В. Н. Билль Белоцерковский Шторм
 Скачать 0.53 Mb.
|
|
Редактор. Не возражаю. Председатель. Принимается. Загорецкий (поднимая руку). Только прошу комиссию энергично помогать нам в наших требовани-ях по вопросу топлива, белья, питания... Матрос. Только не для личного потребления!.. Загорецкий. Протестую! Председатель. К порядку! Можете итти, товарищ Загорецкий. Смущенный Загорецкий уходит. Теперь мы перейдем к жилищному вопросу. Слово товарищу Попову. Попов. Из Пензы к нам откомандировали несколько сот рабочих, живут они в вагонах: теснота, давка, ропщут. Необходимо помещение, минимум на триста человек. От этого и производительность труда подымется. Вот и все. Председатель. Кому слово? Лектор (поднимая руку). Я не вижу выхода из жилищного тупика, пока мы не покончим с фронтом, не уменьшим армию, не разовьем наше строительство. Попов. Ежели ждать мирного строительства, то до этого времени все в вагонах перемрут, да и тиф поможет... Он тесноту любит. Военком. Я тоже нахожу, что помещение необходимо, но где его взять?! У жилотдела нет такого помещения. Попов (резко). Должно быть! Председатель (звонит). Не горячитесь, товарищи! Просите слова. (Звонит.) Беру слово. Я согласен с товарищем Поповым, что помещения должны быть. Дело не в постройке нового дома, а в уплотнении и даже выселении кого-нибудь. Так вот, давайте шевелить мозгами... Матрос. Есть! Председатель. Говори! Матрос. Отдел образования учить не учит, а средства проедает. Пускай уплотняется. Председатель. Нельзя. (Потирая лоб.) Никто не надумал? А? Остаются только церкви, синагога и мечеть. Столько помещения, а нельзя. Вот досада... Матрос (радостно). Есть! Лектор. Глупость какая-нибудь. Матрос (свирепо взглянув на него). Эх, жаль, что драться нельзя: так бы в ухо и двинул! Председатель. Ну ладно, ладно, говори, что надумал? Матрос. Девичий монастырь. Лектор. Нельзя. Матрос. А помещение!.. Ох и помещение, на пятьсот человек! Председатель. А тебе кто сказал? Матрос. У доброй монашки узнал... Смех. Попов. Ну что ж! Чего тут голову ломать. Взяли? Лектор. Нельзя. Редактор. Можно. Председатель. А ты, военком, что скажешь? Военком. Еще не надумал... Председатель. А я думаю, что не только можно, но и должно. Лектор. Вот этого не ожидал. Председателю организации полагается быть благоразумней и тактичней и не делать политических ошибок. У верующих это вызовет большое возмущение. Матрос. Монастырь — это не церковь. Монастырь— это... Попов. Вот это самое!.. Председатель (звонит). К порядку. Рабочие запоют от радости, когда узнают наше решение. Лектор. Это называется потакать инстинктам. Редактор. Меньшевики перед Октябрем тоже говорили, что мы потакаем инстинктам, но ведь вы теперь не меньшевик. Что же, по-вашему, делать? Заставить рабочих мерзнуть? Теорией заниматься? Лектор. Другие средства изыскать. Председатель. Ждать конца войны? Чепуху городите. Голосую... Кто за то, чтобы монастырь превратить в помещение для рабочих, прошу поднять руки. Подымают руки председатель, рабочий, матрос и редактор. (Матросу.) А ты чего поднимаешь? Ты ведь не член комитета. Матрос смущенно опускает руку. Кто против? Военком и лектор поднимают руки. Военком? Почему? Военком. Кулачье и эсеры пустят слух, что монастырь грабят, амонашек насилуют. Знаю я деревню. Попов. А мы докажем им другое на факте. Редактор. Три «за», два «против». Голосование кончено. Лектор. Нет, не кончено. (Берет телефонную трубку.) Совет! Присутствующие удивленно переглядываются. Алло! Симушина к телефону, срочно! Алло! Да, я. Идет голосование насчет переселения рабочих из вагонов, о которых тебе известно, в Девичий монастырь. Твое мнение? (Передает трубку председателю.) Председатель. Балда! (Бросает трубку.) Не столько за революцию, сколько за пост свой боится. Попов. Ответственности боится. Лектор. Три «за», три «против». Голосование кончено. Матрос. Нет, не кончено. (Резким движением хватает трубку и оглушительно орет.) Алло! Пять сорок четыре. Жена? Давай мужа! Знаю, что болен. Дело очень важное, срочное. Лектор. Человек в тифу!.. Товарищ председатель, прекратите это варварство. Матрос. Алло! Раевич? Передаю трубку. (Передает трубку председателю.) Председатель. Товарищ Раевич, извини, голубчик. Тут у нас о переселении рабочих в Девичий монастырь. Тиф и всякое такое. Твое мнение? А? Подумай, подумай... Матрос. Сначала подумает, потом пожует, а потом только скажет. Чудной старик. Председатель (матросу). Не шуми. Что? Взять с потрохами? (Смеется.) Правильно. (Кладет трубку.) Лектор. Демагогия. Матрос. Вот таких бы нам побольше — и на теории и на практике не сдрейфят. Председатель. Итак: четыре «за», три «против». Монастырь завтра же перейдет в руки рабочих. Рабочие будут агитировать за самих себя. Редактор. Придется мне написать статью о превращении монастырей в рабочие дворцы. Председатель. А теперь мы перейдем к вопросу о бандитизме. Стремительно вбегает комсомолец. Комсомолец. Товарищ председатель, бегитенаверх. Председатель. В чем дело? Что случилось?! Комсомолец. Там Филиппов агитирует, чтобы все комсомольцы от тринадцати лет завтра же отправились на фронт. Матери пришли. Вот наша резолюция... (Читает.) «Товарищи комсомольцы! Мы, юные коммунистические орлы пролетарской революции! Мы не дети буржуазных пород, не барчуки. Нам не нужны папеньки и маменьки. Это буржуазный предрассудок. На красной доске истории наши имена запишут железными буквами. С винтовкой в руках, с красным знаменем, на красном коне мы пойдем, товарищи, на Колчака, Деникина и всех прочих. Смерть буржуям и всем прочим! Все на фронт!!!» (Председателю.) Идите, товарищ председатель... Матери плачут... Все улыбаются. Председатель. Надо итти. Этот Филиппов у меня вот где сидит. (Жест на шею.) А вы, товарищи, пока прочтите доклад милиции. Поспешно уходит с комсомольцем. Занавес КАРТИНА ТРЕТЬЯ Военкомат. Кабинет военрука. Два стола. За одним военный руководитель, за другим секретарь. Военрук обращается к стоящему перед ним командиру. Секретарь пишет, торопится. Военрук (гневно). Да вас арестовать мало! У вас в Уланских казармах грязь, свалочное место, чорт знает что такое! Никакой дисциплины! Какой же вы командир? Вы тряпка! Вам известен приказ Чрезвычайной Комиссии по борьбе с тифом? Командир (смущенно). Известен, но... Военрук (прерывая). Никаких «но»! Приказ должен быть выполнен в точности! Командир. Мне одному не по силам... Не на кого опереться. Вся ячейка свалилась с ног, больна... Военрук. А политком? Командир. Тоже слег. Дисциплина падает, потому что мне, беспартийному, да еще бывшему офицеру, нет доверия. Военрук. Нет доверия? Значит, вы его не заслужили. Почему же мне, беспартийному и тоже офицеру, доверяют даже пост военрука до выздоровления последнего. Почему, спрашиваю? Командир (пожимая плечами). Не знаю... Секретарь (отрываясь от бумаг). А я знаю. Потому что товарищ Богомолов (указывая на военрука карандашом), хоть и беспартийный, а наш. (Снова углубляется в работу.) Военрук. Совершенно верно. Искренность нужна. Искренность. Командир. Я вполне искренен. Военрук. Ну ладно, прекратим этот разговор. Политкома мы вам не дадим. Отрывать от ответ-ственной работы на временное политкомство члена партии нет смысла, тем более, что для этого требуется санкция Губвоенкома, а к этому времени политком может выздороветь. Командир. А если он умрет? Военрук. Тогда другой будет разговор. Секретарь (быстро поднявшись, торопливо собирает бумаги). Товарищ военрук, ухожу в ячейку. Немного опоздал... (Торопливо направляется к выходу.) Военрук. Чтобы в казармах чистота была. Даже окна вымыть! Секретарь вышел. (Покосившись на дверь, сразу меняет тон.) Ну, что у вас? Покороче. Командир (подозрительно оглянувшись). Красноармейцы бунтуют. Военрук. Чем же вы их разожгли? Командир. Тем, что Колчак, получив подкрепление, вместе с частями интервентов вновь перешел в наступление. И что большевики, отступая, решили оставить белым тифозную заразу. Военрук. Отлично! А к вам какое отношение? Командир. Хорошее. Я осторожен, но, когда нужно будет выступить, твердо возьму ребят в свои руки. Беда в том, что часть их уже рвется из казармы. Военрук. Придется удержать их пыл на несколько дней... во что бы то ни стало. Командир. Постараюсь. Военрук. Наша задача — заварить кашу у красных в тылу. Тиф — наш верный союзник. Полк, сформированный красными на помощь фронту, не дошел до места назначения, почти поголовно слег. Командир. Замечательно! Военрук. Короче говоря, в субботу выступаем! Командир (вытянувшись, щелкнув каблуками). Слушаюсь!.. Стремительно вбегает секретарь. Секретарь. Чорт возьми, забыл бумажку. Военрук (моментально повысив голос). Ступайте! Чтобы и стекла у меня блестели, как зеркало! Вы слышите? Командир (отдавая честь). Слушаю! (Уходит.) Секретарь. Подтянули? (Роется в бумагах.) Военрук. Шелковым стал. Секретарь. Вам бы, товарищ Богомолов, в партии быть. Военрук. Так лучше. Могу быть в курсе беспартийных мыслей. (Хитро улыбаясь.) С коммунистами так не откровенничают. Входит сотрудница. Сотрудница. Подпишите, пожалуйста. Военрук. Опять по одной бумажке? (Подписывает.) Ведь говорил вам, чтобы сразу все бумаги подавали в определенное время, кроме срочных. Сотрудница (невинным голосом). А я думала, что это срочно. Военрук. Думали? (Подписывает.) Индюки думают. Кончили гимназию, а в простых вещах не разбираетесь. Малограмотная работница вас за пояс заткнет. Секретарь, найдя бумажку, выбегает из кабинета. Сотрудница, вытащив из-под корсажа записку, быстро сует ее военруку и уходит. В дверях появляется курьерша. Курьерша. Товарищ Абрамов могут зайти? Военрук (судорожно зажав в руке записку). Зовите. (Делает вид, что пишет.) Курьерша уходит. Входит Абрамов. Абрамов.Товарищ военрук, зачем же меня под арест, да еще на семь суток? У меня работы по горло. Военрук. Вам, как коммунисту, пример надо показывать, подчиняться приказам, а не нарушать их. Гнать лошадь по городу галопом воспрещается. Абрамов. Да я гнал по необходимости. Спешил нагнать сани, из которых вывалился труп. Честное слово коммуниста! Военрук. Охотно верю, а посидеть вам все-таки придется, хотя бы для примера, а то скажут, что коммунистов милуем, а беспартийных жучим. (Строго.) Ступайте на гауптвахту! Абрамов. Ладно. (Смущенно уходит.) Военрук (быстро прочитав записку, рвет ее на куски). Товарищ Параша! Входит курьерша. Курьерша. Я здесь. Военрук. Позовите Фокеева. Курьерша уходит. Входит Фокеев. По виду это старый военный чиновник. Вытянувшись, с карандашом за ухом, Фокеев ждет, пока воен-рук разговаривает по телефону. Военрук (в телефон). Завхоза Ибрагимова ко мне. Завхоза! Да что, у вас уши заложило? Завхоза Ибрагимова! (Кладет трубку и обращается к Фокееву.) В субботу. Фокеев (вздрогнув, быстро крестится). Господи! (Почти шопотом.) Почему в субботу? Военрук. Потому что в этот день субботник. У коммунистического отряда вместо винтовок в руках будут лопаты и метлы. Военных коммунистов я еще до этого переарестую. Сообщите по инстанции. Никаких тайных собраний без моего ведома! С богом! Фокеев уходит, осторожно крестится. Короткая пауза. Входит Ибрагимов. Ибрагимов. Я здесь. Военрук (полушепотом). Что вы сделали со вшивым бельем? Ибрагимов. Раздал шурум-бурум, а те распродали его задешево. Военрук. Много? Ибрагимов. Много. Хватит, чтобы зараза по всем районам проехала. Военрук. Прекратить раздачу тряпья. Ибрагимов. Почему? Военрук. Выступаем... в субботу... Ибрагимов (вздрогнув). Алла! Военрук. Понял? Ибрагимов. Понял. (Дико оскалив зубы.) Резать будем! Кровь пить! (Тыча себя в грудь.) Ибрагимов богач был... Ибрагимов губернатору руку жмал... Ибрагимов опять будет Ибрагимов. Военрук (строго). Тише! Ибрагимов (спохватившись, закрывает рот рукой). Молчок! Как неживая рыба. Военрук. Идите! Ибрагимов. Неживая рыба! (Уходит.) Военрук (запирая бумаги в ящик). Товарищ Параша! В дверях появляется курьерша. Можете убирать, только поскорее. Через час я вернусь. (Уходит.) Курьерша (с метлой и тряпкой в руках). Ушел... (Лицо ее меняется: живое, энергичное; она подбегает к дверям канцелярии.) Тоже ушли. (Пробует открыть ящик стола военрука своим ключом.) Нет, подожду, а то, может, забыл что и вернется. (Роется в корзинке, вытряхивает бумаги: собирает клочки рваной записки.) Что мелко рвется, то секретно. (Рассматривает.) Чека разберет!.. (Прячет клочки в карман юбки. Берется за метлу.) Занавес. ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ КАРТИНА ПЕРВАЯ Заседание уездного Совета. На трибуне за длинным столом, покрытым красной материей, — президиум: Председатель заседания — он же Председатель Совета, Председатель Укома, Секретарь и несколько членов президиума, включая члена Укома рабочего Попова. На скамьях против стола президиума сидят члены Совета, одетые по-зимнему: в тулупах, валенках, шинелях, куртках. На трибуне Доктор, в шинели старого офицерского покроя, в валенках, опустив глаза, обращается к членам Совета. Доктор. Все было сделано, все было использовано, что было в наших силах. Но я все-таки повторяю, что если бы у нас под рукой оказались лучшие дезинфекционные камеры, белье, медикаменты, мыло, помещение, а также лекарский персонал, то и тогда я, старый врач, не ручался бы за благополучный исход, за уничтожение тифа. Уж слишком глубоко пустила корни эта ужасная эпидемия... Голос. Не пустила, а ее впустили. Доктор. Невольно вспоминается эпидемия в Китае, не помню в каком году: сыпной тиф скосил два с чем-то миллиона населения. Эти воспоминания тревожат меня, ибо тиф в России при ее жестоких морозах еще более чреват последствиями. Я боюсь гибели всей нации. (Отходит от стола, усаживаясь на задней скамье.) Председатель заседания (поднимаясь с места). Я, товарищи, со своей стороны, как председатель Совета, могу подтвердить, что положение действительно тяжелое, что главный недостаток в помещении. Я, товарищи, не в силах нести ответственность за благополучие города, если вы, члены Совета, не возьмете эту ответственность и на себя. Председатель Укома неодобрительно качает головой. Военком подымает руку. Слово товарищу военкому. У военкома лицо возбужденное, налито кровью, говорит он хрипло, с усилием; вокруг шеи — платок. Военком (обращаясь к аудитории). Товарищи, тиф проник и в казармы. Вам известно, что за халатность и пьянство арестован заведующий здравотделом Загорецкий и вся работа лежит на мне. Кроме того, я — и начальник гарнизона, а потому прошу срочно дать мне заместителя по всем этим делам, так как я сам уже болен и покидаю вас... (Медленно плетется к выходу.) Председатель заседания. Кто желает высказать свое мнение? Лектор (подняв руку). Я. (Поднимается на трибуну.) Я, как спец по лекторской части, не могу считать себя спецом-хозяйственником и медиком. Однако указание председателя Совета, что одним из главных средств борьбы с тифом является улучшение жилищных условий, я всецело поддер-живаю. Так вот: начнем с этого главного... Пролетариат, взявший власть, только тогда воспользуется материальными благами своих завоеваний, когда он довершит свою революцию до конца и перейдет на мирное социалистическое строительство. Теперь же, когда революция только совершается, долг пролетариата впереди всех нести тяготы и издержки революции. В сознании этого долга перед революцией рабочие, помещающиеся в Девичьем монастыре, обязаны выселиться обратно в вагоны, предоставив помещение монастыря для нужд госпиталя. (С чувством собственного достоинства возвращается на свое место). Жидкие аплодисменты в два-три хлопка. Рабочий, член Укома, Попов поднимает руку. Попов (возмущенно сдергивает шапку с головы). Я, товарищи, и не лекарь, и не лектор, а знаю, что вагоны— это новый очаг заразы и что больному не станет легче, если здоровый заболеет. Пусть товарищ лектор на самом себе исполнит тот долг, о котором здесь говорил. Революции же такой дурацкий долг не нужен, от него только вред. Аплодисменты. Со своей стороны я могу посоветовать насчет топлива — это сломать старый ненужный мост и (пауза) разобрать разваленные дома и (пауза) сараи, что на Конной улице находятся и бандитам убежище дают. Этого топлива на время хватит!.. (После паузы.) Хватит... Председатель заседания. Кому еще слово? Продразверстник (подняв руку). Позвольте мне. |