К.Е.Антарова. Беседы Станиславского. Б еседы К. С. Станиславского
Скачать 0.75 Mb.
|
Стр. 44 Самый тяжелый камень преткновения для творчества артиста - это склонность так направлять свое внимание, чтобы всегда видеть в соседях плохое, выпирающие недостатки, а не скрытое в них прекрасное. Это вообще свойство мало способных и мало развитых художественно натур - всюду видеть, плохое, всюду видеть преследование и интриги, а на самом; деле не иметь в себе достаточно развитых сил прекрасного, чтобы повсюду различать и вбирать его в себя. Потому и образы их однобоки и неправдивы, так как людей без прекрасного нет, - его надо только ощутить и понять. Переключение своего внутреннего внимания, сначала трудное, постепенно становится привычным. Привычное - не сразу, а постепенно - становится легким и, наконец, легкое - прекрасным. Тогда только прекрасное в себе начинает вызывать ответные вибрации прекрасного в каждом человеке, и путь для сцены, как отражения жизни, в артисте готов. Без такой глубочайшей, добровольной подготовки самого себя нельзя стать актером - отражателем ценностей человеческих сердец. Надо самому уметь раскрыть свое сердце всем встречам жизни, каждой из них научиться отдавать свое творческое внимание, и тогда и к образам героев пьесы готов; в артисте путь, готовы силы изобразительности в голосе, в походке, в манерах, потому что внутри себя готово правильное ощущение, готова не только мысль, но и сердце к восприятию всего человека, которого надо отобразить собой. Мысль - чувство - слово, - вое, как на привычный валик, накатывается на внимание к тому, кого надо изобразить сейчас. Вся любовь передвигается на героя пьесы, и он становится неотделим от самого себя. Студия на первых же порах должна бороться со страхом и волнением своих учеников. Надо в каждом отдельном случае и на общих занятиях посвящать немало часов борьбе с этим. Надо разъяснять, что все эти волнения, чисто актерские, исходят из самолюбия, тщеславия и гордости, из боязни оказаться хуже других. Необходимо артисту указать, что надо освободить свои внутренние силы, чтобы они стали гибки и имели возможность принять в себя те задачи, которые продиктованы ролью в данный момент. Жажда первенства, как и упомянутые личные чувства, должна быть изжита как кастовый предрассудок. В студии все равны. Все - одинаково творческие единицы. И диапазон таланта, дающий одному возможность играть первые роли, другому вторые, -- внешние условности. Завтра чьи-то внешние данные могут поколебаться, он может захворать и потерять глаз, голос или захромать, и из любовников стать второразрядным актером по ролям. Но изменился ведь только характер и диапазон его ролей. Стр. 46 А изменялся ли его дух и талант? Если он принял свой удар бодро, как препятствие, которое его любовь к искусству победила, его талант может еще шире и глубже развиться, потому что его любовь к искусству победила чисто случайный момент -- его внешнее несчастье, и он может в какое-то завтра получить ролы замечательную в другом амплуа и привлечь внимание публики еще больше, потому что он поднялся в своем несчастий до героического напряжения. Героическая эпоха нашей жизни требует и актера другого. В каждом артисте, слуге своего государства, любящем сыне своей родины, должна быть та сила отрешения от личного, которая учит подниматься к героическому напряжению духа. Тот, кто сумел пережить личное несчастье и не изменил искусству, а остался в нем, приняв новую форму творчества не как проклятие рока, а как препятствие, которое необходимо победить своей любовью к искусству, тот сумеет пройти в глубину своих творческих сил и отыскать неизменное, органическое, всем общее в каждой из своих ролей. Образ роли такого артиста будет жив всегда, потому что и сердце его, страдая, поняло в себе самом и условное, и вечную любовь к искусству, поняло не сухую - от ума - идею творчества, но сочетало мысль и сердце в гармоничное целое. Студия должна раскрыть и еще одну тайну творчества: что можно начать творить только в полном самообладании и спокойствии. Путем упражнений она должна подвести к такому самообладанию, когда артист гибко, легко и просто входит в круг публичного одиночества. Студия должна научить привлекать все внимание к группе тех или иных мышц и нервов, должна научить сосредоточиваться на той или иной мысли так, чтобы ничто вокруг не отвлекало внимания от раз взятого направления. Но если учителя студии не найдут легкого и радостного пути к преподаванию моей системы, если из нее получится скучнейший деспотизм, и веселый смех не будет раздаваться среди упражнений, - студия не станет храмом искусства, она просто будет обычным театральным убежищем для жаждущих себя показать и быть награжденными и оплаченными по высшей ставке. Учитель, вносящий страх и трепет в студию вместо обаяния и радости, не должен в ней учить. Он вреден. Также и дирижер, не умеющий привлечь внимания - любви - в певцах и делающий указания в грубой и резкой форме, не должен быть в студии. Он только бессильный творческий человек и потому ищет вовне выхода своим основным чувствам: раздражению, личному предпочтению тех или иных; он не увлекается образами композитора и не разыскивает их, а ищет голые ноты в тех или иных людях. Стр. 47 Пренебрежение к артистам: кое-как поздоровался, одному кивнул, другого не заметил, но к нужным ему и видным почтительно подошел, - все это театральное каботинство должно быть изжито в студии и не может иметь места среди вас. Крепко должна войти в сознание человека важнейшая из истин творчества: полное самообладание и спокойствие. Так надо войти в жизнь образа, чтобы не было Анны Карениной, как исполняемой роли, а чтобы была такая-то женщина-актриса, живущая мыслями и понятиями Анны Карениной. Сообщая вам свои мысли, я надеюсь, что в каждом из вас есть та любовь, которая научит вас пройти большую жизнь в искусстве. Не стремитесь в первые ряды, к отличиям и наградам, стремитесь в мир красоты. Стр. 48 Бели однажды вы его в себе найдете, прожив хотя бы несколько часов в гармонии мысли и сердца на студийных занятиях, вы уже сумеете внести в жизнь сцены неоспоримые творческие ценности. И если они не попадут на сцену сегодня в вашем лице, то они не пропадут совсем, - они останутся в вашем подсознании и сегодня будут безмолвны, а завтра, в другой роли, вы их выбросите в жизнь и вызовете в окружающих вас ответный ток красоты. БЕСЕДА СЕДЬMAЯ Сегодня поговорим о самом артисте, сознательно начавшем развивать свои артистические силы в студии. С чего должен он начать свои уроки? Какой подход должен быть к тому внешнему, что он будет получать и принимать как знания, формирующие его в определенную артистическую единицу? В нем должно жить полное доверие к своим учителям. В нем должно жить не только радостное сознание, что он начал свой путь творчества, но полное сознание, что каждая минута его жизни -- это развивающийся в нем огонь творчества. Если он не может понять целесообразность того или иного упражнения сразу, с первых же шагов, это не значит, что в его силах нет достаточного таланта, чтобы проникнуть в смысл этого упражнения. Это только значит, что его развитие в эту минуту недостаточно; но энергия, именно энергия радости, любви к искусству, а не уныние, сразу приводящее к отчаянию и слезам, и не злое упорство воли, приведет его к смыслу и пониманию пользы этого трудного упражнения через некоторое время. Категорически невозможно делать машинально, механически какие-либо упражнения из моей системы. Категорически нельзя болтать слова попусту. Надо создать в себе привычку к ценности слова, надо наблюдать в себе те органические, а не условные свойства, какие вы хотите выявить в речи сочетанием смысла слов. Нельзя бросать слова, Стр. 49 не осознав разницы их окраски. Ценность и гибкость слова живет в вашей интонации, условной и временной, которую вы приложили к голому понятию, рисуемому словом, потому что такова задача вашей роли сейчас. Предназначение себя к карьере артиста -- это, прежде всего, раскрытие своего сердца для самого широкого восприятия жизни. Артист, отдавший свой талант только воспроизведению фактов, которые он наблюдал, как бы он ни был талантлив, не может вносить в сердца людей той силы обаяния, которая заставляет зрителей плакать и долго помнить, что они видели и как они видели и слышали. Только тот, кто очистил себя от влюбленности в свой талант, кто выработал в себе самообладание и доброжелательство к человеку в жизни, только тот может подметить в человеческих страстях как органические, общечеловеческие, так и случайные черты и сможет разделить их на мелкие, характерные для данной занимающей его сейчас личности-роли, и на черты неизменные, всегда присущие природе чувства. Но только любя человека роли, он может слить его с собой и проникнуть в то, что лежит под мелким и случайным и на чем надо строить всю сквозную линию роли. Характер роли нельзя разгадать, пока в своем сердце есть или недовольство ролью, или недовольство своим положением в театре, или мелкая зависть к положению другого актера, или наконец семейный разлад. Все, что уводит силы внимания в сторону от роли и работы в театре или в студии, все, что мешает нам в окружении самого дела, - все это тупик для артиста. Весь талант при этих условиях в артисте не действует; интуиция, откуда льется истинный творческий темперамент, молчит, а действуют только инстинкты, откуда идет внешний наигрыш, та противная экзажерация, где только личная влюбленность в себя, а вовсе не роль, стоит на первом месте. В этом состоянии достичь понимания сверхзадачи своей роли, всей пьесы, единства ее действия, соподчинения всех действующих в пьесе единству сквозного действия пьесы, нельзя. Здесь можно быть только выделяющимся пятном в хорошей, крепко спаянной внутренним единством труппе и яркой личностью, "держащей спектакль на своих плечах", как обычно выражаются обыватели, если человек действительно талантлив, - в плохой труппе. Мерилом для применения в искусстве моей системы вовсе не является подбор одних исключительных талантов. Многие говорят о моей системе, что она - только для талантов; другие - что она давит таланты! и годна только для средних актеров, которым деваться некуда. Я же должен сказать, Стр. 50 что так называемая моя система вовсе не моя, измышленная мною система, - она взята из жизни, из наблюдений над творящими силами людей и создана для живых людей, для тех людей, которые могут понять, что жить в искусстве - это вовсе не значит искать высокого внешнего положения в нем, а значит отдать ему все свое самое высокое - любовь и благородство. Не может быть пути удачного в искусстве без любви к людям? без радости и общительности. Сидеть в своей скорлупе и думать: "какую драгоценную жемчужину я ношу в себе" - участь почти всех неудачников, участь тех, кто огорчается и обижается от каждого замечания режиссера, кому кажется, что его не поняли, не оценили, что его преследуют, тогда как на самом деле все происходит только от того, что он, мня себя великим, наполненным ценностью, весь вовне, в мелком самолюбии. И то, что он в себе считает огромной ценностью, на самом деле - фонтан мечтаний обратившийся в фонтан разочарований и горечи. Многое, над чем привык человек задумываться, как над встающим препятствием в роли, -- многое он недоглядел в себе и только в себе. Надо не усилиями вовне, увеличивая силу голоса, размах движений, быстроту речи, искать выхода, а в молчании прислушиваться к голосу своего подсознания. Продумать молча, в уединении, не удающиеся места сегодня, завтра, послезавтра,- и окраска слова, его ценность, его великое значение как понятия органического, его сила в случайно предлагаемых ролью обстоятельствах, как и ваша интонация, - все это вырисуется, станет простым, своим и легким. И те режиссерские указания, которых вы не принимали вчера, станут ясны, просты и понятны. Стр. 51 БЕСЕДА ВОСЬМАЯ Распространенное мнение, что театр - это клоака интриг и угнетения, складывается именно потому, что в нем, в театре, много людей, не только не талантливых, но даже неспособных, мало любящих искусство, но зато много любящих себя. Как они проникают туда, где, казалось бы, могут быть и действовать только любящие и творящие? Условности жизни вроде протекции, родства, знакомства и приятельства и т. д. помогают проникнуть в студии и " театры многим, не имеющим творческих данных. И эти-то люди разводят то болото, в котором потом неизбежно живет весь коллектив театра. Чем должны быть вы, студийцы, артисты вашего момента современности? Вы должны быть прежде всего живыми людьми и нести в своих сердцах те новые качества, которые должны помочь всем вам, современным людям, выработать в себе новое сознание. Какое же новое сознание должны вы развивать в себе? То сознание, в котором жизнь для общего блага не составляла бы только предмет мечтаний и несбыточных фантазий, но каждый из вас вносил бы бескорыстие в свои театральные дела и встречи. Сознание, при котором мир, а не интрига, честь, а не лицемерие, входили бы вместе с вами в студию. Период восторженности, когда увлечение ведет к особенно сильной влюбленности в театр, в студию, в дело творчества, быстро угаснет, если в нем не будет силы радости от сознания, что у вас есть возможность передать все лучшие, Стр. 52 сознательно вырабатываемые вами качества. Вы можете мечтать о красоте духа, которую вы передадите сегодня всем встретившимся вам товарищам. Вы прекрасно одеты, вы молоды, красивы, вы решили утром в своей умственной задаче, что непременно обогатите мир от своих красот. Вы радостно улыбаетесь, выходя из дому, весело представляете себе, как будете сейчас пленять сердца и взоры своей внешностью и талантом на репетиции в главной роли. И вдруг вы прочли, что репетируете сегодня главную роль не вы, а X, а второстепенную вы. Все ваши благородные "идеи" мгновенно слетели; вы чернее ночи, едва кисло улыбаетесь, едва цедите слова роли, вовсе не столь уж и плохой, но не первой. Почему эта метаморфоза случилась с вами? Почему все ваши благие намерения мгновенно стали тем полом, которым "вымощен ад"? Просто потому, что в вашей задаче: "нести сегодня красоту" -- была одна мысль, один ум> а сердце молчало; любви ни к театру, ни к искусству и труду вы в них не несли. Вы несли только влюбленность в свою особу. Потому и роль второстепенную вы стали воспринимать не как огонь, вливаемый вами в слово -- мысль -- образ, а как недостойное вас дело. Тех, кто внес вас сегодня в расписание не так, как вам хотелось, вы презираете и только о них и о ранах, нанесенных вашему самолюбию, думаете, машинально цедя слова роли. Снова мы возвращаемся к первоначальной воспитательной задаче студии. Отчего все высшие учебные заведения нашей страны имеют кадры учащихся, не развращенных одной только показной стороной? Потому что там каждый учащийся готовится быть тружеником и не выдвигается толпой только потому, что он "понравился", а потому, что он может ей показать результаты своего труда объективными фактами, т. е. составить проект усовершенствованного водопровода, разыскать новое, редко попадающееся вещество, улучшить производство окраски и т. д. и т. д. Студиец же, как труженик протекающего во времени искусства, неотделим от своего труда своим телом и сердцем, как его податель. Он Только тогда и творит, когда субъективно действует. И влияние - чаще всего от сочетания многих счастливых внешних качеств и ума - доставляет ему победу над толпой. Привычка показывать себя толпе помогает ему действовать легко, без участия сердца. Но в искусстве достигает истинной артистичности только тот, кто сердцем врос в искусство, тот, кто не ищет выказать себя именинником в нем, а хочет пронести зрителю через себя идею - мысль - слово, или звук. Такие люди не стремятся к первенству ролей, а стремятся к отделению в роли себя, как личности, от того Стр. 53 себя, кто станет вбирать в себя качества роли, объективно понятые, оцененные, очищенные благородством, чтобы вырасти в ту личность-роль, которую изобразил автор. Труд воспитания в студии равен и даже больше того труда, который тратит на воспитание человека семья. Надо научить студийца привлекать внимание к самому себе, к тому творческому в себе - к неизменному и сияющему красотой духовному ядру, которое останется после сброшенных личных условностей, вроде зависти, гордости, тщеславия, самолюбия и жажды первенства. Труд над созданием творческого круга, где бы артист, выступающий в роли, жил как бы в публичном одиночестве, должен начаться с контроля своих собственных мыслей, с контроля своих физических действий и импульсов, выбивающих внимание в сторону от истинно художественных задач, предлагаемых ролью. Надо начать с разбора того постороннего чувства, нарушившего в студийце гармонию и красоту, самим же им допущенного в то мгновенье, когда он дуется на режиссера за его указания и предложение репетировать второстепенную роль. Стр. 54 БЕСЕДА ДЕВЯТАЯ Исподволь растет артистическое развитие человека. Медленно переключается из одной сферы творчества в другую вся гамма восприятий, и человек как бы заново рождается в искусстве. Какова здесь, в этом новом развитии и как бы во вторичном рождении человека, роль студии? Может ли студия быть той силой, которая сделает его через несколько лет не обывателем, каким он в нее пришел, но единицей, активно вносящей красоту в быт? Что может студия развернуть перед сознанием человека, для которого искусство пока только великий манок, но ни путей к нему, ни способов достижения он не знает? (Увлечение от истинной любви тем и разнится, что первая же трудность заставляет остыть сердце человека и броситься на более легкий путь достижений). Трудность учащих в студии состоит в том, чтобы не оттолкнуть рвущиеся к искусству молодые силы и вместе с тем с первых же шагов создать атмосферу труда и понимания, что не талант, неорганизованный и поддающийся всем впечатлениям извне, а труд над ним, т. е. постоянная шлифовка уже развитых сил, и непрестанное добывание все новых качеств и возможностей - единственный путь к искусству. Человек приходит в студию, и на его сознании висят как лохмотья предрассудки, которые он впитал в своей среде. Или, быть может, он принес в себе драгоценное зерно творчества, |