ПСИ. ОКР. Чирков Анатолий Александрович После школы Вы пошли в танковое училище
Скачать 487.81 Kb.
|
А дымоходов там нет – и она внутри палатки? – Нет, дымоход там – всё… она аж гудит, и они ж там все в трусах спали – такая жарища! Ну, тут я не знаю: или она у него потухла, и он что-то подлил… может, бензину бухнул туда… никто ничего не знает. Короче, загорелась палатка. Выходить из неё – кругом пламя. Подрывать брезент – а он примёрз. Три человека обгорело, и лейтенант Усик у меня был, двухгодичник… тогда ещё на два года брали в командиры после института, с военной кафедры им присваивали лейтенантские звания, они, как солдаты – служить командирами взвода, два года служить. Вот этот Усик – сильно обгорел он… повезли их в Чернигов на «Скорой»… короче говоря, он умер. Вот я такие испытания прошёл ротным. А потом меня всё-таки – «лучший ротный»! Я же всё время лучший, а кругом проверки, я всё сдавал, всё прекрасно было! Когда Москва проверяет – дивизия двойку получает. И, помню, когда-то на стрельбе просчитали по оценочным показателям: если ещё одна рота стрельнёт более-менее нормально – то можно на тройку выжать. Герасимов (он меня давно знал) услышал – перед нами встал, папаху снял: «Ну, дайте тройку!» Я – отстреливаюсь на четыре балла ротой своей… – И выходит тройка? – Двойку поставили всё равно. А меня ж подставили: я не должен проверку был сдавать, а те, которых выбрали проверку сдавать – те получили двойку, а меня уже как вдобавок. В целом двойку поставили дивизии, ну, а я свою «четвёрку» получил, а что такое «четвёрка» командующему? А «пятёрка» – это была вообще фантастика, но получали и «пятёрки», на этой машине можно было получать. А я ещё, по-моему, ночью стрелял штатным снарядом… А потом меня уже назначают начальником штаба батальона в соседний полк… я уже сдыхался, думаю: «Слава Богу, ушёл с этой роты!», уже столько лет на роте – семь лет, думаю: «Уже начальником штаба батальона…» Прихожу, сижу, сборы у нас как раз идут: начальников штабов и командиров батальонов… перед началом учебного года сборы… ну, занятия проводят. Тут к командиру дивизии меня… думаю: «Что, опять, блядь?» Прихожу. Командир говорит мне по имени-отчеству… кто такой командир дивизии – а кто такой я?! А он по имени-отчеству ко мне, и: – Ты знаешь, у меня просьба к тебе… Я говорю: – Какая ещё ко мне просьба? – Да вот мы сейчас, перед началом учебного года, решили ваш батальон (в котором я был командиром роты) отправить на учебный центр и всему генералитету Киевского округа показать… в общем, батальонные учения им провести с боевой стрельбой, плюс ТСЗ, а ротного, который на твоё место сел – ну, он ни рыба ни мясо, ну куда? Ты опытный, ты полигон знаешь… Я думаю: – Вот, блин, оно мне надо?! Сейчас опять куда-нибудь влетишь – и всё… Я так расстроился, а куда – я что, комдиву скажу «нет»? Там меня зарежут – и службы не будет никакой. Я говорю: – Я понял, товарищ генерал. – Ну езжай, твой батальон уже грузится на баржи. Приезжаем, меня отец ещё привез на «Жигулях», со стороны смотрю – грузится батальон, я посидел-посидел, посмотрел – там что-то не так грузят, там что-то не так, говорю: – Ладно, батя, всё, пока, Вы езжайте, я пошёл грузить. Мы погрузились, всё – ну никакого настроения нет. А все довольные, что ротный вернулся. В общем, приехал, начали там учения, пока ТСЗ, с боевой стрельбой провели батальонные учения, всё отлично, всё прекрасно, всё хорошо, стрельбу ещё на большие дальности с танков стрельнули – тоже отлично… кстати, как раз моя рота стреляла на большие расстояния… – «Большие» – это сколько? – Больше 17-ти километров, на полное возвышение, по азимут-таймеру, и по боковому, и там не в прицел стреляешь, а расчёт там по формулам. Посчитали – и так далее. В общем, отстреляли нормально, потом возвращаемся назад, переходим… «38-08» [Видимо, локальное армейское обозначение одного из начальств. – Прим. ред] сидит на вышке. Помню, ещё «135» вышка была: маршальская или генеральская, я уже забыл, как их называли. Вот они там все всё наблюдают. Поле – большое… там большущее поле, там дивизией можно блудить – такой полигон здоровый, и он весь оттуда просматривается. Начали нас крутить: эту роту – «Противник справа, к бою!»; эту роту – противник слева, к бою; центральной – противник с тыла, к бою, потом раз – линию ротных колонн снова, а потом линию батальонов, потом опять батальон вправо к бою… В общем, нас крутили-вертели, но мы, как часы, работали, все там в шоке стояли. Я ещё свою роту вообще научил: я заводился и трогался, как привязанный; вот если на десять танков я даю команду «100 – 11!» (сто – это «Внимание», одиннадцать – все нажимают сигнал «ПИИИИ!» Все десять танков сигналят. Потом «39-10» говорит: «Два», все – ЧУХ! – на стартёр: все танки одновременно завелись, потом – «Триста тридцать три», а танки в колонне стоят – десять метров друг от друга, и все, как одно целое – ПУХ! – и поехали. Это было вообще… шокировал там всех на вышке: в шоке были! Приехали, нам дают команду: «В линию ротных колонн встать перед центральной вышкой», а нам ещё и средства защиты, ещё применение отравляющих веществ, мы ещё преодолевали преграды в средствах защиты... Помню, у кого-то там что-то не сработало… в общем, рыгать начал в этом аппарате. Он рыгает, а я говорю: «Не снимай, отравишься! Заражено!». Конечно, сбросили противогаз, не знаю, были ли они с отравляющими… но нас предупредили, что с отравляющими веществами. Только я думаю, что это бутафория, ну, все же остальные на улице спокойно без средств стоят – а тут якобы отрава… В общем, туда, в линию ротных колонн встали, командиров батальона и командиров рот – на центральную вышку. Ну мы-то откуда знаем, хорошо мы воевали чи плохо: нам же в танке ничего не видно… ну, думаем: «Блядь, приехали, сейчас опять взводным стану», предчувствие нехорошее. Подходим, сняли с себя эти ОЗК, мокрые все насквозь, а что – воздух не пропускает! – стали, стоим. Герасимов подходит – а мужики-генералы там показывают нам: «Классно». Он говорит: – Да, порадовали вы нас, порадовали командующего, молодцы, молодцы! Ничего не могу сказать. А ещё давали такие танковые команды: «30 градусов вправо к бою!», «50 или 60 градусов влево к бою!», а у нас градусов, у танкистов, нету: у нас – «справа к бою»! Таких мест с градусами – нету, а тут Герасимов, оказывается, сам по микрофону давал. – И как Вам высчитать этот градус? – Ну, так… на глаз берёшь, и всё. – Ладно ещё сорок пять, но тридцать... – Развернуть роту в том направлении – и все танки должны идти на одной линии. В общем, всё отлично, всё о’кей, и теперь знакомится с нами: – Командир батальона? – Такой-то. – Понятно. На должности? – Столько-то. – Ну, хорошо, работайте, служите дальше. Подходит ко мне, я говорю: – Командир девятой роты. Я же не говорю, что начальник штаба батальона… – Командир девятой роты, капитан такой-то. Он командиру полка (Грибаков был командиром полка): – Характеризуйте офицера. Он говорит: – Отличный офицер. – Сколько ротой командуете? Я говорю: – Семь лет. Он на командира полка: – Я не понял, а чего он семь лет этой ротой командует? – Та мы уже представление написали… (выкручивается) Он не говорит, что я уже назначен приказом, это втирательство самое настоящее. – Ему уже комбатом нужно быть, а он начальник штаба батальона. Какой из него начальник?! Ему командиром батальона нужно быть! А такой «чижик» сзади ходит – и всё записывается, как командующий говорит. Ко второму ротному подходит: – Вы сколько лет командиром роты? Он говорит: – Пять. – Ему уже тоже давно пора быть командиром батальона. Второго записал, третий командир: – Сколько ротным? – Год. – Ну, ты молодой ещё, поработай ещё. Всё, руки всем пожал, развернулись они и уехали. Мужики-генералы: – Всё, вы уже комбаты! А я говорю: – Та это же всё ж для красного словца. И мы без задней мысли приехали, сидим, продолжаем на сборах, у нас сборы продолжаются, приходит посыльной: Якубца и меня к начальнику отдела кадров. – Блядь! Что, опять?! Бежим туда. А начальник управления кадров Киевского округа тогда был генерал-лейтенант Андреяшкин. Прихожу по ЗАСу, а ЗАС надо медленно говорить, тогда связь такая была, с растяжкой, тогда предупредили, я первый раз, меня спрашивают: – Вы такой-то? – Я. – Был такой случай с командующим? – Был. – Но Вы же уже назначены начальником штаба батальона! (Всё уже про меня знает) – Так точно, назначен. А я только женился – и мне квартиру в Черкассах дали, три месяца только. – Вы же только как три месяца получили квартиру. А я ему говорю: – Та мне за службу ещё сколько будет квартир!.. – Молодец. Так, куда бы Вы хотели поехать служить? Я говорю: – А кем? – Командиром батальона танкового, мы, наверное, приказ командующего армией отменим по назначению тебя начальником штаба, и сразу приказ командующего округом… А я говорю: – Зачем отменять? Назначайте уже как с начальника штаба, ну, чтоб ступеньку эту пройти, чтобы запись то была в личном деле. – Ты вообще не соображаешь? – А куда пошлёте меня? На Украину – любая деревня, как говорится, раем… – Всё, собирайся, поедешь в Чугуев. Я этого к телефону, а тот начал перебирать: куда, что… А он говорит: – Та, туда не хочу, туда не хочу… Ему говорят: – Так, в Трёхизбёнки. А там кадрированный батальон. То есть одни механики – и всё, а танки стоят на хранении; а я – в развёрнутый. Прихожу в развёрнутый капитаном на должность подполковника, командиры батальонов – подполковники у нас, все замы – майоры, начальник штаба батальона – бывший снятый с комбата, когда-то убил солдата фонариком случайно – его сняли с должности… драка была в батальоне, он прибежал – и ударил… и вот то, что следователь жил на одной площадке с семьёй, и у него трое детей, и родилось ещё… в общем, многодетный отец… его из партии исключили… – Были беспартийные офицеры? – Нет, в основном – все коммунисты, а если беспартийный – то можно быть начальником какой-нибудь службы, а так – в командное звено без партии ни шагу не двинешься. Опять же, элемент контроля – парторги. Та всё, там пукнуть нельзя, а политзанятия попробуй сорви – так тебе сразу оторвут голову… стрельбу – сорвать можно, но политзанятия – нельзя сорвать. Я всё с политработниками ругался: мне на стрельбу готовить, мне же главное – показатели стрельбы, а политзанятия – это можно посидеть в тёплом месте всегда. Нет, от «А» до «Я», хоть лопни… а там потом ты хоть всю ночь крутись, готовься к стрельбе… поэтому я не любил замполитов и с ними не особо дружил. В общем, назначили, всё – и как надо мной издевались! Как мне было тяжело… все командиры батальонов – подполковники, а тут «дикорастущий»: капитана назначили. Но я не стеснялся, что я капитан, танки знал, а они ни фига танков не знали. – А как они дослужились вообще? – Ну, служил-служил всё время… – А как же «танков не знали»? – На Т-62 служил, а Т-64 – это уже совсем другая машина. Я вот, допустим, стрельбу провожу – задержка. Я – руководитель стрельбы – на вышке сижу. Я бросаю вышку, лечу быстренько в танк, раз-раз-раз – задержку устранил, успеваю бегом прибежать. Ну какой подполковник побежит? А я же – капитан: как виртуоз, носился. И меня заметили, что я службе полностью отдавался, личной жизни вообще не касался: только служба, с женой развёлся поэтому с первой… потому, что я дневал и пропадал. Каждый день на подъём сам ходил с батальоном, лично физзарядку проводил, я даже сейчас любой комплекс вольных упражнений – столько лет прошло – я могу показать, знаю все комплексы. Ротных гонял, как не знаю что, дежурили у меня офицеры… у меня никакой дедовщины не было в армии, у меня всё вот так стояло, и – жёсткий был. А потом у нас ещё были опытные моменты такие: вот батальон поехал, набираешь одного призыва… то есть командир, механик и водитель – все с одного призыва, чтобы дедовщины не было, это был опыт мой. Я набрал молодой батальон, но мы его пасли… кожаные ремни воровали, шапки у солдат воровали… сядет на очко, пока сидит, с него – раз! – и всё, и без штанов… когда там просить дембеля, что он там… Ну, в общем, у меня офицеры дежурили, и я вот так дотянул этот батальон, выучил, как у меня рота трогалась – у меня так батальон трогался. Я батальон – держал. У меня лучшая песня в дивизии пелась, комдив: «О, это идёт батальон Чиркова!», сразу слышно, что поют мои. Но у меня ротные – сильные были… – Какие отношения были с ними? – Это 283-й был полк, голубевский: командир полка был – Голубев… и я уехал в отпуск... наверное, где-то 1978-79-й год… и меня вызывают из отпуска. А из отпуска вызывать могут только в случае войны – или там сверхъестественное. Думаю: «Ну, опять ЧПок какой-то». Два дня побыл – и меня отзывают… Ну, приезжаю, мне говорят: – Так, Вас приказом командующего армией перевели в другой полк, полк инициатора социалистического соревнования в Киевском военном округе. – Пиздец. А кто меня спросил, хочу ли я?! А при чём здесь… я же назначен командующим округа на этот… кто мог приказ командующего округом отменить?!... Ну, там всё они решили. В общем, я – командир второго батальона, только в соседнем полку, там же в Чугуеве. Командир полка был Шатин, подполковник тогда… сейчас уже тоже его в живых нету, генералом потом стал, в общем, разбился где-то на машине на Дальнем Востоке или в Забайкалье… в общем, в автокатастрофе погиб. Один комбат – майор, второй комбат – подполковник, и я – комбат третий – капитан. Ой как надо мной… унижения, всё… на совещании меня подкалывают… в общем, тяжело мне на батальоне… мне так было тяжело! – Как именно подкалывают-то? – Да как… салага, молодой, да иди там что-то, куда-то там… Как дедовщина. – А ответить – ничего?.. – А чё я отвечу?! Он званием выше, туда-сюда, он с командиром полка вась-вась, а я… и они по возрасту все старше. Солдат мы выбирали, каких хотели: со всей дивизии – самых лучших. В общем, полк сформировали с самых лучших офицеров, самых лучших солдат и самой лучшей техники, все ресурсы дивизии нам отдали на стрельбу и так далее, мы там стреляли день и ночь, водили день и ночь… два года! И никто не выдвигает. Два года мы делаем лучший инициаторский полк в округе Киевском, и тут – вроде бы всё, надо уходить выше, но – надо академию закончить, а меня не пускают в академию: «инициаторы»! Выполняйте, отрабатывайте! И туда [В Академию. – Прим. ред.] принимается тот, который боком где-то в этом инициаторском социалистическом соревновании во всех Вооружённых Силах СССР, а образцовым – выступает опять наш полк! И это – ещё на два года! Я – четыре года командиром танкового батальона развёрнутого! Это же каждые полгода проверки: начиная от штатной стрельбы, взводной стрельбы, ротной стрельбы в штатном порядке, батальонной стрельбы, не говоря о всех других мероприятиях. Личного состава – до фига, жизнь и быт – казарма, казарма… городок этот – опять Герасимов. Герасимов построил городок в Чугуеве, в Башкировке, прекраснейший городок, всё – гвоздя не забьёшь нигде, портретик не повесишь нигде, потому что – всё, как положено: по схеме. То есть вот казарма должна быть вот таким-то цветом покрашена, у комбата должен кабинет, допустим, быть – два стола, стол поперёк и пять или семь стульев, вешалка на пять крючков, сейф на подставочке. Всё, никаких карт там, как мы, допустим, вешали – никаких: занавесочки, всё. – А карту куда вешать? – Какую карту?! Это мы так, для бутафории вешали себе карту, ну, красивую карту повесить там – театр был, ну, боевых действий – нельзя. Герасимов ходил контролировал. У нас офицеры, когда Герасимов приезжал, со второго этажа выпрыгивали. Выбегали в туалет – и из туалета выпрыгивали в окна, когда командующий заходил на этаж, чтобы не попадаться, не дай бог. А комбату – куда деваться?! – иди докладывай… Я помню, когда-то тазик не так стоял где-то. Как командующий этот тазик ногой пнул, Герасимов! «Ну, – думаю, – всё…» На нервах, в страхе… трудились день и ночь там. – Казалось бы, на что влияет этот тазик? – Ну, солдат зашёл в туалет, в умывальники: краники чтоб там блестели! Раньше же краники не такие, как сейчас, Sidol-ом чистили, медные были, всё надраиваем, всё сверкало. В общем, дрючили нас. Мы же – в Вооружённых Силах: мы лучшими должны быть, и, естественно, с нас там выжимали все соки. И тут, по-моему, полковые учения – а я вот как раз набрал новый батальон молодых, ещё практически детей… хоть я их очень много обкатывал, тренировал ротой, «кидал» другие занятия всякие там, которые ненужными считал занятиями… выпрашивал учебные танки… роту сажу с ротным, выезжаю – и начинаю на полигоне крутить, ну, тренировать, чтобы стрелять, развернуться, управляемость отрабатывать. Потом – погрузка танков на железную дорогу, шпалы выкладывали, по шпалам заезжали… в общем, тренировались. Я научил, чтобы каждый командир танка свой танк грузил, а вообще не каждый механик может на ж/д-платформу заехать, и не каждый офицер может загнать машину, а я научил, что у меня каждый механик и каждый командир танка загонял свою машину. – Когда под рукой только шпалы – и всё? – Нет, заезжали – на платформу уже, а тренировались – на шпалах: на земле шпалы выкладываем – и тренировались заезжать, и это было одно из главных… Вот мы на ж/д приезжаем и грузимся, у меня батальон за 40 минут заходил, 30 танков за 40 минут заходило на платформу! То есть торцовая платформа, а для нас была одна боковая; самое трудное, как говорится, с боковой платформы – поворачивая, ну, а тут торцевая, но его же тоже надо вести… и вот каждый командир танка ведёт свою машину, и колонна пошла под платформу, потом танк закрепили. 40 минут – техника стоит готовая к отправке! – |