курсовая. Захаров Н.С._ЮРмз-1809а. Актуальные проблемы уголовного права, связанные с квалификацией преступлений в сфере экономической деятельности

• Название: Актуальные проблемы уголовного права, связанные с квалификацией преступлений в сфере экономической деятельности
• Анкор: курсовая
• Дата: 25.04.2022
• Размер: 0.58 Mb.
• Имя файла: Захаров Н.С._ЮРмз-1809а.pdf
• Тип: Документы; #496665
• страница: 3 из 7

Глава 2 Проблемы квалификации экономических преступлений
при их отграничении от хищений чужого имущества
2.1 Проблема квалификации мошенничества, совершённого в сфере
предпринимательской деятельности и её отграничение от смежных
составов преступлений
Прежде всего, предлагаем уделить некоторое внимание «истории» уголовной ответственности за мошенничество в сфере предпринимательской деятельности. Как известно, в 206 году ст. 159.4 УК РФ, которой ранее была предусмотрена уголовная ответственность за «предпринимательское мошенничество» была отменена [47].
Основанием для этого послужило решение Конституционного суда РФ от 11.12.2014 № 32-П [53], которым вышеуказанная норма была признана частично неконституционной. Основанием послужило то, что при назначении наказания, законодателем не был учтена степень и характер общественной опасности этого деяния, в сравнении с простым мошенничеством, предусмотренным ст. 159 УК РФ. Так, мошенничество в особо крупном размере отнесено к категории тяжких преступлений, а мошенничество в сфере предпринимательской деятельности, причинившее ущерб в 6 раз больше – к категории преступлений средней тяжести.
В связи с этим законодателем было принято решение о внесении дополнений в ст. 159 УК РФ в части введения квалифицирующих признаков состава мошенничества, совершённого при неисполнении договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности [47].
В результате проведённого анализа, состава преступления
«упразднённого» мошенничества в сфере предпринимательства и внесённых изменений в ст. 159 УК РФ, можно сделать вывод, что основным отличием является необходимость причинения значительного ущерба для квалификации действий виновного по ч. 5 ст. 159 УК РФ. В свою очередь для квалификации

30 действий виновного по ч. 1 ст. 159.4 УК РФ не предполагала минимальных порогов причинения ущерба. Вместе с тем, в обеих вариантах, сохранена дифференциация составов преступлений в зависимости от причинения ущерба в крупном или особо крупном размере.
Кроме этого, существенно было увеличено наказание за совершение преступления. Если по ч. 1 ст. 159.4 УК РФ, была предусмотрена максимальная санкция до 1 года лишения свободы, то по ч. 5 ст. 159 УК РФ
(она же по сути, «первая» часть мошенничества в сфере предпринимательства) максимальная санкция предусматривает до 5 лет лишения свободы. В свою очередь, части 6 и 7 предполагают наказание в виде лишения свободы на срок до 6 и 10 лет соответственно (в ранее действующих ч. ч. 2 и 3 ст. 159.4 УК РФ до 3 и 5 лет соответственно).
Изначально с введением дифференцированной уголовной ответственности за совершение мошенничества в сфере предпринимательской деятельности, возник вопрос о правильном толковании «договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности». Связано это было как с вопросом о субъектах сферы предпринимательской деятельности, а именно обязательно ли обе стороны договорных обязательств должны быть субъектами предпринимательства. Второй существенный вопрос заключался в том, все ли такие обязательства должны быть основаны на договоре.
Обратим внимание на следующий проблемный момент. Как отмечает
А.А. Южин, «тот факт, что законодатель связывает, предпринимательскую деятельность лишь с договорными обязательствами, не позволяет полностью раскрыть всю сущность этой экономической деятельности» [86, c. 165].
В соответствии с п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 15.11.2016 № 48
[58], применительно к рассматриваемой норме, «сферу предпринимательской деятельности» следует понимать отношения, складывающиеся между субъектами предпринимательской деятельности по поводу исполнения заключённого между ними предпринимательского договора.

31
При этом, по мнению ВС РФ, субъект преступления специальный – только тот, который имеет государственную регистрацию в качестве индивидуального предпринимателя или соответствующее должностное лицо коммерческой организации. То же самое можно сказать и о потерпевшей стороне. Таким образом, все возможные случаи мошенничества в отношениях предпринимателей и потребителей их услуг и приобретателей товаров следует квалифицировать по обшей норме о мошенничестве.
При этом возникает закономерный вопрос о том, как именно необходимо квалифицировать действия лица, которое осуществляло предпринимательскую деятельность под видом субъекта предпринимательства без государственной регистрации. Или, если государственная регистрация индивидуального предпринимателя или коммерческой организации, в последствии, будет прекращена, в том числе по причинам, не связанным с совершённым преступлением?
Как известно, гражданское законодательство на этот счёт категорично: гражданин, осуществляющий предпринимательскую деятельность без образования юридического лица и без государственной регистрации, в последующем не может сослаться на отсутствие такой регистрации и по возникшим обязательствам будет отвечать, как условный предприниматель» [18].
В настоящий момент, в законодательстве не содержится каких-либо указаний, позволяющих с достоверностью ответить на этот вопрос, отсутствуют и специальные разъяснения на этот счёт в вышеуказанном
Пленуме ВС РФ. Исходя из этого, как представляется, с учётом наличия специального указания на обязательное наличие у стороны договора статуса субъекта предпринимательской деятельности, действия такого лица могут быть квалифицированы только по другим видам мошенничества и его
«специальный» статус значение для квалификации его действий иметь не будет.

32
Аналогичный подход существует и в текущей судебной практике. Для примера рассмотрим Апелляционное постановление Тверского областного суда от 24.11.2016 года по делу № 22-2678/2016 [3]. В апелляционной жалоба, гражданка, осужденная за совершение большого количества мошенничеств в период с 2005 по 2010 года, просила суд применить в отношении неё принцип обратной силы уголовного закона, поскольку, по её мнению, дополнение ст.
159 УК РФ частями пятой – седьмой, улучшают её положение. В качестве обоснования своих требований, осуждённая указывала, что «преступления, за которые она осуждена, совершены в сфере предпринимательской деятельности, по ряду преступлений потерпевшей стороной являются предприниматели, что прямо следует из постановленных в отношении нее приговоров» [3].
В ходе рассмотрения жалобы судом было установлено, что осуждённой не были исполнены обязательства, взятые на себя по договорам займа денежных средств с различными лицами, в том числе субъектами предпринимательской деятельностью. Целью получения денежных средств, которая сообщался заёмщикам, являлось развитие «предпринимательской деятельности» осуждённой, хотя, в реальности последней таковая не велась.
При достижении договорённостей с потерпевшими осужденная, достоверно зная об этом, не сообщала последним о наличии неисполненных обязательств перед другими заёмщиками, банками и прочими кредитными организациями.
Таким образом, осужденная не имела изначального намерения в дальнейшем выполнять возложенные на себя обязательства по договорам займа. Однако, при совершении всех вышеперечисленных действий, осужденная не имела статуса индивидуального предпринимателя, не являлась должностным лицом коммерческой организации.
Исходя из этого, суд пришёл к выводу о том, что использование предпринимательской деятельности только «для вида», без её реального осуществления является лишь способом обмана и не может быть квалифицировано как «предпринимательское» мошенничество [3].

33
Противоположные решения суды принимают в аналогичных ситуациях, когда осуждённая изначально не намереваясь исполнять обязательства по договорам, однако на момент совершения преступления, осуждённая являлась руководителем коммерческой организации [60].
В таких решениях интересной для рассмотрения представляются позиции судов апелляционной инстанции, который, квалифицируя действия виновной по ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере) а не по ч. 3 ст. 159.4 УК РФ, исходил из того, что «предпринимательская деятельность не ограничивается только наличием у лица статуса индивидуального предпринимателя или лица, являющегося руководителем в коммерческой организации. Совершенное преступление должно быть связано именно с предпринимательской деятельностью» [60]. Иными словами, коммерческая организация была создана виновной изначально не в целях осуществления законной предпринимательской деятельности, а как подготовительный этап к совершению преступлений, средство введения добросовестных предпринимателей в обман. В такой ситуации, по мнению апелляционного суда, преступление не могло быть квалифицировано как мошенничество в сфере предпринимательства.
Аналогичная позиция высказывалась и в решении суда апелляционной инстанции, являвшегося предметом пересмотра в суде кассационной инстанции Республики Башкортостан [59]. По логике суда, лицо, в реальности не осуществляющее предпринимательскую деятельность, а только обладающие формальными признаками соответствия, например, государственной регистрации в качестве соответствующего субъекта, не может рассматриваться в качестве субъекта преступления, предусмотренного ст. 159.4 УК РФ (на момент принятия решения).
Как известно, вышеприведённая позиция, не нашла своего подтверждения ни при рассмотрении кассационной жалобы, ни, собственно, в позиции Верховного Суда, поскольку Постановлением Пленума ВС РФ от
30.11.2017 № 48, указывается только на необходимость формального наличия

34 у сторон договора статуса субъектов предпринимательской деятельности и соответствующего предпринимательского договора. В сущность и реальное фактическое содержание правоотношений, ВС РФ разбираться не стал.
Так, в соответствии с п. 12 вышеуказанного постановления ПВС РФ, если мошенничество совершается под видом привлечения денежных средств или иного имущества граждан или юридических лиц для целей инвестиционной, предпринимательской или иной законной деятельности, которую фактически не осуществляло, то содеянное в зависимости от обстоятельств дела» образует состав мошенничества или мошенничества в сфере предпринимательства [58]. При этом, какие-либо ориентиры на обстоятельства в постановлении не содержаться. Исход из этого, оснований для квалификации действий лиц, совершивших мошенничество для целей которого, предварительно создали субъект хозяйствования, по ч.ч. 1-4 ст. 159
УК РФ, не имеется.
Отчасти, как представляется, это может быть связано с тем, что судьи решили не усложнять правоохранительным органам и так не простую задачу доказывания умысла преступника на преднамеренное неисполнение обязательств в сфере предпринимательства, добавив к этому ещё и доказывания реальной цели, с которой лицо осуществляло регистрацию субъекта предпринимательства и прочих связанных с этим вопросов.
Кроме этого, в соответствии с примечанием 4 к ст. 159 УК РФ, действие ч.ч. 5-7 ст. 159 УК РФ распространяются только на те случаи, когда сторонами договора являются субъекты предпринимательской деятельности.
При этом, ранее, в период действия ст. 159.4 УК РФ, вышеуказанное примечание не действовало, что позволяло квалифицировать по ней действия виновных, даже если потерпевшей стороной не являлись субъекты предпринимательства. Для примера можно указать на апелляционное определение Судебной коллегия по уголовным делам Самарского областного суда от 09.01.2018 года [2]. В соответствии с данным постановлением, действия квалифицированные по ст. 159.4 УК РФ были совершены в период

35 действия редакции 2012 года. Виновное лицо являло руководителем и учредителем коммерческой организации, заключила с физическими лицами договора о реализации жилых квартиры в строящееся объекте недвижимостями. Несмотря на то, что потерпевшие не являлись субъектами предпринимательства, суд кассационной инстанции согласился с выводами нижестоящих судов, посчитав, что преступление было совершено в сфере предпринимательства. Соответственно, виновное лицо понесло более мягкое наказание, чем предусматривали аналогичные нормы ч. 4 ст. 159 УК РФ.
Вышеуказанные выводы суда довольно спорны, однако, они стали возможными только благодаря отсутствия чёткого понимания и представления относительно содержания термина
«сфера предпринимательской деятельности», которые были устранены с внесением соответствующего примечания 4 к ст. 159 УК РФ в 2016 году.
Вместе с тем, обратим внимание, что как в случае, если преступление будет совершено лицом, ранее занимавшимся предпринимательской деятельностью в реальности, как и в случае, совершения рассматриваемого преступления лицом, зарегистрированным в качестве предпринимателя формально, для придания видимости законности своей деятельности, вред, причинённый совершенным мошенничеством, в одинаковой степени будет причинён общественным отношениям, складывающимся в сфере предпринимательской деятельности. В связи с этим, рассмотренная позиция апелляционного суда относительно необходимости реального наполнения предпринимательской деятельности виновного, не может быть признана обоснованной.
Рассмотрим так же ситуацию, когда лицо совершило мошенничество в соответствующей сфере, обладая статусом, на момент совершения преступления, например, индивидуального предпринимателя. Однако, в последствии, государственная регистрация последнего была отменена, поскольку, по каким-либо причинам его дееспособность в этом вопросе была ограничена. Являются ли его действия, в таком случае, покушением на

36 совершение мошенничества в сфере предпринимательства, или требуют квалификации по простому составу мошенничества? Ведь совершая все свои действия, преступник полагал, что нарушает обязательства, непосредственно связанные с предпринимательским договором, пребывая в соответствующем статусе. Так же, преступник должен понимать, что им осуществляется покушение на особый объект уголовно-правовой охраны – отношения в сфере предпринимательской деятельности.
Представляется, что в описанном выше случае, следует исходить из того, в каком именно статусе лицо пребывало на момент окончания преступления. Если это статус – индивидуального предпринимателя, или организация от имени которой нон действовал, являлась коммерческой, то его действия должны быть квалифицированы по ч.ч. 5-7 ст. 159 УК РФ как оконченное покушение. В противном случае, ели считать его действия покушением на совершение преступления, виновное лицо может понести незаслуженно низкое наказание несмотря на то, что стороне преступления, был причинён конкретный имущественный ущерб.
В результате проведённого анализа гражданского законодательства, становиться очевидным, что договор является только одним из возможных способов возникновения обязательства в гражданском обороте (в том числе предпринимательской деятельности).
Так, соответствии с п. 1 ст. 8 ГК РФ [18], установлен, так же и примерный перечень фактических обстоятельств, ведущих к возникновению прав и обязанностей, в том числе обязательств в сфере предпринимательской деятельности, к которым, кроме собственно договоров, относятся сделки
(понятие более широкое, не все сделки являются договорами), иные действия граждан и юридических лиц, событий, с которыми закон или иной правовой акт связывает наступление гражданско-правовых последствий (п.п. 8 и 9 ч. 1 ст. 8 ГК РФ).
В частности, относительно иных действий или событий, с которыми закон связывает возникновение гражданско-правовых последствий, можно

37 привести пример антимонопольного законодательства. Так, в соответствии с
ФЗ от 17.08.1995 № 147 «О естественных монополиях» [43], если обязательные для исполнения требования которого предъявляемые к субъекту такой естественной монополии последним не будут выполнены, то уполномоченный государственный орган может выписать соответствующее предписание. В связи с этим, может возникнуть ситуация, которая приведёт к неисполнению субъектом, в адрес которого было выписано предписания взятых на себя обязательств перед другим субъектом предпринимательства.
Или такое злоупотребление монопольным положением, может привести к извлечению значительной имущественной выгоды.
Таким образом, тот факт, что договор является наиболее распространённым средством оформления правоотношений в предпринимательстве не отменяет иные возможные основания для возникновения обязательств и соответственно, способов обмана участников соответствующих правоотношений.
Отметим, что отдельные учёные, рассуждая подобным образом, предлагают расширить объективную сторону мошенничества в предпринимательской деятельности, связав его не только с исполнением договора, а «в целом с обязательствами, которые возникают у предпринимателя в связи с осуществлением им своей деятельности»
[86, c. 167].
Для примера можно привести А.А. Южина, которые в диссертации посвящённой мошенничеству и его видам в российском уголовном праве, предлагает значительно расширить объективную сторону
«предпринимательского» мошенничества, изложив её в следующей редакции:
«хищение имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана, если деяние было непосредственно связано с обязательствами, вытекающими из предпринимательской деятельности» [86, c. 167]. Похожую позицию высказывает в своих научных публикациях также
И.А. Киселёва [31, c. 87].

38
Как мы видим, А.А. Южин предлагает значительно расширить сферу применения соответствующей нормы, поскольку формулировка
«непосредственно связано», не обязательно означает, то речь идёт только о неисполнении обязательств. Кроме собственного такого неисполнения обязательств учёный предлагает относить к рассматриваемому виду мошенничества и другие связанные с этим действия.
Не согласен с такой позицией Г.А. Есаков [19, c. 42], который настаивает на таком понимании рассматриваемой нормы, которая позволит понимать её как норму-запрет. То есть совершение объективной стороны непосредственно связывается с неисполнением конкретного условия договора или обязательства, вытекающего из этого условия.
В результате проведённого анализа вышеуказанных позиций, представляется, что расширение объективной стороны преступлений, предусмотренных ч.ч. 5-7 ст. 159 УК РФ является преждевременным, поскольку не совсем ясно содержание таких правоотношений. В отличие от этого, ситуация с предпринимательским договором вполне ясная и понятна, существуют стороны, являющиеся субъектами предпринимательства, конкретные договорные обязательства, как правило, связанные с передачей имущества или его возвратом.
Что же касается предлагаемого абстрактного указания на обязательства, связанные с предпринимательской деятельностью без привязки к договору, то такой подход является одним из вариантов толкования рассматриваемого вида мошенничества.
Ещё одним проблемным вопросом при квалификации мошенничества в сфере предпринимательства, является установление в действиях лица прямого умысла на совершение преступление. О том, что данное преступление может быть совершено только при наличии прямого умысла, указывается в 4 п. 11
Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2016 N 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и

39 иной экономической деятельности». В этом же абзаце указывается и на то, что умысел на совершение анализируемого преступления должен возникнуть до получения такого имущества или права на него.
Исходя из этого, умысел может возникнуть как до, так и после заключения соответствующего договора, в процессе осуществления предпринимательской деятельности, так и до приобретения соответствующего статуса, однако, в любом случае, до получения имущества или права на него.
Подводя итоги написания данного параграфа, мы пришли к следующим выводам.
1.
Квалификация мошенничества, совершённого в сфере предпринимательской деятельности, в связи с противоречивостью самой нормы и необходимости соответствующей дифференциации, спорных законодательных нововведений, вызывает множество вопросов как в теории уголовного права, так и в практике применения нормы.
2. В результате проведённого анализа установлено, что у судов до настоящего момента отсутствуют единые подходы к пониманию субъекта преступления и особенностей его объективной стороны.
Так, существуют кардинально противоположные суждения судов на уровне кассационной и апелляционной инстанций, одни из которых, придают значение отсутствия у лица изначального намерения осуществлять законную предпринимательскую деятельность, придавая регистрации таким лицом субъекта предпринимательства значения стадии приготовления к совершению преступления, и полагая, что такие действия необходимо квалифицировать по ч.ч. 1-4 ст. 159 УК РФ, поскольку лицо, изначально не намеревалось осуществлять законную предпринимательскую деятельность. В таких случаях, суды, при квалификации действий виновных по ч.ч. 5-7 ст. 159 УК РФ, а до этого, по ст. 159.4 УК РФ, отмечают тот факт, что лицо, кроме совершённого преступления, осуществляло и законную предпринимательскую деятельность
(например, осуществляло поставки товаров, выполняло работы, оказывало

40 услуги и т.п.) или, по крайней мере, намеревалась её осуществлять, то есть являлось «полноценным» и реальным субъектом предпринимательства.
В других случаях суды, не смотря на доводы сторон относительно вышеуказанных обстоятельств, не придают им юридическое значение, указывая только на наличие или отсутствие у виновного лица специального статуса (индивидуальный предприниматель или уполномоченного лица коммерческой организации) и, собственно, неисполненного обязательства по предпринимательскому договору.
3. Предложенное ВС РФ понимание преднамеренного неисполнения обязательств в сфере предпринимательской деятельности, позволяет определить «сферу предпринимательской деятельности» как отношения, складывающиеся между субъектами предпринимательской деятельности по поводу исполнения заключённого между ними предпринимательского договора.
4. Действия лица, которое осуществляло предпринимательскую деятельность под видом субъекта предпринимательства без государственной регистрации, с учётом наличия специального указания на обязательное наличие у стороны договора статуса субъекта предпринимательской деятельности, действия такого лица могут быть квалифицированы только по другим видам мошенничества и его «специальный» статус значение для квалификации его действий иметь не будет.
5. В случае, если лицо, совершившее мошенничество, при его совершении пребывало в статусе индивидуального предпринимателя или являлось уполномоченным должностным лицом коммерческой организации, однако, в последствии, государственная регистрация была отменена по причинам не связанным с совершением преступления, возникает спорная ситуация о том, как квалифицировать действия виновного: по простому составу мошенничества, как покушение на мошенничество в сфере предпринимательской деятельности, или как оконченное мошенничество в сфере предпринимательской деятельности.

41
Совершая все свои действия, преступник полагал, что нарушает обязательства, непосредственно связанные с предпринимательским договором, пребывая в соответствующем статусе. Так же, преступник должен понимать, что им осуществляется покушение на особый объект уголовно- правовой охраны – отношения в сфере предпринимательской деятельности.
Представляется, что в описанном выше случае, следует исходить из того, в каком именно статусе лицо пребывало на момент окончания преступления. Если это статус – индивидуального предпринимателя, или организация от имени которой нон действовал, являлась коммерческой, то его действия должны быть квалифицированы по ч.ч. 5-7 ст. 159 УК РФ как оконченное покушение. В противном случае, ели считать его действия покушением на совершение преступления, виновное лицо может понести незаслуженно низкое наказание несмотря на то, что стороне преступления, был причинён конкретный имущественный ущерб.
6. В целом можно отметить, что действующая редакция норм ч.ч. 5-7 ст.
159 УК РФ не вполне соответствует критериям дифференциации уголовной ответственности. Так, не совсем понятно, какова причина отнесения отдельных мошенничеств, вязанных с предпринимательской деятельностью, например, когда мошенник-предприниматель совершает преступление в отношении потенциальных потребителей его услуг или работ к «простому» мошенничеству, от аналогичного мошенничества, совершённого в отношении субъекта предпринимательства. При этом, за аналогичные действия в отношении разной категории потерпевших, действия лица будут квалифицированы по-разному. Кроме того, объект правоотношений, на которые будет посягать преступление, кажется идентичным. В любом случае причиняется вред общественным отношениям, связанным с осуществлением предпринимательской деятельности и имущественным отношениям.
Данное обстоятельство привело к тому, что в судебной практике встречаются случаи, когда лицо привлекается к уголовной ответственности за совершение нескольких десятков однотипных мошенничеств, совершённых

42 одинаковым способом и по одной преступной схеме. Однако, одни и те же действия в зависимости от категории потерпевшей стороны, квалифицируются по-разному. Данное обстоятельство так же указывает на искусственность обозначенного деления.
По какой то, до конца не понятной причине, законодатель, вводя уголовную ответственность за преднамеренное неисполнение договорных обязательства в сфере предпринимательской деятельности, ограничился охраной только части из правоотношений предпринимательства. При этом, если по логике законодательства, уголовная ответственность в этом аспекте подлежит дифференциации, то по какой причине не дифференцированы нормы об уголовной ответственности за мошенничество в других сферах предпринимательской деятельности.
2.2 Разграничение незаконного получения кредита и хищения
чужого имущества
Уголовная ответственность за незаконное получение кредита предусмотрена ст. 176 УК РФ, которая состоит из двух частей. Согласно ч. 1 ст. 176 УК РФ, уголовно-наказуемым является получение кредита только специальным субъектов: лицом пребывающем в статусе индивидуального предпринимателя или в статусе руководителя организации (как правило коммерческой, но это не обязательный её признак).
Способом совершения преступления является предоставление заведомо ложной информации субъекту, который уполномочен принимать решение о выдаче кредита. Обращает на себя внимание, что им может быть не только банк, но и другой «кредитор». Как представляется, содержанием термина банк в рассматриваемом случае, также будет не только банк в его классическом понимании, но и любая кредитная организация, наделённая правом предоставлять кредиты (имеющая соответствующую лицензию в соответствии с банковским законодательством). Однако, содержание термина

43
«другой кредитор» вызывает некоторые сомнения. Кредитором, согласно гражданскому законодательству, может быть и любое частное лицо (частный инвестор), а также государство, субъекты федерации и т.п. Согласно ч. 2 ст. 176 УК РФ, преступлением является получение государственного целевого кредита или его использование не по назначению.
Уголовная ответственность за мошенничество в сфере кредитования предусмотрена ст. 159.1 УК РФ, которая, как и другие квалифицирующие составы мошенничества, была ведена в качестве отдельного состава преступления ФЗ от 29.11.2012 № 207-ФЗ [46].
Исходя из буквального содержания диспозиции ч. 1 ст. 159.1 УК РФ, можно сделать вывод о том, что способом совершения данного мошенничества (хищения) является: представление банку или иному кредитору заведомо ложных и (или) недостоверных сведений. Предоставление сведений может совершать как в устной (например, при оформлении потребительского кредита, «быстрого» кредита на бытовые нужды), так и в письменной (предоставление поддельных документов и т.п.). Как правило, предоставленная заемщиком информация удостоверяется личной подписью заёмщика, что во многом облегчает в последующем установления факта обмана именно этим лицом.
Рассматривая особенности способа совершения преступления
(предоставление ложных сведений банку или иному кредитору), отметим, что в практике совершения мошенничеств случаются многочисленные случаи получения преступниками кредитов в магазинах розничной торговли. При этом, в таких правоотношениях кредитором выступает банк или другая кредитная организация, а не сам магазин. Преступник, находясь в помещении магазина, предоставляет ложные сведения непосредственно представителям этого магазина, а уж никак не банка (кредитной организации). После чего, данные сведения направляются в банк (кредитную организацию), где одобряется предоставление кредита. Деньги переводятся магазину, а преступник получает в фактическое владение имущество. В таких случаях,

44 суды в своём большинстве принимают позицию обвинения о том, что, заполняя документы-заявку на получение кредита, преступник осознавал, что вся информация, в том числе и ложные сведения, будут в конечном итоге предоставлены банку через посредника – магазин, что позволяет квалифицировать действия преступников по ст. 159.1 УК РФ [63].
Отметим, что проблема целесообразности и эффективности введения отдельной нормы о кредитном мошенничестве действительно имеет место, поскольку, последующим анализом, будет показано, что далеко не все действия по получения кредита в банке в целях его хищения, охватываются объективной стороной ст. 159.1 УК РФ, а значит подлежат квалификации по ст. 159 УК РФ.
Так предлагаем обратить на, как представляется проблему диспозиции ст. 159.1 УК РФ, которая также находит своё отражение и в судебной практике.
Специальным способом обмана в ст. 159.1 УК РФ является предоставление заведомо ложных и недостоверных сведений. Как показывает практика применения данной нормы и обыкновенная логика, речь идёт о введении в заблуждение представителей банка (кредитной организации) относительно таких своих характеристиках, действительная информация о которых в случае донесения до сведения банка, будет иметь своим последствием отказ в предоставлении кредита. В качестве альтернативного варианта, банк может быть введён в заблуждение относительно действительной личности лица, берущего кредит.
Однако вышеуказанная конструкция не позволяет привлекать к уголовной ответственности лиц, предоставляющих относительно себя действительные и достоверные сведения, но изначально не намеревающиеся возвращать выданные в кредит денежные средства. Логично предположить, что такие действия должны быть квалифицированы по общей норме о мошенничестве по ст. 159 УК РФ. Обман в таком случае, будет заключатся в том, что лицо водит в заблуждение кредитора о том, что будет возвращать кредит, предоставляя при этом соответствующие действительности сведения.

45
Ещё одним спорным моментом является вопрос о том, является ли необходимым условием для возбуждения уголовного дела и привлечения к уголовной ответственности по ст. 159.1 УК РФ, окончание всех сроков, которые согласно кредитному договору, даются заёмщику для его выплаты.
Ведь факт сообщения ложных сведений «не равно» тому, что человек хотел противоправно обратить в своё владение чужое имущество и не возвращать полученные в кредит деньги. Он свидетельствует только о том, что человек обманом получил кредит, но не о том, что он не намеревается его возвращать.
Как в таком случае рассматривать ситуацию, если, например, официально не трудоустроенное лицо, сообщает банку ложные сведения о том, что оно не трудоустроено, получает кредит, а в последствии его возвращает, или намеревается его возвращать, или не вернуло по иным причинам, не связанным с наличием умысла на хищение денежных средств? Отсутствие умысла гарантировано должно означать и отсутствие в действиях состава преступления, это является одним из основополагающих истин в уголовном праве. К тому же, как в таком случае быть с тем, что объективная сторона хищения будет отсутствовать, поскольку денежные средства обращаются в пользу «виновного» не безвозмездно (лицо намеревается их вернуть) и, в итоге, не причиняют последнему «преступного» ущерба по причине их возврата. В данном случае необходимо разграничивать имущественный ущерб, причинённый преступлением и гражданско-правовой вред, например, недополученных от заёмщика части кредита, пени и штрафов и т.п.
В свою очередь, чрезвычайно узкая формулировка способа совершения преступления на практике воспринимается буквально. Интересно выглядят и попытки стороны обвинения обосновать умысел лица на совершение данного мошенничества тем, что преступник достоверно знал о том, что, получив кредит в банке, он не будет иметь возможности погасить его, так как не работает и не имеет постоянного источника дохода [63; 65]. В отдельных приговорах суды акцентируют внимание на том, что лицо не просто намеревалось не выполнять обязательства по возврату кредита, но и

46 фактически не выполнило их что и подтверждает умысел преступника.
Например, «получив вышеуказанную сумму, Усманов Н.Ф. распорядился денежными средствами по своему усмотрению, не внося в дальнейшем ни одного платежа в счет погашения займа, тем самым похитив денежные средства» [66]. Данную практику следует признать правильной.
Представляется, что на уровне постановления пленума ВС РФ необходимо обратить внимание нижестоящих судов на необходимость тщательного похода к установлению умысла лица, на совершение мошенничества при получении кредита, в частности выяснять вопрос о том, какими доказательствами подтверждается наличие корыстной цели, безвозвратность обращения денежных средств, имущественный ущерб, причинённый банку. В качестве основного, но не обязательного ориентира в данном направлении, необходимо указать на фактическое невыполнение должником по кредитному договору своих гражданско-правовых обязательств по возврату полученных денежных средств.
Далее предлагаем обратить внимание на проблему несоответствия санкций специальных статей мошенничества в сравнении с простым мошенничеством. В частности, А.В. Кузнецов, указывает на наличие в ст. 159.1 УК РФ примечания согласно которого определено, что крупным размером данного хищения является сумма от 1,5 млн. рублей, в то время как для простого мошенничества – более 250,0 тыс. руб. Таким образом, фактически уголовная ответственность за совершение кредитного мошенничества в значительной степени облегчена по сравнению с простым.
Данное соотношение представляется А.В. Кузнецову не соразмерным, поскольку дифференциация уголовной ответственности сама по себе предполагает необходимость её усиления [26]. Отмечая дискуссионность тезиса о том, что дифференцированные нормы могут только усиливать меры уголовной ответственности, укажем на то, что обозначенная диспропорция в определении крупных размеров конкурирующих правовых норм без видимых на то причин, порождает непонимание. К том же, если следовать логике о том,

47 что вид и размер наказания предусматривается в санкции статей особенной части в зависимости от степени общественной опасности преступного посягательства, становиться не совсем понятным по какой причине совершение кредитного мошенничества менее общественно-опасно, чем любого другого, ответственность за которое наступает по ст. 159 УК РФ. В связи с этим, считаем необходимым уравнять размеры крупного ущерба для целей применения ст. 159 УК РФ и ст. 159.1 УК РФ.
Применительно к вопросу разграничения мошенничества в сфере кредитования (ст. 159.1 УК РФ) и незаконного получения кредита (ст. 176 УК
РФ), последние могут быть разграничены по признаку субъекта преступления.
В случае с ст. 159.1 УК РФ им может быть любой гражданин (субъект преступления общий). В случае со ст. 176 УК РФ субъект преступления должен соответствовать специальным требованиям, пребывая в статусе индивидуального предпринимателя или руководителя организации, которые претендуют на получение кредита. Кроме того, необходимо учитывать, что, в случае с мошенничеством в результате совершения преступления, виновное лицо завладевает чужим имуществом, что не является обязательным признаком незаконного получения кредита.
2.3 Проблемы квалификации преступлений, связанных с
нарушением налогового законодательства: конкуренция с
нормами, предусматривающими ответственность за хищение
чужого имущества
Данный параграф будет посвящён рассмотрению актуальной в настоящий момент для судебной практики проблеме разграничения налоговых преступлений и хищений чужого имущества.
Как отмечает по данному поводу А. Стеньки, очень часто нарушения в сфере налоговых правоотношений, особенно при возмещении налога на

48 добавленную стоимость (далее-НДС), стороной обвинения и судом такие действия квалифицируются как хищение в форме мошенничества [72].
Таких примеров в судебной практике вполне достаточно, так, апелляционная инстанция Архангельского областного суда в определении
№ 22-931/19 от 23.04.2019 согласилась с приговором районного суда, квалифицировавшего вычет НДС по налоговой 199 статье УК РФ, а возмещение НДС - как покушение на мошенничество [6].
В апелляционном постановлении этого же суда от 17.08.2018 № 22-
2004/18 описывается ситуация, когда предприниматель осужден за покушение на мошенничество за недостовернные сведения в декларации по НДС [7].
Вопрос о квалификации действий как налогового преступления не обсуждался.
Районный суд Краснодарского края вернул дело прокурору, посчитав квалификацию по ст. 199 УК РФ мягкой, заявив о необходимости рассмотрения вопроса о вычете НДС как мошенничества. Краевой суд разобрался в деле и отменил незаконное постановление (апелляционное постановление Краснодарского краевого суда от 25.04.2018 №22-2431/18 [8]).
Волгоградский областной суд пришел к выводу, что осужденный путём обмана, используя видимость законности своих действий, с целью хищения из государственного бюджета сумм НДС организовал совершение формальной сделки по передаче недвижимого имущества в аффилированную организацию.
Другие действия по вычету НДС и по неуплате налога на прибыль квалифицированы по ст. 199 УК РФ (апелляционное определение от
23.03.2018 № 22-1106/18 [9]).
В Ростовской области следователь, понимая, что сумм неуплаченных налогов для квалификации поступков по налоговому составу недостаточно, привлек предпринимателя за возмещение НДС к ответственности по статье о мошенничестве, удерживая его под стражей на протяжении полутора лет
(апелляционное определение Ростовского областного суда от 07.02.2018 № 22-
763/18 [10]).

49
Кроме того, как отмечает А. Стеньки, в судебной практике встречаются попытки квалифицировать одни и те же действия и как налоговое преступление, а как хищение [72].
Верховный Суд Республики Коми нашел, что действия, направленные на принятие налоговым органом решения о возмещении по НДС, уже вошли в событие преступного деяния, за которое обвиняемый осужден по п. «б» ч. 2 ст. 199 УК РФ, поэтому ст. 159 УК РФ из приговора исключил (апелляционное определение от 27.09.2017 № 22-2217/17 [11]).
При этом, обращает на себя внимание то, что, в последнем на данный момент проекте Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами законодательства об ответственности за налоговые преступления» [67], не содержатся на этот счёт никаких разъяснений.
Как отмечает А. Стенькин, правоохранительные органы понимают, что налоговые составы не являются «арестными», поэтому находят любые способы, чтобы подступиться к неугодным предпринимателям с других позиций. Во избежание таких поползновений необходимы четкие критерии, отличающие налоговые преступления от хищений. Нельзя их оставлять на
«откуп» местных правоприменителей [72].
В различных судебных решениях эти отличия приводятся, но они разрознены и не систематизированы.
Конституционный Суд РФ в определении № 839-О от 27.03.2018 года
[54] разъяснил, что вред, причиняемый налоговыми правонарушениями, заключается в непоступлении в бюджет соответствующего уровня неуплаченных налогов (недоимки) и пеней, что в числе прочего отличает их от хищений. Этот вывод сделан исходя из природы НДС как косвенного налога, являющегося разницей между суммами, получаемыми налогоплательщиками от покупателей, и суммами налога, фактически уплачиваемыми налогоплательщиками поставщикам товаров (работ, услуг).
Верховный Суд РФ в своих решениях по конкретным делам определил, что одним из главных отличий налогового преступления от хищения является

50 использование не ведущих самостоятельной предпринимательской деятельности фирм, когда организации создаются и используются не для хозяйственных операций, а для изъятия НДС из бюджета (апелляционное определение от 10.04.2014 № 30-АПУ14-5 [4], кассационное определение от
05.10.2011 № 52-О11-11 [36] и др.).
Попытка разграничения между уклонением от уплаты налогов и мошенничеством с НДС сделана и Мурманским областным судом в апелляционном определении от 29.06.2018 № 22-547/18 [5], согласно выводам которого, существенным признаком налогового преступления является умышленная невыплата платежа фискального характера, обязанность по уплате которых возникла в результате осуществления реальной хозяйственной деятельности. Иными словами, имеет место сокрытие реальных налоговых обязательств. В свою очередь, в случае с мошенничеством, реальная хозяйственная деятельность субъекта предпринимательства отсутствует, видимость осуществления законной предпринимательской деятельности
(государственная регистрация, наличие отчётности, первичных документов по взаимоотношениям с другими участниками гражданского оборота и т.п.) является средством (способом) обмана целью которого является завладение чужим имуществом.

51