ИРЛ практическая. 1Русск. Пшеничная. Практическая работа 11-12. Занятие 11 (Пшеничной Алины русский язык и литература, 1 курс)
 Скачать 66.41 Kb.
|
|
стихотворства, драматургии, сатиры. Обновление литературы осуществлялось путем трансформации традиционных жанров Средневековья, которые обретали иные, чем прежде, функции, реализуя свои внутренние потенции. Житие перерождалось в бытовую повесть, если святой совершал духовный подвиг в миру, либо в мемуарно-биографическое произведение, если оно писалось как воспоминание об учителе или близком родственнике. На житийной основе складывался жанр автобиографии, где образы автора и героя восходили к одному реальному лицу. Веками апробированные жанры литературы в условиях XVII в. получали новую жизнь, как, например, средневековая форма видения. Если раньше видение существовало в недрах житийной, летописной или легендарно-исторической литературы, то теперь оно обрело жанровую самостоятельность. По мнению Н. И. Прокофьева, расцвет жанра пришелся на период Смуты. Возникшие из народной легенды видения начала XVII в. имели публицистическую окрашенность. Их целью было не прославление святого или религиозной святыни, а обоснование с помощью авторитета чуда той или иной политической идеи. Как произведения агитационной литературы, эти сочинения были рассчитаны на публичное выступление, чтение вслух, вследствие чего их авторы заботились о создании лирической атмосферы повествования, ритмического строя речи. Из трех сюжетных компонентов жанра (прегрешение – покаяние – прощение) видения Смутного времени разрабатывали преимущественно один: почти все художественное пространство произведений занимали молитва и покаяние, что должно было объединить народ в надежде на спасение. В XVII в. меняется отношение писателя к действительности, литературному труду, к пониманию человека. На смену религиозно-символическому мировоззрению, когда все происходящее на земле объяснялось борьбой сил добра и зла в потустороннем мире, приходит прагматический тип мышления. Писатель пытается установить причинно-следственные связи между историческими событиями, между характером и поведением человека без апелляции к "горнему миру", "Божественному промыслу". Изображение человека теряет черты средневекового абстрагирования, когда герой был либо праведником, либо грешником, обретает приметы бытовой и социальной конкретики. Человек начинает восприниматься как сложная и противоречивая натура. Мятежный прав литературного персонажа раскрывается в его конфликте с семьей и родом, обществом и самой судьбой. Происходит снижение героя, который становится то спившимся монахом, то голодным крестьянином или бездомным бродягой, а также погружение повествования в низкий быт, в атмосферу разгульного кабацкого жития, странствования в поисках счастья по дорогам России. Б) Бытовая повесть отразила другое типичное для XVII в. явление - демократизацию героя, наметившиее интерес к «маленькому человеку». «Повесть о Горе-Злочастии» (« Повесть о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин») - анонимное древнерусское стихотворное произведение XVII в., сохранившееся в единственном списке XVIII в. и имеющее литературное происхождение. Герой «Повести о Горе-Злочастии» – безымянный Молодец, презревший родовые устои жизни и заветы отцов, и потому впавший в "наготу и босоту безмерную". Русского грешника, пропившегося до "гуньки кабацкой", автор «Повести» ставит в один ряд с Адамом и Евой, которые нарушили "заповѣдь Божию, вкусили плода винограднаго" (по версии апокрифа, упились "зеленым вином"). Обращение к библейской истории грехопадения первых людей должно было подчеркнуть всеобщий и вечный характер изображаемого. Герой «Повести о Горе-Злочастии» – человек, отвергающий этические нормы рода и естественную потребность сто продолжения. Бродяга, пьяница и хвастун, он тяжело переживает глубину своего социального и нравственного падения: его "сердце невесело, / а бѣлое лице унынливо, / и ясныя очи замутилися". Это первый в русской литературе образ босяка, согретый сочувствием автора к его горькой судьбе. Читатель также сопереживает герою, пытавшемуся жить своим умом, но заблудившемуся в лабиринте мира. В «Повести о Горе-Злочастии» идея спасения (как только герой пересекает двери монастыря, Горе отстает от него) в системе этических представлений народного христианства, которая получила отражение в русских духовных стихах. На уровне жанра идея спасительного пути воплощена в Повести благодаря притчевому началу, которым обусловлены назидательный тон и лаконизм изображения. Проблематика «Повести о Горе-Злочастии» в основном гуманистическая. Основные проблемы: непослушание, пьянство, глупость, доверчивость, отсутствие житейского опыта, хвастовство, бродяжничество, суицидальные мысли. «Повесть о Горе Злочастии» задумана в широком морально-философском плане, который раскрывается уже во вводной части. Рассказав без подчеркнутой морализации, скорее с некоторым участием, о грехопадении первых людей, изгнании их из рая и о «заповедях законных», которые дал им бог, отправив их на трудовую жизнь на земле, автор в общей формуле изображает, как с тех пор стало «зло племя человеческо» и как за это бог послал на него несчастия. В общем, автор осмысливает современную автору действительность в плане широких обобщений. Стоит отметить, что впервые бытовые повести отошли от средневековых условностей в изображении людей и событий. В них особое внимание стали уделять отдельной личности, появились признаки психологизма в изображении героев. Авторы впервые вводили несколько конфликтов, включая бытовые (стоит отметить, что в этой повести присутствует как внутренний конфликт героя с самим собой, так и внешний, например, с Горем, людьми-обманщиками и так далее), использовали этнографический материал, уделяли внимание социальным действиям персонажей. Одновременно с этим усилились фольклорные тенденции. Например, в «Повести...», кроме народного языка, присутствуют сказочные элементы: молодец обращается в животных, пытаясь убежать от Горя. В) «Повесть о Савве Грудцыне» - памятник древнерусской литературы XVII века. Представляет собой прозаический текст, сочетающий в себе как элементы, характерные для средневековой литературы (поучение, религиозные мотивы, тема спасения души), так и характерные особенности литературы переходного периода от древней русской литературы к новой (описание чувств героя, история жизни конкретного человека, детали быта). В этом произведении произошло слияние жанровых черт исторического повествования, любовно–авантюрной новеллы, церковно–назидательной легенды, семейной хроники, «романных» черт и мотивов. Необычность повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоречивость характера, показать значение любви в жизни человека. И по этой причине ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа. Любовная интрига в произведении используется как средство раскрытия характера героя, а в его изображении просматриваются зачатки психологизма. Стоит отметить, что жанровая система русской прозы переживала в XVII в. коренную ломку и перестройку. Смысл этой перестройки состоял в освобождении от деловых функций, от связей с обрядом, от средневекового этикета. Происходила беллетризация прозы, превращение ее в свободное сюжетное повествование. В жития, постепенно терявшие прежнее значение «религиозного эпоса», проникали черты светской биографии. Переводный рыцарский роман и переводная новелла резко увеличили удельный вес занимательных сюжетов. В прозе возникали сложные новые композиции, в которых использовалось несколько традиционных жанровых схем. Такова «Повесть о Савве Грудцыне», написанная в 60-х гг. как эпизод из недавнего прошлого. Повесть начинается с 1606 г. и охватывает осаду русскими войсками Смоленска в 1632-1634 гг. Но безымянный автор повести пишет не об истории России, а о частной жизни русского человека, купеческого сына Саввы Грудцына. Повесть разрабатывает на русском материале фаустовскую тему и проблематику, тему продажи души дьяволу за мирские блага и наслаждения. Савва Грудцын, отпрыск богатой купеческой семьи, посланный отцом по торговым делам из Казани в один из городов в области Соли Камской, соблазнен замужней женщиной. Он было нашел в себе силы воспротивиться ее домогательствам в день Вознесения Христова, но похотливая возлюбленная жестоко ему отомстила: сначала «присушила» Савву любовным зельем, а потом отвергла. Страдающий Савва готов на все, чтобы ее вернуть, — готов даже погубить душу. «Аз бы послужил диаволу», — думает он. Тут подле него и появляется «мнимый брат», бес, затем всюду его сопровождающий, которому Савве пришлось дать «рукописание»— договор о продаже души. Возлюбленная опять вернулась к Савве. Потом он вместе с бесом «гуляет» по Руси, записывается новобранцем в войско, из Москвы отправляется под Смоленск. Здесь (конечно, с помощью беса) он показывает чудеса храбрости, побеждает одного за другим трех исполинов и затем возвращается в столицу героем. Но приходит время расплаты. Савва смертельно болен, его охватывает ужас: ведь его душе уготована вечная мука. Он кается, дает обет стать монахом и вымаливает у богородицы прощение: в церкви, куда принесли больного Савву, роковое «богоотметное писание» падает сверху. Оно «заглажено», это чистая бумага. Значит, договор не действителен, и дьявол теряет власть над душой Саввы. Герой выздоравливает и постригается в Чудовом монастыре. Такова в кратком пересказе событийная канва этого произведения. В «Повести о Савве Грудцыне» использована сюжетная схема «чуда», религиозной легенды. Этот жанр был одним из самых распространенных в средневековой письменности. Он широко представлен и в прозе XVII в. Всякая религиозная легенда ставит перед собой дидактическую цель: доказать какую-то христианскую аксиому, например действенность молитвы и покаяния, неотвратимость наказания грешника. В легендах, как правило, три сюжетных узла. Легенды начинаются с прегрешения, несчастья или болезни героя. Затем следует покаяние, молитва, обращение к богу, богоматери, святым за помощью. Третий узел — это отпущение греха, исцеление, спасение. Эта композиция была обязательной, но в ее разработке, в конкретном исполнении допускалась известная художественная свобода. Писатель мог по своему усмотрению выбирать главного героя или героиню, время и место действия, вводить произвольное число второстепенных персонажей. Сюжетными источниками «Повести о Савве Грудцыне» были религиозные легенды о юноше, который согрешил, продав душу дьяволу, затем покаялся и был прощен. В одной из таких легенд, «Слове и сказании о некоем купце», действие протекало в Новгороде, герой был купеческим сыном, а бес изображался как слуга героя. По-видимому, именно «Слово и сказание о некоем купце» было непосредственным литературным источником «Повести о Савве Грудцыне». Крайне важно, что персонажи и «Слова», и «Повести» принадлежат к купеческой среде. Купечество было самым подвижным из древнерусских сословий. Купцам привычны были дальние странствия по Руси и за русские рубежи. Купцы знали языки, на своих и чужих рынках постоянно общались с иноземцами, покупали, читали и привозили домой иностранные книги. Купечество было менее косным и замкнутым, чем другие сословия древнерусского общества, более терпимым к чужой культуре, открытым разнообразным влияниям. Насколько широким был кругозор лучших людей этого сословия, показывает «Хожение за три моря» Афанасия Никитина с его поразительной терпимостью и уважением к чужим верованиям и традициям. Эта сословная «подвижность» отражается и в литературе — в произведениях, героями которых были купцы. Читатель находил здесь описания опасных путешествий с бурями и кораблекрушениями, рассказы об испытании верности жены во время отлучки мужа и другие приключенческие и романические мотивы. «Давление этикета» в произведениях о купцах гораздо слабее, нежели в произведениях об «официальных» героях, о церковных подвижниках, о князьях, царях и воеводах. Избрав героем своей повести купеческого сына, автор «Повести о Савве Грудцыне» мог опереться на эту традицию. Еще один источник повести — волшебная сказка. Сказкой навеяны сцены, в которых бес выступает как волшебный помощник, «даруя» Савве «премудрость» в военном деле, снабжая его деньгами и т. п. К сказке восходят поединки Саввы с тремя вражескими богатырями под Смоленском (троичная символика здесь явно фольклорного происхождения). С волшебной сказкой связано и такое сюжетное звено повести, как «царская тема». В сценах, подводящих читателя к развязке, постоянно подчеркивается, что царь «изливает свое милосердие» на Савву, заботится о нем, сочувствует ему. Когда герой страдал от «бесовского томления» и все боялись, что он наложит на себя руки, царь приставил к нему караульщиков и посылал «повседневную пищу». Царь приказал перенести страждущего в церковь. Царь расспрашивал Савву о его жизни и приключениях. Это царское покровительство с точки зрения сюжетной логики естественно: ведь дело происходит после ратной службы Саввы под Смоленском. Покровительство оказывается храбрецу, непобедимому воину. Монаршее внимание — не случайность и не прихоть, а награда за подвиги на поле брани. Но автор повести говорит о связи Саввы с царем гораздо раньше, еще до смоленского похода, когда читатель еще не знает, что беспутный купеческий сын станет героем войны. «По некоему же случаю явственно учинися (стало известно) о нем и самому царю», — пишет автор о Савве, когда он с «мнимым братом» попал в Москву. Здесь на Савву обратил благосклонное внимание боярин Семен Лукьянович Стрешнев, государев шурин. Покровительство царского шурина почему-то приводит беса в ярость. «Бес же с яростию рече ему (Савве): «Почто убо хощеши презрети царскую милость и служити холопу его? Ты убо ныне и сам в том же порядке устроен, уже бо и самому царю знатен (известен) учинился еси». Что это значит? Почему бес говорит, что Савва «ныне и сам в том же порядке устроен», т. е. стал ровней царскому свойственнику и боярину? Ответ дает волшебная сказка. Автор как бы уклоняется от объяснений, но это вовсе не означает, что читатель XVII в. не понимал, на что он намекает. Для человека Древней Руси волшебная сказка была с детства близким, «вечным спутником». И как раз волшебная сказка поясняет этот эпизод. Она, как правило, заканчивается женитьбой героя на царской дочери и последующим его воцарением. Воцаряется обычно зять, свойственник, а не сын или иной кровный родственник государя. Бес это и подразумевает: зачем кланяться царскому шурину, если Савва станет царским зятем? И дальше как бы продолжается подготовка к сказочному триумфу. Автор для того и переносит действие под Смоленск, чтобы дать Савве отличиться. Вот он уже герой, он выполнил нечто вроде сказочного испытания — победил трех «поединщиков». Но тут автор обрывает сказочное течение событий, возвращаясь к сюжетным узлам «чуда». Описывается болезнь (следствие прегрешения), затем покаяние и, наконец, исцеление и прощение (искупление греха). В художественном отношении эти переключения с одного сюжетного прототипа на другой, с религиозной легенды на сказку и потом снова на религиозную легенду чрезвычайно важны. Это — своеобразный литературный «обман», ибо автор создает эффект обманутого ожидания. Такой прием не характерен для средневековья, когда в литературе господствовал этикет, когда знакомая сюжетная ситуация влекла за собою другую, столь же знакомую. Такой прием характерен для искусства нового времени, в котором ценится неожиданное, непривычное, новое. Автор «Повести о Савве Грудцыне» уже преодолел средневековый этикет, потому что он держит читателя в постоянном напряжении, переключаясь с одной сюжетной линии на другую. Было бы неверно видеть в этом литературную игру или художественную непоследовательность. «Повесть о Савве Грудцыне» — не мозаика из плохо пригнанных, взятых из разных композиций фрагментов. Это продуманное, идеологически и художественно цельное произведение. Савве потому не суждено достичь сказочного счастья, что судит бог, а Савва продал душу сатане. Бес, так похожий на сказочного волшебного помощника, на деле — антагонист героя. Бес не всесилен, и тот, кто на него уповает, непременно потерпит крах. Зло рождает зло. Зло делает человека несчастным. Такова нравственная коллизия повести, и в этой коллизии первостепенную роль играет бес. Бесовская тема в «Повести о Савве Грудцыне» — это трагическая тема двойничества. Бес — это «брат» героя, его «второе я». В православных представлениях каждому живущему на земле человеку сопутствует ангел-хранитель — также своего рода двойник, но двойник идеальный, небесный. Автор «Повести о Савве Грудцыне» дал негативное, «теневое» решение этой темы. Бес — тень героя, бес олицетворяет пороки Саввы, то темное, что в нем есть, — легкомыслие, слабую волю, тщеславие, любострастие. Силы зла бессильны в борьбе с праведником, но грешник становится их легкой добычей, потому что выбирает путь зла. Савва, конечно, жертва, однако он и сам повинен в своих несчастьях. «Повесть о Савве Грудцыне» полна примет «бунташного века», когда ломались вековые устои древнерусской жизни. Автор стремится внушить читателю, что его произведение — не вымысел, что оно «истинно». Этой иллюзии жизнеподобия служит, в частности, реальность фамилии персонажа. В купеческом сословии XVII в. одно из видных мест занимала богатая семья Грудцыных-Усовых. Вполне возможно, что повесть отразила какие-то реальные беды, пережитые этой семьей. Вполне возможно, что какой-то беспутный недоросль из рода Грудцыных-Усовых соблазнил замужнюю купчиху (или что купчиха соблазнила недоросля). Возможно даже, что «присушить» купчиху недоросль пытался с помощью сатаны: по источникам XVIII в., как установлено Н. Н. Покровским, известны десятки попыток заключить «договор с дьяволом», причем самым частым побудительным мотивом были любовные неудачи. Такой неудачник писал на листе бумаги о своем согласии продать душу (подпись кровью не обязательна), обертывал бумагой камень (камень брался для тяжести) и бросал его в мельничный омут, где, как считалось, обитает нечистая сила (ср. поговорку «В тихом омуте черти водятся»). Если так поступали в XVIII в., то тем более так могли поступать столетием раньше. И все же введение в текст реальной семьи, реального имени, реального адреса — это прежде всего литературный прием. Не истинность описываемого происшествия, а «истинность» своего произведения, его авторитетность, весомость, значительность пытался таким способом утвердить автор. В художественной концепции автора очень важна мысль о разнообразии, пестроте жизни. Ее изменчивость очаровывает молодого человека. Но совершенный христианин должен противиться этому наваждению, ибо для него земное существование — тлен, сон, суета сует. Эта мысль занимала автора так сильно, что он допустил непоследовательность в построении сюжета. Савва Грудцын заключил договор с дьяволом для того, чтобы утолить греховную страсть к жене Бажена Второго. Дьявол, со своей стороны, выполнил обязательство: «Савва же паки прииде в дом Баженов и пребываше в прежнем своем скаредном деле». Но вот из Казани получается письмо, из которого видно, что Грудцын-старший узнал о беспутстве своего сына и хочет приехать за ним. И тут Савва вдруг забывает о своей демонической, всепоглощающей страсти, навсегда бросая любовницу. Герой о ней больше ни разу не вспомнит, а читатель ничего не узнает. Зачем в таком случае было продавать душу? Неужто Савва охладел потому, что испугался отца? Разве не мог всемогущий «мнимый брат» как-то уладить дело, задержать отца? Предоставим слово бесу: «Брате Савво, доколе зде во едином малом граде жити будем? Идем убо во иные грады и погуляем». «Добре, брате, глаголеши», — одобряет его Савва. Значит, Савва Грудцын продал душу не только за любовь, но и за то, чтобы «погулять» по русским городам, посмотреть мир, насладиться жизнью, познать ее изменчивость и многоликость. Таким образом, непоследовательность сюжета окупается цельностью характера главного героя. По своим взглядам автор повести — консерватор. Его ужасает плотская страсть, как и всякая мысль о наслаждении жизнью: это грех и пагуба. Но сила любви-страсти, притягательность пестрой жизни уже захватили его современников, вошли в плоть и кровь нового поколения. Автор противится новым веяниям, осуждает их с позиций церковной морали. Но, как истинный художник, он признает, что эти веяния прочно укоренились в русском обществе. Г) « |