенку, чуть стену не прошиб... Вот тогда мы и раздобыли оружие. Попов. А кто Колчака от Бугульмы попер? Забыл? Лектор. Ну и что с того... Здесь погнали, а на Петроград наступают. А на юге? Прогнали французов и греков, появились немцы, Краснов, избавились от них, появился Деникин. Так и на западе, так и на севере, повсюду. Получается гидра контрреволюции. Вы, товарищи, не учитываете соотношения сил. (Значительно.) Интервенция! Четырнадцать государств! Попов (с болью). Да что ты скулишь! И так зубы болят. Соотношение сил! Соотношение сил! А учитываешь ты, что у них, у буржуев, за границей рабочие организуют «комитеты действия» «Руки прочь от России». Это что тебе — игрушка?.. Лектор. Улита едет... Матрос. А я вот тебе на другой пример укажу, насчет соотношения сил. Плавал я юнгой на шхуне. Помню первый шторм. Море как будто взбесилось, пеной исходит. В снастях вой и визг — ну прямо шабаш ведьм. А как — глянешь вокруг, так сердце и замрет: судно, как игрушечный кораблик, а за ним с ревом, как звери, несутся волны. Такое соотношение сил, что дух захватывает! Но вот на палубе появился капитан. Поглядел вдаль, потом на небо, понюхал воздух, пощупал бородку и... так это спокойненько зевнул! И сразу у меня на сердце отлегло. Лектор. Ты к чему это клонишь? Матрос. А вот к чему. Такого вот капитана увидал я в прошлом году на Четвертом Всероссийском съезде Советов, когда обсуждался вопрос о Брестском мире. Когда шторм бушевал вовсю... Лектор. Как бушует и теперь. Матрос. Тогда появился, как на мостике, на трибуне капитан революции — Ленин. Глаза чуть прищурены, с хитринкой — все видят! И такая спокойная и умная усмешка, что сразу от сердца отлегло... Редактор (обращаясь к лектору). И вы думаете, что тут дело только в заразительном спокойствии капитана? Нет. Не только в этом: в спокойствии мастера, великолепно знающего свое дело, в его уверенности и прозорливости. (Матросу.) Так я тебя поняла? Матрос. Точно! Председатель (лектору). Надеюсь, ты свои «трезвые» рассуждения не высказываешь перед массами? А? Лектор. Я еще не выжил из ума. Председатель. Со страху бывает. Входят военком и Загорецкий. Военком. Здорово, товарищи! А председатель Совета где? Председатель. В Исполкоме председательствует. Ждать не станем. Дел много. Начнем. Военком. А товарищ Раевич? Председатель. В тифу лежит. Военком. В тифу? Раевич? Нехорошо. Нехорошо. Редактор. Будем надеяться, что выживет. Военком. Боюсь, как бы тиф в казармы не забрался. Председатель. Вот с тифа и начнем. К порядку, товарищи! У нас на повестке дня следующие вопросы: Борьба с тифом, борьба с бандитизмом, борьба с диверсантами, борьба с саботажем, неделя по топливу, неделя по транспорту, отчет Упродкома, о церковном браке, текущие дела. Имеются еще какие-нибудь вопросы? Военком. Ввиду развития у нас в деревне сапа и сибирской язвы, а также ввиду опасения чумы, ветеринарный отдел просит запросить Уком об организации конкурса на устройство трупосожи-гательных печей для животных. Премии в три и пять тысяч рублей. Председатель. Я бы поставил этот вопрос иначе: запросить ветеринарный отдел о причине этой эпидемий, — откуда она берется? Что-то подозрительно. Попов. Да и тиф тоже... того... Редактор. Надо обратить на это внимание председателя Чека. Председатель. Предлагаю включить этот вопрос в борьбу с диверсантами. Возражений нет? Голоса. Нет. Нет. Председатель. Итак, по вопросу о тифе. Слово принадлежит заведующему здравотделом товарищу Загорецкому. (Матросу.) Братишка, садись протокол писать. Загорецкий. Я, к сожалению, поздно был информирован о докладе, а потому не успел собрать всего материала, цифр, статистики заболеваемости, так сказать кривой. Председатель (удивленно). Какой кривой?! Загорецкий. Кривой линии, которая научно показывает прогресс и регресс заболеваемости. Прошу дать мне время, и я со своими спецами соберу все эти сведения. Председатель. А сколько времени займет у вас ваша кривая? Загорецкий. Минимум неделю. Председатель. Желает ли кто-нибудь высказаться по этому поводу? Пауза. Нет. Тогда я скажу... Еще неделю тому назад мною было предложено товарищу Загорецкому дать отчет о своей работе по тифу. И что же? Ни черта он не сделал. А теперь, когда зараза пошла по городу, когда всякий дурак видит, что кривая эта поднялась, куда ей не следует, некогда научным регрессом заниматься, а надо дело делать... Матрос. Правильно! Попов Верно! Редактор. Каждый час дорог, ибо в этот час может заразиться человек, а жертвы, когда их не требует революция, полезны только контрреволюции. Я предлагаю сейчас же начать решительную борьбу. Военком. Поддерживаю... Потому что насчет казарм я беспокоюсь. Председатель. Кому слово? Матрос (поднимая руку). Мне! Когда шторм надвигается, то заранее снасти крепят. (Жест.) Тот не моряк, а дурак, кто этого не знает. Так и здесь. Скоро смерть свистеть будет, а он (указывая рукой на Загорецкого) на извозчике раскатывает... За галстук (жест) медицинского спирту пускает. Сам по кривой ходит. Загорецкий (вскакивая). Товарищ председатель, я протестую! Лектор. Безобразие! Председатель (звонит). Прекратить! Матрос, свирепо глядя на Загорецкого, усаживается. Я предлагаю создать чрезвычайную комиссию из трех лиц: военкома, заведующего здравотделом, председателя Совнархоза, чтобы к топливу и прочим материалам поближе быть. Возражений нет? Голоса. Нет... Нет... Нет... Председатель. Председателем тройки временно назначить военкома, пока подберем другого. Может, и Раевича, если выздоровеет. А ты, товарищ военком (жест в сторону Загорецкого), не стесняйся с ним: ежели что... по-военному. |