ПСИ. ОКР. Чирков Анатолий Александрович После школы Вы пошли в танковое училище
 Скачать 487.81 Kb.
|
|
Какие первые впечатления от посёлка? – Кошмар. Только туда прилетели – как начали этих раненых стаскивать, грузить на эти самолёты и вывозить в Луанду! Это был кошмар. Я как посмотрел – исковерканных людей, изо всей кровищи… это ад был. Я приехал – жарища, дышать нечем, какой с меня советник, что я там советовать могу, я адаптироваться не мог, морально был убитый. Ну и трусость… ну, не трусость, а – «Куда я попал?!», сам себе смерть ищу, куда я попал???... Вот этот Лукашенко, он был начальником политотдела бригады, а комбрига – он заменился – не было, и он возглавлял нашу группу соответственно, а тут я приезжаю. – Всё, бери борозды: ты начальник штаба, я заменяющий, командуй парадом. – То есть Вы – советник начальника штаба бригады? – Да, 16-я пехотная бригада, я там был советником начальника штаба бригады. Ну, поехали в бригаду на БТРах, там мост через Cuito, а мост такой узкий, но очень стратегический, его несколько раз взрывали, но не смогли: он охранялся. Если его отсечь… глубина там – страшнейшая, крокодилы водились, это река Cuito, мы пили эту воду… – Она же мутная, глинистая? – Она вроде бы такая и чистая, но мы кипятили её, а они же там пьют всё… готовили мы – сами. Ну, анголане готовили на кострах… дерево там – тонет, не плавает: красное потому что… Я принял эту бригаду, и за командира и за начальника штаба, в двух ролях, покатался немножко Лукашенко со мной, а потом: «Ну чего я буду ездить, на свою жопу приключения… я заменяюсь в этом месяце». Он в основном любил там радиотехникой заниматься: сидит, приёмнички крутит, радио слушает, ото таке. Потом он заменился, прислали нового командира, нового замполита… ну, тут готовимся на операцию… – А подсоветные – кто были? Командир, начальник штаба, сами эти ангольцы? Какое впечатление от них было, как знакомились? – Они наши академии окончили. Ну, почти нормальные люди: они же у нас учились, научились русскому языку, разговаривают на нём… у нас был переводчик – но в основном мы общались на русском. – Каков был их уровень, как командиров? – Они очень высокомерные… – По отношению к белым даже?! – Он – комбриг, но нас уважают, потому что «СССР Толя там карту надо сделать», и сидит Толя там карты им рисует, уже ж грамотный, выставил «2,06,23», я же там… там же была не только боевая карта, а отчётная ещё карта, кроме той, что ты в бою карту пользуешь – та грязная; потом же рисуешь отчётную карту, каждый проделанный шаг ты на карте той отражаешь: где погибли, как, куда… всё на карте, отчётная карта всё пишет, и полностью легенду эту всю расписываешь на карте. – Они этого делать не хотели? – Нет, всё делали мы. Ну, переводчик – легенду… все на португальском языке писали, я на русском, а он сидит переводит – и пишет уже на португальском. – А в чём проявлялось высокомерие? – Не к нам, а «солдат – это никто»! Ты что: офицеры ж! А тут – солдат! Какой-то… В общем, мы там… в бригаду приедешь, а начальник штаба у нас в бригаде – обезьян ел, хотел нас ещё угостить обезьянами… вот он их жарит и… У нас была обезьяна «Чика» – там на меня ещё наши советники обижались, что она как забежит в наш домик этот, где мы жили, всё поразбрасывает, всё... в общем, кошмар там… потом я её привязал к манговому дереву: там во дворе было… так они на меня все обозлились. Но я там уже был командиром, рычал, приказывал… ну, командир есть командир: я ответственность несу за всё. Вооружены мы были до зубов, под кроватью у нас был ящик с гранатами, под подушкой пистолет, рядом автомат, тут же анголане, ну, в общем… А смотришь, праздники – они костёр разожгут, и вокруг костра анголане полуголые ходят… там ходили женщины – голый торс, и внизу – там кубинские были простыни цвета хаки, белых не было там, там зелень давали; вот они у нас выменяют… мы, допустим, у них возьмём там поросёнка (ну, кушать же хочется) – и на простыни поменяешь. Баба обернётся в простыню, всё: тут тело голое, и мы уже до того привыкли, нам уже голые женщины… титьки висят… ну, молоденькая – ещё как там, ну а так – … Нечистоты – страшнейшие! Хотя в домике этом мы жили – я просто удивился: там колония Португалии была – захожу в домики, а там в туалете – туалет. Понятно – раком. А рядом стоит без дырки унитазная такая раковина – биде, а мы же ещё тогда такие простые были, мы не знали, что такое биде это… В одном доме мы жили – 25-я бригада, Харюшин командиром был, подполковник; эта бригада обеспечивала подвоз боеприпасов, туда-сюда ходила на передовую, в этом же доме у нас бригада «Оса-Ока» – ПВОшники жили. В 1997 году меня перевели на север, в 29-ю отдельную десантно-штурмовую бригаду, которая подчинялась непосредственно министру обороны Анголы, и соответственно нашему главному военному советнику, у нас был Гусев – генерал-лейтенант, его звали все – «Асессор Петя», и он представлялся – «Асессор Петя», советник Петя. В общем, пошёл мой комбриг… разделились мы так на две группы: в первую группу пошёл комбриг, а на вторую группу я должен был идти, со своей уже. – Это когда вы разделились? Когда шли в наступление? – Да, на Mavinga шёл. – А до этого Вы там уже более полугода пробыли, получается, до наступления на Mavinga? – Нет, мы там недолго были. Перед наступлением бригадой занятия проводили, боевой подготовкой занимались… хотя бои в это время шли, но там другие бригады воевали. Но они немножко дальше, сам город ещё не обстреливали тогда. Мы тут были, бригады все наши стояли за рекой Cuito, поэтому мы переправлялись по этому мосту, и не каждый мог бы провести БТР, но я на платформу грузил: для меня это ничего не стоит. – Были случаи, что и срывались? – Там падали туда, да… до сих пор неподъёмная техника стоит под мостом. – И люди гибли, получается? – Ну а как же. Ну, мы как… если автомобили идут – дверь открыта… а если подошёл на БТРе, на танке – то один механик остаётся, остальные все выходят: чтоб если свалился – то уже только механик там… сам виноват, как говорится… идёт – а половина гусеницы за мостом… Узенький мост, по обрезу… а на платформу – то же самое: на ж/д-платформе половина гусеницы свисает, только каток в такую ширину [Показывает], вот он идёт по обрезу платформы… точно так же и там, такого размера мост был. Высота – ну, метра три, наверное, четыре, может быть… над уровнем воды. А там глубина страшная была. Вот этот мост пытались беспилотными самолётами противники сбить, ЮАР-овские, потом подрывали его два раза, потом водолазы – их разведгруппы – высаживались на лодках, на байдарках. Потом, где-то за три километра, под воду к этому мосту привязывали пластиковые мины – и взрывали. При нас раз этот мост ремонтировали, или два даже раза… а что такое «мост взорвали»?! – ни подвоза, ничего, всё, отрезаны, и нигде не пройдёшь. – А «не пройдёшь» – глубина? – Та глубина там страшная! Техника – что… та – всё, конец! Лодками много не перевезёшь: какие у них лодки?! Бревно, вырублено дно – и всё… вот это «лодки»… типа байдарок они делают. В общем, мы готовили бригаду, потом отдали приказ – и пошли. Первая группа, командир нашей группы, бригады, это советник, пошёл со своими, ну, с нами, а я остался там – в Cuito Cuanavale. Лукашенко – уже заменился, уже улетел. Через дня три-четыре – у нас же вечер совещаний – докладывают, как там идут бои, и потом докладывают… а есть люди, которые не воспринимают кровь, вот эти исковерканные тела, обезглавленные, оторваны руки, пузо разорвано, ну, плохо дело – и таким оказался командир нашей бригады – советник. Ему плохо стало с сердцем, совсем плохо, его потом заменили, а мне говорят: – Готовься на подмену к нему. Ну, я говорю: – Всегда готов! Что я ещё могу сказать?.. И уже пошли наступать, бригада моя пошла, а мы остались в резерве в Cuito… и через три-четыре дня его возвращают назад, а мне с этой 25-й бригадой, с Харюшиным этим, они с подвозом продуктов, боеприпасов, в общем, снабжение – туда, и я с ними пошёл. Принял эту бригаду и комбригом, и начальником штаба – за всех был, с переводчиком… А когда мы пошли, у главного советника просили: «Дайте нам комарики!» (есть такие радиомаячки – «комарик» называются); в случае чего в джунглях сориентироваться практически невозможно, мы ориентировались по компасу. Вот на фото ещё с биноклем трофейным ЮАР-овским, у разведгруппы забрали… поймали разведгруппу – там два бинокля было, один бинокль был вообще с азимутальным указателем, я комбригу его отдал, а себе попроще взял. А тот – я на Сахалине, как уезжал в Африку, то начальник ПВО Сахалина подарил мне, вот всю Анголу прошёл… и этот компас со мной, как реликвия у меня тут висит. Вот, весь ориентир – компас, больше ничего. – Какая там местность? – Там высоких деревьев нету, все полукарликовые… в основном – открытая местность, как её называют, «шана»: поляна по-португальски… ну, леса – самые большие – как до потолка, может… ну, может, там отдельные деревья высокие, а так в основном такое. Кустарник, полукустарник... песок, куча мух, гадости всякой, жарища, в общем – кошмар. Вода — это стратегическое средство. Если без воды – то считай, что ты пропал. Я как ушёл туда – и пять месяцев оттуда не выходил, вплоть до Менонге… там, по-моему, было 300 километров. Мы ушли, подошли почти к самому Менонге, нормально сначала наступали, тактику нашу советскую… пять или шесть бригад шло вот так в линию: ну, колоннами шли. А противник… там совсем другую тактику надо применять, там наши уставы и наше всё – совершенно не подходят. – А сначала там только Унита была, до подхода ЮАР? – Да, ещё ЮАР тут пока нет. Противник – маневренные небольшие группы были – они просачивались между нашими бригадами… одежда одинаковая, всё одинаковое: они с тыла – бух-бух сорокамиллиметровыми минами постреляли, ещё у них машины были «Лендроверы»: такие, как у нашего «УАЗ-а», маленькие, они вообще проходят рядом с тобой – и ты звука не слышишь. А мы – гремим, танки идут, даже «Осу-Оку» с собой прихватили, в общем – оснащённые, ну, кошмар! Ломаем лес гусеницами, прём, и все обозы эти прут. Каждый день темп наступления был где-то десять километров: десять километров прошли, к вечеру остановились, бригада занимает где-то десять квадратных километров оборону (по уставу должна, а так мы конечно меньше, но все окапываются), если кто не закопался – всё, не жилец. Вот мы БТР свой ставим с вечера, за ночь вырываем окоп, у нас была ихняя охрана – «гварда», караул по-португальски – они нас охраняли, и они же копали, и мы с ними вместе копали. Мы столько этих окопов перерыли за свою жизнь! Я столько их перерыл, и когда тут в Союзе служил, на учениях, и там! В общем, закапываем БТР, в окопы чтобы зашёл, а под БТР-ом делаем ещё траншею. Мы в эту траншею залазили. Даже если минами попадёт – то БТР примет весь удар на себя, а нас там не достанет. Мы ещё обшивали БТР-ы кусками деревьев… сейчас вот АТО показывают – решётки всякие… а мы вот этим всем обшивали, а сверху на БТР-е ящики с песком ставили, ну, он, как танк: тяжёлый идёт, скорости у нас не было такой. Вот так вот мы шли… – Потери были за время наступления? – Сначала были малые потери, а потом, когда вклинилась ЮАР – вот тогда мы понесли... если Вы слышали – батальон «Буффало»… это страшный батальон, наёмники. Тяжело было. Ночью идёшь на совещание – анголане ночью видят хорошо, а ты идёшь, как слепой, руку на плечо положил… Но идёшь – след в след: если ты шаг вправо-шаг влево сделаешь – …там столько войны прошло! Там наши минировали, эти минировали, никаких формуляров минных полей! Поэтому где-то отошёл – и можешь спокойно подорваться на мине, значит – идёшь, и это даже в фильмах показывают, след в след. – Первый бой и лично Ваше в нём участие? – Ну, первый бой… Мы шли бригадой по лесу, и нас начали обстреливать со всех сторон… куда кто стреляет – ничего не понятно, мы вроде бы тоже начали стрелять, но нас предупредили: «Не стреляйте, своих посечёт», я говорю: «Ладно, не стреляем». Всё, не стреляем, сидим в БТР-е этом, а там же – там взрывается, там взрывается – ничего не поймёшь, ну, что в лесу можно разобрать?! Кто с какой стороны стреляет – ничего не понятно! Потери были – двадцать, пятнадцать человек, а позже и до сорока убитых доходило. У меня в бригаде за пять месяцев боёв где-то батальон мы потеряли: четыреста человек. А ещё ж и раненые были… И вот это вот советник должен каждого убитого посмотреть, ползать по этой бригаде, которая занимает чёрт знает какую-то площадь… так я уже приказал: «Притаскивайте их сюда, к моему командному пункту!» И раненых, и убитых. Вот ты насмотришься на них… Закапывали так: до колена выкопали, как собак туда сбросили, закопали. Я говорю комбригу: – Хоть на карте пометку сделай, список напиши и пометку на карте рабочей хотя бы, что здесь похоронены такие-то, и крестик поставь на карте. Может, родственники, или кто-то когда-то что-то… Машет рукой (показывает, что ему всё равно). – Ни памятников не ставили, ничего? – Какие памятники?! Как собаку, зарыли – и всё! Собаке – и то какой-то бугорок ставят, а тут… офицера в плащ-палатку закрутят – это лучшее, что было – и отдельно похоронят, всё! Вот такое было отношение. Когда мы уже ближе к Менонге подошли – победу первую помню: передают, что сбили два вертолёта ЮАР-овских. – Это наши или кубинцы сбили? – Наши с земли: «Стрелами» десятыми. У нас были штуки плечевые эти – «Стрела-2». Но я Вам скажу, что эти анголане – до того трусливые! Вот подбили танк бронебойным снарядом, ну, навылет получился, всё там целое: ну, башню пробили – ну и что?! Можно со сквознячком, не жарко… – не, не сядет на этот танк. Он на ходу, с боекомплектом, со всем, живой танк, Т-55 или Т-54 – ни фига: всё – «вариада»! Типа «неисправный» – и всё. У нас в бригаде было две БМ-21, одна БМ-14 и такие «БМ», которые с плеча стреляют: одна ракета. – А танков сколько было? – Я уже не помню… наверное, штук десять было Т-54. И, помню, помяли где-то эту «БМ»: труба – она же из тонкого железа. «Всё, стрелять не будем с неё!» Советник начальника артиллерии взял – молоточком – бревно туда: выстучал, выровнял, показал, что она стреляет. «Всё равно не будем стрелять». Машина что-то чуть-чуть заглохла – всё, не сядут, не поедут. То есть они воевать не хотели, а нас заставляли воевать. Ну, нас заставляли – и мы заставляли… И почему мы туда пошли? Мы не должны… наша роль, советников, была – обучать их в боевых действиях; то есть мы – бригада, должны обучать, но участвовать в боевых действиях мы не должны… а анголане поставили вопрос так: «Если советники с нами не пойдут – значит, мы воевать не будем». А мы же – своя социалистическая ориентация, мы её навязывали, и так далее и тому подобное… короче – нас давили сверху с Москвы, мы давили на анголан, и мы заставляли анголан воевать. Потом ещё такие моменты были… вот этот вот батальон – «Буффало», их танки на колесах… «Ротель» – он БТР, но у них он считается танком и у него девяностомиллиметровое орудие. Пушка стреляет, как пулемёт, быстро: скорострельные такие пушки, и анголане боялись их – это кошмар. Во-первых, противники же там обученные люди были, а эти – что? Детей набрали всяких… кого призвали – вот пришли. Это же гражданская война шла, те пришли, забрали к себе в армию… Савимби этот, мы… все пришли, забрали себе… потом ФАПЛА пришла, забрали своих… и брат против брата, отец против сына: вот такая война. Детвора стоит, детские сопли текут, ему оружие дают, и он идёт воевать, одевают на ходу. Вот у нас, допустим, к нам приходила информация, что будет выдвигаться бригада; мы её раньше получали по своей линии, я иду к комбригу, говорю: – Готовь бригаду на выход. А он сидит, виски пьёт, ему по херу. Я говорю: – Готовь бригаду, через час-два нам дадут команду «вперёд»! А что готовить – надо всё на машины загружать, за водой съездить… Я своих там накрутил, навертел, мы поехали… «пипа» называется: это ёмкость большая, мы таскали с собой, плюс в бочках вода. У нас была ихняя машина, «Инжеза» называется… «IFA» была и «Инжеза». Были случаи, один мост – очень хорошо себя показали наши «Уралы», отлично. Вот эти песчаные грунты проходили. «Уралы», «КрАЗы»… Техника – наша была, всё вооружение наше, Д-30 пушки были, ну всё: танки, вооружение, боеприпасы, продукты наши, всё наше. Всё, что снабжало – все самолёты с опознавательными знаками «Аэрофлота» прилетали, привозили вот это всё и обеспечивали, а двадцать пятая бригада подвозом этого занималась: туда-сюда шастала. Придет в Cuito, тут самолёты привезли, загрузились – и снова пошла. Мы раненых отправляли, а они пополняли нам человеческие ресурсы, советники менялись… Был такой момент неприличный, нехороший – мы почувствовали что нас предают… предают – в каком смысле: где-то в генеральном штабе у них (а там же наши кругом советники), ну, информация уходит, у нас были сеансы связи, а разговор был по радиостанции в определённые часы, на португальском мы кодировали цифрами, и потом переводчик этими цифрами передаёт на португальском языке информацию. Кстати, очень мне понравилось, как они кодируют карты: каждый квадратик – в кружочках, в кружочках – цифры, и потом от этого квадратика офицерской линейкой горизонталь, вертикаль, и – определяешь точку. Мы же докладываем, где мы находимся, всё – вот таким способом: «квадрат пятнадцатый», допустим – вертикаль три сантиметра, горизонталь пять сантиметров – перекрёсток, всё, получили. Если кто-то подслушает, то он не поймёт ничего. Всё на португальском языке и цифрами. – А Вы португальский знали? – Нет. Ну как «знали»… мы общались на ломаном языке… ну, что за два года мы могли нахвататься: где жестами, где чем… в общем, общались. Тем более, что они – на русском языке: командный состав наши академии заканчивал, их год учат русскому языку, а потом приступают уже к учёбе, а нас уже учат – извините, школу закончили с английским, училище английского языка – я ни фига не знаю английского языка! Всю жизнь учим английский язык – а они его за год изучают, и иностранцы вот эти – азербайджанцы, грузины, все… они на русском шпарят – и на своём, а чего же мы не шпарим на ихнем языке?.. Вот я и говорю: дают нам команду, река там какая-то была, она подковообразно вот так шла, и мы должны зайти в эту подкову – и тут форсировать реку, тут вроде помельче. А я долго думал, а потом… ну, вот чё-то нюхом чувствую, что туда не надо идти! Пошёл к комбригу, сидим с ним, я говорю: – Давай не пойдём, давай обойдём с этой стороны, хоть нам приказано здесь быть, а мы обойдём с этой стороны. Тут смотри: затянем нашу бригаду вот сюда – ты же у нас академию закончил! Сзади перекроют – и эту бригаду расстреляют, и манёвра никакого! Ты в подкове находишься! Нас сожгут – и всё – там. Он говорит: – Нам же приказали здесь… – Ну кто будет знать?! Кто будет знать, что мы туда пошли? В общем, еле я его уговорил. Пошли мы форсировать… ну, там по болотам, но пролезли. И тут – я как в воду глядел: начинают обстрел вот этого пятачка, где мы должны были зайти. Бомбят, бомбят, я говорю: – Смотри, чувствуешь? Потом запрашивают нас, и меня запрашивают: – Где вы находитесь? С нашей стороны! И его спрашивают. Я говорю: – Говори, что мы вот тут вот форсируем. Опять бомбежка идёт. Мы с мелкими потерями форсируем, перешли – и вышли на своё направление. Потом – и мне пиздюлей дают, и по его линии: – Почему вы нарушили приказ и не туда пошли?! Я говорю: – Я отчёт вам представлю, но потом, по приходу. А практически нас в западню завели: бригады уже не было бы. И следующий манёвр – тоже интересный эпизод был… – |