Кровь и Пламя. Дем Михайлов - Кровь и Пламя. Дем Михайлов
 Скачать 444.61 Kb.
|
|
Глава шестая Чудовище передо мной и чудовище во мне. Кричащее небо. Кровь и пламя Эти птичьи крики… Они буквально оглушали, они терзали слух, хотелось зажать уши ладонями и беззвучно заорать в ответ. Небо вопило над нами! Мечущиеся из стороны в стороны птицы уворачивались от сияния божественной силы, но ведомые приказом снова возвращались и бросались в атаку. И при этом они непрестанно кричали… кричали… кричали… Вниз дождем сыпались камни, медленно опускались перья и пух, падали одиночные птичьи тушки, пронзенные стрелами или пораженные иным способом. Вверх с земли летели те же камни, стрелы и проклятья. Никто не покинул защитную стену – все остались на посту, вздев над головами прочные щиты. Остальные стояли частью во дворе – также прикрывшись от удара с небес, – другие в жилой пристройке, причем те, кому это удавалось, стреляли из луков вверх, нет-нет да уменьшая поголовье крылатого врага. Я наблюдал за всем сверху – стоя на платформе подъемника и медленно спускаясь вниз. Рядом как всегда бесстрастно стояли ниргалы, но впервые я ощутил внутри их закованных в железо тел нечто вроде возбуждения и предвкушения – воины жаждали сражения, жаждали окунуться в кровавую схватку. Я отчетливо ощущал их чувства. Но сейчас меня больше волновала ситуация в целом. Если так продолжится дальше, люди попросту не выдержат этой вакханалии – это слишком бьет по морали, столь громкий крик, беспрестанное мельтешение птиц над головой, падающие сверху камни и птичьи тушки, норовящие вырвать глаза или хотя бы исполосовать лицо. И яд! Почти наверняка это именно яд – я уже успел поймать и убить одну из пикирующих птиц и сейчас держал обмякшее тельце в руках, мрачно глядя на безжизненные лапки, густо покрытые темной и крайне отвратно пахнущей жидкостью. Это либо перегнившая кровь с чем-то, либо что-то еще не менее ужасное… Одна надежда, что мы найдем средство лечения от яда. Потому что первые ранения уже есть. И в заградительном отряде и здесь – как минимум на нескольких людях кровь, кого-то заносят внутрь пристройки, прикрывая щитам, а он кричит в голос, зажимая обильно кровоточащее лицо. Проклятье! Тарис… Тарис… Но и это еще не всё! Что потрясло меня больше всего – упавшие птицы. Сбитые стрелами, камнями, попросту раздавленные или разрубленные мечом во время падения. Они лежали повсюду. Во внутреннем дворе, на крыше пристройки, на защитной стене, снаружи в ущелье. И я отчетливо видел сверху, как медленно-медленно птичьи тушки корчатся и дергаются, вяло вздрагивают, перекатываются и словно бы ломаются. Кое-где пернатый покров треснул, обнажив кровоточащее вспухшее мясо, продолжающее пульсировать и выпячиваться. Мой новый взор без труда различал дрожащие огоньки жизненной силы внутри упавших птиц. А вот две птичьих тушки соприкоснулись, словно бы слиплись, вновь показалось облепленное перьями мясо, а затем обе тушки стали единым целым – прямо на моих глазах они слились воедино и увеличились в размерах. И дрожащий комок голодной мертвой плоти попытался было дотянуться до ноги пробегающего мимо воина, не преуспел, после чего мягко перекатился дальше, туда, где среди грязи дергалась разрубленная пополам ворона. Пожиратели! Каждая из этих птиц после смерти превращалась в крохотного пожирателя или же его часть! И они пытались слиться воедино, набрать массу и силу. И тогда начнется побоище… Некромантия страшна! Вот насколько она страшна! Это не обычные мертвяки или пауки! Вот оно истинное древнее искусство, казалось бы, искорененное Церковью, но вновь вернувшееся! И это искусство ужасало и одновременно восхищало меня. – Разжечь костры! – мой крик был очень громок, но даже он не сумел перекрыть птичий… уже не крик и не гомон… что-то вроде немыслимого рева, щелканий, хлопанья крыльев и прочего. И дробного звука каменного дождя. – Чтоб их! – прорычал я, поймал взгляд одного из воинов и указал сначала на факел, а затем на подготовленную поленницу дров. Тот меня понял правильно и кинулся поджигать пламя, чуть не упав от удара массивного камня по щиту, удерживаемому над головой. Тут платформа подъемника ударилась о стену, и я зашагал вперед, прикрываемый ниргалами и при этом ведя себя настолько спокойно, что, как мне кажется, от моего невозмутимого вида несколько человек остолбенели, а около десятка воинов устыдились и резко закрыли рты, что до сего момента исторгали невольные крики. Не став ничего говорить, я показал вниз, где брошенный на дрова факел выплюнул сноп искр, затем ткнул пальцем вниз, указав на шевелящийся комок плоти, пытающийся добраться до своего собрата в шаге поодаль и снова указал на костер. И только сейчас воины увидели, что упавшие и, казалось бы, убитые птицы продолжают «жить», несмотря на разрубленные и раздавленные тела. Многие тут же кинулись собирать птиц – накалывая трепещущие комки мяса на острия мечей и скидывая вниз, во двор, где другие тем же способом принялись отправлять нежить на занявшийся костер. По моему жесту ко мне подскочил ветеран, наклонившись к его уху, я отдал ясный и четкий приказ: – Могут начать падать камни. Всех, кто в пристройке из женщин и детей – в глубь пещеры сейчас же. И продолжайте всех спускать. – Да, господин! – прокричал в ответ воин. – Сгархи сразу же за ними. Спросите монахов, знают ли они что про яд. Скоро вернется отряд с вершины – если что, прикройте их. – Да, господин! – Держитесь, а я скоро вернусь, – добавил я, спокойно и медленно оглядел лица воинов, ободряюще кивнул, развернулся и вновь зашагал к платформе подъемника. Еще через мгновение я уже вздымался наверх, по-прежнему прикрываемый ниргалами. Для чего я вообще спускался? А для того и спускался. Нараставшая было паника в поселении резко стихла. Щиты сомкнулись плотнее. Оружие заработало слаженнее. Ворочающиеся и сливающиеся в одно целое будущие пожиратели один за другим улетали в жадное пламя, что тут же обугливало мертвую плоть, а затем пожирало. Те, кто был испуган, – устыдились и вновь сомкнули ряды. Те, кто ждал плана действий, – получил его. План прост – держаться. Уничтожать нежить. Держаться. Держаться. А я постараюсь взять на себя кошмарную гигантскую тварь, только прежде заскочу на минутку к месту, где стоит наше мощное оружие – укрепленный мною имперский метатель. Надо бы перекинуться парой словечек с гномом-наводчиком. Чем выше я поднимался, тем лучше обзор – изрядно подпорченный немыслимой и разнородной птичьей стаей. И вскоре я увидел ЕГО. Эта гребаная тварь все же забралась на вершину Подковы! Монструозные каменные плечи ворочались на одном из скальных отрогов, остальное пока было внизу, лишь чудовищные ручищи вцепились в трескающийся гранит, пытаясь до конца втащить вверх всю массу тела. Надо успеть! Едва только платформа поравнялась с краем скалы, как я снова рванулся вперед, прямо по широкой и ровной дорожке, ведущей к метателю, вокруг коего я отчетливо замечал суету. Кажись, там и без меня поняли, что к чему, и сейчас занимались самым важным делом в поселении на текущий момент – нацеливали метатель на грозную громадную цель. – Попадете?! – сорвался с моих губ вопрос, едва я подлетел к огромному метателю. – Попадем! – уверенно пробасил стоящий здесь Древин, один из братьев-строителей. – Попадем! – поддержал его Койн, также оказавшийся здесь и выглядевший довольно запыхавшимся. Еще три стоящих здесь воина промолчали, но усиленно закивали, причем в их глазах светился не страх, а азарт. – Что там внизу? – не удержался я от следующего вопроса, подходя к древнему метателю и упираясь плечом в станину. – Навалились! – Р-ра! – исторгли мы дружно, разворачивая осадную машину еще чуть-чуть. – Хватит! – уверенно отозвался Койн и, повернувшись ко мне, широко и спокойно улыбнулся. – Внизу полная неразбериха, друг Корис. Но неразбериха лишь у озера – там, где женщины плачут и переживают о своих мужьях, сыновьях и отцах. А в коридорах полный порядок – проходят последние люди. Затем возьмемся и за сгархов – в их мерзлые норы уже отправились наши женщины. Удалось разбудить нескольких зверей. Сейчас они разговаривают. – Ясно, – выдохнул я. – Сгархам было дано мое слово. Мы должны заставить их спуститься вниз. Даже если каждый шаг по теплым коридорам обернется для них страданием. – Слово дали и мы, – не раздумывая, поддержал меня предводитель гномов. – И мы ценим свои обещания не менее, чем люди, друг Корис. А теперь… пора поговорить с добрым камнем, лежащим в чаше метателя… – Поторопись! – бросил я ему вслед. – Думаете, не удержим врага за спиной? – вопросил Древин. И в его словах также чувствовалось лишь спокойствие и желание знать мои мысли. – Думаю – на это раз нам противостоит куда более страшный и коварный враг, – ответил я мрачно. – Пополняющий свои силы из любого живого существа. Пока в Диких Землях не переведутся звери, у Тариса всегда будет запас силы и новые воины для своей армии. А нас больше не становится. Поэтому не стоит бодаться с мертвым быком, раз есть возможность для маневра. – Мудрые слова. Проще закрыть наглухо дверь и попытаться пережить осаду. – Блокада, – кивнул я. – Это будет блокада. Сейчас же я хочу лишь измотать Тариса, узнать хотя бы часть его возможностей, забрать у него часть силы. – Забрать? Господин… вы сказали – забрать? Но хотели сказать: «лишить его части сил»? – поправил меня Древин. – Наверное, – пожал я плечами. – Наверное… это неважно. Так что? Когда будет готово? – Уже! – крикнул от задней части огромной метательной машины Койн. – Я поговорил с камнем. И он откликнулся. Можно! – Давайте! – мотнул я головой и снова перешел на бег. – Свалите тварь! – Господин? – Друг Корис? Куда ты? – Я быстро! – крикнул я на бегу, перепрыгивая с камня на камень и с каждым новым прыжком все сильнее отрываясь от ниргалов, переставших за мной поспевать и начавших медленно отставать. – Давайте уже! Давайте! О проклятье! В воздухе провыла громадная каменная глыба, не дотянувшаяся до вершины Подковы и до метателя всего ничего, но зато врезавшаяся в тыльную скалу, образующую заднюю часть двора. Грохочущий звук удара! Крики! Вниз понеслись крупные обломки и щебень! Проклятье! – Стреля-я-яйте! – завопил я в ярости, и мой звенящий крик разнесся далеко в стороны. – Ну! Мой крик запоздал – с ответным воем, грозным ревом, рычащим чудовищем надо мной пролетел округлый валун, испещренный непонятными и загадочными для меня гномьими символами. Собранный из мертвой плоти голем как раз пытался отодрать от вершины Подковы очередную глыбу. Не знаю, что у него там за глаза, но приближающуюся угрозу он узрел и на удивление проворно начал уклоняться, уходя в сторону гигантским шагом. Но слишком поздно – пущенный моим поселением снаряд ударил его в место, где у нормального человека левая нога соединяется с телом. Валун сам по себе тяжеленный, а тут он еще и разлетелся облаком каменных осколков. Звонкий треск, барабанная дробь камня о камень. Воздух разорвал странный многоголосый вой, верхняя часть исполина рухнула навзничь, следом упали ноги, причем каждая дергалась и жила собственной жизнью – мертвая плоть все еще наполнена жизненной силой. Покрывающий торс и руки каменный панцирь расколот в нескольких местах, одна рука почти оторвана, внутри развороченного живота мерзко что-то копошится. – Впечатляет! – прохрипел я, пораженный мощью удара и облаком каменных осколков. Будь там нечто живое… измололо бы в пыль! За моей спиной дико и радостно вопили прыгающие вокруг метателя люди и гном. Но это была не победа. Исполин упал, но не пал. Проклятый голем уже начал целенаправленно дергаться, ворочаться, пытаясь запихнуть свои «живые» внутренности на место и соединиться с оторванными частями тела. Но позволять ему я этого не собирался и мчался, словно на крыльях ветра, полностью наплевав на опасность, понимая, что второго такого удачного попадания может и не быть. За свою быстроту я был вознагражден – кусками мертвого, но напоенного жизненной силой мяса. О да… метнувшись к особенно большому куску плоти, облепленному каменной крошкой, я прижал ладони к мясу, пытающемуся превратиться в пожирателя, и в меня разом перетекла бурлящая сила. А мертвая плоть стала тем, чем и должна – лишь уже начавшим разлагаться куском мяса, годного лишь на поживу стервятникам. Я же уже бежал дальше, ощущая, как к переливающейся внутри меня силе добавилась еще частичка… еще одна искорка… как это приятно… Несколько прыжков вперед – и мои пальцы жадно смыкаются на вздрагивающем и дергающемся, словно вырванное из чьей-то груди уродливое сердце, куске разнородного мяса. Вот чьи-то ощеренные челюсти… вот вмято в мертвую плоть содранное с черепа и смятое, словно тряпка, лицо шурда. Пучки волос и жгуты жил… сизые черви вен. Потеки черной крови… и все это вздрагивает, вздрагивает у меня под ладонями, будто оживший кошмар… Но недолго – я забираю то, что придает этой груде мяса жизнь, и оно навечно застывает в неподвижности. А вот и дергающаяся в притворной агонии нога в несколько раз больше и толще меня… какое славное угощение подготовил мне Тарис! P-раз! Улучив момент, я увернулся от движения расплющенной ступни и достал до столь желанной и напоенной вкусной силой плоти… Пиршество! Сила! Мощный, ревущий поток силы вливается в меня сквозь дрожащие пальцы рук! А что мне может дать туловище пытающегося ползти голема? Сколько силы заключено в нем? Издалека доносился лязг металла – ниргалы упорно следовали за мной, хотя безнадежно отстали. Но я не нуждался в прикрытии! – я нуждался в еде! В мою сторону метнулась покрытая слоем слизи и грязи рука в железной броне, сжимающая в пальцах погнутый меч. Шурдский ниргал-подранок, получивший серьезные повреждения при попадании валуна. Легко отбив его удар, я схватил руку за предплечье и одним движением сломал ее в локте. Ухватился за край столь знакомого глухого шлема и рванул на себя. Скверное железо с жалобным стоном поддалось, моему взору предстало бесстрастное изуродованное лицо гоблина. Не став разглядывать нанесенные ему увечья, сжал его лицо за скулы, и спустя миг недоделок-ниргал обмяк, превратившись в полный и окончательный труп. Выпущенное из хватки лицо со шлепком ударилось о камень, вытекла жидкая струйка крови из размозжённого носа. Но железо… слишком много железа… нехороший привкус и сила ниргала слишком быстро утекала – прямо в землю, как мне показалось, прямо сквозь металл, и утекать начала в миг, когда перестало биться сердце изувеченного гоблина. Но мне было не до раздумий и не до сожалений – я, несомненно, ослабил гигантского голема, но еще не убил его. Этот двуногий «пирог», наполненный ужасной начинкой, мог натворить еще много бед, отрасти и встань он на ноги. Но я не собирался дать ему подняться – эта тварь ляжет здесь и больше никогда не поднимется! Упокаивая верещащего шурда, лишившегося большей части конечностей, превратившихся в рваные лохмотья плоти, я смотрел вперед, на бьющуюся на груде битого камня чудовищную нежить. Смотрел с новым интересом – что-то слишком медленно оправляется не чувствующий боли мясной великан. Не играет ли в этом роли та часть выпитой мною силы из плоти некогда служивших ему частями тела? Запросто – с грохотом с тела великана начали отпадать плиты каменной брони, пульсирующая внутри плоть пыталась сжаться, одновременно исторгая из своего рваного чрева монструозных «младенцев» – ниргалов и чудом выживших шурдов. По граниту растекалась буро-красная густая лужа с обильными вкраплениями разбитых костей и комочков плоти. Живот голема расползался дальше – словно рваная тряпка. Похоже, огромная нежить «раскрылась» не специально, у нее попросту не хватило силы удерживать все это внутри себя, не хватило мощи держать кое-как слепленные куски тел вместе. Ниргалы вставали один за другим – некоторые скособоченные, один потерял ногу и бесстрастно сел, схватившись за арбалет. И тут… все случилось быстро… я еще не успел решить, как поступить с шурдскими ниргалами, как за меня это решил исполинский голем, попросту оттолкнувшись потерявшими форму руками и всей своей немыслимой массой обрушившись на союзников, прихлопнув их с хрустом и визгом сминающегося металла. Хлюпанье, чавканье, новые струи и брызги крови, ударившие в разные стороны – в том числе и в меня, обильно покрыв мою грудь и живот густой красной жижей. Досталось мне прилично – ведь я не терял времени и продолжал бежать вперед, игнорируя мелкие куски «дышащей» плоти, разбросанной там и сям. Меня интересовал самый вкусный и жирный кусок… и в момент, когда нежить-великан с отвратным хрустом и чавканьем поглощал тела убитых союзников, вливая их силы и мясо в себя, я погрузил одну руку в глубокую трещину на каменном плече голема, почувствовал, как пальцы уткнулись в пульсирующую плоть. – Пью до дна, – выдохнул я, крепко стискивая пальцы. От содрогающегося тела великана отлетали плиты каменной брони, со шлепками отпадали тяжелые шматы мяса – в некоторых угадывались безжалостно смятые тела шурдов, целиком со странно изменившимися и словно бы разжеванными кем-то конечностями и головами. Мне было плевать – меня трясло в дикой агонии. В меня вливалась жизненная сила нескольких десятков живых существ разом! И это ни с чем несравнимое удовольствие! Несколько мгновений я будто парил, приподнявшись над землей, и впитывал, впитывал в себя силу! А когда приоткрыл глаза, то узрел лишь огромную кучу камня и плоти. Безжизненную кучу. Рр-р-рах! Сзади сработал метатель, по воздуху завизжали мелкие камни, пронесшись над двором поселения и обрушившись в ущелье, по пути снеся несколько десятков обезумевших птиц. Поселение продолжало жить и продолжало огрызаться на нападки врага. Медленно повернув голову, я взглянул на противоположную сторону ущелья. И встретился взглядом с взором седого священника в белой рясе. Мы неотрывно глядели друг на друга. Он и я. Расстояние между нами слишком велико, но я был уверен – отец Флатис смотрел только на меня, и его взор отнюдь не светился радостью. Его лицо бесстрастно… я уверен в этом… и его лицо грозно… в этом я уверен тоже… Пульсирующая внутри тела старика жизненная сила похожа на едва-едва сдерживаемое ревущее пламя… несмотря на спокойно опущенные вдоль тела руки и неподвижность, эмоции отца Флатиса просто бушуют. Надо мной поднялся щит, и в него тут же ударила яростно кричащая птица, разбив себе голову, сломав крылья и умирающим комочком мяса упав на обильно покрытый кровью гранит. Прикрывший меня ниргал бесстрастно смотрел туда же, куда и я – на отца Флатиса, на священника. Так же поступил и второй воин. Могу поспорить, что исходящую от старого священника угрозу почувствовал не только я. Подняв лицо, я посмотрел на весеннее небо, коротко огляделся вокруг и усмехнулся. Совсем чуть-чуть воображения – и змеящееся ущелье легко превращается в узкую реку, а скальные гранитные стены преображаются в каменные берега. Один берег закопчен дочерна волшебным пламенем, там дотлевают уголья, оставшиеся от сожженных птиц, и неподвижно стоит там старик в белоснежном балахоне, с накинутым на плечи белым плащом. Суров и грозен взор его пронзительно-синих глаз. Он чистое пламя, он опаляющее очищение, совсем как тот ад, что он однажды мне описал. Очищение через боль испепеления… истинный Искореняющий Ересь. На той стороне вылизанная беспощадным огнем чистота… На другой же стороне серые «прибрежные» камни покрыты не копотью, а густой кровавой жижей, лениво стекающей к краю. Там распластаны изувеченные разорванные трупы, там змеятся вырванные кишки, и чавкает под ногами каша из мозгов. И здесь стою я, весь покрытый чужой и еще дымящейся кровью, попирая ногами останки мертвых. Здесь кровавая грязь, что с каждым новым моим шагом и деянием становится все гуще… Как назвать это невольное противостояние чистоты и грязи? Кровь и пламя… Некоторое время я думал, что все позади. Думал, что я исцелен, и фанатичному священнику больше нет нужды враждовать со мной. Но я ошибался. Нет… я обманывал сам себя, выдавая желаемое за действительное, в своем глупом стремлении вернуть те тяжелые, но в чем-то славные деньки, когда мы только-только начинали обустраиваться в своем новом доме и я еще ничего не знал… я хотел вернуть те времена, когда отец Флатис считал меня глупцом, невеждой и самодуром, но не враждовал со мной, а даже пытался чему-то научить. Вот только это невозможно. Время не повернуть вспять. Старый священник не пытался сейчас скрыть свои эмоции и намерения. Без слов, без жестов и без грозных взглядов, он всей своей душой четко и ясно источал прямое намерение уничтожить меня. Выкорчевать, как сгнившее дерево, зараженное ядовитой плесенью. Священник намеревался искоренить меня. Не прямо сейчас. Нет. Но если нам улыбнется удача, если мы сумеем отстоять наш дом или же просто выжить, то, как только Тарпе с Ризом и их ужасные твари перестанут угрожать нам лютой мучительной смертью… вот тогда мы обязательно столкнемся в последнем противостоянии. После которого будет не просто лишь один победитель, а лишь один выживший. Вот что обещал мне старый священник Флатис, стоявший на противоположной стороне ущелья. И глядя, как над его головой ярко вспыхивают обезумевшие птицы и горящими кричащими комками несутся к земле… я понимал, что возникни у него желание, я бы покатился по граниту, пытаясь сбить с себя ревущее магическое пламя. Но пока что меня не трогали. Почему? Потому что я предводитель. Потому что мне верят люди и гномы. Потому что они принесли мне клятву крови. И потому что пади я, отцу Флатису и его братьям монахам долго не жить. Возможно, не пощадят даже Стефия. Впрочем, любая из причин могла бы оказаться важной для кого угодно, но не для отца Флатиса. О нет. Он не боялся смерти, а смерть монахов посчитал бы жертвой в угоду света, в угоду Создателю и ради блага людей. Самая главная причина, почему меня еще не объял бушующий огонь и почему я еще не сцепился со священником, заключалась в одном-единственном факте: сейчас я еще нужен. Пусть во мне угнездилось что-то страшное, но я продолжаю действовать на благо поселения, я защищаю людей, я повергаю врагов – в том числе таких страшных и громадных, как исполинский пожиратель-голем, заключенный в каменные доспехи. Но как только надобность в страшном и ужасном мне пропадет… Почему я все это понял так внезапно? Просто священник и не скрывал этого – нам предстоит бой не на жизнь, а на смерть. Это было его прямое предупреждение. Всем своим видом он говорил об этом, заявлял громко и четко – для меня, во всяком случае. Старый глупец чересчур благороден, чересчур сентиментален… он не хочет бить меня в спину. Он предупреждает о грядущей схватке – пусть не словами, но поведением. Наше перемирие кончится войной, а не заключением вечного мира. И еще… Что самое, пожалуй, неприятное… Пока мы снаружи, пока мы отбиваем атаки противника – я могу не бояться внезапного нападения. Но вскоре все может резко ухудшиться, и нам придется уходить в скальные недра, спускаться к чреву Подковы, к городу гномов у подземного озера. Мы закупорим наглухо все выходы и входы. Мы отрежем себя от внешнего вида толстенными каменными перемычками. Обвалим коридоры… и тогда я, тот, в ком гнездится тьма… останется там, словно волк в битком набитом овечьем загоне. Хищник среди жертв. Вечно голодный и ненасытный хищник… Раз эта мысль пришла в голову ко мне – могу поклясться, что она навестила разум и фанатичного священника отца Флатиса или же одного из братьев монахов. Я ни за что не трону ни одного из своих людей или гномов – я скорее жизнь отдам за них! Но это знаю только я. И верю только я один… стоп… почему я подумал «только я один»? А мои люди? Гномы? Они верят мне! Они знают, что я отдам последнюю каплю крови ради их благополучия! Почему в последнее время я стал все чаще задумываться только о себе?.. Неважно! Вам! Крупный голубь ударился о щит и тут же был рассечен мечом ниргала. Я успел протянуть руку и «влить» в себя немного рассеивающейся жизненной силы. Бросил последний взгляд на угрюмо стоящего священника и, развернувшись, зашагал к поселению, ведя за собой ниргалов. Еще и ниргалы! Люди, над которыми поработал злобный некромант лорд Ван Ферсис… люди с изувеченными телами и разумами. Люди, служившие тьме. Люди, возможно, продолжающие служить тьме и лишь притворяющиеся нашими союзниками. И кто их сейчас ведет за собой? Верно – они слушают лишь меня. А кто я? А я еще один из «тьмы» и такой же черный плащ трепещет у меня за плечами… Кровь и пламя… Черное и белое… Главное – как бы я сам поступил, окажись я на месте старого священника? Окажись у меня в рядах существо… я сказал про себя «существо»?., ну да, а человек ли я еще?., окажись в моих рядах такой воин, бывший ледяной мертвяк, поглотивший уйму чужой жизненной силы и продолжающий это делать… пустил бы я такого воина в подземное убежище? Ведь это на самом деле то же самое, что впустить лису в курятник… Проклятье! Нет! Я бы не пустил! Нет! Резко остановившись, я сжал до хруста кулаки. Я бы не пустил! Как лидер, ведущий за собой людей, как лидер, заботящийся об их благе, я бы ни за что не пустил подобную «тварь» в место, где скрываются от беды женщины и дети! Ох… но ведь я не тварь… я простой человек, получивший необычные способности из-за древней некромантской магии… Некромантской… Древней… Простой человек… Испустив хриплый и долгий выдох, я снова задрал лицо вверх, глядя на мирно плывущие серо-белые облака и мечущихся птиц. Я не простой человек… Возможно, я вообще не человек… Единственное, что я могу утверждать бесстрастно – я различаю, что такое хорошо и что такое плохо, причем сужу об этом по моему старому кодексу поведения. Тому же самому, что был у меня, когда я впервые очнулся после злосчастной охоты на кабана. Но мое тело не могло остаться прежним. Я был смертельно ранен, я превратился чуть ли не в остывший труп, я утонул в ледяных водах мертвого озера, я очнулся ледяной тварью, оброс щупальцами-убийцами, уничтожил множество врагов, «выпив» их до последней капли. И нынешний мой «обычный» внешний вид лишь обманка. Боюсь, что отец Флатис хорошо это понимает. Ведь не зря рассказывал он мне ужасные сказочки про древние времена, в тот день, когда мы хорошенько приложились к гномьей настойке. А я сам уже дал прямой ответ на собственный вопрос – я бы ни за что не пустил в подземное убежище такую вот непонятную тварь. В место, откуда не убежать… Мне почему-то резко вспомнилась та ужасная хищная зубастая тварь, найденная нами в распечатанном оловянном руднике. Я чем-то схож с ней… я столь же ужасен, неестественен и… должен умереть… Так каков же твой вывод, Корис? Пустит ли тебя священник в твой собственный дом или же встанет у тебя на пути? А если встанет у меня на пути… что мне тогда делать? |