Практические работы по фольклору. Занятие миф и мифологическое сознание i. Мифы народов мира
 Скачать 90.07 Kb.
|
|
11. Объясните связь таких явлений, как миф, сказка, эпос. Целый ряд сказочных мотивов и символов — башмачок Золушки, запекание кольца в пирог, ряжение невесты в свиной кожух или кожу старухи (последнее — в японской сказке), подставная «мнимая невеста», убегание невесты или жениха, невеста или жених — «работники» у родителей брачного партнера, запрет называть родовое имя молодой жены, «куколки"-советчицы и т. д.— находит объяснение в брачных обычаях и обрядах многих народов мира и в конечном счете, разумеется, также восходит к достаточно древней ритуально-мифологической семантике. Сказка сопоставима и со свадебным обрядом в целом, ввиду того что женитьба на царевне или брак с царевичем являются конечной сказочной целью. Сказочная свадьба, сопровождающаяся повышением социального статута героя, представляет собой своеобразный «чудесный» выход для индивида из обнажившихся социальных коллизий, выступающих в форме внутрисемейных отношений. Нарушения норм семейно-брачных отношений (в виде инцеста или женитьбы на слишком «далеких» невестах), взаимных обязательств свойственников оказываются, как мы знаем, источником серьезных коллизий и в мифах, приводя к разъединению исконно связанных между собой космических элементов. Их воссоединение требует медиации и медиаторов. Но в сказке, где речь идет не о племенном благополучии на космическом фоне, а о личном счастье на фоне социальном, брачный «обмен» все больше теряет коммуникативную функцию (наподобие социализации космических сил в мифах о брачных приключениях детей Ворона у палеоазиатов) и, как сказано, превращается в индивидуальный выход из социальной коллизии. Застывшие фундаментальные мифические противоположности типа жизнь/смерть в значительной мере оттесняются социальными коллизиями на уровне семьи. Сказочная семья в известной мере является обобщением «большой семьи», т. е. патриархального объединения полуродового типа. Семейное угнетение падчерицы и нанесение обиды младшему брату имеют имплицитно социальное значение как знаки разложения рода. Мотив младшего брата, по-видимому, косвенно отражает вытеснение архаического минората и развитие семейного неравенства. Образ мачехи мог возникнуть только при условии нарушения эндогамии, т. е. при добывании невест слишком «издалека». Не случайно мотив мачехи — падчерицы в европейской сказке в некоторых устойчивых сюжетах альтернативен мотиву инцестуального преследования дочери отцом — попытки крайнего нарушения экзогамии. Практическое занятие № 2 РИТУАЛЬНО-МИФОЛОГИЧЕСКИЙ ГЕНЕЗИС ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ. Как В.Я.Пропп понимал связь мифа, обряда и сказки? Определите источники сказочной завязки: а) назвать варианты сказочных завязок; б) определить как они соотносятся со структурой сказочного сюжета. Источником каких сказочных сюжетов является обряд инициации? а) как образ Бабы Яги связан с обрядом инициации (внешний вид, атрибуты, родство с персонажами); б) каков генезис образа Бабы Яги и как проходила его трансформация; в) место Бабы Яги в структуре сказочного сюжета; г) как в сюжете о «Мертвой царевне» отразился обряд инициации? Какова роль «волшебных даров» в образной системе сказки: а) волшебные помощники и их функции; б) волшебные предметы и их функции. Генезис и поэтика пространственных представлений волшебной сказки: а) два мира сказки – свое царство и тридесятое царство; б) граница миров и способы ее преодоление как архаическое представление о мире и как композиционный элемент. Как волшебная сказка отражает историческую действительность и состояние мифологического мышления времени ее создания? Как В.Я.Пропп понимал связь мифа, обряда и сказки? «Сказка связана с областью культов, с религией, - пишет В. Пропп, - но ее нельзя сравнивать с религией вообще, а лишь с конкретными проявлениями этой религии». Под "конкретными проявлениями ...религии" подразумеваются акты или действия, имеющие целью воздействовать на природу и подчинять ее себе. Такие действия Пропп называет обрядами и обычаями. "Обычай обставляется обрядами, но это не одно и то же". Сказка сохранила следы очень многих обрядов и обычаев, но ее нельзя рассматривать как хронику. Пропп выделяет три формы отношений между сказкой и обрядом : 1) Самый простой, но редкий случай - это полное совпадение обряда и обычая со сказкой. 2) Переосмысление обряда, замена сказкой какого-нибудь элемента обряда, ставшего ненужным или непонятным. (Например, наяву в шкуры зашивали покойников, а в сказке - герой сам себя зашивает в шкуру, чтобы выбраться из ямы или попасть в тридесятое царство). 3) Обращение обряда, т. е. сохранение всех форм обряда с придачей ему в сказке противоположного смысла. Последний тип связи сказки и обряда указывает на то, что сюжет возникает не путем прямого отражения действительности, а путем отрицания этой действительности. "Иногда были случаи, - пишет Пропп, - когда сказка из объясняемого явления оказывается явлением объясняющим, она может быть источником для изучения обряда." Кроме того, для исследования происхождения сказки очень важным методом исследования является связь сказки и мифа. По мнению Проппа, миф и обряд являются проявлениями религии. Но понятие "миф" - очень широкое, и Пропп оговаривается, что под мифом он понимает рассказ о божествах или божественных существах, в существование которых народ верит. Пропп пишет, что формально миф и сказка не отличаются друг от друга, но у них разные социальные функции. Причем и у мифа социальная функция не всегда одинакова. Она зависит от степени культуры народа. На основании этого, Пропп различает мифы доклассовых формаций и мифы древних государств. Определите источники сказочной завязки: а) назвать варианты сказочных завязок; Запреты, связанные с отлучкой. Старшие каким-то образом знают, что детям угрожает опасность. Самый воздух вокруг них насыщен тысячью неведомых опасностей и бед. Отец или муж, уезжая сам или отпуская дитя, сопровождает эту отлучку запретами. Запрет, разумеется, нарушается, и этим вызывается, иногда с молниеносной неожиданностью, какое-нибудь страшное несчастье: непослушных царевен, вышедших в сад погулять, уносит змей; непослушных детей, ушедших к пруду, околдовывает ведьма — и вот они уже плавают белыми уточками. С катастрофой является интерес, события начинают развиваться. Беда. Мы можем следить дальше за развитием событий в сказке. Запрет «не покидать высока терема» неизменно нарушается. Никакие замки, никакие запоры, ни башни, ни подвалы — ничто не помогает. Немедленно после этого наступает беда. Надо только добавить, что посажение детей в столб — элемент не обязательный, и что беда наступает иногда с самого начала сказки. Какая-либо беда — основная форма завязки. Из беды и противодействия создается сюжет. Формы этой беды чрезвычайно разнообразны, настолько разнообразны, что они не могут быть рассмотрены вместе. В этой главе никакого объяснения форм этой беды дано быть не может. б) определить, как они соотносятся со структурой сказочного сюжета. Какая-либо беда — основная форма завязки. Вслед за посажением в столб или темницу обычно следует похищение. Чтобы изучить это похищение, мы должны будем изучить фигуру похитителя. Основной, главнейший похититель девушек — змей. Но змей выступает в сказке два раза. Он появляется молниеносно, уносит девушку и исчезает. Герой за ним отправляется, встречает его, и между ними происходит бой. Характер змея может быть выяснен только из анализа змееборства. Тут только можно получить ясную картину змея и объяснить похищение девушек. Другими словами: для наивного слушателя ход действия и конец есть производное от начала действия. Для исследователя дело может обстоять наоборот: начало есть производное от середины или конца. В то время как начало сказки разнообразно, середина и конец гораздо более единообразны и постоянны. Поэтому начало часто может быть объяснено только из середины или даже из конца. То же относится и к другим видам сказочных начал. Сказка, например, иногда начинается с того, что из дому изгоняются неугодные дети. Это — сказки типа «Морозко», «Баба-яга» и другие. Что это за изгнание, мы сможем установить только тогда, когда будет изучена обстановка, в которую изгнанные дети попадают. Другой вид сказочного начала не содержит беды. Сказка начинается с того, что царь объявляет всенародный клич, обещая руку своей дочери тому, кто на летучем коне допрыгнет до ее окна. Это — один из видов трудных задач. Данная задача может быть объяснена только в связи с изучением волшебного помощника и фигурой старого царя, а помощник обычно добывается в середине сказки. Таким образом и здесь середина сказки объяснит нам начало ее. Анализ серединных элементов позволит осветить и вопрос, почему сказка так часто начинается именно с беды, и что это за беда. Обычно к концу сказки беда обращается в благо. Похищенная царевна благополучно возвращается с женихом, изгнанная падчерица возвращается с богатыми дарами и часто также вслед за тем вступает в брак. Исследование форм этого брака покажет, каков жених и с чего брак начинается. Таким образом, мы в нашем исследовании вынуждены перескочить через один момент хода действия и начать наше рассмотрение с середины. Источником каких сказочных сюжетов является обряд инициации? а) как образ Бабы Яги связан с обрядом инициации (внешний вид, атрибуты, родство с персонажами); В сказке «Василиса Прекрасная» девушку испытывает Баба-Яга. Исследователи народной Традиции давно уже определили её место в мифологии славян: Баба-Яга – одно из имён Макоши. На это прямо указывает её связь с прядением и ткачеством, а также – с судьбой (один из атрибутов Яги – путеводный клубок). В «Кобылячьей голове» место Яги заступает голова лошади. По всей видимости, это одна из ипостасей Макоши: «У западных славян чучелом огромной белой лошади пугали девиц, нарушивших запрет прясть в день (…) накануне зимнего солнцестояния». Баба-Яга, как известно, ведьма, а в славянских поверьях одно из обличий, которые может принимать колдунья, (причём самое опасное из них) – обличье лошади. В Белоруссии зафиксирован купальский обряд, в ходе которого «конский череп, называемый видьма, укрепляли на высоком месте, над костром, называемым купайло, и сбивали в огонь, где он и сгорал». Итак, инициацию проводит Макошь. В обряде её, естественно, должна замещать жрица, переодетая в Ягу и являющаяся представительницей Богини. б) каков генезис образа Бабы Яги и как проходила его трансформация; Залог успеха инициации – хорошая подготовка (заранее должна быть приготовлена вся необходимая атрибутика, пошагово расписан ритуал, распределены роли) и правильный психологический настрой. Все участники обряда должны относиться к нему серьёзно, ряженые (Яга и её помощники) – ощущать себя теми, кого они изображают. Также важно, чтобы посвящению не мешали посторонние – никаких зрителей быть не должно. Первый этап ритуала – уход инициируемых в Навь (лес). Они могут добираться до жилища Яги самостоятельно; можно также инсценировать их похищение слугами Богини (как в сказке «Гуси-лебеди»). Второй этап – испытание. Оно включает в себя следующие составляющие: 1. Проверка знания правил поведения. Яркий пример есть в сказке «Кобылячья голова»: героиня выполняет все просьбы хозяйки дома (перенести её в хату, уложить спать и т.д.) и таким образом проходит испытание. 2. Проверка женских умений. В сказке «Василиса Прекрасная» Яга даёт девушке такое задание: «Когда завтра я уеду, ты, смотри, двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, бельё приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисти её от чернушки». Третий этап – возвращение в мир людей. Перед уходом посвящённых Яга должна вручить им награду. В «Кобылячьей голове» это красота и богатство: «Дiвчино, дiвчино! Улiзь же менi у праве ухо, а у лiве вилiзь». Вона як вилiзла iз ушей, дак стала така хороша, що кращої немає. Зараз стали i лакеї i конi i коляска. Вона сiла у коляску да й поiхала до батька». В обряде в качестве таковых могут выступать обереги соответствующего назначения. В «Василисе Прекрасной» дар Яги – огонь, который сжигает злую мачеху вместе с её дочерями. Впрочем, существует вариант этой сказки (Марiйка i Баба-вiдьма), в котором убийства нет – падчерица приносит мачехе пламя (горящую головню) для домашнего очага. Подходящей наградой (хотя этого и нет в сказках), на мой взгляд, будет понева – юбка особого покроя, носить которую в старину имели право только взрослые девушки и женщины. После завершения посвящения всем участникам обряда следует очиститься огнём и водой, чтобы смыть с себя влияние Нави… в) место Бабы Яги в структуре сказочного сюжета; Всё многообразие сюжетов, связанных с образом Яги, можно разделить на две группы: в одних она выступает в роли противницы героя, в других — его помощницы. Внутри последней выделяется несколько подгрупп (дарительница, советчица, вынужденная помощница). Противница героя. Основное действие Яги как противницы героя связано с его похищением. Она уносит мальчика в лес и пытается его изжарить. Помощница. Яга как помощница героя может быть советчицей и дарительницей. В роли последней она чаще всего выступает в «женских» сказках, где помогает героине с помощью волшебных предметов вернуть мужа. По отношению к герою функция дарительницы для Яги заключается в том, что она дарит ему чудесного коня (у него шесть ног; крылья; он умеет разговаривать) или птицу. Советчица. И всё же в «мужских» сказках Яга чаще предстает как советчица, указывающая путь и инструктирующая героя, как вести себя в «ином» мире: ...Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник, только слушайся меня, старухи. Спрячься вон за тот куст и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать птиц — красных девиц, а вслед за ним тринадцатая; станут они в озере купаться, а ты тем временем унеси у последней сорочку... Для того, чтобы указать герою дорогу, Баба-Яга может прибегнуть к помощи животных, хозяйкой которых она является: Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вокруг побежали разные звери, полетели разные птицы. г) как в сюжете о «Мертвой царевне» отразился обряд инициации? «В сказке девушка, живущая у богатырей в лесу, иногда внезапно умирает; затем, пробыв некоторое время мертвой, вновь оживает, после чего вступает в брак с царевичем. Временная смерть, как мы видели, есть один из характерных и постоянных признаков обряда посвящения. Мы можем предположить, что девушка, раньше, чем быть выпущенной из дома, подвергалась обряду посвящения.». И опять мы видим, что В. Я. Пропп пользуется обрядом посвящения как волшебной палочкой для объяснения сложного явления в сюжете сказки. Если девушка умирает от отравленного яблока, как в «Сказке о мёртвой царевне и семи богатырях», то это совершенно не означает, что она проходит обряд инициации как предмет культа умирающего и воскресающего бога. Здесь всё прозаично и прозрачно, потому что мы видим мотив зависти другой женщины-соперницы. «Светло-зеркальце, скажи, кто на свете всех милее и румяней и белее ?» Мотив соперничества, конкуренции всегда касается сестрицы-изгоя в чужой семье. Это касается и того, что вместо сестрицы может быть братец. Будь она (он) семи пядей во лбу или чудо-работницей, она (он) всё равно не угодит местной родне. В сказке всегда присутствует гипербола, которая доходит до крайних проявлений во взаимоотношениях родни и «сестрицы», например, «сестрицу» убивают или отравляют, но в жизни это выглядит менее трагично, но не менее досадно и коварно. Умершая в итоге коварства царевна лежит в хрустальном гробу, откуда её вызволяет герой, роняя слезу или целуя возлюбленную, после чего красавица оживает. В. Я. Пропп присваивает хрусталю некие магические свойства, которые использовали и древние в различных обрядах. Какова роль «волшебных даров» в образной системе сказки: а) волшебные помощники и их функции; Давая в руки героя волшебное средство, сказка достигает вершины. С этого момента конец уже предвидится. Между героем, вышедшим из дома и бредущим "куда глаза глядят", и героем, выходящим от яги, — огромная разница. Герой теперь твердо идет к своей цели и знает, что он ее достигнет. Он даже склонен слегка прихвастнуть. Для его помощника его желания — "лишь службишка, не служба". В дальнейшем герой играет чисто пассивную роль. Все делает за него его помощник или он действует при помощи волшебного средства. Помощник доставляет его в дальние края, похищает царевну, решает ее задачи, побивает змея или вражеское воинство, спасает его от погони. Тем не менее он все же герой. Помощник есть выражение его силы и способности. В лесу герой получает или животное или способность превращаться в животное. Так, если герой в одном случае садится на коня и едет, а в другом случае мы читаем: "Только что Иван, купеческий сын, надел перстень на руку, как тотчас оборотился конем и побежал на двор Елены Прекрасной" (Аф. 209), то для хода действия эти случаи играют одинаковую роль. Мы этот факт пока только регистрируем. Но он уже дает нам некоторое объяснение, почему Иван при всей своей пассивности все же герой. Мы достаточно изучили сказку, чтобы установить, что герой, превращенный в животное, — древнее героя, получающего животное. Герой и его помощник есть функционально одно лицо. Герой-животное преобразовался в героя плюс животное. Среди помощников героя имеется орел или другая птица. Функция птицы всегда только одна — она переносит героя в иное царство. Эта переправа нас займет в особой главе. Мы пока органичимся изучением орла как такового. В сказке о "Морском царе и Василисе Премудрой" гeрой хочет убить орла, но тот просит выкормить его. Мы переходим теперь к другому помощнику героя, а именно к коню. Вряд ли есть необходимость доказывать, что конь, лошадь, вступает в человеческую культуру и в человеческое сознание позже, чем животные леса. Общение человека с лесными животными теряется в исторической дали, приручение лошади может быть прослежено. С появлением коня необходимо проследить еще одно обстоятельство. Лошадь появилась не на смену лесным животным, а в совершенно новых хозяйственных функциях. Можно сказать, что лошадь появилась на смену оленю, может быть — собаке, но нельзя сказать, что лошадь появилась на смену птице или медведю, что она взяла на себя их хозяйственную роль, их хозяйственные функции. Конь и орел — не единственные помощники героя. . |