1. Проблема дворцового переворота в России 1801г
Скачать 0.53 Mb.
|
1. Проблема дворцового переворота в России 1801г. Предпосылки Жёсткие, доходящие до жестокости методы управления Павла I, созданная им обстановка страха и неуверенности, недовольство высших дворянских кругов (лишенных былой свободы и привилегий), столичного гвардейского офицерства и нестабильность политического курса привели к возникновению заговора против императора. Павел переносил опалы с подданных на родных, угрожал самой династии, что позволило участникам мятежа считать себя остающимися преданными Романовым. Муссируемая в обществе тема ненормальности Павла и его объективно непопулярные приказы, в том числе об одежде и прическах. Например: 13 декабря 1800 года Павел предложил римскому папе переселиться в Россию. Ухудшение отношений царя с дворянством и гвардией. 2 мая 1800 г. за резкие слова по поводу ордена св. Анны (носящего имя возлюбленной царя — Анны Лопухиной-Гагариной) штабс-капитан Кирпичников получил 1000 палок. Эйдельман пишет, что «современники полагали, что этот исключительный даже по тем временам акт сыграл немалую моральную роль в предыстории заговора. В нескольких воспоминаниях история Кирпичникова представлена как оправдание заговорщиков». «Строже сего приказа, — замечает современник, — не было ни одного в царствовании Павла. Сие обстоятельство имело влияние на то событие, которое прекратило его правление». Внешняя политика Павла шла вразрез с интересами Великобритании. Англия, вероятно, субсидировала заговорщиков. «Война с Англией стремительно приближалась. Вместе с этим усилилась и аналогия, историческая параллель с 1762 г., когда Петр III готовил непопулярную войну с Данией и первоначальный план переворота был связан с выездом царя в армию, возможным захватом столицы». Сообщение о слухе, который состоял в том, что Павел будто бы хотел заточить жену и старших детей в крепость и жениться то ли на Гагариной, то ли на мадам Шевалье: «Этот великий удар состоял в заточении императрицы в Холмогоры, отстоящие в 80 верстах от Архангельска; место дикое, пустое, где несчастная фамилия Ульриха Брауншвейгского томилась в продолжение долгих лет. Шлиссельбург должен был служить местом заключения великого князя Александра; Петропавловская крепость была назначена великому князю Константину. Пален и некоторые другие должны были погибнуть на эшафоте» (неизвестно, насколько соответствует истине, а насколько был результатом интриг и сплетен Палена). Эпизод с Рибопьером (см. ниже), вызвавший заключение наследника. Вопиющий указ об узаконивании будущих внебрачных детей императора (см. Мусина-Юрьева, Марфа Павловна) Прибытие Евгения Вюртембергского (племянника Марии Федоровны), которого Павел будто бы намеревается женить на своей старшей дочери и сделать наследником. Слух об испрошении графом Паленом позволения у императора на исключительные полномочия — арестовать в случае надобности императрицу и великих князей, и получение им письменного приказа Участники заговора: Общее число людей, вовлеченных в заговор, по разным оценкам составляет от 180 до 300 человек. Эйдельман ориентировочно делит заговорщиков на три основные группы: Первая — вожди, самые посвященные, бывшие в курсе окончательного плана убийства, а также Зубовы Панин, Никита Петрович — вице-канцлер, был идейным вдохновителем заговора. Был выслан из Петербурга и физически отсутствовал во время развязки. Пален, Пётр Алексеевич — генерал-губернатор Петербурга, взял на себя функции технического руководителя заговора. В ноябре 1800 попал в опалу. Рибас, Осип Михайлович — участвовал в первоначальном планировании заговора, но умер 2 (13) декабря 1800 года, причем существует гипотеза, что он был отравлен бароном Паленом, находившимся у постели больного в ночь смерти адмирала, следя за тем, чтобы больной, в беспамятстве, не выдал заговорщиков — поскольку в последний месяц перед его смертью Павел смягчился к Рибасу, и тот мог выдать сообщников. Зубовы: Зубов, Платон Александрович, князь — последний фаворит Екатерины II. Был удален Павлом от двора, но благодаря интриге обвел Кутайсова вокруг пальца, и тот ходатайствовал перед императором об его возвращении. Был привлечен к заговору благодаря значительному влиянию, заработанному им в последние годы царствования Екатерины, его широким связям, кругу знакомств и облагодетельствованных им офицеров. Являлся своего рода символом екатерининского времени. Зубов, Николай Александрович, граф — его брат, зять Суворова. Глупый, но крупный, физически сильный человек, привлеченный из-за своих родственных связей и симпатии солдат. С ним предпочитали не делиться информацией, так как его жена была очень болтлива. Зубов, Валериан Александрович — его брат, потерял на войне ногу, и потому не ходил в замок. Жеребцова, Ольга Александровна — его сестра. Её считали любовницей посла Уитворта, она устраивала пышные вечера, на которых под благовидным предлогом могли собираться заговорщики. Лопухин, Пётр Васильевич, близкий родственник Жеребцовой, рассказывал о ней: «Витворт через посредство О. А. Жеребцовой был в сношениях с заговорщиками; в её доме происходили сборища, через её руки должна была пройти сумма, назначенная за убийство или по меньшей мере за отстранение императора Павла от престола… За несколько дней до 11 марта Жеребцова нашла более безопасным для себя уехать за границу и в Берлине ожидала исхода событий…». После смерти Павла, в Лондоне она получила от английского правительства сумму, соответствовавшую 2 млн руб. Эти деньги должны были быть распределены между заговорщиками, в особенности между теми, которые принимали участие в убийстве. Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится требовать заслуженного вознаграждения. Позже вовлечённые офицеры, не участвующие в разработке стратегии, но руководившие на следующей ступени иерархии. Занимались вербовкой среди третьей группы. Беннигсен, Леонтий Леонтьевич — командир Изюмского легкоконного полка, был одним из главных действующих лиц, лишивших Павла Первого престола. Был сослан Павлом, затем в начале 1801 года граф Пален возвратил Беннигсена в Петербург, будучи уверенным в том, что это необходимый ему исполнитель. В начале Беннигсен был хорошо принят императором, но вскоре тот перестал с ним даже разговаривать[1]. Фактический вождь колонны цареубийц, ворвавшихся в спальню, тем не менее, по собственным словам, избег участия в непосредственном убийстве. Аргамаков, Александр Васильевич — племянник Дениса Фонвизина, был полковым адъютантом Преображенского полка и плац-майором Михайловского замка. Он был необходим заговорщикам, чтобы попасть внутрь замка через его разводные мосты. Имел полномочия входить к императору для доклада о чрезвычайных происшествиях в городе в любое время суток; шёл во главе колонны П. А. Зубова, как главный проводник заговорщиков. Голенищев-Кутузов, Павел Васильевич (по некоторым данным) — флигель-адъютант императора, сразу же после переворота назначенный командиром Кавалергардского полка. Муравьёв-Апостол, Иван Матвеевич — автор одного из нереализованных проектов законодательного ограничения верховной власти. Командиры гвардейских полков: Депрерадович, Николай Иванович — Семёновского; Уваров, Фёдор Петрович — Кавалергардского; Талызин, Пётр Александрович — Преображенского; Янкович-де-Мириево, Иван Фёдорович — Конногвардейского; Шефы полков: Вердеревский, Николай Иванович — Кексгольмского; Ушаков — Сенатских батальонов; Тучков, Павел Алексеевич — 1-го Артиллерийского полка. Средние и младшие офицеры, которые были отобраны по принципу их недовольства, неприязни, ненависти к павловской системе, неосведомленные, некоторые из которых стали непосредственными исполнителями, а другие — всего лишь соучастниками, не запятнавшими своих рук цареубийством. 0:30: В половине первого ночи 12 заговорщиков ворвались в спальню императора. Не найдя императора в постели, заговорщики растерялись, Платон Зубов сказал, что птичка упорхнула но «Беннигсен с сатанинским хладнокровием подошел к постели, пощупал её рукою и сказал: „Гнездо теплое, птичка недалеко“». Комнату обыскали и нашли Павла в ночной рубашке (по другой версии, его выдали ботфорты). "Они вывели его из-за камина, уложили в постель и потребовали подписать отречение от престола. «Павел не отвечал ничего; при свете лампы можно было видеть все замешательство и ужас, которые выражались на его лице. Беннигсен, не теряя времени, сделал верный осмотр в его комнатах…» Платон Зубов к этой минуте вышел из комнаты, часть офицеров отстала, другие, испугавшись отдаленных криков во дворце, выскочили, и какое-то время Беннигсен находился с Павлом один на один (от 10 до 45 минут по разным данным). Затем комната опять наполняется людьми: Беннигсен выходит, возвращается с отставшими. А. Коцебу пишет: «Зубов вынимает из кармана акт отречения. Конечно, никого бы не удивило, если бы в эту минуту, как многие уверяли, государь поражен был апоплексическим ударом. И действительно, он едва мог владеть языком и весьма внятно сказал: „Нет, нет, я не подпишу“. „Что же я вам сделал?“ Приняв одного из заговорщиков за сына Константина, восклицает: „И Ваше высочество здесь?“» Чарторыйский: «Павла выводят из прикрытия, и генерал Беннигсен, в шляпе и с обнаженной шпагой в руке, говорит императору: „Государь, вы мой пленник, и вашему царствованию наступил конец; откажитесь от престола и подпишите немедленно акт отречения в пользу великого князя Александра“». Императору объявили, что он арестован. М. Фонвизин: «Павел смял бумагу… резко ответил. Он отталкивает Платона Зубова, обличает его неблагодарность и всю его дерзость. „Ты больше не император, — отвечает князь, — Александр наш государь“. Оскорбленный этой дерзостью, Павел ударил его; эта отважность останавливает их и на минуту уменьшает смелость злодеев. Беннигсен заметил это, говорит, и голос его их одушевляет: „Дело идет о нас, ежели он спасется, мы пропали“». Леонтьев пересказывает восклицание Яшвиля: «Князь! Полно разговаривать! Теперь он подпишет все, что вы захотите, — а завтра головы наши полетят на эшафоте». По Санглену, подобные слова говорит Николай Зубов: «Чего вы хотите? Междоусобной войны? Гатчинские ему привержены. Здесь все окончить должно». Указывают, что царь громко отвечал Зубову, и его ударили, воскликнув: «Что ты так кричишь?» (по Саблукову). Убийство На поясе императора офицерский шарф «из серебряной нити с тремя узкими чёрно-оранжевыми полосами и чёрно-оранжевыми центрами кистей». Именно таким шарфом он был задушен — либо своим собственным, либо принадлежавшим Скарятину Павел был убит между 0:30 и 2:00, сужая хронологические рамки — между 0:45 и 1:45. Сведения собственно об убийстве в некоторых деталях противоречивы.
Наутро был издан написанный Д. П. Трощинским манифест, в котором подданным было сообщено, что Павел скончался от апоплексического удара. Реакция русских подданных Петербуржцы: «Как только известие о кончине императора распространилось в городе, немедленно же появились прически a la Titus, исчезли косы, обрезались букли и панталоны; круглые шляпы и сапоги с отворотами наполнили улицы». «Лишь только рассвело, как улицы наполнились народом. Знакомые и незнакомые обнимались между собой и поздравляли друг друга с счастием — и общим, и частным для каждого порознь». «Незнакомые целовались друг с другом как в Пасху, да и действительно это было воскресение всей России к новой жизни». Однако велико было и количество людей, испытывавших омерзение к произошедшему. Указывают, что оставшуюся часть ночи лейб-медик Вилье обрабатывал труп Павла, чтобы наутро его можно было показать войскам в доказательство его естественной смерти. Несмотря на все старания, на лице покойного были видны синие и черные пятна. Вилье помогали врачи Гриве и Гутри. Тело хотели показать волнующимся солдатам, чтобы доказать, что царь действительно умер, и надо присягать Александру. Также сообщают, что из Гатчины был вызван придворный живописец, Яков Меттенлейтер, хранитель гатчинской картинной галереи, которого вызывали с кистями и красками гримировать труп. Итоги. На престол вступил Александр I, в результате чего общая атмосфера в стране сразу же поменялась. Тем не менее самому Александру убийство нанесло глубокую психологическую травму, которая, возможно, вызвала его обращение к мистицизму в конце жизни. Фонвизин описывает его реакцию на новость об убийстве: «Когда все кончилось, и он узнал страшную истину, скорбь его была невыразима и доходила до отчаяния. Воспоминание об этой страшной ночи преследовало его всю жизнь и отравляло его тайною грустью». Жена Александра, Елизавета Алексеевна, писала: «Страшная рана в его душе не заживёт никогда». Мария Фёдоровна переселилась в Павловск, её отношения с сыном испортились. Пострадало окружение Павла: Кутайсов, Иван Павлович — арестован Мадам Шевалье — выслана Заговорщики считали, что при новом государе они займут видные места в государстве. Чарторыйский пишет, что «Александр постепенно удалил… главарей переворота, — удалил не в силу того, что считал их опасными, но из чувства гадливости и отвращения, которое он испытывал при одном их виде»[1]. Первым был удален Пален, чему способствовало поведение Марии Федоровны. Накануне гибели Павла Наполеон вплотную подошел к заключению союза с Россией. Убийство Павла I в марте 1801 надолго отодвинуло эту возможность — до Тильзитского мира 1807 года[17]. Отношения с Англией, наоборот, были возобновлены. 2. Россия ½ XIX столетия. Территория Границы государства в это время отличались от границы нашего времени лишь в отношении: 1) Финляндии, из которой в состав Российской империи тогда входила лишь Выборгская губерния; 2) Царства Польского, в то время нам не принадлежавшего; 3) Бессарабии, которая принадлежала еще Турции; 4) Кавказа, из которого к России принадлежала Ставропольская губерния и лишь части Кубанской и Терской областей; 5) наконец, среднеазиатских владений, большей части степных областей и Амурского края, приобретенных лишь в XIX в. Таким образом, территория Европейской России включала в себя все старорусские области (за исключением Галиции), из-за которых шла многовековая борьба с Польшей, и имела границы, достаточно обеспеченные и простирающиеся и к северу, и к западу, и к югу до берегов четырех морей, прилегающих к равнине Европейской России. Международное положение России было таково, что не только не могло возникнуть каких-либо опасений за неприкосновенность границ, но, пользуясь положением могущественной великой державы, эксплуатируя слабость своих соседей, Россия могла проявлять огромное влияние на международные отношения всего цивилизованного мира. Екатерина во второй половине своего царствования строила вместе с Потемкиным величавые планы об изгнании турок из Европы и о восстановлении греческой империи, причем новая императорская корона должна была достаться внуку Екатерины Константину. В экономическом отношении территориальные приобретения Екатерины имели огромное, можно сказать, колоссальное значение для развития России в будущем. Приобретение огромных черноземных пространств на юге и на юго-западе в связи с установлением полной безопасности южной границы и с усиленной колонизацией этих пространств внесло в экономический быт страны новый фактор огромнейшей важности. Лишь с этих пор Россия становится не только земледельческой страной по имени, но и одной из житниц Европы. И действительно, уже в 1779 г. вывоз пшеницы из главных портов (кроме остзейских) превышал вывоз 1766 г. в девять с лишним раз. Несмотря на сильное распространение хлебопашества на юге России, цены на хлеб удерживались довольно прочно, благодаря развитию хлебной торговли, и это обстоятельство, в свою очередь, поощряло дальнейшее развитие земледелия на юге, который теперь усиленно колонизовался. Что касается путей сообщения, то в этом отношении в XVIII в. имели огромное значение водные пути сообщения и в особенности каналы, соединявшие речные системы. Из них Вышневолоцкий и Ладожский каналы построены были еще при Петре. При Екатерине значительно улучшена была вышневолоцкая система, соединяющая Волгу с Балтийским морем. Остальные каналы, задуманные и частью начатые при Екатерине: Сясский, Новгородский, Березинский, Огинский, Шлиссельбургский и Мариинский, закончены были при Павле и Александре в XIX веке Население. Население, значительная убыль которого была констатирована в начале XVIII в., после первой ревизии, т. е. с 1724 г., росло непрерывно, причем рост его особенно усилился во второй половине XVIII в., что несомненно свидетельствует о прекращении того непосильного напряжения, которое оно испытывало в период борьбы за территорию. В 1763 г. (по третьей ревизии) население обоего пола не превышало 20 млн., в конце царствования Екатерины оно достигло в тех же областях 29 млн., а с новоприобретенными составляло (по расчету академика Шторха) не менее 36 млн. душ обоего пола. Расовый состав населения был и тогда достаточно пестрый, особенно, если судить по современному описанию народов России Георги, где не приводится ни числовых данных, ни сведений о степени обрусения той или другой народности. Однако же численное преобладание русского населения и даже одного великорусского племени было в то время гораздо решительнее, чем теперь, так как в состав Российской империи не входили ни Царство Польское, ни Кавказ, ни Финляндия, ни Бессарабия. К иностранной колонизации Екатерина относилась весьма благоприятно, и при ней происходила значительная иммиграция немцев, западных и южных славян в Новороссийский край и в Саратовскую губернию. При ней же последовало до 50 указов, стремившихся возвратить так называемых беглых, т. е. русское население, ушедшее за границу в прежние времена от религиозных преследований и различных притеснений крепостного права. Обратное переселение беглых обставлено было различными льготами. Что касается сословно-классового состава населения, то о нем могут дать некоторое представление следующие цифры, разработанные академиком Шторхом по данным четвертой ревизии 1783 г. По этой ревизии всего в России, за исключением новоприобретенных в то время провинций, сосчитано 12 838 529 душ мужского пола. Из них: Частных помещичьих крестьян – 6 678 239 Казенных крестьян, т е. черносошных, дворцовых, посессионных и экономических – 4 674 603 Однодворцев и вольных людей – 773656 Мещан – 293743 Купцов – 107408 Свободных от подушной подати, т. е. дворян, духовенства и чиновников вместе – 310880 Итого – 12838529 душ муж. пола Из них: сельского населения – 12 126 498 или 94,5% Городского населения – 402151 или 3,1% Привилегированных сословий – 310880 или 2,4% Соц состав. В составе сельского населения около 45% было казенных крестьян и однодворцев, около 55% помещичьих крепостных крестьян. Развитие крепостного права достигло в это время своего апогея. В правовом отношении личность крепостных была совершенно бесправна. Помещики сосредоточили в это время в своих руках не только право распоряжаться трудом своих крепостных, которых они могли по своему усмотрению отрывать от земли, переводить в дворовые, т. е. делать личными слугами, продавать поодиночке и семьями, отдавать в услужение в другие руки, назначать на барщину, переводить на оброк, приписывать к своим фабрикам и заводам и т. п., но и наказывать по своему усмотрению: заточением в разного рода домашних и других тюрьмах, назначением на всякие сверхурочные работы, а также телесно – розгами, батожьем и плетьми – за относительно маловажные преступления и даже просто и чаще всего за «предерзостное» поведение. Со времени Елизаветы Петровны дозволено было помещикам отдавать своих людей за предерзостные проступки в руки правительства для водворения их в Сибирь на поселение. И в сущности, – как ни страшно звучат эти слова для нас, – для многих из крепостных такая ссылка являлась освобождением и избавлением от еще более тяжелых и нестерпимых мук. С Екатерины, однако же, разрешено помещикам ссылать своих людей и в каторжные работы. Помещики издавна присвоили себе право вмешиваться и в семейный быт крепостных, венчать их по своему усмотрению, распоряжаться их имуществом. Различные злоупотребления и разврат помещиков во многих случаях принимали совершенно невероятные размеры. При этом крепостным воспрещалось законом жаловаться и доносить на своих господ, кроме случаев государственных преступлений, совершенных последними. De facto крепостные не мирились с таким положением вещей и на наиболее тяжелые проявления гнета отвечали не только жалобами правительству, но и восстаниями, и убийствами помещиков и их приказчиков, и побегами. Иногда, особенно в начале каждого нового царствования, среди крепостных крестьян проносились слухи о дарованном новым царем и скрываемом помещиками освобождении – и тогда волнения крестьян распространялись на значительные пространства, охватывая иногда целые губернии, и вызывали жестокие усмирения при помощи войск и свирепых экзекуций, порок и ссылок. При Екатерине, в начале царствования, волновалось таким образом до 150 тыс. крестьян. Но главный стихийный протест против крепостного права, принявший огромные, угрожавшие бытию государства размеры, разразился в 1773 г. в Пугачевском бунте. Экономическое и бытовое положение крепостных крестьян зависело главным образом от того, были ли они барщинные или оброчные. Барщинные крестьяне отбывали в пользу помещиков работы в довольно неопределенном и разнообразном размере. В большинстве случаев в барщинных имениях вся пахотная земля разделялась поровну на господскую и крестьянскую пашню, причем и рабочие дни делились поровну: крестьянин работал три дня в неделю в господских полях, три дня ему оставалось на обработку отведенного ему поля. Но этот обычай не был утвержден законом (до времен Павла), и в отдельных случаях господа заставляли работать гораздо больше трех дней в неделю. Затем в зимнее время на крестьянина ложилась часто очень тяжелая обязанность возить барский хлеб и другие продукты на рынок, иногда за сотни верст. Независимо от этого крестьяне поставляли помещику в натуре птиц, иногда овец, свиней, ягоды, грибы, а на баб, сверх того, налагалась повинность, иногда чрезвычайно тяжелая, доставлять определенное количество льняной или посконной пряжи и ткани, а иногда и самодельных сукон. Некоторые помещики к натуральным повинностям присоединяли и денежный оброк, отпуская при этом часть крестьян на зиму в отхожие промыслы. В оброчных имениях обыкновенно вся обрабатываемая земля (а иногда и лес) отдавалась в распоряжение крестьян, а крестьяне за это облагались определенным денежным или натуральным оброком, размер которого зависел от произвола владельца и соизмерялся чаще всего с доходами крестьян не от отданной им земли, а от заработков их на стороне; ибо и вообще оброчная система была распространена главным образом в северных нечерноземных губерниях, где доход от земли был незначителен, а заработки и промыслы крестьян – городские, лесные, речные и притрактовые – достигали нередко весьма значительных размеров. Оброчные крестьяне, даже и при тяжелых оброках, жили вообще гораздо привольнее барщинных уже потому, что они пользовались, вдали оттоспод, гораздо большей свободой и даже самоуправлением в своем внутреннем быту, в отдельных, редких, конечно, случаях, приближавшем их быт к быту независимых свободных людей, причем в этом случае принадлежность их частным лицам, особенно когда эти лица были богаты и сильны, избавляла их от притеснений и злоупотреблений чиновников. В большинстве случаев и в оброчных имениях власть и произвол помещиков давали себя, разумеется, чувствовать достаточно часто и больно. Средний размер оброка при Екатерине не превышал 5 руб. на душу (в конце царствования). Число оброчных имений к концу XVIII в. увеличилось в связи с развитием торговли и промышленности и в северных, нечерноземных, губерниях перевалило за половину всех помещичьих имений, составляя в Ярославской губернии 78%, в Нижегородской – 82%, в Костромской – 85%, в Вологодской – 83%; наоборот, в черноземных хлебородных губерниях оно было вообще невелико и в губерниях Курской и Тульской не превышало 8%. Кроме помещичьих крепостных крестьян и дворовых в числе несвободных групп населения в XVIII в. (перешедших и в XIX в.) следует считать так называемых заводских и фабричных «посессионных» крестьян, которые были частью причислены (при Петре I и его преемниках) навсегда к заводам и фабрикам частных лиц из бывших казенных крестьян, частью приписаны из числа водворившихся на заводах помещичьих беглых, с выплатой за них вознаграждения их прежним владельцам, или из бродяг и других категорий лиц, не приписанных ни к какому податному обществу, частью куплены с разрешения правительства к фабрикам и заводам, хотя бы таковые принадлежали и лицам недворянского сословия и, следовательно, не имевшим права владеть крепостными людьми. От крепостных «посессионные» крестьяне отличались тем, что они принадлежали не лицу, а фабрике или заводу и отдельно от заводов не могли быть продаваемы. Кроме того, они по закону, – конечно, плохо соблюдавшемуся, – не могли быть наказываемы самими владельцами заводов или заводской администрацией. Вдовы и дочери их могли свободно выходить замуж за посторонних лиц. Таких «посессионных» крестьян числилось в конце XVIII в. около 80 тыс. душ мужского пола. Казенные крестьяне разных наименований представляли собой, в сущности, весьма разнородную массу. Из числа их не менее двух седьмых (в 70-х годах XVIII в. около 1 млн., не считая малороссийских западных, присоединенных от Польши губерний) составляли бывшие церковные, архиерейские и монастырские крестьяне, состоявшие до 60-х годов совершенно на положении крепостных, но в 1764 г. окончательно отобранные у архиерейских домов и монастырей и отданные в распоряжение особого казенного ведомства – коллегии экономии, отчего они и получили название экономических Из доходов секуляризованных церковных имений часть шла на содержание духовенства, а остальное (более чем половина) должно было употребляться на общенародные нужды. Около одной седьмой всех казенных крестьян составляли крестьяне дворцовые, впоследствии переименованные при Павле в удельные. В сущности, это были крепостные крестьяне, прикрепленные к императорскому двору. Екатерина значительно облегчила их положение тем, что заменила в дворцовых имениях барщину довольно умеренным оброком. От помещичьих крепостных крестьян они отличались еще и тем, что не могли быть продаваемы отдельно от земли. Вместе с близко примыкавшим к ним небольшим разрядом так называемых государевых крестьян (в начале царствования Екатерины до 62 тыс.), принадлежавших отдельным членам царской фамилии, и с конюшенными крестьянами (до 40 тыс.), несшими весьма тяжелые повинности в пользу царских конюшен, весь этот разряд приписанных ко двору и к царской фамилии крестьян в начале царствования Екатерины в одних центральных, северных и восточных губерниях превышал уже 0,5 млн. душ мужского пола. Затем следовали группы казенных крестьян, рабочие силы которых эксплуатировались на удовлетворение различных государственных нужд. Здесь прежде всего следует указать группу крестьян, приписанных к горным и иным заводам казенным (241 253) и частным (70 965) – всего около 330 тыс. душ мужского пола. Крестьян этих не следует смешивать с упомянутыми выше «посессионными» крестьянами, так как они по закону были приписаны к заводам для выполнения лишь некоторых работ в таком размере, чтобы заработанной платой (по весьма низкой таксе) уплачивать часть наложенной на них подушной и оброчной подати (всего 1 руб. 70 коп. с души). По идее они должны были тратить на это лишь часть своего времени, свободного от сельскохозяйственных работ, преимущественно зимой. Но на деле вследствие того, что многие из них были приписаны к заводам, отстоявшим от их деревень на сотни верст (иногда на 500 верст и больше), а также и вследствие чрезвычайных злоупотреблений заводчиков, употреблявших их и на таких работах, которые исполнять им не полагалось, и подвергавших их всяким истязаниям, положение их было в высшей степени тяжелое и безотрадное, а сельское хозяйство на их полях приходило нередко в полное запустение. С таким положением они не мирились, и среди них в XVII в. часто возникали волнения, нередко с трудом подавлявшиеся, а в 1773 г. они приняли самое деятельное участие в Пугачевском бунте. Лишь после того горькая судьба их была несколько упорядочена. Наряду с ними следует поставить крестьян, приписанных к лесам адмиралтейства (112357 душ), и ямщиков (около 50 тыс.), поселенных при больших трактах специально для содержания станций и отбывания гоньбы. Все эти разряды казенных крестьян, хотя и не были личными крепостными рабами в том смысле, что не могли быть продаваемы без земли, были однако же по характеру своих прав и работ государственными крепостными. Большей свободой и независимостью среди казенных крестьян пользовались лишь черносошные крестьяне на севере, платившие государству определенные денежные оброки и подати и отправлявшие некоторые натуральные повинности общественного характера, а в быту своем пользовавшиеся сравнительно широким самоуправлением. Этих крестьян в 70-х годах XVIII в. было более 627 тыс. душ мужского пола. На юге и в некоторых центральных губерниях такую же свободную группу сельского населения представляли однодворцы и старых служб служилые люди, которые не только были свободны от крепостной зависимости, но даже иногда сами владели крепостными. Это низший разряд служилых людей, несших когда-то сторожевую службу на границах Московского государства и получавших в свое владение небольшие участки незаселенных земель. Шторх насчитывал их, примешивая к ним некоторые другие группы свободных сельских жителей неопределенного характера, в конце XVIII в. до 773 656 душ мужского пола. Мы уже видели, что число крестьян во всех их категориях составляло в XVIII в. около 94,5% общего числа жителей тогдашней России. Благодаря этому обстоятельству Россия издавна признавалась страной исключительно земледельческой. Это определение, однако же, и для XVIII в. нельзя принять без весьма существенных оговорок. Дело в том, что лица, числившиеся крестьянами, были и тогда далеко не все земледельцами. Прежде всего из числа земледельцев следует исключить целые группы крестьян казенных, приписанных к различным заводам. Таких крестьян было в XVIII в. не менее 10% всех казенных крестьян; затем из числа помещичьих, дворцовых и экономических многие из тех, которые принадлежали к числу оброчных, – а их было не менее половины всех крестьян этих разрядов, – не могут считаться чистыми земледельцами, так как из них значительная часть, особенно из нечерноземных промышленных губерний, и в XVIII в. проживала на стороне и земледелием не занималась. Наконец, и среди коренного земледельческого населения сильно развиты были в некоторых местностях различные виды домашней и кустарной промышленности. Вообще торговля и мелкая промышленность искони были очень распространены как в Московском государстве, так и в императорской России; производимого же хлеба в коренных русских губерниях до приобретения и заселения черноземного юга едва хватало на прокормление местного населения. В XVIII в. замечается значительный рост городского населения, ранее развивавшегося довольно туго. Тогда как с 1630 по 1724г., почти за целое столетие, число городских жителей едва возросло с 292 тыс. до 328 тыс., после 1724 до 1796, т. е. в течение 72 лет, оно увеличилось почти в четыре раза, дойдя до 1303 тыс. душ. Купеческий класс, входивший в состав этого городского населения, также увеличился, дойдя к концу царствования Екатерины до 240 тыс., причем и занятия его развились и усложнились вследствие развития заводско-фабричной промышленности и заграничной торговли. В допетровской Руси фабрик и вообще крупной промышленности почти не было. Значительные торговые обороты, нередко миллионные (считая на наши деньги), основывались главным образом на скупке и перепродаже продуктов мелкой кустарной промышленности и земледелия. При Петре правительство дает мощный толчок развитию заводов и фабрик, необходимых ему для производства предметов оборудования и обмундирования армии и флота. Фабрики основываются самим правительством с припиской к ним крестьян, владеть которыми предоставляется фабрикантам и недворянского происхождения. Затем основанные правительством фабрики и заводы передаются частным лицам вместе с приписанным к ним населением. Жалованная грамота городам создала зачатки самоуправления городского населения, причем оно было разделено на 6 классов, из которых каждый имел представительство в городской думе. Это были: 1.Купцы (трех гильдий). 2.Цеховые. 3.Посадские. 4.Домовладельцы. 5.Именитые граждане. 6.Иностранные купцы и свободные мастера. Секуляризация архиерейских и монастырских имений сильно отразилась на быте духовенства, тем более что эта реформа сопряжена была с введением церковных штатов, определявших содержание высшего духовенства и уничтоживших старое тягло, которое отбывало белое духовенство в пользу архиереев. Вместе с крепостными имениями из-под власти архиереев ушло более 30 тыс. заштатных церковников, распределенных по разным службам. Благодаря этой реформе духовенство, по замечанию А.С. Лаппо Данилевского, «потерялозначениеболееилименеенезависимойкорпорациивгосударстве», причём высшее духовенство утратило часть своего выдающегося влияния, а низшее белое приходское духовенство освободилось до некоторой степени от своего рода крепостной зависимости. Учреждение о губерниях 1775 г. сделало дворянство правящим сословием на местах в провинции. Дворянство, освобожденное от обязательной службы, сохранило, благодаря этому учреждению, преимущественные права государственной службы и в особенности широкое право выбора должностных лиц в провинциальные правительственные установления. По введении положения о губерниях более 10 тыс. лиц заняло выборные должности в губерниях и уездах. Таким образом, мало того что каждый помещик был в сущности почти неограниченным государем в своем имении, дворянство, Ставя своих выборных должностных лиц на важные места в провинциальном управлении и в суде, укрепило и возвысило после реформы Екатерины надолго свое огромное социально-политическое значение в русской народной жизни.. Для того чтобы сделаться могущественным политическим сословием и властно влиять на судьбы русского народа и Русского государства, дворянству не хватало лишь одного – ограничения прав самодержавной власти монарха и участия в законодательстве и верховном государственном управлении. Этого дворянству не удалось достигнуть и при Екатерине. Екатерина искусно и успешно охраняла неприкосновенность самодержавия как от дворянско-конституционных стремлений, наиболее типичным выразителем которых в ее царствование явился известный историк кн. Щербатов, так и от покушений вельмож-аристократов вроде Никиты Панина, а еще более, конечно, от «предерзостных» мечтаний и покушений конституционалистов-демократов вроде Радищева, который был, впрочем, в свое время явлением совершенно исключительным. Сводя воедино все сказанное о сословном и классовом составе населения России в конце XVIII в., мы видим, что 94,5% его составляло крестьянство, которое, однако же, в экономическом отношении не состояло из единообразной массы и отнюдь не могло считаться классом исключительно земледельческим, в правовом же отношении распадалось на целый ряд разрядов или групп, которые по правам своим составляли как бы целую лестницу со многими ступенями, начиная от вполне бесправных помещичьих крепостных и доходя до сравнительно свободных разрядов черносошных крестьян на севере и однодворцев на юге. Рядом с этими последними группами крестьян стояли низшие слои городских жителей – посадские, или мещане, и цеховые, число которых в 1783 г. не превышало 300 тыс. душ мужского пола, или 2,5%. Над ними стояли купцы разных гильдий (всего 107 тыс. душ мужского пола – менее 1% всего населения). Затем шло приходское духовенство, освобожденное от прежней почти рабской зависимости своей от архиереев, политическое значение которых было сильно подорвано секуляризацией церковных имений и штатами 1764 г. Духовенство составляло не более 1% всего населения. Наконец, над всеми возвышалось и по правам своим, и по богатству дворянство, в составе которого числилось не более 1% жителей, а если причислить к нему личных дворян и чиновников, то вместе с ними численность его доходила, быть может, до 1,25% или до 1,5% всего населения империи. Это сословие было единственным, которое не только вполне раскрепостилось в XVIII в., но и получило значительные права и привилегии как материального, так и нематериального свойства. |