Бархударов Л.С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории п. Бархударов Л. С. Б 24 Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). М., Междунар отношения
 Скачать 1.55 Mb.
|
|
§ 29. Переходя к рассмотрению роли прагматических значений в процессе перевода, следует отметить, прежде всего, что случаи расхождения этих значений при сопоставлении лексических единиц разных языков являются еще более обычными, чем расхождение значений референциальных. Вполне обычной является ситуация, при которой лексические единицы двух разных языков, полностью совпадая по своему референциальному значению, расходятся в отношении прагматических значений, то есть по стилистической характеристике, регистру или эмоциональной окраске. Некоторые примеры таких расхождений уже были даны выше (на примере отношений между русск. палец — англ, digit, русск. кисть — англ, hand и др., см. § 21). Число подобного рода примеров легко увеличить. Так, в словаре английского языка нет никаких соответствий в плане стилистической характеристики для таких русских поэтизмов, как очи, уста, злато, град и пр.1, хотя слова, имеющие то же самое референциальное значение в английском языке, конечно, имеются (ср. eyes, mouth, gold, city). В словаре английского языка существуют обиходно-разговорные синонимы для cinema — непринужденное movies и фамильярное flicks; в русском же языке нейтральное кино не имеет каких-либо обиходно-разговорных синонимов, но зато существует слово формального регистра кинотеатр, которому, в свою очередь, нет соответствующего по прагматическому значению эквивалента в английском языке. Нет в русском языке и соответствий в прагматическом плане для английских обиходно-разговорных названий денежных единиц: buck доллар, bob шиллинг, quid фунт и др. 1 Правда, эти слова скорее относятся к лексикону русской поэзии ХIX века, нежели современной. 115 Как и у референциальных значений, разница в прагматических значениях словарных единиц двух языков особенно ярко выступает при сопоставлении не двух изолированных слов, а целых групп слов или «синонимических рядов». Возьмем для примера следующий синонимический ряд: враг — противник — неприятель — недруг. Все эти слова, за исключением недруг, имеют два референциальных значения: 1) 'человек, враждебно относящийся к кому- или чему-нибудь'; 2) 'войска противоположной стороны'; слово недруг имеет только первое значение, а у слова противник есть еще значение 'участник спортивного состязания с кем-нибудь'. Что касается прагматических значений, то у всех этих слов они различны: враг слово нейтральное по стилистической характеристике, регистру и эмоциональной окраске (такие «нейтральные во всех отношениях» и поэтому наиболее употребительные члены синонимической группы называются иногда «доминантами»); противник — также нейтральное слово, но кроме того, в значении 'войска противоположной стороны', является специальным военным термином (в языке военных уставов, приказов и пр. может употребляться только противник, но не враг или неприятель); неприятель употребляется преимущественно в книжно-письменной речи, а недруг — как поэтизм и слово возвышенного регистра. Вышеперечисленной группе слов соответствует в английском языке синонимический ряд enemy, adversary, opponent, foe. По своим референциальным значениям они близки к приведенным выше русским словам: все они, кроме opponent, имеют значения: 1) 'человек, враждебно относящийся к кому- или чему-нибудь' и 2) 'войска противоположной стороны'; opponent, кроме первого значения, имеет также значение 'участник спортивного состязания', a adversary имеет все три значения. В отношении же прагматических значений эти слова расходятся, причем их расхождение не всегда соответствует тем отношениям, которые наблюдаются внутри приведенной выше русской синонимической группы: так, enemy является не только нейтральной "доминантой» своего синонимического ряда, но и военным термином, то есть, как и русское противник, употребляется в языке официальных военных документов; adversary – слово книжное, как и opponent (в устной речи они могут употребляться лишь в официальном регистре, для которого вообще характерно широкое применение книжно-письменной лексики); наконец, foe является поэтизмом и принале- 116 жит к возвышенному регистру, но может также употребляться в газетных заголовках (где оно предпочтительнее enemy ввиду своей краткости), а выражение friend or foe принадлежит к нейтральному стилю. Итак, сравним оба вышеприведенных синонимических ряда — русский и английский, применяя следующие условные обозначения: 1, 2, 3 значения — 'человек, враждебно относящийся к чему-л.', 'войска противоположной стороны' и 'участник спортивного состязания' соответственно; 'нейтр.' - нейтральное; 'кн.' - книжное; 'терм.' - терминологическое; 'поэт.' - поэтическое; Р. — референциальные значения; П. — прагматические значения. Р. П. Р. П. враг 1 нейтр. 1 нейтр. 2 enemy 2 терм. противник 1 нейтр. 1 кн. 2 терм. adversary 2 3 3 кн. неприятель 1 кн. 1 2 opponent 3 недруг 1 поэт. foe 1 поэт. 2 Нетрудно заметить, что, хотя и русский, и английский синонимические ряды насчитывают четыре члена,1 конкретные сочетания референциальных и прагматических значений у русских и у английских слов во всех случаях различны. Поэтому, хотя в принципе любое из приведенных русских слов может быть переведено любым из английских и наоборот, для правильного выбора соответствия в каждом конкретном случае необходим учет не только референциальных, но и прагматических значений слов, определяющих их употребление. Это расхождение прагматических значений слов ИЯ и ПЯ в процессе перевода нередко ведет к тому, что те или иные из этих значений оказываются при переводе утраченными (вспомним сказанное в первой главе о неизбежности потерь при переводе). Обычно это выражается в замене стилистически или эмоционально «маркированных» слов ИЯ нейтральными словами ПЯ. Вот один из такого рода примеров: 1 Для простоты описания мы не включили в эти ряды такие редко употребляемые в современном языке слова как русское супостат,английское antagonist и др. 117 — А Мишка твой езуит, а Яшка — фармазон! (М. Горький, Детство, гл. II) But that Mikhail of yours is a hypocrite, and that Yakov an infidel! В данном случае английские слова hypocrite и infidel полностью передают референциальные значения русских езуит и фармазон, но лишены той регистровой и эмоциональной характеристики (фамильярный регистр, отрицательная эмоциональная окраска), которая свойственна этим русским словам, являющимся, к тому же, для современного языка устарелыми (что небезразлично для речевой характеристики произносящего их персонажа —деда Горького). Но если потери, вызываемые заменой прагматически маркированной лексики на нейтральную, являются до определенной степени неизбежными (их можно свести до минимума применением так называемой компенсации, о чем речь пойдет ниже), то совершенно недопустимо обратное — замена нейтральной лексики на прагматически маркированную, то есть не нейтральную по своим стилистическим, регистровым и эмоциональным характеристикам. Так, английское endless имеет то же самое референциальное значение, что в русское бесконечный, что создает «соблазн» использоваться в переводе для передачи английского слова. Однако по своей эмоциональной окрашенности они расходятся: русское бесконечный, если оно не является математическим или физическим термином (как в выражениях типа материя бесконечна), обычно несет на себе отрицательную эмоциональную окраску; ср. хотя бы следующий пример: «На этих бесконечных собраниях они, прибегая к самым грубым методам…, пытались заручиться поддержкой делегатов, чтобы прикрыть свою обструкционистскую линию…» («Правда", 9.1.1973). Английское же endless эмоционально нейтрально; поэтому, если в словосочетании the endless resolutions received by the National Peace Committee1 слово endless перевести как бесконечные, то это грубо исказит действительные политические симпатии автора статьи, приписав ему отрицательное отношение к движению сторонников мира. Очевидно, в данном случае необходимо употребить русское прилагательное многочисленные или даже бесчисленные- 1 Пример взят из работы Т.Р. Левицкой и Л.М. Фитерман «Теория и практика перевода с английского языка на русский", М., Изд-вo лит. на иностр. яз., 1963, с. 92—93. 118 Вот пример подобного рода ошибки, допущенной переводчицей повести Горького «Детство» М. Уэттлин: …— Берите гусиного сала, чистейшего, столовую ложку, чайную сулемы, три капли веских ртути, (гл. V) "…take a tablespoon of goose fat — the very purest – a teaspoon of bichloride of mercury, and three drops of mercury…" Референциальное значение английского bichloride of mercury то же, что и русского сулема; однако последнее по стилистической характеристике является нейтральным, в то время как bichloride of mercury — специальный научный термин, совершенно неуместный в устах необразованной женщины — бабушки Горького. Здесь следовало бы употребить менее специальное sublimate; да и mercury — слово тоже достаточно книжное — можно было бы заменить на quicksilver. Использование в переводе прагматически «маркированной» лексики вместо нейтральной допустимо лишь как прием так называемой компенсации, который играет немаловажную роль в передаче прагматических значений при переводе. Дело в том, что эти значения качественно отличаются от значений референциальных еще в одном отношении: эти последние принадлежат именно данной лексической единице, в то время как значения прагматические, хотя они и выражаются в тех или иных лексических единицах, характеризуют, по сути дела, не столько эти сами единицы, сколько весь текст, в котором данные единицы употребляются. Такие значения, как «стилистическая характеристика», «регистр» и «эмоциональная окраска», свойственны не тем или иным изолированным словам и выражениям в составе текста, но всему данному тексту, всему речевому произведению в целом. Поэтому в структуре текста на ПЯ они могут быть выражены иными средствами и в других местах текста, нежели в тексте на ИЯ. Ср. также сказанное в § 4, 3 первой главы. В этом и заключается сущность приема компенсации, о котором идет речь. Чтобы пояснить это положение, рассмотрим следующий пример: It cost him damn near four thousand bucks. He's got a lot of dough, now. (J. Salinger, TheCatcherintheRye, I) Выложил за нее чуть ли не четыре тысячи. Денег у него теперь куча. 119 И английский текст, и его русский перевод стилистически маркированы как обиходно-разговорные, принадлежащие к фамильярному регистру. Однако конкретные показатели этого в тексте на ИЯ и тексте на ПЯ не совпадают – стилистическая и регистровая характеристика английского текста выражена в словах damn, bucks, dough, в то время как в тексте перевода она содержится не в эквивалентах этих английских слов (по референциальным значениям), а совсем в других словах — выложил, куча. Существенно, стало быть, не то, что переводчик выражает прагматические значения, присущие тем или иным изолированным элементам исходного текста (этого часто и нельзя добиться), а то, что им сохранена общая стилистическая, регистровая и эмоциональная характеристика всего данного текста в целом. Это еще раз подтверждает положение, высказанное в главе 1, согласно которому переводчик имеет дело не с отдельными языковыми единицами, а с конкретными речевыми произведениями и стремится не к эквивалентности тех или иных лексических (или грамматических) единиц, взятых в отрыве от контекста всего произведения, а к эквивалентности всего текста на ПЯ всему тексту на ИЯ, как единому целому. Подробнее о приеме компенсации при переводе см. ниже, в главе 5. Другим способом передачи прагматических значений в тех случаях, когда исходная лексика не имеет прямых прагматических соответствий в ПЯ, является (как и при передаче значений референциальных) применение описательного перевода. Он основан на том, что и любом языке существуют слова, обозначающие по своему лексическому значению эмоциональное отношение говорящего к тем или иным предметам или явлениям — положительное или отрицательное. Про такие слова можно сказать, что они имеют только прагматическое (эмоционально-оценочное) значение и не имеют значения референциального. Сюда относятся такие слова английского языка, как darling, dear и др., имеющие значение положительной эмоциональной оценки и, с другой стороны, damned, bloody и др., выражающие отрицательное эмоциональное отношение к тому или иному предмету или лицу. Ср., например, следующее предложение из той же повести Дж. Сэлинджера: "...you could hear his goddam footsteps coming right towards the room" (Ch. 6), где определение goddam не передает, конечно, никаких качеств или признаков, реально свойственных самому обозначаемому 120 словом footsteps денотату, а лишь выражает отрицательное отношение говорящего к лицу, которому принадлежат эти footsteps (в русском переводе мы читаем: «...Было слышно, как он, мерзавец, подходит к нашей комнате»; и видим, что та же самая эмоциональная окраска содержится в другом слове — существительном мерзавец). Наличие в английском языке подобных слов дает возможность выразить описательно эмоциональные значения, придаваемые словам русского языка так называемыми «ласкательными» и «уничижительными» суффиксами (в русской грамматической традиции они называются «суффиксами субъективной оценки»). Ср. следующий пример: Любовь Андреевна: …Шкафик мой родной… Столик мой. (А. Чехов, Вишневый сад, I) My darling old cupboard! My dear little table! (Plays, by A. Chekhov, N.Y., 1935) Разумеется, этим приемом, как и другими, следует пользоваться осмотрительно; так, вряд ли можно признать удачной передачу в том же переводе чеховской пьесы русского мужичок как little peasant. Правда, такое употребление little для передачи эмоциональной окраски русских слов, содержащих «ласкательные» суффиксы, стало уже традицией; однако передача русских слов батюшка и матушка, характерных для разговорной речи XVIII — XIX вв., как little father и little mother для англичан, не знающих русского языка, звучит комично. Описательным переводом можно пользоваться и для передачи других прагматических значений. Так, регистровую характеристику русского глагола дрыхнуть на английский язык можно передать при помощи выражения to sleep like a log, где добавление к нейтральному глаголу sleep оборота like a log переводит все словосочетание в фамильярный регистр. § 30. С рассматриваемой проблемой передачи прагматических значений тесно связан вопрос о передаче при переводе метафорических значений слов. Как известно, эти значения часто возникают в результате метафорического переноса названия с одного предмета на другой, основанного на эмоционально-оценочной характеристике данного слова. Исходным пунктом такого переноса нередко служат эмоционально окрашенные сравнительные обороты, такие, как русские хитер как лиса, глуп как осел, труслив как 121 заяц и пр. Такого рода обороты возникают на основе свойственного всем народам приписывания животным (и неодушевленным предметам) человеческих черт и качеств, которые затем как бы «обратно» переносятся на человека. Следует, однако, иметь в виду, что не у всех народов одним и тем же животным приписываются одинаковые качества; в этой связи «внутренняя форма» такого рода сравнений в разных языках может быть различной. Так, приведенным выше русским сравнениям в английском языке соответствуют аналогичные по «внутренней форме» выражения sly as a fox, stupid as an ass, timid as a hare (rabbit). Но русское выражение упрям как осел переводится как obstinate as a mule, поскольку для англичанина «символом» упрямства является не осел, а мул (животное, в России малоизвестное). Ср. также: глуп как пробка — stupid as an ass, пьян как сапожник — drunk as a fiddler (as a lord), спать как убитый - to sleep like a rock (a log), слепой как крот — blind as a bat (as a beetle) и т.д. В ряде случаев для названий некоторых качеств в одном из сопоставляемых языков вообще нет сравнительных оборотов, в то время как в другом языке такие существуют. Так, в английском языке есть устойчивые сравнения busy as a bee (beaver), bold as brass, dead as a doornail; в русском же языке соответствующие прилагательные занятой, наглый, мертвый в сравнительных оборотах не употребляются. В этих случаях могут возникнуть затруднения при переводе, особенно тогда, когда признак, по которому проводится сравнение, в современном языке уже не ощущается (то есть мотивированность сравнения потеряна). Напомним в этой связи известное место в «Рождественской песне» Ч. Диккенса: Old Marley was as dead as a doornail. Mind! I don't mean to say that I know, of my own knowledge, what there is particularly dead about a doornail. I might have been inclined, myself, to regard a coffin-nail as the deadest piece of ironmongery in the trade. В русском переводе (Т. Озерской) мы читаем: Старик Марли был мертв, как гвоздь в притолоке. Но такой поговорки в русском языке нет, и у читателя остается чувство непонимания. В данном случае такая потеря неизбежна. Следующим этапом метафоризации значения слова является употребление второго компонента сравнительного оборота (существительного) вне этого оборота для обозначения 122 самого лица или предмета, в котором усматривается сходство с данным компонентом. Так, хитрого человека можно назвать лисой, глупого — ослом, а трусливого — зайцем. Вэтом случае на основе эмоционально-оценочного значения слова происходит сдвиг в его референциальном значении — название переносится на другой предмет и у слова возникает метафорическое значение. Опять-таки не во всех языках такие метафорические значения слов совпадают. Так, английское rat означает 'труса', русское же крыса метафорически не употребляется. Русское жук означает нечестного человека, жулика; гусь — ненадежного, плутоватого человека; паук — кровопийцу-эксплуататора. В английском же языке соответствующие существительные beetle, goose, spider метафорических значений вообще не имеют (русское выражение Хорош гусь! переводится на английский как There's a good one!). В других языках те же самые существительные могут иметь иные метафорические значения; так, для узбеков паук — символ хитрости (в узбекском фольклоре паук выступает в роли хитреца). В русском языке свинья обозначает нечистоплотного, неопрятного человека (или же употребляется как бранное слово с общей отрицательной эмоциональной окрашенностью), в китайском же языке соответствующее слово обозначает порочного, похотливого человека1 и т. д. Все эти моменты должны обязательно учитываться при переводе. |