Вавилкина Елена а все могло быть подругому Аннотация
 Скачать 0.65 Mb.
|
|
Глава 5 1 сентября. 11 класс Лето пролетело незаметно, оставляя в памяти приятные и болезненные воспоминания, но я не хочу сейчас думать о них, предпочитая сосредоточиться на вполне достижимой и жизненно важной цели, а не дурацкой мечте, которой не суждено сбыться. Торжественная линейка на школьном дворе, и в душе, как ни странно, приподнятое настроение, я действительно соскучилась по моим нынешним одноклассникам и учителям и сейчас готова расцеловать их всех. Единственная, кто не разделяет этого настроения, кажется, Леся. Поводов у нее более чем достаточно, и все же трудности, на которые обрекли ее родители, казалось, всегда делали ее только сильнее и упорней, и сейчас я недоумеваю, что могло вызвать такие разительные перемены с жизнерадостной девушкой за месяц, пока отдыхала в профилактории. - Лесь?! Что-то случилось? Подруга, упрямо глядя, на директрису, мотает головой, но я замечаю, как подрагивают ее губы от попытки сдержаться. - Я же вижу, что с тобой что-то не так! Она до боли закусывает губу, однако потом все же поворачивается ко мне. - Давай, потом после классного часа у меня посидим, и я все расскажу. - Хорошо, - пожимаю холодную, не смотря на стоящую жару, руку и радуюсь полученной в ответ слабой улыбке. С трудом дождавшись окончания нравоучительной беседы классного руководителя, мы, отнекиваясь от предложений одноклассников посидеть в какой-нибудь кафешке, спешим к ней домой. - Свет, как на счет напиться до потери пульса! Странное предложение от такой интеллигентной девушки как Леся. Да, и я еще ни разу не грешила подобным, но, видя ее состояние, соглашаюсь. Все происходит когда-нибудь впервые. - Так все же, что случилось? – Не очень осторожничая, пытаюсь пробиться сквозь глухую стену отчужденного молчания, за которой спряталась подруга. - А? – Так и есть, погруженная в свои мысли она, кажется, совсем забыла, что я семеню рядом с ней. - Может, хватит замыкаться в себе? Давай. Говори. Что на этот раз? Вздох такой тяжкий, словно все беды мира свалились на ее хрупкие плечи, срывается с губ Леси. - Да, все тоже. Ничего нового. – Горько. Обреченно. С этакой задумчивой усмешкой, что я начинаю волноваться. – Вот ты как провела лето? – Странный вопрос. Она же знает, созванивались не раз. Но, похоже, это у нее вроде вступления. – Весело. Отдыхая, выкинув учебники подальше, ни разу до вчерашнего дня не вспомнив о школе. А я… если не корпела с репетиторами по математике, то в жару и непогоду с утра до вечера отрабатывала пластику в танцевальном классе с Татьяной, но еще умудрялась находить время на… Она снова молчит, погружаясь в свои мысли. А мне становится как-то стыдно за то, что пока я осваивала азартные и не только игры с парнями, ходила на танцы, в походы с ночевкой, купалась, загорала, бесилась не на шутку от ревности, когда один остолоп или проще дубина, наведываясь в место моего летнего заключения, ночевал в соседней комнате у каких-то двух кошелок, корче варилась в котле из бесшабашного веселья и бурных страстей, Леська трудилась в поте лица ради своей мечты. И все же она права. Ничего нового. Ее личная голгофа, которую она с титаническим мазохистским упорством устраивала сама себе. - Лесен, осталось потерпеть всего год. Сама говорила, что Татьяна начала тебя скупо хвалить. – Пытаюсь ободрить, заходя вслед за ней в квартиру. - Да, - Слежу за тем, как она целенаправленно двигается по кухне, доставая из шкафа рюмки и бутылку ликера. – Только вот Серега устал ждать, когда у меня появится для него минутка свободного времени, и появится ли вообще. Я не совсем грациозно приземляюсь на стул, под громкое бульканье разливаемого по стаканам напитка. - Как устал ждать? – Слова подруги не укладываются у меня в голове, ведь Серега за ней всегда хвостом бегал и разве, что на руках не таскал, хотя и это тоже было. - Он решил со мной расстаться... Вздрогнем. На автомате чокаюсь и одним махом, как и она, глотаю приторно-сладкую гадость. - Между первой и второй промежуток небольшой. – Леська снова разливает ликер. - И когда? – Настырно продолжаю допрос, не морщась, как заправский алкаш, опрокидывая в горло следующую рюмку, видимо от шока. - Вчера. – Она вновь берется за бутылку. Черт. С такой прытью мы будем невменяемыми хомячками по полу ползать уже через двадцать минут. Пока я размышляю, как притормозить обороты, раздается настойчивый звонок в дверь, отвлекая Лесю от ее настырного занятия. В то время, как она открывает дверь, я быстренько исследую холодильник на наличие закуски, попутно матеря на все лады парнокопытных, портящих нам жизнь. Отодвинув в сторону лимон и конфеты, достаю из закромов каталку колбасы, радуясь ей, как военному трофею. Желудок протяжно и жалобно урчит, напоминая, что у меня с утра маковой росинки во рту не было. На громкое Катькино: - Привет, пьянь! Что за праздник? – Оборачиваюсь, бережно прижимая к себе свою находку. Выгляжу, наверное, комично, поскольку она заходится смехом. - Не вижу ничего смешного. У нас тут похороны. А ты ржешь, как лошадь. - Кого хороним? – Не проникается моим скорбным угрюмым видом Катя. - Топим чувства на дно бутылки. – Со вздохом поясняет Олеся, одобрительно поглядывая на увеличивающуюся горку колбасной нарезки на разделочной доске. - Ну и как успехи? - Не ахти… - Только начали, - произношу одновременно с Лесенком. - Ты как всегда вовремя. Присоединяйся. После четвертой рюмки подругу, наконец, прорывает на откровения. - … Пришел вчера вечером загадочный, задумчивый такой – Кобель! Я после занятий с Татьяной только, только ноги переставлять начала нормально. Поинтересовался спокойно, «какое время я выделю ему на встречи в своем плотном расписании». Я, как идиотка, не чувствуя подвоха, начала прикидывать, что в субботу смогу пораньше освободиться и весь вечер с ним провести… Сдались ему эти выходные и «девушка-призрак», про которую все знают, но никто не видит, как собаке пятая нога. Наливаем, выпиваем, слушаем, не перебиваем, хотя внутри все клокочет от бешенства. Вон и у Лесенка от обиды и нашего молчаливого сочувствия слезы на глаза наворачиваются и того и гляди бурным потоком выльются на нас. - Видите ли, ему надоело на вечеринки, устраиваемые друзьями, ходить одному, постоянно объясняя, что любимая девушка в очередной раз променяла его на чешки и зеркальный зал. - Стадное животное, - не удержавшись, бурчу. - Так, девочки, не чокаясь, накатили еще по одной, чтобы поглубже лежалось. – Катька ловко раздает наполненную тару. - И знаете, что самое обидное? Мы киваем, как болванчики, то ли соглашаясь, что действительно обидно, то ли с тем, что все знаем, но факт остается фактом, ободренная нами Леся продолжает изливать подробности. - Оказывается, он считает, что заниматься танцами можно только ради удовольствия, и не видит толку обучаться этому серьезно, чтобы потом работать учителем в школе. Предатель! Словно с родителями сговорился. - Вот урод. – Экспрессивно восклицает Катька. – Закапываем девочки, закапываем. Чувствую, что от активности наших кладбищенских экспериментов собственные разочарования на любовном фронте, подпитанные тридцатиградусным напитком и проблемами Олеси, крепчают и приобретают размах вселенских масштабов. Не к месту в разгар наших «увеселений» снова раздается звонок в дверь. - Родители? – С долей испуга спрашиваю я. Олеся мотает головой. - Не-е-ет. Они на даче… у друзей… сегодня день рождения отмечают. - Тогда, кто? Она пожимает плечами. - Сейчас выясним. Под надоедливую трель мы на цыпочках прокрадываемся к двери, оставив Катю на кухне, чтобы она в случае необходимости смогла смести со стола все улики. Олеся смотрит в глазок и, бледнея, отступает. - ОН! – Изображает губами. - Кто он? – Недоуменно шепчу в ответ. - Сергей, - раздраженная моей непонятливостью, она топает ногой, сводя на нет всю конспирацию. - И что он здесь забыл? - Откуда я знаю! - Так узнай! - Не хочу. - Олесь, открой. Я учебники, которые ты у меня забыла, принес. – Раздается из-за двери. Вопросительно смотрю на подругу: - Может, помириться хочет? Все-таки я пьяный и злой романтик. Пьяный, потому что ощущаю, что мне сейчас море по колено. Романтик, так как готова выйти к этому придурку, и если начнет каяться, сделать все, чтобы помирить их. Ну а злой, так, на всякий случай, если какая-нибудь сволочь окончательно разуверит меня в наличии счастливой любви. После недолгих колебаний Лесенок все же открывает дверь. - На, забери, ты у меня их оставила. – Грубо с порога даже без элементарного – здрасте. – Я тебе диск давал… Я не даю ему закончить. Быстро затянув готовую расплакаться подругу в квартиру, выхожу, нет вылетаю, как сбесившийся Тузик, к нему в коридор. Тыкая пальцем куда-то в район груди и яростно сверкая глазами, я заставляю отступать его к лифту. - Еще раз твоя облезлая задница появится в радиусе ста метров от Олеси, по любому поводу. Не важно, по какому. Диски, книжки или иная, какая блажь, я тебя сама лично погребу под ними. Скотина эгоистичная. Да как ты мог?! Хотел расстаться, расставайся. Зачем бить по больному? Зачем своими культяпками мечту ломать? Думаешь и без тебя охотников мало, прививающих ей комплексов? – Говорю. Нет, почти кричу. А перед глазами, не Сергей, а Леха, который, то дает надежду, то бьет по чувствам так, что руки опускаются. И сама себе начинаешь казаться безликой тенью. – Да она каждую свободную минутку тебе отдавала, а потом ночами за учебниками корпела. Знаешь? А ведь ты не достоин ее. Иди. Гуляй со своими придурками. Найди себе какую-нибудь ПТУшницу, которая читает по слогам и выражается на трехэтажном. Такая как раз по тебе. Вали. Выплеснув все это, вижу, как багровеет от злости его идеальная, без единого прыщика смазливая рожа, но в глазах таится растерянность под наносной бравадой. - Ты действительно больная, Никитина. Правильно пацаны говорят. Бешеная! - Выплевывает он и, разворачиваясь, уходит. Я смотрю ему вслед и чувствую, что запал, подтолкнувший резкий выплеск эмоций, исчез, оставив после себя ощущение глубокого опустошения, смущения и боли. Секунду еще стою и, наконец, возвращаюсь. Захлопнув дверь, бессильно сползаю на пол. Слезы ручьями стекают по щекам. Это не Сереге я выговаривала, а Лешке. - Свет, молодчинка! Как ты его! – Катька с Лесей чуть ли не хлопают в ладоши от радости, но тут же останавливаются, непонимающе глядя на меня. – Ники, солнышко, ты что! - Люблю ЕГО! – Захлебываясь, мямлю. - Кого? Серегу? – Они смотрят ошарашенными глазами, а мне хочется бить кулаками по полу от несправедливости. - Ко-го? Нет! Лешку лю-б-лю. – Почти завываю от отчаянья. - Какого Лешку? Светик извини, но тебе пить нельзя. От нравоучительного тона и справедливого замечания Кати хочется истерично рассмеяться, но я лишь слабо уточняю: - Дубинина. - А этот каким боком? - Я… я думала, что после дня рождения, когда он с этой своей расстался, что ко мне придет… поймет. А он… Он даже не позвонил ни разу и избегал меня. А в профике каким-то мымрам, у которых заночевал, весь балкон розами с клумбы усыпал. А я, как дурра, всю ночь не спала, и потом еще эти восторженные пересуды неделю слушала. Гад. Гад. Гад. Даже виду не показал, что знает меня. - Никитина, если ты говоришь о том, о ком я думаю, то что-то не вяжется. – Катька оазис спокойствия во всемирном потопе, с критичным недоверием рассматривает то меня, то Леську, присевшую из солидарности рядом на пол. – Дубина может задеть, нахамить, даже врезать, но не игнорировать. Колись, как сама время проводила в этом рассаднике сплетен. - Да причем здесь это! – Восклицаю истерично на эмоциях, восприняв слова подруги за осуждение. Олеся успокаивающе гладит меня по голове, шикая на подругу. - А ты подумай. – Сказанные примирительным тоном, Катины слова заседают где-то на подкорке сознания, заставляя оценивать со стороны, свой отдых. Даже слезы проходят, оставляя на последок не совсем эстетичное икание. - Да-д-да, не б-было ни-ч-че-го… Ик… Я т-там… Ик - Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. - Ну и что ты там? Чувствуя, что скоро начну задыхаться, с шумом выпускаю воздух. Секунду молчу, проверяя, не вернется ли икота, и только затем продолжаю. - С компашкой Василевского подружилась, но мы только в карты играли, да пару раз в походы сходили… - Произношу и замолкаю, уже понимая, как это должно выглядеть со стороны. - Василевского говоришь? Это не директорский сыночек случаем? На раздевание? - Идиотка. Нет, конечно. – Тяжело поднимаюсь и задумчиво, не очень ровно шлепаю в направлении кухни. – Им четвертого, чтобы на пару в Козла играть не хватало, а ты же знаешь, что у меня болезнь к картам, нардам. Вот и спелись. - Ну, что ты действительно, Кать! Видишь ей плохо. – Сочувственно произносит Олеся, от устроенного мною концерта забывшая о своих напастях. Хоть какой-то плюс от истерики! Катя, обходя меня, закатывает глаза. - Ладно, Светик. С этим все понятно. Нет, так нет. Жаль, конечно. А он хоть симпатичный? - Отстань. А? И так тошно. А в голове крутится «Теперь точно все!» - Кстати, Свет, а рыцарь в потускневших доспехах наслышан о твоих пламенных чувствах к нему? Брошенная мимоходом фраза, вызывает недоумение. «Да мне кажется, у меня на лбу написано, как я к нему отношусь». - Нет, значит. – Вздыхает Катя, и очередная рюмка, наполненная до краев, оказывается у меня в руке. – Придется признаваться. Прости, Ники, но Дубина – идиот. Ему все на пальцах растолковывать надо. Бросив затравленный взгляд на Лесю и представив, как мне так же наплюют в душу, мотаю головой. - Я не буду ему первая признаваться. - Значит, никогда не узнаешь, как он к тебе относится. – Резонно замечает Катя. - Я и так не узнаю, он теперь со мной совсем не общается. – Огорченно вздыхаю, утыкаясь взглядом в стол. - А ты его на День рождения пригласи! Он не сможет не придти. И тогда поговоришь с ним о своих чувствах. Ты же сильная. Не зря тебя родители железной леди называют. – Становится как-то странно, что именно Леся предлагает это, но именно ее слова придают мне решимости. - Хорошо. Я попробую. А если не получится, закопаем его так глубоко, чтобы не откопался! Моя последняя слегка напыщенная грозная реплика вызывает заразительный искренний смех у девчонок и натянутую улыбку у меня самой. Глава 6 11 класс. День рождения Светы Весь день суетливая беготня: уборка, готовка. Отвлекаясь на бытовые мелочи, я ненадолго избавляюсь от досужливых мыслей, но так или иначе снова возвращаюсь к ним. Одно мгновение радуюсь, что сегодня с неопределенностью будет покончено, другое страшусь того, что это произойдет. Сегодня против обыкновения не будет много народа, только я, ты, мои неизменные подружки и какой-то Тоха, которого обещала притащить Катена для разбавления женской компании. Не таким я представляла свое шестнадцатилетие, но отмечать его по-другому не стану. Слишком велико тогда искушение спрятаться в толпе, найти причину или повод промолчать, а так… так, может, и решусь сделать первый шаг… Четыре часа. Все готово, остается только привести себя в порядок и дожидаться гостей. А я по-прежнему не ощущаю в себе уверенности или хваленной силы духа. Мне хочется… Мне ничего не хочется! Разве что забиться у себя в комнате, как в норке, и не высовывать из нее носа. От этой мысли становится смешно, поскольку в памяти всплывает другой день рождения, когда ты, загнав меня в угол, оттаскал девять раз за уши, «чтобы Москву увидела». А я в ответ выгнала всех гостей, не успевших даже попробовать торта. Сначала было обидно за нещадно горевшие оттопыренные лопухи, а потом, что из-за глупой истерики осталась одна. Что ж, надеюсь, сегодня мои уши останутся при мне, и гости, не то чтобы не разбегутся, но хотя бы придут. Голова, занятая воспоминаниями, не воспринимает механически отработанных действий, и не заметно для себя я уже смотрю в зеркало на отстраненную неприступную незнакомку в легком голубом платье, оттеняющем золотистый загар кожи. Глядя на нее, понимаю, почему многие считают меня железной, в душе такая буря, а на лице и в размеренных плавных движениях ледяное спокойствие. Вот только лисьи желто-карие глаза сверкают лихорадочно-неестественным блеском. Не спеша выхожу из ванной, бросаю взгляд на часы. Полпятого. Еще тридцать-сорок минут изматывающего ожидания, когда уже нечем себя занять, и остается либо тенью слоняться по квартире, переставляя и поправляя что-то на безупречно сервированном столе, либо пялиться в телевизор. Ни то, ни другое меня не устраивает, настроение и без того пасмурное, а с каждой пройденной томительной минутой становится просто отвратительным. А все из-за того, что не испытываю уверенности, что ты не передумаешь, больно, растерянно и неуверенно звучал твой голос, когда я приглашала тебя. Нет, ты придешь, точно придешь! Мечусь по комнате, как зверь в клетке. Но заметив косые взгляды родителей, отдергиваю себя и сажусь на диван, аккуратно расправляя платье, чтобы не помялось. Взгляд останавливается на окне и замирает. Не знаю, сколько времени проходит в этом отстраненном созерцании, когда прихожу в себя от громкого щелчка фотоаппарата. - Солнышко, ты настоящая принцесса, - папа подходит и обнимает меня, пряча слезящиеся глаза. – Ты, наверное, подумала, что мы не собираемся тебя поздравлять? Проницательный, такой похожий на мой собственный, взгляд с хитрецой разглядывает меня. Я улыбаюсь, понимая, что родители, возможно, отнесли мое плохое настроение на свой счет. - Нет, не подумала. - Вот, и правильно детка. – Он легонько щелкает меня по носу. – Аня, сколько время? Мама, посмеиваясь, заходит в комнату. - Без десяти пять. Только родилась! Она протягивает красиво завернутую коробочку. – С днем рождения, малышка! - Спасибо! – Верчу подарок в руках, в поисках, как раскрыть, не показав себя нетерпеливым вандалом. Но, в конце концов, плюнув на все, быстренько расправляюсь с оберткой. Открываю коробочку и застываю. - Ну же, примерь! - Нравится? Перебивая друг друга, восклицают родители. - Очень. – Разглядывая с восхищением месяц назад эту цепочку из белого и желтого золота в магазине, я не думала, что стану ее обладательницей вкупе с явно сделанным на заказ кулоном с моими инициалами С и Н. С помощью папы одеваю ее и бегу смотреться в зеркало. Именно этой маленькой детальки и не хватало в довольно глубоком вырезе платья. Мама, как всегда, предусмотрела все. Вернувшись к родителям, успеваю их чмокнуть в щеку до того, как раздается звонок. Подрываюсь к двери и замираю, пытаясь утихомирить бешеный стук сердца. Ты или не ты? - Света, что же ты встала? Беги гостей встречай! А нам с мамой пора. Вот такие мои родители. Никаких наставлений, нравоучений, вполне ожидаемых и уместных после моего заполночного возвращения в никакущем состоянии пару недель назад. Бросаю на них взгляд полный любви и иду к двери. Стоило той распахнуться, как маленький истошно визжащий «С днем рожденья, Ники!» вихрь буквально сносит меня чуть ли не до зала. Катена успокаивается только тогда, когда на моей обслюнявленной моське не остается живого места. - Здравствуйте, - немного смущенно кивает она родителям, и протягивает мне пакет, - Держи. Только чур смотреть потом, - косится в сторону двери, где переминаясь с ноги на ногу стоит симпатичный парень с букетом роз и коробкой конфет. - Тоха, заходи, что в пол врос? Не загораживай проход. Молодой человек, словно спохватившись, делает шаг вперед и протягивает свои подарки. - С днем рождения, Света! - Спасибо! Проходи, мы сейчас. Утягиваю Катю в свою комнату. - Он всегда такой смирный? – спрашиваю, сама пытаясь рассмотреть, что лежит в пакете. - Нет. Сейчас выпьет и разгуляется. Видя мои жонглерские манипуляции с цветами, конфетами и пакетом, который больше всего не дает мне покоя, она с усмешкой освобождает меня от излишних предметов, получая в ответ благодарный взгляд. - Не мучайся, там белье. Кружевное. Только под это платьице не подходит. - А где Леся? – спрашиваю, с удовольствием взирая на тоненькие просвечивающие лоскуточки. - Сейчас будет. А вот где Дубина, хотелось бы мне знать? Из меня как из лопнувшего шарика с шипением вырывается воздух. - Самой интересно. - Надеюсь, ты не передумала? «Как же дадите вы передумать!» - Нет! Если придет! Дождавшись прихода Олеси, размещаемся за столом. Время неукоснительно бежит, и нет только тебя. Улыбаюсь, но взгляд то и дело обращается к настенным часам. Девчонки отводят глаза, делая вид, что не замечают моей нервозности. Но я вижу как время от времени, то у одной, то у другой поджимаются губы от злости. Я не понимаю, что происходит, неужели ты в отместку за свой день рождения решил заставить меня просить тебя прийти. Не верю. Ты бы обязательно позвонил, если передумал. Позвонил же, да? А если, нет? Становится ужасно жалко себя. Понимаю, что с каждым мгновением мне все труднее сохранять маску благополучия и веселья. Игристое сладкое шампанское, кажется не уместным на этом столе. Резко встаю и выхожу из комнаты, ловя на себе сочувственные взгляды подруг. - Я сейчас. Вино принесу. – Мне надо выйти, срочно, пока еще могу удержать в себе, подгоняемые жалостью подруг, горькие слезы обиды и разочарования. - Не судьба! Значит так надо. – Шепчу, тяжело привалившись к холодильнику. – Давай, соберись, Света! Засунь свою гребенную эмоциональность поглубже, натягивай улыбку и веселись, не порть настроение людям. Ты же СИЛЬНАЯ! ВСЕ СМОЖЕШЬ! – Ирония шипением вырывается наружу в воззвании к себе. Делаю глубокий вдох, беру бутылку и направляюсь в комнату с твердым намерением следовать данным самой себе указаниям. Чуть не роняю ее от неожиданности, когда у входной двери меня застает звонок. Трясущимися руками открываю замок… и вижу тебя. Ты такой милый с этим плюшевым огромным медведем под мышкой одной руки и коробкой с цветами в другой. - Привет! – Ты имеешь наглость очаровательно улыбаться мне. «Идиот! Ты хоть представляешь, что я пережила за эти пятнадцать минут твоего опоздания!» - Мысленно отчитываю я, но вслух лишь тихо произношу. – Привет. Пружинка стягивающая нервы в каменные узлы, ослабевает и впервые за день я улыбаюсь по-настоящему. Короткое застолье с соответствующими случаю тостами. Вино игриво будоражит кровь. Олеся достает гитару, и мы начинаем петь, не стесняясь того, что порой не попадаем в такт, танцуем, фотографируемся. Антон после нескольких рюмок, а скорее всего после твоего прихода, действительно оживляется и теперь, как заправский журналюга с фотиком наперевес, подкарауливает провокационные моменты на будущую память. Я точно знаю, что в альбоме у меня скоро будет как минимум с десяток откровенно-эротичных картинок подруг, запечатленных во время танца, и не меньше с различными забавными гримасками. Устав беситься и определив, что сейчас всем определенно не до нас, тихонько подкрадываюсь к тебе. Ты сидишь на кресле и с задумчивой улыбкой перебираешь гитарные струны, подбирая какой-то лиричный мотив. Странно, я никогда не слышала твоей игры и сейчас слегка обескуражена тем, что у тебя это получается. Опустив колено на подлокотник, подбираюсь к уху. - Мне нужно с тобой поговорить, - Поворачиваешь лицо, и мои губы нежной лаской скользят по твоей щеке. Мелкая дрожь пробегает по телу и я, цепляясь за спинку, зачарованно смотрю в твои непроницаемые глаза. От резкой вспышки, осветившей нас, вздрагиваю и не без посторонней помощи приземляюсь на твои колени. Как поглупевшая от любви дурочка, любуюсь широкой от уха до уха улыбкой под щелканье фотоаппарата. - Сейчас? - Твои губы так же мимолетно и невинно слегка касаются моей щеки. «О чем ты? Ах, да, поговорить… Еще секундочку. С тобой так уютно!» Прищурившись от удовольствия, даю себе еще мгновенье и, вскочив, тяну за руку на кухню. «Неужели я скажу сейчас? А как… Как мне это сказать? Вот так просто развернуться и огорошить с порога?» Ты идешь рядом без сопротивления, но тем не мене твоя рука так и находится в моей. - Что ты хотела сказать, Ники? – Никакого волнения, лихорадящего меня, лишь спокойное любопытство. - Я… - Надрывный глухой звонок телефона, оставшегося на кухне, раздается еле слышной трелью. Отпустив твою ладонь, я устремляюсь к нему, как к спасательному кругу, позволяющему отдышаться перед прыжком в омут. – Подожди, сейчас отвечу. - Да? - Света?! – Мое сердце замирает в тревожном непонятном волнении от звука незнакомого голоса. - Да… я. - Простите, а не могли бы вы позвать Лешу к телефону? Молчу в прострации. «Откуда ж ты такая вежливая на мою голову сыскалась?» - Ало, вы меня слышите? Понимая, что молчание излишне затянулось, кивая головой, произношу: - Да… да, сейчас позову. - Леш, - Вяло нехотя протягиваю трубку. - Тебя! Отхожу на несколько шагов к окну, давая видимость уединения, но жадно прислушиваюсь к каждому твоему слову, сказанному приглушенным тоном. «Не уйду. Ни за что не уйду». Зябко ежусь, обхватывая себя за плечи руками. - …Нет, Оль. Не смогу. … - Я же объяснял почему. Искоса бросаю взгляд назад. Твои щеки слегка покраснели. В глазах зажегся огонек. А уголки губ приподнялись в легком намеке на улыбку. - Хорошо, уговорила. … - Пока. Я ничего не могу понять из обрывочных фраз разговора. Но тон, нежный и ласково-настойчивый, даже когда ты возражал, о многом говорит. «Кажется, я зря взяла телефон! Но все это ничего не значит, только дай мне хотя бы малейший намек для надежды». - Извини, Свет! Ты что-то хотела сказать. – Ты не проявляешь ни грамма беспокойства или неловкости, когда положив трубку, снова обращаешься ко мне. - Брось, - Отмахиваюсь и, собирая волю в кулак, натягиваю беззаботную заинтересованную улыбку, - Кто это? Колись! А то умру от любопытства. Неужели та самая Ольга, с которой ты после дня рождения расстался? Комично округлив глаза в притворном ужасе, улыбаешься мне, и на твоих щеках появляются ямочки. - Не-е-ет! Но ты, по-моему, ее знаешь. – Легкий румянец, появившийся после разговора, сменяется на более яркий цвет, и мне это начинает жутко не нравиться. – С ней я познакомился чуть больше месяца назад. «Так, так… С НЕЙ! А не С ЭТОЙ!», - сама не понимаю, почему цепляюсь за это слово, хотя ты не делал на нем акцента, и только спустя мгновенье сознаю, что ты сказал «МЕСЯЦ» или вернее «Чуть больше месяца». «Она что, номинантка на мисс Мира?» - Ты меня заинтриговал, не помню никаких Оль среди своих знакомых. - А она не знакомая, но вы наверняка с ней в профилактории пересекались. Балкон, усыпанный розами, развороченная клумба у соседнего здания и довольная сияющая рожа миловидной блондинки, кажется, ее действительно звали Оля – все это в мгновение ока проплывает у меня пере глазами. «Зря ты это сказал, Лешик, так как это воспоминание злит меня до жути». Набираю побольше воздуха, чтобы причесать тебя как следует за то, что ты проигнорировал тогда меня и заодно на запале высказать все, что копилось так долго в душе, но ты опережаешь меня. - Прости, Никит. – Берешь мою ладошку в свою, и я снова, как когда-то, удивляюсь, какая она маленькая в твоей руке и тут же злость пропадает без следа. – Я тогда ночью приехал, роз надрал и через балконы тайком пробирался. Не знал, что ты там тоже рядышком отдыхаешь. А утром… - Твои щеки становятся еще алее, - … не стал при Оле к тебе подходить, тем более ты там была вроде как не одна?! - Знаешь, Леха, твоя гнилая отмазка не катит, - мой палец с настойчивой жестокостью тыкает в грудь. – Простого кивка старой подружке было бы достаточно. Мягко захватив вторую руку, ты всматриваешься в мое лицо. - Виноват, сознаю, каюсь. Мир? И опять я ничего не могу прочесть в твоих серебристо-стальных глазах. «Черт, как же мне не хватает сейчас их детской простоты и откровенности!» - Она… - с трудом подбираю слова, - такая… особенная для тебя? – и словно в омут с головой, - Ты ее любишь? - Х-м. «И как прикажешь расценивать твое ироничное хмыканье? Как насмешку над моей наивной заикающейся постановкой вопроса или как отношение к ней». Сверлю тебя взглядом вынуждая ответить. - В определенном смысле она особенная для меня. - Поэтому ты дал ей мой телефон? Что, ни на минуту не можете расстаться? Тогда пришел бы с ней. - Я не давал телефона и не собирался ее сюда приводить. Это мама ей его сказала. «Вот как значит? Тетя Люба в курсе и одобряет его выбор, и ни одна сплетня не дошла до меня!» - Так она тебе нравится или нет? – Настаиваю с мазохистским упорством, хотя понимаю, что не может не нравиться. Просто признаться в любви сложно даже себе, а о других и говорить нечего. - Нравится. Довольна? Если бы это был вызов, поддевка, а то нет, просто слегка скомканная нерешительная констатация факта. Сердце от удара сжимается в комочек и мне хочется вынуть его, завернуть в тысячи оберток и баюкать, пока оно не перестанет ныть, но это не в моих силах. Единственное, что я могу – это довести начатое до конца, натянув на лицо самую сияющую улыбку. - Да, я рада… За тебя! – Произношу слегка сиплым голосом от, пережимающих горло, болезненных спазмов, - Ведь, я люблю тебя, Дубина, - хмыкаю, ероша твои волосы. - Правда, сама не знаю за что. «Вот я это и сказала, пусть вложила другую интонацию и смысл, но это уже не имеет значения». - Аналогично. Сам удивляюсь, почему терплю такую заразу. – Ты с легкостью подхватываешь мой непринужденный тон. – Ну, так что? Мир? - Мир. «Только разрезанный на мелкие уродливые кусочки». - А о чем ты все-таки хотела поговорить? - Как раз об этом. Мы стали слишком редко общаться. – Я отодвигаюсь, находится так близко от тебя слишком больно, - Ладно, идем. У родителей в кладовке трехлитровая банка молодого вина стоит, пылится, да и остальные нас потеряли, наверное. Заглядываю за дверь, где хранится всякий хлам и потягиваюсь на цыпочках, чтобы достать вино. С моим ростом, даже на каблуках это довольно проблематично, но второй пункт условия никто не отменял, похороны любви должны быть веселыми и запоминающимися. - Ты так и не подросла, хотя я усердно тянул тебя за уши.– Твое дыхание шевелит волосы у щеки, разбегаясь мурашками по телу. - Помочь? «Это издевательство! Я не должна этого чувствовать! Отойди. Пожалуйста! НЕ МУЧЬ МЕНЯ! Или оттаскай за уши, чтобы я снова могла закатить истерику и, разогнав всех, начала зализывать раны». - Давай! – отодвигаясь, задеваю тебя и, дернувшись, бьюсь о плинтус. – О-у. Мне не больно, но все же пара слезинок срывается с глаз. - Сильно ушиблась? – отставив банку, ты с серьезной озабоченностью склоняешься над моей ногой. – Дай посмотрю. - Не надо, - выпрямляюсь и снова отхожу, - все нормально. Уже прошло. Просто обидно… «Все разошлись, уверенные, что вечер прошел отлично. Ха! Наверное, я выбрала не ту профессию. Столько вина и все впустую. Никаких вертолетов и плавающего в небытии сознания. Только боль режущая, мучительная. Ненавижу дни рождения! Ненавижу Оль! И больше всего ненавижу одиночество в кругу близких и друзей. Но все это пройдет, обязательно пойдет. Я постараюсь». Прижав к себе медведя, настырно сжимаю глаза, хотя знаю, что сегодня уже не засну… |